– А это какой мёд?
– Лечебный.
Жена послала Костяшкина за мёдом, и вот он стоял перед медовщиком, не зная, какой мёд выбрать. А выбор был. Из двух сортов. Медовщик уже вспотел, нахваливая Костяшкину один сорт и ругая другой. А потом наоборот.
– А от чего лечит? – спрашивал Костяшкин.
– А от всего, милок, – сладко говорил медовщик. – От ожирения, от похудания, от малого роста, от лысины, от СПИДу, от бесплодия, как противогрибковое можно, как противодитяточное. Противогрибковое, значит, так: захотел грибов – принял мёду, и грибов уже не хочется. От бесплодия – даешь мёд тому, от кого хотишь забеременеть. Противодитяточное – оба едите мёд и избегаете всяких половых контактов.
– А это что за мёд? – кивнул Костяшкин на другую кучу.
– Бессмертный, – сказал медовщик. – Из бессмертника, значит. Ложку съел – и ты живой.
– Я и так живой, – сказал Костяшкин.
– А будешь живее всех живых! – сказал медовщик.
– А проверить можно бессмертие?
– Можно, – сказал медовщик. – Задавай мне любой вопрос.
– А если я окажусь не бессмертным?
– Тогда ко мне придёшь. Я тебе деньги верну.
– А сейчас чем докажешь? – спросил Костяшкин.
– А справку тебе дам, – медовщик послюнил химический карандаш и написал на клочке бумажки «Справка. Сия дана человеку в том, что он бессмертен. Справка действительна 1 день. Центральный колхозный рынок. Медовщик Редькин».
– А на завтра? – спросил Костяшкин.
– А на завтра – снова ко мне. Вот тут же написано, – медовщик поднёс бумажку к глазам. – Не пойму, чего написано... Ага, вот – «...на один день». Было б написано «два дня», тогда б ты два дня веселился.
Костяшкин съел мёду на сорок дней.
Когда «скорая» увозила бессмертного Костяшкина с рынка, он приложил все силы, чтобы бессмертие из него не вырвалось.
Утром дома его встретила жена.
– Так, говоришь, меду укушался? А закусывали чем? Пирожными?
– Он бессмертие даёт, – сказал Костяшкин.
– Так ты у нас еще и бессмертный?! – сказала жена, беря сковороду, как гранату.
Разговор становился тяжёлым.
– Да, бессмертный, уж извини.
– А я? – спросила жена.
– А ты уж так. Как привыкла. Помрёшь, значит. В конце жизни.
– А ты у меня помрёшь в расцвете лет! – сказала жена, и на лице бессмертного Костяшкина появился первый синяк.
«Хорошо ещё я ей о противозачаточном не сказал!» – подумал Костяшкин и вышел на улицу. Разговор с женой не испортил ему настроения: ведь впереди у него было бессмертие. Правда, на 40 дней. Ну, а там можно будет еще мёдку подбросить.
«А может, я не бессмертен? – подумал вдруг он. – Может, этот мед – липовый?!».
Чтобы проверить своё бессмертие, Костяшкин бросился под машину.
Машина с визгом затормозила, и из неё с визгом выскочил водитель.
«Да, действительно бессмертный!» – подумал Костяшкин, получив монтировкой по голове.
Выписавшись из больницы, он ещё несколько раз бросался под машины, наводя ужас на всех водителей города и области, включая экипаж танка Т-55.
Чтобы окончательно увериться в своём бессмертии, Костяшкин решил броситься с крыши. С трудом передвигая костыли, он забрался на крышу девятиэтажного дома и бросился вниз. Но зацепился штаниной за карниз второго этажа. Откуда его втащил в комнату хозяин, избил до полусмерти и выкинул обратно в окно.
Так Костяшкин проверял своё бессмертие каждый день. Каждый день он приезжал домой то на патрульной машине, то на пожарной, то на «скорой». И каждый раз ему добавляли от себя.
– Чтоб ты сдох! – говорили ему, но как это сделать, не объясняли.
И тогда Костяшкин решился на последнее. Купил на рынке яду.
– Перед злоупотреблением никому не разбалтывать! – сказал ему на прощание ядовщик.
Костяшкин налил полный стакан. Хыкнул. Выпил. И закусил огурцом.
Или яд был балованный – разведённый, – или организм Костяшкина был привычный к таким жидкостям, а только цианистый калий на него не подействовал.
А вот огурец как раз подействовал. Огурец был тайно отравлен химией и неприятно поражён радиацией.
Огуречник, у которого Костяшкин купил огурцы, так ему и сказал:
– Приятного пестицида!
Последнее, что подумал Костяшкин перед смертью:
«Как раз сорок дней. Не надул медовщик».
Надгробный камень ему поставили, как он и просил, с надписью: «Костяшкину – бессмертному».