Каждый человек рано или поздно задумывается о смысле жизни. Ольга тоже думала об этом, ложась спать, сердце её наполнялось сомнениями, терзаниями совести, жалостью, слезами, жизнь казалась несправедливой. Она стала много читать, это позволяло забыться, но лишь на время, потраченное на прочтение чужих мыслей, не своей жизни и чьей-то любви. А что же делать со своей жизнью?
Ум и душа подавлены болью и обидой. Надо или умирать, или всё менять. Самоубийство – большой грех, удел слабых, таких раньше даже на общем кладбище не хоронили, изгоняли с земли, как падших ангелов. Если бы у неё был ребёнок, тяжёлые мысли не спешили бы к ней в гости, всё время уходило бы на заботу о малыше. Как женщина она бы чувствовала себя состоявшейся с рождением дитя. Мужчине труднее утвердить своё "Я", у него другие инстинкты... чаще охотничьи...
Отбросив длинный свиток дум и нерешаемых пока проблем, Ольга вспомнила о подруге детства Нине, она звала её, собиралась печь кекс – ванильный полуфабрикат, сама Нина не сильна в кулинарии, поэтому чаще покупала всё готовое...
После работы Оля зашла к подруге. Нина оказалась не одна, у неё была Галка, с которой она познакомилась не так давно в лагере отдыха, где летом работали воспитателями, подработали денег во время отпуска и погонялись за романтикой и мужчинами. Обе они разведены, у обеих – пятилетних сыновей воспитывают их мамы и бабушки. Они похожи, обе – маленького роста, энергичные, быстро разговаривают, жестикулируя руками, иногда и ногами. Обе играют немного на гитаре, поют не очень хорошо, но в компании получалось весело.
Девушки обрадовались Оле. Галя быстро вымыла груши и яблоки, которые привезла Ольга из сада своей бабушки, и продолжила рассказ, начатый до появления новой гостьи.
– Я в кабине крана на высоте трёхэтажного дома разделась вся, голая перед ним сижу, а он отвернулся. Я сзади всеми грудями к нему прижалась. А котик показывает правую руку с обручальным кольцом. Меня, как током шарахнуло. Когда успел? Кажется, недавно из армии, из стройбата вернулся! Убежал тогда от меня...
– Это тот, который с тобой в техникуме учился? – спросила Нина.
– Тот, я ж его только и любила. Но 8 марта я оторвалась с ним, добилась своего... и на Первомай – победа моя была. На работе отмечали праздник и день рождения сослуживца, моего от спирта развезло, я пошла провожать через парк. – Галка довольно улыбалась, потом на полу, покрытым красивым ковром, перевернулась через голову, села на шпагат. – Ох, и покатались мы с ним по травушке–муравушке! До двух часов ночи, все в тополиных почках, и одежда, и задница, и передница...
Нина слушала Галку с завистью, открыв рот. – Да, силён, секс-котик! Такого бы мне на ночку... А Галка тарахтела, уминая груши:
– А теперь, кроме жены, появилась у меня ещё одна соперница. В отдел, где почти одни мужчины, новенькая чертёжница пришла, высокая, блондинка, глазищи – во! – Галка негодовала и показывала руками колёса – глаза, вставала на пальчики, как балерина, крутила попой. – Вся из себя, в фирмЕ и попа, и ножки, а косметика, сумочки разные! Лариса–крыса. – Ненавижу! Я ей сделаю, бабка моя такую порчу на неё наведёт, не разогнётся, сучка.
– Галь, что ты разошлась, – Лариса эта, может, ему и не нужна, – стала успокаивать Галю Нина.
– Да, не нужна... Наблюдала я в столовой... так и вьётся возле неё. Меня в упор не видит.
– Все женатики чувствуют себя холостяками лишь метров на двести отойдут от дома. И обручальное кольцо им не помеха, – вздохнув, сказала Ольга.
– Все? Откуда тебе знать? – спросила Галка, наливая всем чай. Нина вынула из духовки кекс и порезала его. Вкусно пахло ванилью.
– У меня свой такой котик, по кличке Толик Чубайс, – ответила молчаливая сегодня Ольга, глядя в широкое окно на детей, лазающих по "шведской" лестнице. Подумала: моему ребёнку могло быть теперь лет шесть...
– Твой Чубайс, небось, рыжий, а мой чёрной масти, усатый, на артиста Боярского очень похож! Сейчас покажу вам фотку, я у него с удостоверения содрала.
Галка пошла в прихожую, принесла потрёпанную из коричневой замши сумочку, похожую на свою хозяйку с таким же цветом волос, лохматую.
Владелица неопрятной сумочки вытащила фотографию, сначала поцеловала её, прижала к груди, потом протянула Оле.
– Вот мой красавчик. Хорош?
Ольга взглянула и бросила фото в мусорное ведро. – Чубайс, – сказала она.
– Эй, ты чего, подруга? Не надо ронять моего! – Галка подняла фотографию и, возмущаясь, показала Нине. – Смотри, Нин! Какой Чубайс? Он же не рыжий.
Нина пристально смотрела на фото котика и молчала.
– Чего вы молчите–то? Завидуете?
– Ага, завидуем. Это муж Оли. Не знала? – наконец, ответила ей Нина.
– Нет. О... я пойду... пока меня тут лысой не сделали. И убежала...
Нина пыталась утешать подругу: – Олечка, не слушай ты эту малохольную, она соврёт – недорого возьмёт.
– Не врёт она, Ниночка. Я давно праздники без мужа отмечаю. На майские пришёл он часа в три ночи весь в тополиных почках. Всю одежду, верхнюю и нижнюю вместе с ужасным носовым платком я выбросила на улицу, потом он всё сжёг.
– И чё говорил?
– Ну, чё он скажет... Заснул один нечаянно в парке, шёл домой с работы вечером, от спирта развезло... Ладно, подруга, поеду я к бабушке. Спасибо за чай, кекс, за интересную встречу... Вообще-то, мне всё равно, через 10 дней развод и пусть гуляет. Котам нужна свобода!
– Может, простишь его, Оля?
– Сколько можно?..
Ночью Ольга плохо спала, хорошо хоть впереди два выходных. Она думала о предателе – муже, о Нине и её новой подруге, потаскушке Галке, а утром записала стихи:
Плыли облака, как моей любви слепок.
А внизу река. И на дне её где-то
Первая потеря – первый пустоцвет.
Вот и нарвала я лжи твоей букет.
Я любовь приговорила к высшей мере
И её убила – я тебе не верю.
***
Уходи, день и свет вчерашний!
Жизнь мою смог ты сделать пустой.
Жить с предателем рядом страшно.
Я напьюсь и заем всё кутьёй...
http://www.proza.ru/2014/11/18/722