Экскурс

Николай Крыж
            Мне позвонили на работу. Когда я взял трубку, то услышал голос жены.
- Коля! Позвонили из Канонерки, Наталье Борисовне, что дядя Боря в плохом состоянии и, если его не забрать, то он долго не протянет, нужно его срочно забирать и везти в Барнаул!
- Кто звонил? Хотя, это,конечно, не важно. 
- Наверное, бабушка, с которой он живёт. Она, эта женщина, позвонила своему сыну Степану, который живёт здесь, в Барнауле, а он позвонил Наталье…
- Понятно! Как освобожусь, так приеду домой, и будем решать... А вы там, пока я на работе, собирайтесь, кто поедет в Казахстан. В общем, ждите! Я положил трубку и стал думать.
        Дядя Боря – для меня святой человек. Дядя Боря был мне, как отец. Официально  мы называли его по имени и отчеству: Борис Афанасьевич. Сколько себя помню, с детских лет, я всегда был рядом с ним или хотел быть всегда рядом с ним. Дядя Боря, чтобы понятно было всем, это маминой сестры, моей тёти Мани – муж, отец моих двоюродных сестёр: Натальи и Ирины.
          Дядя Боря - иртышский казачёк, из семьи старинного  рода казаков, охранявших с восемнадцатого века Российские границы на юго-западе Сибири по Иртышской линии. Как подтверждение о принадлежности к старинному казачьему  роду – это  чёрный чуб, который всегда вился у него из-под шапки или фуражки. Глаза у дяди Бори небольшие тёмно-карие, глубоко посаженные, лоб прямой средний с горизонтальными тремя морщинками,  нос прямой и аккуратный, зубы белые с правильным прикусом, губы небольшие, подбородок крепкий - с ямочкой.  В течение суток, если дядя Боря не брился, то его лицо от висков: щёки, подбородок, около губ - покрывалось грубой щетиной.
         Роста он выше среднего, правильного телосложения, только ноги калачиком. Кулаки большие, на запястье, снаружи,  между  большим и указательным пальцем правой руки жирная татуировка «Боря».
По характеру дядя Боря был не желчный, не злобливый, а молчаливый и спокойный.  Он никогда не повышал голоса, не стучал кулаками по столу, никому не угрожал, ни на кого не кидался драться, никого и никак не оскорблял. Бывало, у него спросишь: «Дядя Боря! Что молчишь?» А он отвечает: «А что говорить?»
        Мы все жили в одной деревне: мама, старший брат - Вовка и я  - одной семьёй жили на улице Кирова в отцовском доме. Отец мой скончался от желтухи в возрасте двадцати девяти лет.  Улица Кирова - это последняя улица северной окраины деревни Канонерки.  Тётя Маня, дядя Боря, Наталья и Ирина, дед и баба - мамины родители, жили другой семьёй, жили в дедовом доме в центре села, где были различные магазины:  обувной, культтоварный, парфюмерный, продовольственный, дежурный  и столовая. 
            Так как мама целыми днями бывала на работе, мы шли к деду с бабой, тёте Мане и дяде Боре. Дядя Боря всегда что-нибудь делал, и я был с ним, если можно так сказать - помогал ему: то подавал гвозди, когда он городил забор, чтобы лишний раз не нагибался,  то держался рукой за свободную ручку двуручной пилы, чтобы она не болталась из стороны в сторону, когда пилили дрова.
         Когда я немного подрос, дядя Боря стал давать мне молоток, гвозди,  чтобы я учился их забивать. Потом дядя Боря стал что-нибудь тяжёлое поддерживать, а я приколачивал.
           Дядя Боря работал конюхом в совхозе, «пас зарекой лошадей», т.е. за Иртышём – дома практически не жил. Когда дядя Боря приезжал, нас, маленьких ребятишек вели смотреть лошадей. Помню, как к бричке стояли привязанные красивые: гнедые и рыжие лошади, хрумали насыпанный овёс, хлестали себя хвостами, отгоняя оводов, громко ржали, стригли ушами и стучали об землю копытами.
Нам обычно кричали: «Близко не подходите!»
Дядя Боря безумно любил лошадей. Прежде чем идти смотреть художественный фильм в клубе, он спрашивал: А там лошадей снимали? А коней показывать будут?» Самый любимый фильм дяди Бори про коня Буяна, которого выкормили без его  матери-кобылы, и который позже,  во время войны, несколько раз спасал своего хозяина от гибели.
Любил дядя Боря ездить на молодых и горячих жеребцах, любил их обучать и объезжать. Однажды, когда мы ещё были маленькими, к деду с бабой привезли погостить из города нашего двоюродного брата Мишу, который был года на три старше меня. Как в большинстве все дети, Миша был шустрым  и непоседливым. В один из тёплых солнечных майских дней  дядя Боря приехал домой на паре гнедых, с белыми звёздочками на лбу, запряженных в бричку. Дядя Боря, привязав лошадей  к коновязи, пошёл в дом.  Мы, ребятишки, побежали посмотреть лошадей. Мишка бежал впереди всех. Он запрыгнул в бричку, замахал руками и закричал: «Ура! Я вперёд всех залез! Ура!»
        Кони испугались, оторвались от коновязи и понесли бричку по улице. Миша не удержался в телеге, упал с телеги на землю, попав головой под металлическую шину колеса, погиб.   
Был случай, когда молодые кони, которых дядя Боря обучал, чего-то испугавшись, понеслись по улице и налетели на  бетонный пасынок, вкопанный в землю, одна лошадь разбилась насмерть. Проводились расследования, дядю Борю виновным не признали.            
         По настоянию тёти Мани дядя Боря стал работать  скотником на МТФ (молочно-товарной ферме), у него с того времени во дворе дома появился рабочий совхозный конь гнедой масти с белым лбом. Дядя Боря его называл Лысаном, и мы тоже его называли  коня Лысаном или ласково- Лыска. У дяди Бори мы спрашивали: «Почему коня зовут «Лысан»?  Дядя Боря нам объяснил: «Потому что у него белая лысина на лбу, поэтому его так зовут!» Конь был смирный и послушный. Мы, ребятишки, его кормили с рук и поили, запрягали в телегу, если куда надо было  - ездили.
                Рабочий день у дяди Бори, как закон, хоть зимой, хоть летом, начинался в четыре часа утра.  Встав, одевшись и умывшись, он, если было холодно, то растоплял печь, на плиту ставил чайник наполненный водой на чай, потом шёл во двор управляться: насыпал коню овса, коровам, телятам  давал дроблёнки, кормил поросят, кур, собачек – всем наливал воды. Хозяйство было большое. Одного только КРС доходило до 10 голов, а то и более. Кроме того в хозяйстве были свиньи, овцы, домашняя птица.  Управившись по хозяйству, дядя Боря заходил в дом  завтракать.       Попив чаю с молоком, сахаром, хлебом,   макая кусочком хлеба в сметану или ложкой, намазывая на хлеб – позавтракав, дядя Боря брал в углу лежащую сбрую, пропахшую конским потом: хомут с толстыми из белой  свиной кожи гужами, седёлку, вожжи, шлею – шёл запрягать Лысана.  Зимой дядя Боря обычно заносил заиндевевшую сбрую в дом, чтобы она к утру была  тёплая и мягкая, и не стояла колом. В шесть часов утра дядя Боря и тётя Маня были уже на работе – на ферме.  Привязав лошадь,  дядя Боря, заходил в скотный двор, получал задание от бригадира, изучал рабочую обстановку – всё ли в порядке? Потом ехал, как и все скотники, наперегонки, погоняя лошадей, кто вилами, кто кнутами, а кто и вожжами, мотая над головой, на лошади в санях во двор сеновала к огромным скирдам, грузил в сани сено, завозил в коровник и раздавал корм коровам, вычищал навоз, сыпал объедья сена или солому на подстилку.  За любой скотиной нужен уход.
        Дядя Боря жил спокойно, не требуя к себе какого-то особого отношения, но все его уважали и любили, старались ему помочь хоть чем-то,  привезти и подарить нужную вещь, которая бы хоть чем-то облегчила его жизнь. Я приходил к нему и, если видел, что волосы на его голове сильно отросли или была большая щетина на щеках, предлагал ему свои услуги парикмахера. Дядя Боря не препятствовал, подавал необходимые мне принадлежности: машинку для стрижки,ножницы, расчёску, лезвия, станок - доставая их откуда-то из заветного шкафчика, молча, садился на табуретку и терпеливо ждал, когда закончатся все процедуры по наведению порядка на его голове.
        После окончания процедур, дядя Боря подходил, к висящему на стене зеркалу и со всех сторон рассматривал свою причёску, трогал пальцами бороду, стараясь на ощупь найти огрехи моего бритья, потом говорил громко:
- Пойдёт!  Кольша! Пойдёт!
Я, конечно, был счастлив, услышав слова благодарности.
        Дядя Боря был одним из последних представителей старшего поколения - наших родителей. Почти все умерли. Поэтому дядя Боря нам всем был очень дорог.
           Ехать в Канонерку, это значит, ехать за границу, в Казахстан. Я стал прикидывать -  сколько понадобится нам времени на поездку: всего до Канонерки 500 километров, из них:  триста - до Рубцовска, потом – до Веселоярска сколько-то, а там уже и граница. На границе пограничники, таможня, часа три просидишь, пока российскую таможню пройдёшь, а потом ещё и казахстанскую, часа три, а то и более потеряешь, и там, от границы до Семипалатинска, сто двадцать километров – полтора часа езды. Это уже получается четыреста пятьдесят км, и там: от Семипалатинска до родной деревни, где живёт дядя Боря, который в тяжёлом состоянии, ещё пятьдесят вёрст. Я уже не считаю, сколько ехать по Рубцовску и там, в Казахстане, по Семипалатинску. Дорога-то мне известная, знакомая. Сколько раз я по ней, туда и обратно гонял на «Москвиче», ещё в советские времена, когда ездил к родственникам  в Алтай. Не было тогда никаких постов пограничных, таможенных, только ГАИ. Тогда было одно государство.
           Давно я не ездил в Казахстан, наверное, больше года. Может быть, уже и таможни на другом месте, опять буду плутать? Буду искать - спрашивать по какой полосе нужно ехать?   Один раз едешь, таможня на одном месте, через год-два едешь, она уже на другом месте, когда успевают перестраивать и где только деньги берут? Нет,  чтобы людям бедным, нищим да больным раздать! Вот жизнь пошла! Один мой знакомый хвалился, у него свой личный МАЗ, что железобетонные изделия: плиты, блоки -  бывшие в употреблении возил к новой границе, на строительство таможни. Толи - правда, толи - нет? Зато они, таможенники, его встречают, говорил, и провожают, как своего родного. Зданий-то много ненужных, брошенных, бесхозных, вот их покупают за бесценок, разбирают кирпичик за кирпичиком, и заново перепродают, некоторые себе даже коттеджи строят, миллионные состояния сколотили.  Целые города мёртвые стоят после развала СССР. Страшно становится, когда видишь город Чаган – это сейчас мёртвый город на берегу Иртыша. Говорят – Советский Союз обанкротился, поэтому развалился. Моё мнение - это «Сказка про белого бычка»!  На богатства СССР некоторые и сейчас живут и жиреют, начиная от нищих, бомжей и до миллиардеров. Советский Союз был богатым!
        Сегодня – пятница, если сегодня выехать часов в восемнадцать, то часов через пять, это будет десять – одиннадцать часов вечера, мы будем на границе. На границе, пока российскую таможню, проедем  – полчаса – час пролетит, потом казахстанскую – ещё  час или полтора. От границы до Семипалатинска  ехать по времени -  часа полтора и там до села – час. Хотя бы к утру приехать в Канонерку. Вот жизнь настала. Раньше было, без остановки, четыре-пять часов проехал и ты в Семипалатинске. Часов в одиннадцать вечера  уже чай пьёшь у родственников, ночью выспишься, и утром, как огурчик, бодр!
Я весь день, до конца рабочего времени, просчитывал, как съездить за границу, в Канонерку, и обратно вернуться в Барнаул, как успеть  за выходные к рабочему времени, чтобы на работе не потеряли, и, чтобы дядю Борю успеть привезти живым. Что там с ним? В каком он состоянии? Я ничего не знал о его состоянии здоровья. Но ехать надо! Если не я, то кто?
Когда я приехал с работы на своем не стареньком «Жигулёнке», меня дома уже ждали: моя жена, сродная сестра - Наталья, дочь дяди Бори, и зять Михаил – муж Ирины, младшей дядиной Бориной дочери.
- Ну, что? Все в сборе?  – спросил я.
- Да! Все готовы! Ты присядь за стол, покушай, а то дорога-то дальняя!  - встретила с этими словами меня жена Татьяна, - есть будешь?
- Ставьте на стол по-быстрому! – спеша к водопроводному крану – ополоснуть руки, проговорил я и спросил, - что там случилось с дядь Борей?
- Не знаем, Коля! – ответила Наталья, - ему же уже семьдесят лет. Что там с ним - мы не знаем! Позвонила баба Нюра, с которой он живёт, и сказала, что  дядя Боря болеет, что в плохом состоянии, задыхается, дышать не может.
- Вот, что он там один делает? Нет, чтобы сюда переехать, в Россию, к дочерям. За ним здесь и уход будет и досмотр. Здесь его накормят и напоят, и спать уложат, а там что? Кому он нужен?
- Вот и я про то - же самое говорю! – поддержала меня Наталья.
- Забирать его нужно однозначно, там ему делать нечего!
- Конечно, конечно! Про это и разговора нет, чтобы его оставить там.
- Ему же несколько раз предлагали: поехали в Россию, а он – нет! Я здесь, на своей родине помирать буду! Здесь у меня все похоронены. Вот упрямый! Ишь ты, герой,  какой нашёлся! Патриот своей малой родины. А у нас что же, не похоронены там родители, дедушки, бабушки!? Там тоже наша родина!
- Его уже, Коля, не переделаешь! Какой он есть, такой он и есть!
- А вы то, что не кушаете? – спросил я.
- Мы уже несколько раз покушали, пока тебя ждали. Это ты давай кушай!
- Да, да! Ешь! А то тебе ещё и за рулём ехать такое не близкое расстояние,  – поддержал Наталью зять.
 С зятя Михаила, тоже лишний раз слово не вытянешь, его деды староверы!  – подумал я про себя и сказал вслух:
- Если я устану или спать захочу, то ты сядешь за руль! Права взял с собой?
- Права взял. Они у меня всегда с собой, - шевеля только губами, грубоватым от природы голосом проговорил Михаил.
- Паспорта взяли? – спросил я, - ничего не забыли? Деньги? В Казахстане при въезде страховку надо будет заплатить.
- Всё взяли, проверили на сто рядов, - успокоила меня супруга. - Присядем на дорожку!
        Все присели на стулья, табуретки.
- Ну, поехали! – когда все встали, проговорил я и перекрестился,  - с Богом!
   - С Богом!

             Мы подъехали по дороге к комку на Змеиногорском тракте, купили  бутылку-полторашку,  минералки, две пачки жареных семечек подсолнечника, на которых было написано «Клёвые», сигарет  с фильтром на дорогу. За пять часов пути мы сощелкали почти все семечки. Подъезжая к границе, я уже почувствовал, что у меня заболел язык, что на его кончике вздулся волдырь. Больше щелкать семечки я уже не мог, и только периодически курил сигареты, чтобы не уснуть за рулём.
       Когда солнце уже село, но на улице было ещё не темно,  мы подъехали к российско-казахстанской границе.  Я вышел из машины, собрал паспорта своих пассажиров, проскользнул мимо шлагбаума, подошёл к будочке, в окне которой маячила физиономия пограничника. Пограничник просмотрел паспорта, записал что-то в свой журнал и выдал какую-то бумажку в виде талончика:
- Там сейчас из Казахстана заехал пассажирский автобус. Как выйдет автобус,  сразу заедете.
- Понятно! Но это будет не скоро? – спросил я, - нам нужно срочно в Казахстан. Там отец у нас заболел, сегодня позвонили – в тяжёлом состоянии.
- Минут сорок придётся подождать, - ответил пограничник.
- Ого-го! – произнёс  я от удивления и пошёл за шлагбаум в свою машину, так как мне больше ничего не оставалось делать.
 Я вернулся к своей машине, отдал документы Тане.
- Держите в руках, не потеряйте, там талончик какой-то дали, чтобы не выронили, - предупредил я жену.
- И долго нам здесь стоять? – спросил Михаил, слегка улыбаясь,  - а то я пойду - покурю, если не возражаете?
- Минут сорок. Из Казахстана зашёл автобус  пассажирский. Пока все зарегистрируются…
- Вот это да! Попали мы!
           Пока я стоял и объяснял жене и моим спутникам  – сколько нам стоять, за нашей машиной подъезжали и подъезжали легковушки. Колона легковых автомобилей  вытянулась метров на сто. Пассажиры выходили из машин, разминали ноги. Кто-то из любопытства подходил к колодцу, сделанному в виде трубы забитой в землю, где на глубине метров восьми имеется пресная водяная жила.  Не все знают, как пользоваться такими качками. Берёшь  за свободный конец длинной ручки  колонки из металлической трубы, на другом конце которой прикреплён поршень. Резко поднимаешь вверх ручку  – поршень двигается вниз по цилиндру - клапан в поршне открывается, потому что он закрывает отверстие сверху поршня, начинаешь  качать  сверху вниз, клапан под давлением закрывается, и поршень поднимает по цилиндру воду, втягивая из трубы.  Вода, наполнив цилиндр, начинала бежать по трубке, приваренной в верхней части цилиндра, наружу.
         Люди, подъехавшие к границе,  подходили к колонке, кто посмотреть нехитрое устройство и заодно размять свои отёкшие ноги, кто, качнув несколько раз ручкой поршень, наполнить имеющиеся ёмкости  холодной и чистой водой из недр земли, пили, кто умывал руки, лицо. Не в любой местности можно достать таким насосом из-под земли воду, а в районе реликтовых  ленточных боров можно, потому что вода не на большой глубине, да и грунт мягкий, не каменистый.
- Что стоим? – спросил у меня пожилой и солидный мужчина-казах в чёрной тюбетейке на голове.
- Автобус с той стороны, из Казахстана, заехал, будем стоять – пока не выедет.
- Не скоро эта песня кончится?
- Кто её знает. Будем ждать! - Закончил я. 
- Недавно Назарбаев был в Москве, по телевизору показывали, решал с Российским президентом, чтобы убрать все таможни, чтобы свободно можно было ездить, как раньше было при Советском Союзе, - говорил пожилой казах в тюбетейке подошедшему русскому мужчине.
- Вот хорошо будет! Скорей бы! А-то только одни разговоры, дальше разговоров дело не движется.
- Всё! С первого января точно будет так, как я говорю, - убедительно произнёс  мужчина-казах, - таможни уберут.
- Про что они там говорят? - спросила меня жена, когда я вернулся в машину и сел на своё сиденье.
- Говорят, что президенты: наш и Казахстанский договорились, чтобы убрать таможни.
- Ой! Сколько уже лет про это говорят, а таможни, как были, так и стоят!
- Вот и я про то же говорил им.
          Когда шлагбаум открылся, и автобус с пассажирами выехал, я быстро завёл свои «Жигули» и проехал к зданию, возле которого был высокий навес, въезд в который закрывался опять красно-белыми шлагбаумами со всех сторон. 
      - Теперь-то нам куда идти? – спросил я у стоящего в форме цвета хаки не то пограничника, не то таможенника.
 - Вы машину не там поставили!  Уберите отсюда вашу машину, перегоните вон, на стоянку! Видите, где белая «Тайота» стоит? А потом зайдёте в таможню, вот в это здание, заполните декларацию!
- Что за декларацию?
- А там… вам дадут бланк, заполните, распишитесь, паспорта ваши проверят,  а потом сюда для досмотра заедете.
- Спасибо! Сказал я и быстро прошмыгнул в домик, вернее в его коридор. По коридору справа были окошечки, слева вдоль стены висели плакаты с образцами заполнения бланков, на столе лежали чистые бланки. Я подошёл к столу взял бланки,раздал их своим спутникам, потом осмотрел бланк  декларации на выезд из РФ и стал его заполнять. Когда заполнил, подал в окошечко паспорт и декларацию на себя и техпаспорт   автомобиля.
    - Смотрите сюда,  в окошечко, здесь видео камера!  Голову поднимите выше! Вот хорошо, возьмите свои документы! Следующий кто? Подходите!  - командовала в окошечко молодая женщина в военной форме.
            После всех процедур  и досмотра нам открыли, наконец,  шлагбаум, и мы выехали на, изъезженное до пыли проезжающими машинами, поле, огороженное высоким забором из колючей проволоки. «Для чего этот забор из колючей проволоки? – подумал я, - от кого отгораживаются? Лучше бы на месте заборов цветники разбили».
            Проехав метров триста,  я подъехал снова к металлическому шлагбауму, изготовленному из двух дюймовой трубы, окрашенной в бело-красный цвет.  Возле шлагбаума никого не было. Я стоял и ждал. Но никого не было, и никто не подходил, все люди куда-то подевались, словно вымерли. Я вышел из автомобиля, подошёл к  будке  сложенной из силикатного кирпича, заглянул в неё через открытое окно, там никого не было. Я крикнул в  окошечко:
- Алё! Есть кто-нибудь?
Но никто не ответил. Мне стало жутко страшно - сколько нам ещё предстоит здесь простоять,  а мы же едем не на простую прогулку!
     До следующего помещения, где по моему предположению, могли быть люди – хранители границы,  было метров пятьсот по изъезженному и слегка присыпанному серым щебнем, полю.
- Что же делать? – спросил я сам себя и подумал: «А может, у них здесь самообслуживание?» Рядом  ни одной машины не было – ни одной души, и спросить было не у кого. Ждать было некогда. Я подумал: «Надо успеть к дяде Боре! Что с ним? В каком он состоянии? Мы здесь теряем драгоценное время с этими чёртовыми границами и таможнями!»
Меня уже начинало колотить от волнения. Я опять подумал:  «Ну, сколько можно ждать?»
- Может,  можно открыть шлагбаум и проехать? – спросил я вслух. Но никто мне ничего не посоветовал, - Толи ждать, толи ехать?
 Я не выдержал, повернул стрелку  шлагбаум  в сторону. Сев за руль своей машины, проехал за шлагбаум, остановил снова машину, пошёл быстро, закрыл за собой шлагбаум, снова сел в машину, проехал пятьсот метров к домику. В открытое окно конторки я увидел людей в форме: два казаха и одного европейца, может быть русского, и  поздоровался с ними: «Ассалау магалейкум!».
Но никто мне не ответил. Все были чем-то заняты. Пока они занимались своими делами и молчали, я спросил: К кому мне идти? К кому мне обратиться?
Наконец-то они обратили на меня внимание.
- А ты откуда взялся здесь? – спросил молодой казах-парень в форме.
- Как откуда? Из России? Мне нужно срочно в Канонерку,  – ответил я, - я спешу. Нам позвонили из Казахстана, что в Канонерке наш родственник в плохом состоянии.
- Как вы сюда попали?
- Подъехал к шлагбауму, стоял - ждал. Никого не было, никто не подходил,  я подумал, что здесь самообслуживание, открыл шлагбаум и заехал.
- Вы же незаконно пересекли государственную границу Республики Казахстан.
- Какая государственная граница? Я родился и жил в Семипалатинске до тридцати пяти лет, и всё время ездил – никакой границы не видел.
- Вы хотите, чтобы мы вас привлекли к ответственности?
- Нет! Не хочу! А за что? Ничего я не нарушал! Что я такое нарушил? Открыть шлагбаум – это что преступление?
- Вы открыли шлагбаум?  – спросил у меня строго парень-казах в форме с погонами на плечах.
- Да! Я подъехал, стоял долго, но никто не подходил. И я подумал, что можно самому открыть шлагбаум и проехать, а пешком идти – далеко. Тем более, я тороплюсь. У меня дядя в Канонерке в тяжёлом состоянии, нам позвонили, чтобы срочно приехали.
- Пройдите сюда! – попросил меня войти в служебное помещение казах в форме с погонами.
Когда я вошёл в открытую дверь, в полутёмную комнату, где находились служащие, пригласивший меня, подал мне толстый свод законов, – Вот, читайте кодекс!
В  толстой книге мелким шрифтом было что-то написано на пол страницы.  Статья, которую мне открыли и дали читать, называлась примерно «Незаконное пересечение государственной границы» или "Покушение на пересечение Государственной границы Республики Казахстан». В общем, что-то в этом роде.
- Вам полагается штраф в размере 10 тысяч российских рублей, - сказал мне, как я понимаю, казахстанский пограничник, и спросил, -  у вас есть такие деньги?
- Таких денег у меня, конечно, нет! – согласившись с ним, ответил я, - дело в том, что я тороплюсь! Там в Канонерке, нам позвонили от вас, из Казахстана, где живёт мой  дядя,мне он как отец родной,и он в тяжёлом состоянии.  Ему нужна срочная медицинская помощь. Поэтому я спешу, извините, и нам, некогда ждать. Надо  что-то делать!
- Тогда снова откройте шлагбаум, проедьте за него и стойте там, в течение трёх часов! Три часа – это штрафное время, это вам наказание. Ожидайте! Вам понятно?
- Да! – ответил я, -  выехать за шлагбаум и стоять там три часа. Но ведь мне нужно срочно  к родственнику, он в плохом состоянии, он больной,  может,  его нужно срочно везти в больницу или что-то ещё делать. Я не знаю. Прошу вас простить меня и пропустить в Казахстан к родственнику.
   - Я вам всё сказал, я же вам говорю по-русски. Или вам не понятно? – Оборвал меня пограничник. 
Мне стало стыдно, потому что я русский и у меня спрашивают – понимаю ли я русский язык?
- Три часа ожидания – это будет для вас наказание, чтобы в следующий раз неповадно было нарушать государственную границу.
- Я бы знал, что нельзя открывать шлагбаум, я бы к нему и не притронулся, - старался честно объяснить я, как получилось. – И почему бы на шлагбауме не написать аншлаги: «Руками не трогать, самовольно не открывать!»
 Скрипя зубами, поняв, что с пограничниками разговаривать бесполезно, я сел в машину, развернулся на пустынном поле, подъехал обратно к шлагбауму,  открыл злополучный шлагбаум и, выехав за него, снова развернулся и подъехал к шлагбауму с российской стороны.
-  Что случилось?-  Спросила Татьяна.
- Сказали, чтобы стояли три часа за шлагбаумом, что это для нас будет наказание. Три штрафных часа отстоим, тогда запустят. Если говорят, не хотите стоять, то платите штраф десять тысяч в российской валюте. Вот так! Вот мы влетели! Где их взять десять  тысяч, когда у меня зарплата около трёх тысяч. У нас, у всех, сейчас, если сложить все имеющиеся в наличии деньги, то может быть, тысячи три – четыре наберётся.   
- Вот это да! Это всё спешка! – заговорила Наталья, глядя на меня своими чёрными испуганными глазами, похожими на смородинки.
- А мы откуда знали, что нельзя заезжать. Сколько можно было ждать? Тем более, я думал, что у них здесь самообслуживание!  Если  шлагбаум есть, то возле него должен стоять дежурный, я так думаю! Может,  я не прав?
- Конечно, откуда нам знать! Если бы мы каждый день здесь ездили, то знали бы все  их пограничные и таможенные правила,- старалась успокоить меня моя сестра.
Я вышел из машины, посмотрел на часы и закурил. Шлагбаум  периодически стал открываться Казахстанскими пограничниками, автомобили с пассажирами  то въезжали в Россию, то в Казахстан.
- Три часа здесь стоять! – думал я и выражался про себя в адрес казахстанских пограничников, в адрес  Горбачёва, Ельцина, которых считал виновниками развала Союза, неприличными словами, - три драгоценных часа нашей драгоценной жизни, данной нам Богом, нужно просто вычеркнуть!
      Часа через два с половиной после продолжительных моих  уговоров Казахстанские пограничники разрешили мне въехать на землю, где я родился и прожил тридцать пять лет.
       Утром рано, по темну, мы уже были  в Канонерке. В дедовском доме нас встретил зять – Семёнов Вовка. Как он здесь оказался, я не знал, только мог догадываться.  После смерти нашей старшей двоюродной сестры Анастасии, его жены,  Семёнов запил. Спиртное брал в долг у соседей-цыган, которые торговали палёнкой.  За накопившиеся долги через полгода Семёнов отдал цыганам свой добротный деревянный дом в Семипалатинске с земельным участком в десять соток на хорошем, сухом месте с имеющимися хозяйственными постройками.
- Здорово! – Встретил нас радостно зять.
- Здорово!  - поздоровался я и спросил радостно-улыбающегося Семёнова, - Где дядя Боря?
- Там, в доме!
  Дядя Боря сидел в доме на кровати, одетый в какой-то пуховик, на ногах дутыши.
- Что случилось?- Спросил я, хотя видел, как тело дяди Бори  ходило ходуном, жилы на шее были раздуты и сильно пульсировали.
Дядя Боря поднял брючины на ногах. Ноги были опухшие до колен, как колотушки.
- В больнице был? – спросил я.
- Был! – ответил дядя Боря и закашлялся.
- Сам ходил?
- А кто меня повезёт? Машины-то теперь в больнице нет, как раньше было. Своими ногами с палочкой, вот! – дядя Боря показал на кленовую палочку, гладко обтёсанную, ошкурённую, которая лежала рядом с ним.
- Врачи–то что говорят?
- А какие сейчас врачи? Рома, он один на всю деревню, вот дал таблетки, сказал, чтобы пил по одной таблетки три раза в день. Вот я и пью, - дядя Боря достал из кармана пуховика горсть различных таблеток и показал нам.
- Что за Рома? – спросил я, не понимая, - знахарь что ли какой?
-  Да нет! Врач наш, Рымбек Базарбаевич. Мы его все называем Ромой. Рома-казах, он – хороший!
- Что он говорит, этот Рома или как его - Рымбек Базарбаевич?  - спросил я и стал разглядывать таблетки, - это же аспирин!
- Рома говорит, что я простудился, что у меня воспаление лёгких, что это от старости. Кашляю я! Что-то там у меня внутри, в груди булькатит…  Дышать не могу! – дядя Боря постучал своим старческим кулаком в грудь.
- А ноги… что так распухли, как колотушки?
-  Да! Правильно ты говоришь, Кольша, как колотушки! Почки, говорит Рома, плохо работают, мочегонные надо пить…
- Залечат они здесь тебя! Собирайся, поехали! - Разошёлся я, - документы есть какие-нибудь, чтобы через границу проехать?
- Какие документы?
- Ну, хотя бы паспорт есть?
- Паспорта нет! Удостоверение есть.
- Как паспорта нет? Что за удостоверение?
Дядя Боря достал из внутреннего кармана аккуратно завёрнутые в целлофан документы, прищурив подслеповатые глаза,  стал медленно своими толстыми пальцами не спеша разворачивать.
- А что паспорта нет?
- Так у нас здесь ни у кого нет паспортов, только удостоверения личности,  – дядь Боря подал мне синие корочки с жёлтым, золотистым казахстанским гербом.
Я открыл удостоверение, в нём была вклеена фотография владельца.
- С этим документом нас пропустят через границу? -  Спросил я вслух присутствующих.
- Все ездят с этими удостоверениями, - подсказал мне зять Михаил, стоявший, наблюдавший за нами и слушавший наш разговор.
- Других у них здесь документов нет, - поддержала Наталья,- поди, уж пропустят. Что они не увидят, что человек в таком состоянии, что ему требуется медицинская помощь?
- Смотря, на какого дурака нарвёшься! – выразил свои эмоции Михаил.
- Ну, значит, с этими документами и поедем.- Заключил я и спросил дядю Борю, - доедешь до Барнаула? Как себя чувствуешь?
- А что я не доеду? Конечно, доеду, только останавливаться надо будет в туалет!  – с чувством вины проговорил дядя Боря.
- Где надо будет в туалет, это мы остановимся! Кустов много на дороге.
- А как пенсия? Кто будет получать деньги? - Спросила Наталья. Я знал, что Наталью волнует денежный вопрос. На её маленькую зарплату санитарки дома престарелых, тяжело было перебиваться.
- Живы будем – приедем – разберёмся потом, - заключил я, и спросил дядю Борю, - ты готов?
- А что мне надо? – как всегда, спокойно ответил дядя Боря, - я всегда готов!
- А дома кто останется?
- Да, вон - Вовка Семёнов, будет досматривать!
- Ты здесь будешь? – спросил я Семёнова.
- Буду здесь, присмотрю. – Семёнов отозвал меня в сторону, - Николай, дай на пузырь!
- А ты что? Ещё не завязал с пьянкой? – доставая из кармана российскую пятисотенную, спросил я. – Ты,  когда в Россию переберёшься?
- А, что надо? Поможешь? – Семёнов быстро выхватил из моих рук купюру и спрятал в своём кулаке.
- Я не знаю! Как вам тут живётся?  Где ты сейчас? Чем занимаешься?
- В городе, на Выставке, у аксакала живу, баранов пасу.
-  Да! Ну ладно, сейчас некогда, надо ехать. Потом приеду – обговорим,  что-нибудь решим!  Ну, до свидания!
- Давай, приезжай! - На прощание сказал Семёнов и пожал мне своей костистой сухой рукой мою руку.
       Наталья и Татьяна, поддерживая дядю Борю под руки, аккуратно вывели из дому, подвели к «Жигулям». Я открыл переднюю пассажирскую  дверку, дядя Боря как-то бочком уселся на сиденье, потом медленно стал переставлять ноги одну за другой в салон, я руками помогал ему.
- Палочка! Где моя палочка? – вспомнил дядя Боря.
- Да вот она! – Наталья показала на палочку, лежащую на земле возле машины, - куда её?
- Давай сюда! – я взял палочку, положил её вдоль салона посередине. – Здесь твоя палочка, вот здесь будет лежать.
Когда все уселись  в машине, в открытое стекло дверки  я сказал Семёнову: Давай смотри здесь, чтобы всё в порядке было!
Семёнов кивнул головой, машина тронулась с пробуксовкой в канонерских песках. Мы поехали.
Здесь я заметил, что на противоположной стороне улицы, где раньше был культтоварный магазин, пустырь, заросший бурьяном.
 -А Что уже магазина нет? Снесли? - спросил я.
 - Да снесли, продали, - ответил дядя Боря.
  - Так скоро и всю деревню разберут, дома-то в основном все рубленные, деревянные.

             После обеда мы уже были в Барнауле, благополучно проехали границы и таможни.
- В какую больницу поедем?
- Где я лежала с воспалением, – предложила Наталья, -  там хорошая женщина-врач в терапевтическом отделении, я думаю – она мне не откажет. Я только не знаю, возьмут ли в больницу без медицинской страховки?
- Поехали! Возьмут! Сейчас платные места есть. Если что, то  заплатим.
- Ну, конечно,  – согласилась Наталья.
 - Куда здесь подъезжать? К какому входу? – въезжая во двор к главному корпусу, спросил я.
- Сбоку здания должен быть вход.
               Я остановил «Жигули» на площадке возле входа. Наталья выскочила из машины и зашла в здание.  Через несколько минут она вернулась, открыла пассажирскую дверку.
- Папа! – пошлите потихоньку. Мы помогли дяде Боре подняться на второй этаж по лестнице, завели в кабинет врача.  Дядя Боря снял с себя пуховик. Доктор смерила давление.
 - Да у вас, дедушка, ещё не плохое давление, сто двадцать пять на восемьдесят пять! – удивилась доктор.
- Нет! С давлением у него всё в порядке. В больницах он у нас никогда не лежал, к врачам не обращался… Только когда пальцы на руке плугом отрезало.
- А отёки на ногах – это от чего? – спросил я.
- Сердечная недостаточность, - ответила доктор, - давайте мы вас теперь послушаем! У дедушки начался уже отёк легких, возможно, что в лёгких уже накопилась жидкость и её придётся откачивать, если бы ещё  немного времени протянули - промедлили, то было бы уже поздно что-то делать. Но мы его поднимем на ноги. Дедушка, вы ещё бегать будете!
 - Я ещё в деревню поеду, в Канонерку?
- Поедете, поедете! – успокоила доктор дядю Борю, и стала объяснять нам. – Сейчас мы его ложем в палату, привезёте ему постельные принадлежности, халат, тапочки, посуду. Дедушка! Пойдёмте со мной!
Доктор быстро вышла из кабинета. Наталья повела следом за ней дядю Борю, придерживая под руку, по длинному коридору больницы. Мы стояли и наблюдали, пока они не скрылись в дверях какой-то палаты. Когда вернулась Наталья, то объяснила, что его определили в палату, что после того как выпишут нужно будет заплатить за койкодень. Сколько дней пролежит в палате, то за столько дней и надо будет заплатить.
    Через месяц дядя Боря выписался из больницы, правда, с пакетом необходимых для лечения лекарств. Погостив у одной дочери, потом у другой, дядя Боря настоял, чтобы его снова увезли в Канонерку, в Казахстан, и прожил ещё много лет.