Внешний вид дома меня разочаровал. «Дом этот выстроен каким-то безумным архитектором, как будто старавшимся уместить все детали, которые у обычного человека ассоциируются со словом замок, на тысяче квадратных футов. Сложен он из плохо отесанного камня и имеет украшения, схожие с крепостными зубцами. Крышу его венчает миниатюрная смотровая башня, а перед входной дверью имеется кованная опускная решетка» - так звучало известное мне описание дома, в котором нашел свое последнее пристанище Альберт, епископ Блэкморский.
Увы, маленькая пародия на замок была безвозвратно уничтожена во время бомбёжки, а на ее месте кто-то выстроил это убожество из красного кирпича.
Что-то кольнуло меня, когда я увидел этот дом. «Вот и все, видишь? Твои поиски можно закончить. Того, что ты ищешь больше нет. Развернись, иди на вокзал и возьми себе обратный билет». Меня несколько удивила тогда эта сиюминутная слабость. После всех лет, которые пришлось потратить на то, чтобы найти это место, странно было бы бросить все именно сейчас – когда надо было всего лишь открыть последнюю дверь и понять, сохранилось ли за ней хоть что-то.
И все же прошло несколько секунд, перед тем как я поднял руку и воспользовался безвкусным дверным молотком. Когда же двери открылись, в лицо мне пахнуло запахом зажженного камина, запахом теста и яблок.
На пороге стояла пожилая женщина – вылитая старушка из детских книжек с картинками. Невысокая, с орлиным носом, седыми волосами, собранными в пучок, и пронзительным взглядом голубых глаз.
- Ой, здравствуйте, господин! А я как знала, что сегодня у меня будут гости. Сто лет уже никого не было, но я сказала себе утром: "сегодня к тебе обязательно кто-нибудь зайдет". И видите, была права!
И как будто маленький седой вихрь подхватил меня, потащил в гостиную, и усадил за стол. И еще задолго до того, как мне удалось собраться с мыслями, передо мной стояла чашка чая и тарелка с яблочным пирогом, и я вдыхал ароматы, навивавшие мне смутные мысли о каких-то древних, но благородных традициях. От меня потребовалась изрядное усилие воли, чтобы выскользнуть из круговорота этого домашнего уюта и вспомнить, зачем я здесь.
- Добрый вечер, миссис.. – попробовал я начать разговор, - простите, что не знаю вашего имени.
- Мисс, - улыбнулась женщина, - мисс Кейстоун. Господь не одарил меня мужем.
Я представился путешественником и немного ученым. Сказал, что большую часть жизни потратил на то, чтобы разгадать тайну смерти преподобного Альфреда, епископа Блэкморского. Некоторое время назад мне удалось весьма точно определить, что дом, где он закончил свою жизнь, находился прямо здесь. В том самом месте, где вы так любезно угостили меня чаем.
- Епископ Блэкморский… - старушка задумчиво наморщила лоб и почти минуту молчала, - нет, увы… Вынуждена разочаровать вас, сэр. Это имя ничего не говорит мне.
-Очень жаль, мисс, - мне трудно было скрыть, насколько я расстроен. В конце концов, все эти годы поиска. И неужели совсем ничего? – А может быть, вам знакомо хотя бы имя Эдвард Дрейк? Он был последним из семьи Дрейков, владевших некогда этим домом. Точнее, домом, который раньше стоял здесь. И умер в нем незадолго до епископа Альберта.
И снова старушка, задумавшись, замолчала. Тикали часы… И вдруг лицо ее оживилось:
- Эдвард Дрейк! Точно! Я слышала это имя… Рабочие, когда разгребали завалы, наткнулись на какую-то старинную книгу и, кажется, там было имя Эдвард Дрейк. Точно: Эдвард Дрейк! Эта книга здесь, у меня. Подождите минутку, я найду ее…
И она устремилась в глубины дома. Но, обернулась на пороге и строго сказала мне: «И будьте добры, отведайте мой яблочный пирог!»
Признаюсь, я не выполнил ее просьбы. Лишь только нервно отхлебнул чай. Сейчас я пытаюсь вспомнить его вкус, и мне кажется, что он был изысканным, словно в лучших домах Британии. Но тогда я не обратил на это внимания. Я нервничал, и время текло как-то странно.
Вернулась пожилая леди действительно с книгой. Она грустно посмотрела на меня и на нетронутый пирог, но ничего не сказала. Только протянула книгу мне.
Кожаный переплет ее действительно выглядел древним. Никаких пометок не было, и я открыл первую страницу. На пожелтевшем от времени листе красовалось только имя автора «Эдвард Дрейк». Дальнейший текст больше походил на письмо:
«Моему сопернику в бесчисленных спорах. Моему учителю, Альберту, епископу Блэкморскому.
Мой дорогой противник! Я вспоминаю все бессчетные часы, которые мы проводили в диспутах, когда мы не удерживались и переходили на крик, и когда казалось, что скоро дойдет до драки… За все это время, мне кажется, я не сказал вам главного.
Всегда, что бы я ни говорил в запале спора, всегда я относился к вам как к учителю и другу. Будучи моим злейшим врагом, вы были моим кумиром. Оставаясь действительно глубоко верующим человеком, вы были ученым. Ученым, во сто крат более настоящим, чем все те, кто насмехается над христианством с высоты своей современной логики и науки.
Веками подобные вам охотились за моими предками. Клеймили нас еретиками, предавали пыткам и огню. И лишь вы обратились ко мне с кафедры профессора теологии, не как враг, но как наставник. Я всегда буду помнить это и любить вас за это.
И именно зная ваш ум и ваш дух ученого, я надеюсь, что вы поймете меня. Уже само уважение к вам не дает мне слепо верить вашим словам, и заставляет, пытаясь опровергнуть вас, подвергать ваши доводы проверкам.
Именно уважение к вам не позволит мне отменить мое сегодняшнее предприятие. Вы уже догадались, что речь идет о «проклятии», что лежит на этом доме и на моем роде и «демоне», что ведет нас.
В разговоре с вами я неоднократно упоминал, что тайна этого «проклятия» может быть объяснена чисто материальными причинами. Вы всегда предостерегали меня, что в случае, если я ошибаюсь, цена моей ошибки может быть высока.
Месяц назад я узнал, что мой троюродный дядя скончался, завещав этот дом мне, и возможность закончить наш спор теперь в моем полном распоряжении. Это мероприятие запланировано на сегодня, Мэри, моя служанка уже готовит необходимое оборудование, так что у вас не будет возможности отговорить меня.
Если все пойдет согласно моему плану, я переживу эту ночь. Потом мы с вами обязательно выпьем в каком-нибудь пабе по этому случаю. Зная ваше благородство, я нисколько не сомневаюсь, что вы легко признаете, что в этот раз – только лишь в этот – прав был я.
Если же я ошибаюсь, и мне не суждено увидеть вас вновь, я хочу, чтобы вы знали: для меня будет честью, если моя смерть послужит доказательством ваших идей.»
И всё. На этом текст заканчивался. Следующая страница была пуста.
Безусловно, все это, если только эта книга не была искусной подделкой, имело прямое отношение к моим исследованием. Но этого до ужаса не хватало. К тому времени дом этот оставался моей последней зацепкой, и я ждал от него чего-то намного большего…
Видя моё разочарование, мисс Кейстоун попробовала поддержать меня.
- Видимо, этот епископ был действительно удивительным человеком, раз вы потратили столько сил, чтобы разгадать его тайну.
Этим вопросом она, безусловно, попала в точку. Мне нечасто удавалось обсудить свое увлечение, и когда я начинал говорить о епископе, меня уже нелегко было остановить. Даже в более спокойном состоянии духа.
- Из всех инквизиторов, всех охотников на ведьм всех времен и стран он один чего-то стоил! Все другие использовали свое положение для корыстных целей, для того, чтобы расправиться со своими врагами. Все, но только не он! Он просто знал – Враг существует, и тратил все свои силы, чтобы изучить его. Ибо верил: лишь так у него появляется шанс спасти от него людей.
Знаете ли вы, например, как он спас город Рэдрок от обитавшего там демона? Мне доводилось самому бывать в этом городе: обычный небольшой городок, абсолютно забывший своего спасителя. А ведь если бы не епископ Альберт, там сейчас не было бы даже руин.
Он один понял, что истинная форма демона, обитавшего в этом городе, не черный человек, которого ловили и сжигали трижды, да все без толку. И даже не проклятая «дьявольская часовня». Истинной формой демона была сама жажда убийства, поселившаяся в жителях Рэдрока. И спасти человека можно было лишь на самом раннем этапе – до того, как он, ведомый своей страстью, приходил в часовню и встречался с черным человеком!
Реакция старушки на мой рассказ поразила меня. Она вдруг рассмеялась: «Демон жажды убийства! Надо же!». Но вскоре обычная добродушная улыбка вернулась к ней, и она пояснила свои мысли.
- Наш пастор любит повторять, что это бог посылает в наши души демонов, чтобы испытать нас. И самые слабые из них – это такие, как ваша жажда убийства. Или, например, жажда чужого добра. Как только подобная мысль приходит к вам в голову, вы уже знаете, что она дурна. И если у вас есть хоть капелька силы воли, вы легко победите эту мысль.
Гораздо опасней другие демоны – те, что прячутся за маской обычных, или даже благих стремлений. Например, «жажда добрых дел». Такой демон заставит вас делать «добрые поступки» любой ценой, помогать людям, не задумываясь, хотят они этого или нет. Просто чтобы смотреть в зеркало и думать «какой же благодетельный господин смотрит на меня!»
И очень не просто заметить этого демона в начале, до того как вы поймаете себя на том, что рушите жизни людей лишь затем, чтобы потом явиться к ним эдаким «спасителем». А после… Победить этого демона после, наверное, еще в дюжину раз сложнее.
- Надеюсь, - закончила старушка, - что я не слишком переврала слова нашего пастора.
Помню, я тогда подумал, что ее пастор, должно быть, весьма умный человек, и неплохо было бы повидать его. Но я просто не мог покинуть этот дом, не совершив последней, пусть и безнадежной, попытки.
- Так у вас точно нет больше ничего, что могло бы быть связано с епископом Альбертом?
Старушка медленно покачала головой… И вдруг рассмеялась, и в голубых глазах ее вспыхнул озорной огонек. Такой огонь видишь иногда в глазах молодых кокеток, и никогда – в глазах доживающих свой век старых дев.
- Простите меня, господин, - сказала мисс Кейстоун, - я дразнила вас. Я просто не могла удержаться! Ведь гости, подобные вам, заходят в этот дом так редко! Переверните еще несколько страниц в вашей книге.
Я послушался ее совета и вдруг увидел почерк, который не смог бы спутать ни с чем на свете, хоть и видел его всего лишь несколько раз в своей жизни – почерк епископа Блэкморского.
«Эдвард, мой мальчик! Когда я садился за эти строки, я надеялся оставить здесь что-то из того, что мне удалось узнать за последние годы. Что-то, что могло бы понадобиться будущим поколениям. Теперь же я понимаю, что в этот миг я не могу, да и не хочу, обращаться ни к кому, кроме тебя.
Прости меня, мой мальчик, мне очень жаль, что все вышло именно так. Никогда теории глупого старика не могли бы стоить твоей жизни. К тому же своей смертью ты не доказал моей правоты, ты доказал лишь свою ошибку.
Когда, бросив все дела, я примчался сюда, желая, во что бы то ни стало, раскрыть тайну твоей смерти, я попался в ту же ловушку, что и ты сам. И заплачу за это той же ценой.
Еще час назад, когда сестра Мэри показывала мне дорогу к твоему дому, я не понимал этого. А теперь, увы, уже слишком поздно.
Оглядываясь на свою жизнь, я спрашиваю себя, жалею ли я о чем-то? И отвечаю: да, жалею, но лишь об одном, что мы не взялись за эту загадку вместе. Пути господни неисповедимы, но я верю – в этом случае мы вышли бы победителями.»
Я прочитал этот текст второй раз, третий. Теперь я был еще ближе к решению своей загадки. Дразняще близко. И во мне начало нарастать необъяснимое ощущение, что мне остался лишь один, последний шаг. И что этот шаг я должен сделать сам.
Внезапно я пристально посмотрел на свою собеседницу
- Скажите, вы представились как мисс Кейстоун, но каково ваше имя? Как вас зовут?
- Мэри, - как-то грустно ответила она, - господь пожелал, чтобы я носила это имя.
- Жажда совершать добрые дела, или жажда раскрыть тайну? - совсем тихо спросил я.
Если бы мне суждено было прожить до старости, я, наверное, и в этом случае никогда не смог бы забыть ее взгляд. Не могут в человеческом взгляде так сочетаться трогательная материнская забота и ненасытный голод лютого зверя. В ее взгляде могли.
- Да, - ответила мисс Мэри Кейстоун, - или жажда раскрыть тайну.
Мой следующий вопрос, наверное, бил все возможные рекорды глупости…
- И что? Это все?
Она отвернулась к окну. Мне показалось тогда, что она страшно стыдится своего голода.
- Строго говоря, - медленно, как будто выверяя каждое слово, сказала она, - некоторые детали все еще зависят от вас. Лично я не хотела бы спешить. Я уже сказала, гости, подобные вам заходят сюда очень, очень редко. И еще я хотела бы, чтобы вы все же попробовали мой яблочный пирог. Поверьте, я очень старалась…
Она помолчала какое-то время.
- Может быть, вам также стоит что-то дописать в эту книгу. Тогда это станет доброй традицией.
- Но о чем мне писать?
- Вам это, наверное, должно быть виднее. Но, может быть, вам стоит описать, как вы пришли сюда. Кажется, это и было самым важным в вашей жизни.