Мы все знаем немало весьма известных людей по имени Лев. Это и дедушка Александра Сергеевича Пушкина по отцовской линии Лев Александрович, и младший брат поэта Лев Сергеевич, и писатель Лев Толстой, и революционер Лев Троцкий, и вратарь сборной СССР по футболу Лев Яшин, и академик Лев Ландау, и детский писатель Лев Касиль, и популярный эстрадный певец Лев Лещенко, и народный артист СССР Лев Дуров, и ещё очень много замечательных людей. И я больше чем уверен в том, что всех этих людей независимо от их известности и популярности домочадцы, да и вообще все близкие люди, называли тепло, по-домашнему Лёва. Обладателем этого замечательного имени был также муж младшей сестры моей мамы, Лев Грирорьевич Г. и его тоже дома все называли Лёва. Его и сейчас называют так же – Лёва, несмотря на его почтенный возрост – восемьдесят шесть лет. Так, как он родился в тысяча девятьсот двадцать восьмом году, то на фронт он не попал по малолетству, а призвали его в армию на следующий год после окончония войны. Служил Лев Григорьевич в воздушно-дисантных войсках. Через некоторое время после службы в армии его приняли на работу в слесарно-механическую мастерскую Днепропетровского химико-технологического института (ДХТИ). На этом поприще он полностью раскрыл свой талант мастера «Золотые руки». Когда на экраны страны в 1979 году вышел фильм «Москва слезам не верит», то многие увидели в одном из главных героев картины, слесаре при институцких мастерских Гоше, прекрасно сиграном Алексеем Баталовым, Льва Григорьевича. Они были схожи не только местом своей работы и «рукастостью», но и всем своим внешним видом. Ещё больше подлил масла в огонь тот факт, что вторая героиня этого фильма Екатерин, блестательно сыграная Верой Алентовой, закончила химико-технологический институт. Бывают же такие совпадения...Проработал Лев Григорьевич в этих мастерских всю жизнь и ушёл на пенсию в семьдесят четыре года. По характеру он был весельчак и юморист, к тому же он родился первого апреля. Но был он не просто юмористом, а любил и умел создавать вокруг себя комические ситуации, а зачастую эти ситуации возникали вокруг него сами по себе. Он буквально, как магнит притягивал их к себе. О некоторых из них я и хочу поведать в этом рассказе. Описываемые события происходили в конце шестидесятых – начале семидесятых годов прошлого столетия. В тех же мастерских, где работал Лев Григорьевич, работал сварщиком некий Николай. Было у этого Николая пятеро детей, а люди моего поколения понимают, как в то время было материально не просто содержать такую большую семью. Я думаю, что простому работяге и сегодня содержание такой семьи даётся не очень легко. По этой причине Николай постоянно находился в состоянии поиска каких-нибудь подработок. Однажды летом во время обеденного перерыва, а обедали летом все вместе во дворе мастерских за общим столом, Лёва рассказал Коле о том, что он со своим товарищем устроились после работы в морге больницы имени Мечникова «бывшей Земской больницы» обмывать и одевать трупы. Ещё Лёва рассказал, что родственники усопшик в знак благодарности то бутылку поставят, то трёшку в карман всунут и это всё сверх официальной зарплаты. После завершения обеда Лёва подсел поближе к Николая и уже на ухо совершенно посекрету рассказал, что с ними ещё работает какой-то старикан который на следующей неделе уходит на пенсию и его место становится свободной вакансией, но вроде б то главврач хочет всунуть на это место кого-то из своих знакомых и чтоб Николай, если он будет пробовать устроиться на это место, никому не говорил, что данную информацию он получил от Лёвы, а то Лёва потеряет эту работу. Лёвын рассказ, как и было задуманно, попал на благодатную почву и в этот же день сразу после окончания рабочего дня Коля сидел в приёмной главврача больницы Мечникова. Услышав просьбу Николая, главврач улыбнулся и сказал, что в его больнице не то, что вакансии, но и должности такой нет и никогда не было, чем укрепил в Николае уверенность в том, что главврач хочет отдать это хлебное место какому-то своему знакомуму. Но главврач не на того попал. Николаю очень была нужна дополнительная работа. Он теперь каждый день после работы сидел в приёмной главврача, а если того в какой-то день в это время не оказывалось на рабочем месте, то на следующий день Николай умудрялся попасть на приём к главврачу во время обеденного перерыва на основном месте работы. Не маловажным фактором было то, что больница Мечникова находилась в восьми минутах ходьбы быстрым шагом от ДХТИ. Со временем главврач начал избегать встреч с этим назойливым гражданином и надежда Николая стала потихоньку таять, как мартовский снег под первыми лучами солнца, но вдруг однажды он увидел, как Лёва вышел из здания морга и, делая вид, что они с Николаем не знакомы, пошёл на трамвайную остановку. После этой случайной встречи у Николая появилось второе дыхание и он начал добиваться своей цели с удвоенным рвением и напором. Этого напора главврач не выдержал и попросил защиты у вызванного отряда милиции. Николай был задержан и припровождён в отделение милиции, но при медицинском освидетельствовании оказался трезвым и апсолютно вменяемым. В кабинете дознавателя он рассказал про своих детей и то, что он просто хотел устроиться ещё на одну работу. При личном досмотре во внутреннем кармане спецовки был обнаружен партбилет. В те времена этот факт характеризовал человека с самой лучшей стороны. Открытое ранее уголовное дело по поводу хулиганских действий Николая было закрыт, а в связи с партийной принадлежностью нарушителя порядка было передано на рассмотрение в общий отдел райкома партии, куда Николай был вызван через три дня. Выслушав рассказ Николая о детях, нехватке денег и желании иметь дополнительную работу начальник общего отдела отпустил Николая домой. Через несколько дней райком партии порекамендовал главврачу больницы Мечникова изыскать возможность принять Николая по-совместительству на какую-нибудь рабочуй должность. Закончилась эта история тем, что Николай получил от райкома партии одноразовую материальную помощь, а больница Мечникова взяла его по-совместительству на работу в подчинение зам главврача по АХЧ. Николай проработал на этом мести долгие годы. Там же, несмотря на проживание в другом районе, рожали выросшие его дочери. Кстати дочери Льва Григорьевича рожали там же.
Другая забавная истори произошла летом тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Семьи двух сестёр, моей мамы Кати и её младшей сестры Раи, решили поехали совместно отдыхать в Крым. Сегодня мало кто помнит, что собой представлял в те годы «дикий» отдых с детьми. С собой везлось всё, начиная от простыней и полотенец и заканчивая сковородками и кастрюлями, но благодаря тому, что ехали две близкородственные семьи, то множество утвари можно было везти в одном экземпляре, что уменьшало колличество багажа почти вдвое. Вечером вся эта большая семья с чемоданами и клунками погрузилась в плацкартный вагон и с приподнятым настроением поехала на встречу с морем. В пять часов утра поезд доставил всех в Симферополь. С шести часов утра с Семфирополя до Алушты начинали ходить тролейбусы. В начале девятого утра вся компания была на Алуштинском автовокзале с билетами на автобус до Малореченки. Так как с самого утра было уже прилично жарко, а до отправления автобуса оставалось минут сорок, то все пошли в привокзальный туалет переодеться в курортные одежды. Одежда для отдыха, женские купальники и мужские плавки тех лет требуют отдельного изучения, описания и истортческой констатации. Я смею только напомнить, что ни про какие спортивные костюмы Адидас, Пума, Лакоста и другие, пусть даже поддельные, никто в те годы даже не слышал. В магазинах продавались только синие трикотажные спортивные штаны за пять рублей, но у них был один весьма антиэстетический недостаток - через несколько дней носки у этих штанов так вытягивалась ткань в районе колен, что в этих местах штанины становились похожими на полусдувшиеся воздушные шарики и этот дифект нельзя было исправить никакими усилиями и ухищрениями.. Когда из туалета вышла перелицованная на курортный манер сине-серая масса отдыхающих, то в ней резко выделялось одно светлое пятно. Этим пятном был Лев Григорьевич. На нём был пижамный костюм в бело-сине-розовую полосочку. Под полностью растёгнутым пиджаком с накладными карманами и хлястиком была видна белоснежная майка. На ногах были плетённые босоножки из неизвестного материала и не понятного фасона. Завершал эту дезайнерскую композицию самокройный головной убор. В то время в курортных местах скопления отдыхающих использовалось всего три типа головных уборов.
Это были – соломенная шляпа, детская панамка и пионерский головной убор «испанка» с отрезаной красной кисточкой. Лев Григорьевич, как человек наваторского склада ума, разработал и собственноручно изготовил весьма простой, но необычный фасон головного убора. На его голове восседала старая зелёная фетровая шляпа со срезанными с трёх сторон полями, спереди поля остались нетронутыми и служили козырьком этого произведения искусства. В общих чертах шляпа представляла что-то среднее между летним головным убором солдата немецкой армии времён отечественной войны и жокейской шапочкой. Дополняли общую картину этого дефиле два эксассуара. На тонком кожанном ремешке через правое плечё поперёк всего Лёвиного торса, по подобию офицерской портупеи, висел в кожанном чехле фотоаппарат ФЭД, чьё имя было гордо написанно золотым теснением на чехле. В левой руке Лев Григорьевич нёс новенький транзисторный радиоприёмник «Спидола». В то время, на сколько я помню, существовало всего три разновидности переносных транзисторных радиоприёмников. Первым был «Ласточка» в белом корпусе наподобии мылиницы, ловил несколько радиостанций и стоил девять рублей. Вторым был радиоприёмник «Альпинист» по габаритам раза в четыре больше «Ласточки», ловил станций пятнадцать и стоил восемнадцать рублей, но приобрести его за эти деньги было не реально – только с переплатой. И наконец апофеоз советского радиостроения - транзистарный радиоприёмник «Спидола». Он был в полтора раза крупнее «Альпиниста», имел штук шесть диапозонов, ловил довольно много радиостанций, стоил семьдесят пять рублей, но где и почём его люди покупали я и сейчас представить себе не могу. В этом одеянии и с этой амуницией Лев Григорьевич был центром внимания всего Алуштинского автовокзала. Подошло время и была обьявлена посадка на автобус следующий маршрутом Алушта – Судак. В автобусе заполнялись только сидячие места в связи с чем места хватило и для немалого багажа, правда на багаж тоже были куплены билеты, а иначе ни как. Льву Григорьевичу досталось место на самом заднем сидении справой стороны у окна, если смотреть по ходу автобуса. Дорога из Алушты до Судака имеет протяжённсть всего восемьдесят один километр, но является самой серпантинестой междугородней дорогой Крыма.Уже гараздо позже, когда я с женой и маленьким сыном ездил отдыхать в эти места на машине, я подсчитал, что на эти восемьдесят один километр пути приходится тристо шестьдесят два поворота, а запомнил эту цифру я потому, что в то время бутылка водки стояла аналогично – три рубля и шестьдесят две копейки. С годами цена на водку выросла многократно, но утешает только то, что колличество поворотов на этой дороге осталось то же и теперь они напоминает уже забытую цену на водку. Но вернёмся в те далёкие годы. Лев Григорьевич положил на колени «Спидолу», подключил наушники и начал рыскать по запутанной сети радиовещания. Перед самой отправкой автобуса к водитель подбежал какой-то мужчина и попросил его подвести по пути без билета. Водитель слегка пококетничал, но когда мужчина всунул ему в карман какуе-то купюру не устоял и согласился. Из багажа у мужчины была в руках только плетённая сумочка в которой находилось что-то весьма обьёмное, но не очень тяжёлое завёрнутое в газету. Тогда такие плетёные сумочки назывались «авоськой». Так как свободных сидячих мест в автобусе не было мужчина ехал стоя, держась левой рукой за ручку на спинке ближайшего сидения, а правой за поручень под потолком автобуса. В этой же руке он держал свою «авоську». Автобус ехал по извилистой дороге не быстро и свежий морской ветерок из открытых окон хоть немного укращал густой зной внутри этой раскалёной на солнце железной коробке. Под манотонное урчание двигателя разморённые жарой некоторые пассажиры дремали, а остальные расматривали великолепную природу Крыма. На поворотах багаж стоявшего безбилетчика раскачивался наподобии маятника Фуко из школьного учебника физики. На одном из поворотов автобус качнуло сильней обычного так, что сетка из руки безбилетчика вырвалась и со странным чваканьем и непонятным хрустом упала на пол автобуса и только тогда, когда пассажиры увидели, как из, разорвавшейся в «авоське», газеты начали вытекать жёлто-белые ручейки с твёрдыми белыми включениями все поняли, что безбилетчик вёз в своей сетке десятков пять свежих яиц. Лёгкий шум негодования, возмущения и недовольства пополз по автобусу. Лев Григорьевич ничего этого не видел и не слышал, он дремал, сидя на заднем сидении в наушниках, убаюканый напевами радиостанции «Мелодия». Сконфуженный хозяин разбившихся яиц с причитанием и извинениями ползал по полу автобуса и несколькими газетами собирал растекающийся гоголь-моголь. Когда лужа была более-менее собрана в газеты он поднялся и, попросив извинения у ближсидящих пассажиров, выбросил этот камок скомканых газет, густо разбавленых разбитыми яйцами, в открытое окно. По роковому совпадению в это мгновение автобус сделал очередной резкий манёвр и выброшеный газетно-яичный клубок, словно парус подталкиваемый свежим морским бризом, со всего размаха влетел в заднее окно и, словно маска противогаза, плотно обхватил лицо дремавшего Льва Григорьевича. Лёва прореагировал мгновенно - он сорвал с себя это газетно-яичное папье маше так резко, как дёргал в армии за кольца для раскрытия парашюта и возмущённо-командным голосом закричал: «Что происходит?». Мгновенно, как по команде, в автобусе воцарилась такая тишина, что стала слышна музыка в одетых Львом Григорьевичем наушниках, но когда пассажиры увидели на его лице стекающие соплеобразные яичные потёки, то автобус взорвался таким хохотом, что водителю пришлось припарковаться на обочине узкой горной дороги. Часть пасажиров вышла из автобуса, кто-то достал бутылку воды, Лев Григорьевич и безбилетчик умыли лицо и руки и успокоевшись все сели обратно в автобус продолжать это путишествие. Пасажиры, сидевшие на заднем сидении немного потеснились и усадили безбилетчика рядом со Львом Григорьевичем. К счастью яично-газетный коктейль на «Спидолу» не попала, а пижамный костюм и майку постирать совсем не тяжелою.
Вот так ко Льву Григорьевичу прилипилась в прямом и переносном смысле ещё одна комическая ситуация, а аналогичных ситуаций в его долгой жизни было великое множество.