В этом мире всё настолько неоднозначно, что глупо быть хоть в чём-то уверенным. (с)
1.
- Где деньги, ****юк? – Борька вонючей горой навис над притихшим Генкой.
- Борь, я отдам завтра… - в животе противно затряслось и дёрнуло за сердце.
- Ты, ***сос ****ый, ты думаешь, я ваши жопы задаром в покое оставлю? Ты меня наебать вздумал? Ты мне чо обещал, гниль поганая?
Генку ощутимо подбросило и припечатало к стене неотвратимостью бытия в лице одного громадного борова.
- Я завтра, Борь, правда. Мне обещали заплатить. Я всё отдам. Честно, - парень готов был расплакаться и от этого чувствовал себя ещё более жалким.
- Я тебе, сука, в последний раз верю. Понял? Завтра не будет денег, я тебя урою, педрилка.
Борька сплюнул на рукав куртки окончательно перепуганного парня, развернулся и ушёл к своим приятелям, гнусно ржущим и попивающим пиво в беседке их общего двора.
Генка осторожно пополз в сторону своего подъезда. Как же он их боялся. Не за себя боялся, за Лютика. Сам бы он пережил любые побои от этих гамадрил. Не впервой. Да и не так уж сильно его били. Хоть какой, а свой. Росли-то все вместе. Но когда Лю стало негде жить, и он перебрался к Генке, влюблённому по уши Генке, то чужака не приняли и взялись за него всерьёз. А Лютька же молчать не может… Он смелый, не то что… Но после того, как любимому сломали руку, и он провалялся в гипсе целый месяц, а потом пошёл работать с не до конца зажившим переломом, Гена не выдержал. Он пошёл к борову и заключил с ним договор. Договор, который теперь требовал оплаты по счетам. И как назло деньги за последний заказ не поступили. Хотя и этого бы не хватило. Но может позволило бы получить отсрочку. Ведь не зверь же Борька.
Лю в квартире не было. Странно, учитывая, что на работу ему через пару часов. Генка скоренько сварил пельмешек и полил их подсолнечным маслом. Съел несколько штук, отложив большую часть Лютику. Да и какая она там, эта большая… Продуктов совсем не осталось.
Усевшись за маленький столик для рисования, ещё школьных времён, единственное чистое место в их жилище, принялся быстро набрасывать идею, пришедшую ещё в метро, пока ехал от заказчика. Эта работа, если Генка справится, может помочь им перебраться на новый уровень жизни. Поэтому справиться он обязан. Да и задание интересное. Генка так увлёкся, что даже не заметил, как стух за окном вечер.
Лютька ввалился в квартиру шумно и, конечно же, снова уронил вешалку.
- Когда ты уже прибьёшь эту дрянь нормально?! – крикнул он из прихожей.
- Я прибил нормально. Просто не надо тянуть вниз, когда вешаешь, - мирно посоветовал Генка и смочил во рту карандаш.
На кухне звякнули не выброшенные бутылки. Лю всегда умудрялся о них споткнуться, будто их там была целая батарея, а не две пыльные единицы. Тренькнула крышкой кастрюлька.
- Фу! А чего подсолнечным?! – с омерзением пережёвывая их последнюю пищу, заглянул в комнату любимый.
- Сливочное кончилось, - спокойно сообщил парень. – Всё кончилось.
- Звучит, как монолог сопливого героя, - хмыкнул Лютик и плюхнулся с тарелкой на диван.
- Если бы ты тоже хоть иногда что-то покупал, монолог был бы веселее, - огрызнулся Генка, заканчивая очередной набросок.
Негромко звякнула о пол тарелка, вилка скользнула на грязный линолеум.
- Ты меня едой попрекаешь? – обиженно прошипел Лютька и скрестил руки на груди.
- Нет! Что ты?! – опомнился художник и кинулся к любимому, прижался к его ногам щекой, не решаясь прикоснуться руками. – Прости. Прости. Прости.
- У меня аппетит пропал, - проворчал Лю и отодвинулся.
- Прости. Давай я тебя покормлю? – робко предложил Гена и потянулся за тарелкой.
Резким тычком ноги возлюбленный опрокинул пельмени на пол. Парень проводил жалобным взглядом пищу. Голод нашёптывал собрать с пола и съесть, но до такого опуститься было бы слишком. Даже для него.
- Я эту дрянь есть не буду! Кофе свари! – капризно надулся Лютик. – Кофе хотя бы есть?
Кофе был. Генке удалось урвать на распродаже большой пакет не самого лучшего, но вполне сносного молотого счастья с бешеной скидкой. А вот сахара совсем мало.
Сварив напиток и разлив его в две чашки, крошечную для себя и большую для Лютьки, он потащил сокровища в комнату. Поставил на подоконник. Кухню его любимый почему-то не жаловал.
Лю разглядывал его наброски с непонятным выражением, то ли брезгливости, то ли восхищения.
- Сколько заплатят? – спросил он с интересом.
- Вдвое против обычного. Солидная контора, - похвастался Генка.
- Хорошо, - Лютька кивнул и отошёл к окну.
Горький обжигающий кофе пришлось выпить быстро. Чтобы не морщиться. Чтобы Лютик не заметил, что сахар есть только в его кружке.
- Что у тебя за тяга к этим аристократическим напёрсткам? – хмыкнул любимый, глядя на чашечку Генки.
Тот не стал отвечать. Ни к чему это. Ещё не хватало, чтобы Лю подумал, будто он может быть в тягость. А это не так. Он же… счастье! И… и красивый очень. Вот сейчас особенно! Вот такой вот… красивый.
- Лю…
- М-м-м-м?
- А можно мне..? – Генка закусил губу, не в силах подобрать слова.
- Опять? – устало вздохнул Лютик.
- Я… если ты против…
- Что именно? Не мямли, пожалуйста. Что ты вечно как курица варёная?
В голосе любимого не было раздражения, только насмешка, и парень приободрился.
- Ты не мог бы… - Генка вздохнул и выпалил быстро, боясь передумать: - Снять брюки?
Бровь Лютьки иронично вздёрнулась. В его взгляде мелькнуло недоверие. Потом задумчивость. Потом понимание и, как показалось парню, что-то тёплое. Да, тёплое. Пусть и снисходительное.
Лю подошёл к столику с рисунками. Поставил на него чашку, отмечая тёмным кофейным ободком центр наброска. Ловко снял джинсы вместе с трусами и наклонился, уперев локти в разрисованную бумагу.
У Генки перехватило дух. Он ещё ни разу не видел любимого настолько обнажённым. Настолько красивым.
- Лю… - выдохнул он с восхищением.
Красавец полуобернулся с понимающей улыбкой и вернулся к своему кофе.
- Только быстро, мне на работу ещё, - холодно предупредил он.
- Да-да! Конечно! – засуетился Генка, расстёгивая ремень.
Брюки тут же скользнули на пол, с молнией возиться не потребовалось. На мгновение парень застеснялся своих застиранных семейников из перекошенного временем трикотажа, но вовремя вспомнил, что любимый не смотрит на него. И вряд ли посмотрит. Да и всё равно ему, что на Генке надето.
Сдёрнуть трусы вниз. Обхватить член рукой и быстрыми движениями добиться окончательного подъёма. При таком зрелище - легче лёгкого. Маленькие аккуратные белые ягодицы. Ровные гладкие ноги. Кожа без единого изъяна. Изящный прогиб поясницы. Лёгкое, едва заметное, покачивание. Лютик переступил. Сделал новый глоток. Подтянул к себе дальний рисунок. И… чуть расставил ноги.
Генка жадно принялся дрочить, смущаясь собственного пыхтения в полной тишине. Нет, он не представлял себе, как можно было бы войти в это тело. В этот глубокий полураскрытый тоннель с лиловым ореолом. Нет. Об этом он даже не решался мечтать. Хватало того, что видели глаза. Того, что чувствовали все нервные окончания. Того, что ему дозволялось всё больше.
Он сам не заметил, как приблизился, любуясь тёплым жемчужным отливом кожи в слабом свете лампы. Он уже не мог ничего поделать, когда понял, что стоит слишком близко. Удержать оргазм было уже невозможно, и белёсые струйки выстрелили прямо на любимого. Красивыми мокрыми каплями опустились на кожу и край майки Лютьки.
Чашка громко с силой приложилась о столешницу. Разлетелись в стороны остатки кофе, забрызгивая всё вокруг. И Генка прервал внезапное любование покрытой спермой идеальной кожей, осознав, насколько провинился.
- Ничего нормально сделать не можешь, - рыкнул Лю и ушёл в ванную.
Послышались стоны и хрипы умирающего от старости душа.
Генка сел на пол и прижал колени к груди. Хотелось одновременно плакать от обиды и бежать туда, под дверь, скулить, умолять, просить прощения. Было неимоверно стыдно. За себя. За всё сразу. За жизнь, которая так и норовит у него что-нибудь отнять.
Когда Лютик вышел из душа, наглухо завёрнутый в широкое полотенце, парень уже взял себя в руки и пытался спасти хоть что-то из залитых кофе набросков.
- Сам виноват, - ледяным тоном бросил ему любимый, и с этим трудно было не согласиться. – Выйди. Мне надо одеться.
- Конечно, - вздохнул Генка и поплёлся на кухню.
Под ноги бросились две пыльные бутылки.
- И вынеси наконец этот мусор! – крикнул Лю из комнаты.
- Конечно, - тихо согласился Генка.
2.
Ночь и следующий день прошли в работе над заказом. Генка почти не спал. Попытался прикорнуть на диване под утро, но мысли о долге не давали расслабиться. Он никак не мог уснуть. А когда удавалось ненадолго провалиться в неглубокое беспокойное беспамятство, ему снилось, что он не может уснуть.
День выматывал напряжённым ожиданием неминуемой расплаты. Немногочисленные приятели, у которых парень пытался одолжиться, отказывали один за другим. Иногда просто удивлялись, что он вообще позвонил, вяло односложно отвечали на вежливые расспросы и, скомкав разговор, отключались. После смерти родителей его практически оставили одного. Причин этого Генка не понимал, но ему было не до того. Не волновало его внезапное одиночество. Оно казалось правильным и закономерным. Потому что если родители его бросили, то почему этого не могут сделать другие? Могут. И кто он такой, чтобы перед ним объясняться?
Заказчик продолжал упорно кормить обещаниями. Не похоже, что вообще заплатит.
Ближе к вечеру Генка быстренько помылся дешёвым мылом, капнув в пену на мочалке немного геля для душа Лютика, чтобы перебить неприятный запах. Оделся в самое приличное из того, что у него осталось, и выскользнул из подъезда. Партизаном прошмыгнул через двор, мимо гомонящей детворы, разгоняемой бабушками и мамами по домам. Выскочил на оживлённую улицу. Запрыгнул в маршрутку. Перевёл дух.
Конечно, прятаться от Борьки бессмысленно, но может сегодня удастся ещё хоть что-то добыть. В сквере часто бывают вполне респектабельные дядечки, и они не скупятся, если ты приглянёшься им. Редко такое случается, ведь это же не панель, а просто неофициальное место знакомств. Да и много не дадут. Тем более Генке. Он же не Лютька, от которого у любого слюнки потекут. Так, ни то ни сё. Он не заблуждался и насчёт своих способностей. Но надеялся хотя бы на скромный ужин и, может, пару купюр на такси. Да даже просто минет за копейки его бы устроил. Большего от него ещё ни разу и не требовалось. Можно будет купить пару хот-догов.
А вот как возвращаться домой мимо борова..? Ничего, он что-нибудь обязательно придумает. Что-нибудь непременно случится, и всё наладится. Ведь не бывает же, чтобы вообще всё было плохо. Всегда есть что-то хорошее.
В сквере сегодня почти никого. Генку многие узнавали и отворачивались. Да он и не собирался ни с кем здороваться. Бывал он тут часто, но знакомствами не обзаводился. Уселся на лавочку недалеко от центральной аллеи. Подложил ладони под себя. Поджал ноги. Лютик учил его, как надо себя вести, чтобы заметили, но парню претило выставляться. Какой смысл делать вид, будто ты не то, что ты есть? Всё равно быстро раскусят и, может быть, даже разозлятся.
Того мужчину Генка заметил сразу. Невысокий, плотный. В хорошей одежде. Вообще-то в одежде парень совсем не разбирался, для него любая чистая и не старая была хорошей, но тут чувствовалось, что эта ещё и не дешёвая.
Незнакомец вышел на аллею явно не для прогулки. Он поглядывал на парней, торчащих то тут, то там. То группками, то поодиночке. Как бы невзначай окидывал их оценивающим взглядом. Кто-то сделал шаг в его сторону, но не удостоился ответного. Возле компании из трёх очень симпатичных парнишек притормозил. Спросил что-то. На него брезгливо поморщились. Один кивнул в сторону Генки, добавив что-то презрительное и отвернулся. Странно. Генка даже не догадывался, что эти лощёные ребята вообще знают о его существовании. И уж тем более не ожидал, что с ним поделятся таким перспективным дядечкой. В желудке заурчало, и парень безжалостно надавил на живот, чтобы не опозориться перед уверенно приближающимся мужчиной.
- Не занят? – просто спросил незнакомец, и Генка отрицательно помотал головой. - Прокатимся?
Парень кивнул и поднялся с лавки. Дядечка просто пошёл к выходу из парка, не оборачиваясь и не проверяя, следует ли кто-нибудь за ним.
Генка не удивился дорогой на вид ухоженной машине. Тому, что его усадили на заднее сидение. Ну, не минутка орального секса в подворотне, и ладно, так даже лучше, наверное. Его даже не особо впечатлила обстановка в квартире. Почти всё новое, кругом чистота и порядок. Пока были живы родители, у них дома тоже было так. А вот предложение отправиться в душ, больше похожее на приказ, немного озадачило.
- Я мылся недавно, - промямлил парень.
- Лишним не будет. И займись там как следует своей задницей. Я не люблю негигиеничных проявлений физиологии, - сухо проговорил незнакомец и ушел в одну из комнат, оставив Генку под дверью ванной.
Флегматично пожав плечами, тот отправился выполнять странную просьбу. Вообще-то у него не было подобного опыта, но теорию он знал хорошо, благодаря Лютику. Его не смущала эта процедура. Не пугала перспектива лишения девственности. Он не дорожил ей, просто никому раньше она не была нужна. Ну, вот понадобилась. Ну и ладно. Рано или поздно же со всеми случается.
Выходя из ванны, задумался, одеваться обратно или нет? Трусы на нём сегодня были приличные, почти новые, и стесняться вроде нечего. Но не за тем же его отправили мыться, чтобы потом раздевать. С другой стороны, этот дядечка же не сказал прямо, как поступить с одеждой. Мало ли… Подумав немного, решил обмотаться полотенцем, как это делал Лю. У того это получалось красиво, как и каждый его жест. Загадочно и маняще. У Генки получилось нелепо. Да и выданное ему полотенце было совсем маленьким и едва прикрывало задницу, расходясь в стороны под узлом на боку. Если бы он надел сегодня рубашку, можно было бы накинуть её, смотрелось бы намного лучше. Но в одной футболке был риск выглядеть ещё глупее. А вдруг мужик передумает и выставит за дверь. Денег на обратную дорогу не было, да и непонятно, куда вообще завезли. Район вроде спальный, где-то далеко от центра в сторону промзоны, но точнее сказать трудно. В этой части города Генка почти не ориентировался.
Незнакомец сидел на диване, запахнув тяжёлый халат прямо поверх брюк и рубашки. Отец тоже любил дома ходить так. Говорил, что это придаёт ощущение уюта, не давая излишне расслабиться и опуститься до плебейских манер. Отец вообще делал много странного и редко объяснял свои поступки достаточно понятным языком.
Генка подошёл ближе, вытягивая вниз край полотенца. Ему всё казалось, что его хозяйство торчит из-под ткани, хотя он и убедился, посмотрев в зеркало, что это не так.
- Выпьешь? – неожиданно благожелательно предложил дядька.
- Нет, спасибо, - Генка пьянел, как говориться, стоит пробку понюхать, а потом совсем ничего не помнил и сильно болел, один раз даже попал в больницу, поэтому предпочитал отказываться.
Мужчину, кажется, огорчил его отказ. Он нахмурился.
- Тебе хоть восемнадцать уже есть? – спросил уже не так дружелюбно.
- Мне девятнадцать. Могу паспорт показать, - парень лишь пожал плечами на такую щепетильность в вопросах возраста.
- Не надо, я верю, - отмахнулся мужчина. – Присядь, - он похлопал по сидению дивана рядом с собой.
Генка плюхнулся на указанное ему место, ощутив, что полотенце окончательно отступило, не желая служить прокладкой между его задницей и обивкой. Из заднего прохода предательски выкатилась последняя капелька воды. Оставалось лишь надеяться, что действительно последняя и что хозяин не заметит мокрое пятно.
Незнакомец бесцеремонно облапил парня, потискал, хрустя тонкими косточками худого тельца.
- Как тебя зовут? – требовательно спросил он.
- Генка, - получилось только пискнуть, с непривычки было странно и не очень-то приятно.
Внутри всё взбудоражено протестовало против слишком активного изучения его тела. Было щекотно и немного… нервно.
- Геннадий, значит, - довольно замурлыкал дядька и вцепился зубами в ухо парня.
- Нет, просто Генка.
Хотелось убежать. Вот прямо сейчас вскочить и рвануть к выходу, наплевав на собственные вещи. Но в желудке предательски заурчало, и мужик сам отодвинулся.
- Ты голодный, что ли?
Голос прозвучал недовольно, и захотелось соврать, но какой в этом смысл? Пришлось ограничиться полуправдой:
- Не успел поесть сегодня. Так получилось. Извините, - стало ужасно стыдно, и щёки ощутимо нагрелись.
- Ничего, мне еды не жалко. Я тоже не против перекусить. Погоди, я сейчас.
Незнакомец отсутствовал совсем недолго, но Генка успел наспех перетрясти комнату на предмет ценных и не очень нужных хозяину вещей. Таких, что не сразу хватится, а хватившись махнёт рукой. Генке же много не нужно, он ведь не вор. В серванте, внутри внушительных размеров супницы, лежало несколько пачек денег. Тонкая - долларов. Чуть потолще - рублей, крупными купюрами. И россыпь помельче. Этих больше всего. Рядом стоял пузатый толстостенный стакан с монетками разного достоинства. В пивной кружке ютились несколько мелких евро, «зайчики» и ещё что-то вроде болгарское, незнакомого вида монетки, камушек, красивая маленькая иконка на деревянной основе и железные шарики.
Генка судорожно втянул воздух. Заставил себя отойти от серванта и сесть на диван. Нет, деньги он не возьмёт, это не какая-нибудь никчемная безделушка, которую и продашь-то за копейки. Это уже совершенно точно самое настоящее воровство.
Дядька приволок целый поднос всякой снеди. От полузабытых запахов закружилась голова.
- Ты не торопись на всякий случай, - посоветовал он без особой доброты в голосе, пристально разглядывая парня. – Если весь день не ел, может затошнить. Ешь. Мы же никуда не торопимся. Так ведь?
- Так, - кивнул Генка и, вспомнив всё своё воспитание, принялся за еду.
Воспитание не слишком помогало. Хотелось запихнуть в себя как можно больше и сразу. Быстро, пока всё это великолепие не исчезло. Сейчас ему даже кружочки копчёной колбасы казались неземным деликатесом. Но он очень старался. Ведь если показать себя дикарём, можно оказаться за дверью. А именно сейчас этого не хотелось.
Мужик странно смотрел на него. Он почти не ел. Отпивал из своего бокала маленькими глотками. Поглаживал зеленоватое стекло. Генка дожевал последний бутерброд из самостоятельно отведённой себе нормы. Запил горячим чаем. Ароматным, свежим. Отставил чашку и облизал пальцы. Это словно послужило сигналом.
Первые ласки терпеть было легко. Но они становились всё более грубыми, всё более агрессивными. Мужчина на что-то злился, и Генка никак не мог понять причину. Его ворочали по дивану. Потом швыряли по коридору в сторону спальни. Он безропотно слушался. Привычно принимая право другого на власть над ним. Чувств никаких не было. Пришла родная оберегающая пустота. Та самая, которая защищала Генку во время побоев Борьки и его дружков. Скорых минетов, спасавших от голода. Презрительной отстранённости тех, чистеньких, умытых из сквера. Будто их ухоженность и экстерьер являлись серьёзным отличием, возвышали. Они могли выбирать. Но будет ли так всегда?
Больно ударившись ногой о ножку кровати, парень рухнул на пол в очередной раз и поднял глаза на дядьку. Кажется, зря. Тот ещё больше разозлился. Молча заставил встать, чуть не вывернув руку, и опрокинул на кровать. Теперь прикосновения стали болезненными и пугающими. Но больше всего пугало то, что теперь они возбуждали. Возбуждали сильно. Настолько, что Генка ничего уже не соображал, подставляя тело под новые синяки и засосы. Ему казалось, что его просто сожрёт этот странный незнакомец. И хотелось этого до одури. Хотелось, чтобы его разорвали чужие руки. Смяли, сломали. Доломали наконец.
Он и сам понимал, как пошло выглядит, как непристойны его стоны и мольбы, как неприлична поза, но всё равно прогибался, подаваясь, плавясь послушным пластилином. Боли почти не было, не зря он подготовился, в точности следуя советам Лю. Только в начале было страшно, будто прыгаешь с вышки, и Генка невольно сжался. За что и поплатился жёстким ударом по заднице и несильной саднящей болью в первые минуты.
А потом мир сначала вдруг стал чётким и реальным, будто спала пелена, ушло возбуждение. Но уже через несколько минут вновь завертелся, словно Генку запихнули в прозрачный пузырь и бросили в неукротимый вихрь. Ощущений. Звуков. Мелькающих картинок. Маленьких взрывов, переходящих в колючие электрические волны. Нарастающей пульсации, не находящей выхода.
- Ты такой горячий, Генка. Такой горячий…
Это о нём? Впрочем, это не важно. Ничто не важно. Только это движение, вынуждающее хотеть всё больше.
- Давай, маленький. Давай, кончи, ну! Сам…
В мозг вплывали чужие слова, не имевшие смысла сейчас. Не имевшие смысла никогда. Слова никогда не имеют смысла.
И мозг взорвался вместе с телом в мучительном, невероятной силы оргазме. На глаза навернулись слёзы от переизбытка ощущений. Генка протяжно выдохнул, цепляясь всеми пальцами в простыни, переживая неожиданный приступ судороги в ногах. Но и он не был неприятным. Как и всё ещё двигающийся в нём член, выбивающий остаточные выплески спермы. Словно длил и длил отступающие волны, пока они не превратились в мелко дрожащую рябь.
- Ты такой горячий…
3.
Генка очнулся только ранним утром. Совсем ранним. Даже птицы ещё молчали. Его давешний знакомец мирно спал на другой половине кровати, подогнув ногу, и громко храпел. Парень тихонько соскользнул на пол, невольно охнул, прочувствовав, как ломает болью всё тело. На руках и бёдрах наливались синяки. Один красовался на щиколотке. Генка осторожно пополз на четвереньках к выходу. Поясницу крутило при каждом неосторожном движении.
Добравшись до ванной, включил воду и заткнул сливное отверстие. Лютька говорил, что горячая ванна – лучшее средство после этого дела. И сам частенько валялся в воде часами. Особенно, когда возвращался лишь поздним утром.
В комнате на столике ещё оставался поднос с подсохшими вкусностями, так что получилось даже позавтракать. Остывший чай тоже пошёл неплохо. Правда, в этот раз его вкус показался немного странным.
Ванна действительно помогла расслабиться. Генка блаженствовал, чувствуя, как уходит боль из скрученных напряжением мышц.
Помывшись, он быстро оделся, удивившись внезапному лёгкому приступу головокружения. Посмотрел в зеркало и не увидел в нём себя прежнего. Глаза парня за стеклом были другими. Более живыми. Чуждо цепкими. Шею украшало два симметричных кровоподтёка.
Заглянув в спальню, обнаружил, что дядька всё так же храпит, теперь уже почти поперёк кровати. Генка вспомнил ночные кувырки в коридоре, острые углы, бешеную похоть, так внезапно накрывшую его туманным забытьём. Медленно изнутри выползла холодящая мозг ненависть. Овращение к себе, так азартно отдававшемуся этому садисту, так порочно стонавшему пока его безжалостно трахали, так легко предавшему любимого. А ещё больше отвращения вызывал тот, кто заставил его проделывать всё это.
Бесшумно изъять деньги было легче лёгкого. Тихонько обуться - чуть сложнее, ноги так и норовили подвести, руки дрожали, завязывая скользкие изворотливые шнурки. Выпрямляясь, он сшиб с полки тёмную плоскую сумку. Та с грохотом опрокинулась на пол. Покатились какие-то тяжёлые детальки, отвёртки, неуместно весело звякнул набор ключей. Из спальни вылетел встрёпанный голый любовник.
Генка кинулся к двери. Замок как назло оказался хитрым и никак не поддавался. Парень дёргал и дёргал непослушную ручку, пытаясь вырваться из западни.
Мужчина рванул к нему. Ещё немного, и он бы прижал беглеца к двери. Генке, обернувшемуся в этот момент, дальнейшее показалось неправдоподобно замедленным. Нога дядьки проехала по рассыпанному железному хламу, прокатилась вперёд, взметнулась высоко вверх. Снизу ей подмахнула вторая, и преследователь грузно упал на спину с тихим странным вздохом. Вздрогнула грудь, несколько раз колыхнулся живот. Распахнутые глаза плавно моргнули и застыли, уставившись на потолок. Генка посмотрел туда же, но ничего особенного не увидел. Вновь посмотрел вниз, на распластанного в неудобной позе человека. Глаза уже были закрыты. Из-под левого бока показалась что-то живое, зашевелилось. Сердце Генки вздрогнуло от испуга. Но это шевелящееся высунулось чуть дальше наружу и оказалось тонкой струйкой крови, которая всё быстрее прокладывала себе дорогу по рифлёной плитке, повторяя её узор.
Парень ещё активнее завозился с замком. Ему казалось, что эта кровь вот-вот доберётся до его ног, и ужас от этой мысли трудно поддавался описанию. Наконец хитрый замок сдался, и Генку вынесло на площадку. Он тут же захлопнул дверь. Прижался лбом к её холодному металлу. Перевёл дух. И рванул вниз по лестнице, даже не вспомнив о лифте. Да и слишком мучительно было бы сейчас его дожидаться.
Выскочив из подъезда, он припустил к ближайшей широкой улице, инстинктами городского жителя отыскивая путь. На первой попавшейся маршрутке доехал до станции метро. Там с телефона-автомата набрал номер полиции и сбивчиво сообщил о несчастном случае, благо мозгов хватило посмотреть адрес на табличке дома. Быстро закончив разговор и не оставив своих данных, нырнул в недра подземки. И только там, проехав несколько остановок, начал постепенно приходить в себя. Его трясло. Вдобавок навязчивое головокружение теперь стало почти непрерывным. Подступила тошнота.
Он не помнил, как добрался до дома. Во дворе, несмотря на такую рань, пусто не было. В излюбленной беседке валялись несколько тел. Сначала парню даже показалось, что они все мертвы. Но потом самое крупное шевельнулось, почесало небритую шею и повернуло к парню Борькино лицо. Генка несмело шагнул в сторону подъезда. Потом ещё. Потом быстрее. Но всё равно не успел. Проявив немыслимую для такого часа и очевидной степени похмелья прыть, боров нагнал его у дверей. Тяжело рухнул вперёд, прижимая добычу к облупившейся краске в подозрительных пятнах и разводах. Устало выдохнул вялыми губами:
- Деньги.
Генка принялся рыться во внутреннем кармане, надеясь не засветить всей суммы, что при нём была. Не судьба. Борька нетерпеливо развернул парня к себе. Присвистнул, разглядывая.
- Кто эт тя?
И тут же отбросив тонкую руку сам залез в карман. Вытащил на свет большую часть его содержимого. Присвистнул снова.
- Них… я се… б… - оглушительно выдохнул, обдав Генку мерзким запахом перегара, и тут же буркнул более осмысленно: - Не здесь.
В глухом тупичке между соседними домами Борька быстро выпотрошил все карманы парня и запихнул наличность ворохом себе за пазуху. Генка пытался протестовать, но бесполезно, результатом стал лишь мощный удар в челюсть. В ней что-то хрустнуло, и он отлетел к стене, приложившись спиной и головой. Рот наполнился кровью. Пытаясь зажать его руками, Генка заскулил.
Быстрые шаги снаружи заставили вздрогнуть обоих. В тупичок быстро и уверенно вошёл незнакомый тип лет сорока с очень странным колючим взглядом и нервно-резкой манерой двигаться.
- Чего у тебя тут? – спросил он деловито, бросил короткий взгляд на Генку и обернулся к Борьке.
Подцепил пальцами торчащую из ворота купюру. Оттянул ткань, оценивая объемы добычи. Довольно хмыкнул. А потом развернулся к дрожащему парню, дружелюбно подмигнул ему и подошёл ближе. Сочувственно положил руку на плечо.
- Ты как? В порядке?
Генка собирался ответить, но сломанная челюсть не слушалась. А в следующий момент в него что-то воткнулось. Так странно глубоко. Парень удивлённо посмотрел вниз на грубую рукоять самодельного ножа, торчащую из его собственного тела. Сознание поплыло. Стало жутко. Больно почему-то не было. Только очень страшно. Время задвигалось неровными скачками картинок и фраз.
- Зачем?
Шершавая стена с нечитаемой надписью.
- …хотел…
Холодно, очень холодно.
- … выдал бы, идиот!
Страх отступил оставляя Генку одного в пустоте.
- Наркоман. В подворотне какой-то подобрали. Документов и мобильного нет.
Белый ослепительный свет. Неприятные запахи.
- … интоксикация. Я бы не рисковал.
Пустота везде, даже внутри. Он сам и был пустотой.
- …бесполезно…
Пустота становилась всё более лёгкой, и Генка сам становился невесомым, улетая куда-то. Далеко отсюда. Жаль. Тут был Лю. Но и эта мысль стала лёгкой и улетела.
- …нет, парень!!!
4.
Генка не появлялся уже несколько дней. Звонил заказчик, и Лютик врал ему напропалую. Нёс при этом такую ересь, что тот даже поверил. Забавно устроены люди. Лю никогда не понимал их по-настоящему, хотя многие говорили, что он отличный психолог. Чушь. Где-то на профессиональном уровне, может быть, а вот житейски… Да и на профессиональном умудрился лохануться так, что в страшном сне не приснится. С тем самым Глебом, из-за которого пришлось менять квартиру. Псих.
Глеб был лишь постоянным клиентом. Довольно приятным по началу. А потом поведение Глеба всё больше менялось и становилось всё более странным. Лю окончательно перестал понимать, чего от него хочет Глеб. Тот принялся ревновать, требовать непонятного, да и вообще, вести себя так, будто Лютик принадлежит ему круглосуточно, навечно, единолично. Бред. И сперва это даже смешило. Потом стало настораживать. А потом Глеб ворвался к нему домой и изнасиловал. Не слишком большая неприятность для шлюхи, но в собственном доме, когда пытаешься отдохнуть и забыть обо всех… Мягко говоря, Лю был в шоке. Пару дней он провёл в довольно нервном состоянии. Боялся спать и оставаться один. Дикие, сумасшедшие глаза Глеба, его ненормальное выражение лица приходили даже во сне и пугали до жути. Лютька не понимал и боялся. Не мог себе объяснить, что происходит, и боялся ещё больше.
Конечно, со злодея позже взыскали по полной программе, но Лютик потерял работоспособность на несколько дней. А когда Глеб опять заявился, как обычный клиент, и снова выбрал его, удержаться было невозможно, так захотелось изодрать в клочья эту нахальную рожу. Этот кошмар, преследующий его, не дающий покоя. Лю испугался. И Лю кинулся на Глеба с яростью, которой от него не мог ожидать никто. При всех. Лютика за эту выходку тоже наказали деньгами. Выгодная традиция. Теперь он получал на руки сущие крохи, ровно столько, чтобы не загнулся ненароком и мог за собой ухаживать в пределах необходимого. Остальное шло в уплату штрафа.
Чтобы не пересекаться с Глебом, пришлось сменить точку и жильё, начинать всё с начала. Лютик был бы вынужден ютиться в общей конуре с пятью такими же бездомными, если бы не Генка. Но всё заработанное приходилось пускать на квартплату. Лютька постепенно покрыл задолженность за квартиру, тайком от её хозяина. Было неудобно предлагать свою помощь, слишком уж много обожания в глазах влюблённого, слишком много безусловного поклонения. Будь хоть чуточку иначе… А, впрочем, кого он пытается обмануть? Свой сволочной характер Лю знал получше прочих. Это хорошо, что вот так, что не близко, не впритирку. Так меньше травм для обоих.
Генка. Маленький мальчик, сломанный, покалеченный. Его раболепие раздражало. Первое время всё хотелось встряхнуть, вынудить защищаться, выпрямиться во весь рост. Бестолку. Генку не пригнуло, его переломало в несколько местах. От него отвернулся весь мир, стоило сместиться полюсам нищеты и благополучия. Стоило ему сорваться после смерти родителей. Даже в больничку тогда определили его не друзья, а, на тот момент всего лишь полузнакомый-полуприятель, Лютик, в квартире которого Генка и устроил главное представление. Люди – весьма сволочной народец. И сам Лю никак не мог считаться исключением.
В конце концов задирать Генку вошло в неистребимую привычку. Лютьку самого бесили собственная ворчливость и капризы, но остановиться не получалось. Да и чревато это. Прояви он хоть немного мягкости, и липкая влюблённость превратилась бы в катастрофу для них двоих. А может Лю ошибался? Трудно сказать. После Глеба очень уж жутко было совершить промах, ввязаться в новый навязчивый психоз, чужеродный и изматывающий. Да и чего греха таить, Лютику доставляло неожиданное извращённое удовольствие колоть и кусать безответного Генку. Мелкое и гадкое удовольствие. Просто потому что это превратилось в часть бытия. Просто потому что этому было надёжное оправдание. Генка умудрялся одновременно и подвигнуть на добрую благотворительную глупость и вытащить из глубин души самое поганое, что там болталось. И от этого раздражение лишь нарастало.
Как легко себя оправдать, да?
Лютик изводил Генку нескончаемыми мелкими упрёками, а тот и радовался, потому что иного для себя не видел, не хотел, не мог видеть. Но иногда… иногда он становился почти нормальным, даже огрызался. И это так радовало, что надежда добиться адекватной реакции от затюканного мальчишки никак не подыхала. Знать бы ещё как… Лю старался не ранить его хотя бы в том, что счёл бы важным для себя, но, кажется, делал только хуже. Слишком они разные.
Лютька подошёл к столу и принялся перебирать рисунки. Генка всегда был талантлив. Чудовищно талантлив. Настолько, что от каждого его рисунка веяло мистической живой сущностью. Даже самый лёгкий черновой набросок казался более живым, чем сам Лю. Чем сам Генка. Вот только рисовал он вовсе не то, что, по мнению Лютика, должен был. Всё, на что тратил время этот гений – коммерческие заказы, реклама, всякая тупая хрень. В этом была какая-то предельная несправедливость. В этом была неприятно царапающая нервы неправильность.
Лист с тихим шорохом скользнул из рук. Генки не хватало. Без него стало очень пусто. Без него в квартире поселилась противная ноющая тоска. Будто не дающее покоя предчувствие. Да что тут предчувствовать? Если парня нет столько времени, значит что-то случилось. Какие могут быть варианты?
Пришлось всё-таки взяться за телефон. А потом ещё и обзванивать все больницы по кругу несколько раз. Результата не было. Кроме раздражения персонала и собственной злости на Генку. Звонить в морги было страшно. Казалось, что вот именно этим и можно спровоцировать судьбу на подлость, подкинуть ей пакостную идею.
В один из бесконечных звонков по больницам, ему попалась явно скучающая девица, которая задала неожиданный вопрос:
- А в какое отделение?
- Я не знаю…
- Ну хоть предварительный диагноз какой?
- Да не знаю я, - психанул Лю. – У меня друг пропал, понимаете?
- А когда именно?
Лютик назвал дату.
- Скорее всего ночью, потому что он не пришёл ночевать.
- Может с девушкой загулял? – хихикнули в трубке.
- Ничего смешного, - процедил Лю. - Не бывало с ним такого. И его же не первый день нет.
- Извините, - немного смешалась девушка. – Я вам вот что посоветую. Вы обратитесь в полицию. Или позвоните в дежурную больницу. Ну ту, которая в ту ночь была дежурной по городу. Скорая туда обычно отвозит.
Полиция была для беспаспортного Лютьки заведомо провальным вариантом, и он уцепился за второй.
- А как узнать, какая дежурная была?
- А я сейчас посмотрю, подождите.
Получив вожделенные данные и номер телефона, Лю поблагодарил болтушку и постарался собраться. Отчего-то дрожали руки.
По указанному номеру ответили, что пациент с таким именем не поступал.
Лютик приуныл. Всё-таки херовый из него детектив. Думать получалось не слишком хорошо. Но одна мысль всё-таки проползла в забитую тяжёлой вязкой ватой голову – а если при Генке не было никаких документов? Если его обокрали? Ведь с мобильного же никто не позвонил сообщить, а Лю часто слышал, что в больницах так делают в случае, когда пациент без сознания. Если не врали. Лютька вынул из рамки фотографию Генки с родителями, последнюю, тут ему всего семнадцать, но разница не велика. От недоедания парнишка совсем перестал расти и выглядел даже младше себя семнадцатилетнего. Быстро собравшись, рванул в эту самую дежурную.
Там пришлось долго мыкаться в поисках хоть кого-нибудь, кто мог бы хотя бы выслушать. Пока один из пробегавших мимо врачей не отчитал его за то, что шляется между корпусами и отвлекает персонал, в то время как должен был обратиться в приёмное отделение. Но там тоже не смогли сказать ничего внятного. Проверив имя по спискам, повторили, что такой не поступал, но было двое неопознанных. Один из них примерно подходит по возрасту. Лютька совсем растерялся и никак не мог сосредоточиться. С горем пополам выяснил, кто из врачей в ту ночь дежурил и как его найти. Оказалось, что тот же врач дежурит сегодня и сейчас не занят. На сосредоточенных лицах уже читалось что-то похожее на понимание.
Его проводили в ординаторскую. Там его встретил молодой врач в дурацких очках с грязно-жёлтой оправой. Поздоровались. Лютик заново изложил свою историю о пропавшем друге, показал фото. И реакция на изображение ему очень не понравилась… Да, очень похож. Но у того было разбито лицо, так что судить трудно. Кровопотеря большая. Скончался. Следует обратиться в полицию, провести опознание. Уголовное дело по факту убийства. Нет, Лютик ничего не знает. Конечно, он понимает, как важно дать показания. Родственники? Нет, у него никого нет.
Скончался. Такое идиотское слово. Тупое и никак не желающее обрастать смыслом. Да что же это?! В туманно-пустой голове не было ничего, что можно было назвать связной мыслью. Внутри скрутилось тугим жгутом ощущение нереальности происходящего, и Лю бросало словно качелями на натянутых нервах. То в немую пустоту полного непонимания. То в беспросветную чёткость неверия. Он брёл по тусклой пустынной, утыканной лабиринтами каменных коробок, территории больницы, где даже деревья были редкостью.
Генка…
Чьи-то руки подхватили и потащили куда-то. Лютька не видел ничего вокруг. Да и было ли что-то вокруг? Самое невероятное, что в его жизни ещё никто никогда не умирал. Ни разу. Непоправимость смерти была слишком непонятной, чуждой, ирреальной, чтобы её можно было осознать.
- Всё будет хорошо, малыш…
Кто это?
5.
Когда Глеб узнал, что Лютик живёт с парнем, то сначала не вполне понял, что это может значить. Его мотылёк. Его малыш. Его. С другим парнем. Разве так бывает? Нет. Глеб не дебил и вполне осознавал, кто такой Лютик. Знал. Сам его снял однажды. Тогда, в первый раз. Нанял, чтобы его любили. И тот любил, Глеб был уверен.
Лёгкие деньги шли сами, льнули к рукам. Купил новую квартиру, сделал ремонт и обзавёлся мебелью. Но вакуум вокруг Глеба так и продолжал расти. Сколько ещё он верил в чушь о том, что стоит разбогатеть - и вокруг возникнут толпы людей? Долго. Слишком долго. Люди продолжали сторониться. Парни в клубах охотно знакомились, но уже через несколько минут разговора испарялись куда-то. Один из них назвал Глеба скучным занудой. Может, так и есть, но ему тоже хочется, чтобы кто-то был рядом. Хоть иногда. И он купил Лю. Вот только тогда пришло понимание, для чего нужны деньги. Для того, чтобы заставить кого-то тебя любить. Так, как ты этого хочешь. Для того, чтобы получить хоть временную власть над другим существом. Стать для него хозяином. Богом. Вынудить повиноваться твоей воле. Но этого стало слишком мало. Невыносимо мало. Глеб захотел получить Лю целиком, вместе с его жизнью, с каждым вздохом. Именно его, потому что других не хотел знать после того, как встретил Лю. Надменный мерзавец. Покорный палач. Он резал сердце при каждой встрече. Стало недостаточно этой иллюзии. Глеб захотел главенствовать по-настоящему. И это оказалось сладко. Оказалось, что вырывать смирение насилием даже приятнее, чем покупать его. Но Лютик сбежал. Скрылся.
Выяснить новый адрес не удалось. Хозяева… те, кто полагал себя хозяевами его Лю, позаботились о том, чтобы Глеб больше не смог разыскать его. Удалось лишь выяснить имя его дружка и сожителя. И много позже уже задорого шепнули, где этого дружка можно найти.
Генка оказался совсем юным. Таким юным, что Глеб засомневался в его совершеннолетии, а потом стало всё равно. Увидев парнишку без одежды, он потерял голову. Такого тела видеть ещё не доводилось. Миниатюрный, нежный, хрупкий. Каждая деталь, каждая линия чётко выверены рукой умелого скульптора. Опущенные глаза в знак покорности. Длинные пушистые ресницы на худом, ещё совсем детском лице. Мокрые пряди, прилипшие ко лбу. Какие сокровища можно отыскать под мешковатой одеждой! Даже Лютик и вполовину не был настолько изящен и пропорционален.
Глеба не смутил его голод, парень выглядел измождённым. Возможно, это новомодные среди молодёжи диеты. Он не хранил в доме ничего серьёзнее бутербродов и кефира. Обедать предпочитал в кафе. Готовить так и не научился. В очередной раз мелькнуло видение Лютика на моей кухне, занятого приготовлением ужина. Привычно потеплело. Но тут же всплыла злоба на того, кто стоит между ними, кто сидит сейчас в гостиной и урчит животом. Не колеблясь, Глеб заварил специфический чай, который привёз контрабандой из Китая один партнёр по бизнесу. Шутник был полон злорадства, когда рассказывал об его свойствах. И какая же мина у него была, когда Глеб открыто обрадовался и сердечно поблагодарил за такой ценный подарок. Он тогда предвкушал, как напоит им Лю. Но и этот случай был вполне подходящим. Тем более что стоит для начала провести испытания.
Первое время мальчишка вёл себя всё так же безответно. Это начинало сильно выводить из себя. Никому не понравится такое отсутствие реакции. Удар по самооценке был силён, и Глеб впал в неконтролируемую ярость. Мелкого стервеца хотелось смять, раздавить. И уже вполне бы устроило взять мальчишку силой, заставляя если не стонать от удовольствия, то умолять о пощаде. Генка молчал. Покорно позволял себя швырять и даже не поднимал глаз. Чем злил ещё больше. И Глеб попросту пнул его ногой, зашвыривая в спальню. От безвыходно давящего изнутри негатива горела голова и трудно было дышать. А вот то, что случилось потом, стало внезапным и сладчайшим из снов. Так вот чем зацепил этот малыш Лютика. Пошло постанывая и откровенно насаживаясь на член, парень был умопомрачительно прекрасен. От степени его сексуальности плавился мозг. Такого Глеб не ожидал. Не представлял даже в самых горячих мечтах. И ещё он наконец увидел, какой именно власти желал. Понял, что не отпустит Генку. Ему нужны оба его мальчика.
Спалось в ту ночь на редкость хорошо и умиротворённо. В жизни Глеба наконец-то всё встало на свои места. А утром разбудил шум в прихожей. Окинув взглядом спальню, Глеб понял, в чём дело. Генка хочет сбежать. Дальнейшее провалилось в небытие. Кажется, Глеб упал. Потом какие-то люди взламывали железную дверь. Его куда-то несли. Везли на скорой. Окончательно пришёл в себя только через пару дней. Врач сказал, что, вероятно, это следствие шока, потому что травма не очень серьёзная. Отвёртка вошла по самую рукоять, но под углом. Повреждены мягкие ткани. Глебу очень повезло, потому что длины инструмента вполне хватило бы, чтобы пробить лёгкое или того хуже. А так, считай царапина. Но несколько дней пришлось провести в больнице. В рану попали какая-то дрянь и машинное масло, она никак не желала затягиваться. Вонь стояла страшенная.
Глеб по телефону договорился об установке новой двери в своей квартире. Уговорил соседей присматривать. Решал ещё какие-то несущественные, ерундовые вопросы. Добивало вынужденное бездействие, пока Генка наверняка стремительно удалялся в неизвестном направлении. Позже заведующий отделением, явно удивлённый и растерявшийся перед невосприимчивостью пациента к лечению, уволок Глеба в личную смотровую и там в одиночку вскрыл рану чуть глубже, оставив на спине длинный разрез. Возмущаться не имело смысла. В ране обнаружилась крошечная металлическая стружка. Столько неприятностей из-за какой-то малости.
После выписки, едва выйдя из дверей больницы, Глеб сразу же увидел знакомый тонкий силуэт, замерший на ступенях. Лютик. Мужчина глазам своим не поверил. Что он здесь делает? На секунду сердце ёкнуло от невероятного предположения. Соскучился? Искал? Хотел навестить? Возможно ли? Глеб осторожно подошёл ближе, присмотрелся. Его мальчик явно пребывал в состоянии шока. Что-то случилось? Он болен? Вокруг никого. Решившись, мужчина приобнял жёсткие напряжённые плечи Лютика. Тот даже не отреагировал, задеревенев в каком-то странном ступоре. Нельзя было упускать такой шанс, и Глеб повёл Лю к стоянке, куда уже заранее подогнали его машину. Пребывая в ступоре, парень позволил себя вести. Никакого сопротивления, только вялое движение и заторможенность. Что же у него такое случилось? Ну ничего, теперь они снова вместе, и всё будет хорошо. Последнее Глеб решил озвучить:
- Всё будет хорошо, малыш…
Лютик вздрогнул и посмотрел невидящими глазами.
- Всё будет хорошо, - повторил ещё увереннее и усадил мальчика на переднее сидение.
Приняв от служащего ключи, неуклюже устроился на месте водителя. Спина всё ещё сильно беспокоила, но Глеб не любил пользоваться услугами такси, а тем более пускать посторонних водителей на своё место. Переждав приступ боли, завёл двигатель. Лю сидел молча и неподвижно, уставившись в одну точку. Везти его такого в город… Лучше на дачу. Там свежий воздух, овощи-фрукты и прочие продукты. Там мотыльку будет хорошо. Там он быстро придёт в себя. И искать его там никто не будет. Да и сбежать оттуда он точно не сможет. В голове всё чётче складывался план, как сделать Лютика только своим. А когда Глеб разыщет Генку, его тоже можно будет отвезти на дачу. Это было бы чудесно. Оба его мальчика вместе, оба будут принадлежать ему безраздельно. План казался гениальным. Мальчики хотят быть друг с другом? Хорошо. Глеб не будет возражать. Ему и самому очень понравился Генка. Они его обязательно заберут к себе. Генке надо хорошо кушать. Он, конечно, очень красивый, но…
Они проехали половину пути и вышли на загородную трассу, когда Лютик отчасти пришёл в себя и чуть отмер. Во всяком случае, застонал. Хоть какой-то звук.
- Всё хорошо, Лю. Сейчас приедем, и всё будет замечательно, вот увидишь.
Лютик слегка повернул голову к Глебу, моргнул.
- Ты знаешь, у меня там такой воздух! – заливался соловьём мужчина. – Сосны кругом! Цветочки растут. Хорошо. Красиво. Тебе понравится. Свежих продуктов поешь, настоящих. Молочко там, всякое такое. Мясцо парное.
Лю заторможено огляделся. Облизал свои сочные губы.
- Отдохнёшь, и всё наладится. Мы теперь всегда будем вместе. Нам больше никто не помешает. Я всё придумал. Отвезу тебя на дачу и буду навещать вас часто-часто. Можешь мне поверить. Я же люблю тебя.
Лютик непонимающе прищурился.
- А Генка.. он, знаешь… Он мне понравился. Он очень красивый. Я понимаю тебя. Такого невозможно не любить. - мужчина томительно выдохнул подкатившую страсть. - И я ему тоже понравился. Правда! Он был таким страстным той ночью! Как он стонал…
- Ты… - прохрипел Лютик. И внезапно налетел на Глеба всем весом, толкнул в плечо.
Машина потеряла управление и завиляла по извилистой ленте шоссе. Глеб попытался её выровнять. Но Лю словно сошёл с ума! Он рычал и выл, пытаясь вцепиться в глотку. Его абсолютно безумные глаза смотрели на Глеба с неутолимой бешеной ненавистью. Следить за дорогой стало затруднительно. Машина виляла из стороны в сторону, и чудом удавалось не вылететь за обочину. Пару раз просигналили случайные немногочисленные встречные. В конце концов до Глеба дошло, что нужно остановиться. И в этот момент снаружи кто-то вскрикнул. Глеб почувствовал жуткий удар. И погас свет. Облепила такая желанная тишина. Покой. Всё?
Не надо!
6.
Несколько дней прошли в пьяном закумаренном туманище. Борьку то выворачивало наизнанку, выдёргивая из нутра выпитое, пополам с желчью, кровью и горечью. То окунало в безудержную дикую пляску веселья. То швыряло с размаху в одуряющую, изматывающую душу виноватую тоску. Генку за что? Безобидного глупого пацана. Педрилку немощную. Это же как ребёнка прибить. Это… Гадко! Мерзко! Противно! И это Борькина вина!
Несколько драк, разбитая витрина, ссоры по любому поводу. На Борьку уже посматривали с глухим, пока пассивным неодобрением. А то и с подозрением смотрели. Суки. Они не понимают, а объяснить нельзя. Тёлки в дурацких мешающих шмотках. Парни, нарывающиеся на кулак. Месиво тошнотворного праздника. Дикарской тризны по маленькому трусливому пацанёнку, которого знал всю жизнь. Который никогда не мог ответить. Зяма, сука, его даже не видел до этого, понятия не имел. И убил. Просто подошёл и убил. Не задумываясь, не разбираясь, не тратя время.
В очередной раз выворачивая душу и содержимое желудка тупым кустам, Борька услышал за спиной.
- Хорош убиваться-то.
Крепкие руки подхватили и потянули за собой. В сухопаром тощем Зяме силы было немеряно, и неясно, где она гнездилась в нём. На вид дрыщ дрыщом, а тащит ведь Борьку за собой, будто бульдозер какой. Мутило страшно. Хотелось сдохнуть и как можно быстрее.
- Куда? – буркнул боров.
- Проветримся немного в лесочке. Тебе не помешает. Да и побалакать надо без лишних ушей. Команда у тебя больно бойкая, любопытная, везде нос суёт. А им знать незачем, на чьи гуляем.
Борьку передёрнуло, но он возражать не стал. Сел в машину и всю дорогу до «лесочка» провёл молча, ни о чём не думая, иногда забываясь беспокойным сном. Сном, в котором Генка смотрел на него жалобно и с упрёком. А иногда спрашивал: «Как ты мог? За что?»
Такси притормозило у обочины. Зяма выволок дружка наружу и расплатился.
После прогулки по свежему воздуху, пару раз споткнувшись о какие-то коряги, Борька почувствовал, как в мозгу просветлело. В этот раз приступ трезвости не принёс тоску. В этом месте как-то странно было мучиться своими дурными человеческими заморочками. Лес был намного больше, лучше любого из людей, и его эти глупости не волновали. Всё казалось мелким.
Интересно, а Генка сейчас может оказаться в таком вот здоровском месте? Хорошо бы, если так.
- Пришли, - сказал вдруг Зяма и резко остановился.
Борьку будто толкнуло изнутри что-то, он рванул в сторону, больно ушибив плечо о дерево. Ошалело уставился на нож в руках приятеля.
- О как… - выдал боров глубокомысленно.
А потом он перестал думать. Потом сработали рефлексы, напрочь вбитые армией и ещё более жёсткой школой уличных драк. Да, он не такой опытный, как Зяма, но на его стороне молодость, ненависть и холодная, окончательно отрезвившая, ярость.
Драка вышла недолгой. Противнику удалось сделать лишь несколько не вполне удачных выпадов. Один всё же зацепил бок по касательной, сказались дни жестокого загула. Но приноровившись и улучив момент, Борька выбил нож, повалил Зяму, прижал животом к земле, навалился всем своим весом. И впервые в жизни свернул человеку шею. Впервые убил. Не думая. Не пускаясь в разговоры. Не угрожая. Просто. Щёлк.
Ему даже не стало мерзко от самого себя, и муки совести не набросились на и так измотанную душу. Только затошнило опять сильно. Так что он ещё с полчаса провёл, изрыгая мерзкую жижу, от чего выворачивало ещё больше. И так до тех пор, пока ноги не затекли от стойки в раскорячку и желудок не начал выдавать лишь сухие болезненные спазмы. Затем Борька помочился на ближайшее дерево и ушёл к шоссе.
Ему так казалось, что к шоссе. Проплутав не один час, он с трудом выбрался на узкую тропу и решил двигаться только по ней. Всё равно, в какую сторону. Куда-нибудь да приведёт. Вывела, родимая, к долгожданной трассе. Аккурат к остановочке автобусной. Никакого расписания, никаких табличек обычных. Тётка какая-то под навесом греется, корзинку прижимает, глазами лупает испуганно.
- Автобус в город когда? – буркнул боров.
Тётка отступила и прижалась к стеночке. И молчит, малахольная. Борька шагнул к ней на автомате.
- Я спрашиваю, автобус когда будет, ****а?
Тётка зажмурилась и закрыла лицо руками. Корзинка шмякнулась на треснутый асфальт, покатились грибы. Позади, чуть в отдалении взвизгнули шины. Борька обернулся. По шоссе летела бешеная колымага, вихляя, как пьяный ослик, вылетая на встречную, выписывая крутые зигзаги. Летела прямо на него. Боров обалдело приоткрыл рот. Толкнул тётку в сторону, что было мочи, и тут же ощутил мощный удар, впечатавший его в нагретое железо.
7.
В холле было светло и на удивление чисто. В окно заглядывали последние тёплые лучики уходящего за горизонт солнца. Шаркали перетянутые повязками пациенты. Кряхтел дед в койке, чуть дальше от окна. Пробирался по стеночке к туалету профессор. Правее, со стены гундел невидимый отсюда телевизор. Народ обсуждал новости, и слушать их было скучно. Это всегда скучно. Будто куры обсуждают в курятнике особенности человеческого быта, несправедливость их правления. Глупо и скучно.
С момента клинической смерти тратить время на подобную чушь не хотелось особенно остро. Как и вообще тратить время. Слишком хрупка оказалась человеческая жизнь. Слишком непрочна нить, на которой она держится. Слишком душно жить, как раньше. Генке хотелось начать всё заново. Забыть обо всех, кто не был с ним добр, и попробовать заложить новый фундамент. Если это вообще возможно. А ещё он простил умерших родителей. Простил по-настоящему. Теперь он и сам знал, насколько люди не распоряжаются собой. И насколько неразумно держать обиду на тех, кто успел дать тебе всё, что успел.
Да и не до обид стало. Мир воспринимался иначе. Ярче. Острее. Хотелось всё-всё увидеть и понять заново. Таким, каким оно выглядит сейчас. И успеть. Поторопиться. Пока всё не закончится. Пока не пройдёт эта эйфория новизны. Не поблекнут краски. А пока всего сутки новой жизни. Только начало.
Генка рисовал. Ему удалось раздобыть три авторучки, два карандаша разных цветов и толстую тетрадку в линейку. Счастью его не было предела. Рука плохо слушалась, но он рисовал. Он рисовал с таким упоением, какого ещё никогда не испытывал. Просто зарисовки на тему того, что видели глаза. Только то, что было новым. Ни одного воспоминания. То, что сейчас. В холле и коридорах. За окном. Никаких воспоминаний…
Только в коротких провалах снов приходил Лютик. О чём-то спрашивал. Или просил о чём-то? Это были очень неправдоподобные сны, потому что Лю никогда никого не просил, и Генку ни о чём так мягко спрашивать не мог. Но эти сны были… уютными. Вот таким и хотелось когда-то видеть их совместное житьё. Только теперь уже он готов был признать, что это невозможно. Никогда. И нет смысла тянуть из себя жилы. Хотя… если Лютька его дождётся, то… Может ещё одна попытка? Хоть чуть-чуть побыть рядом. Но вряд ли любимый стал его дожидаться. Сегодня уже три раза просил у других пациентов телефон и звонил домой. Никто не брал трубку. Значит, там никого нет. Генка решил попозже попробовать вспомнить номер мобильника. Вдруг, повезёт?
- Ох, молодой человек, это очень-очень интересно, - проговорил кто-то совсем близко, над самым плечом.
- Что? – вскинулся Генка и со всей силой своей неуклюжести врезался виском в чей-то лоб. – Ой, простите.
Из глаз брызнули слёзы. Потирая ушибленное место, парень всмотрелся в другого пострадавшего. Довольно высокий и крепкий мужчина, ещё не старый, в общем-то. Наверное, лет тридцать пять. Стильные очки с чуть затемнёнными стёклами, интересный. Одет хорошо. Генка такие спортивные костюмы видел только в витринах недосягаемых бутиков. Простенькие, но так сделаны, что сразу видно – очень дорогие. Мужчина смотрел одновременно заинтересованно, восхищённо и с недоверием. Улыбнулся неуверенно:
- Это вы меня извините. Я сам виноват, - его улыбка стала шире, и в ней мелькнул оттенок лёгкой привычной фальши. – Вы очень талантливы. Вы знаете об этом?
- Скажете тоже, - смущённо фыркнул Генка и опустил глаза.
- Напрасно Вы относитесь с таким недоверием к моим словам. Это же часть моей профессии – поиск талантов. Я работаю в галерее. Не очень крупной, но весьма известной в определённых кругах. Довольно зажиточных кругах, надо отметить. По образованию я – искусствовед. Так что мои слова стоит принимать всерьёз.
Генка поднял расширенные от удивления и непонимания глаза.
- Вчера на объездном шоссе, произошла серьёзная авария, - внезапно громко сообщил телевизор, и Генка невольно вздрогнул. – Легковой автомобиль потерял управление и на большой скорости протаранил автобусную остановку, сбив двух человек, после чего врезался в дерево. Мужчина и водитель транспортного средства погибли мгновенно. Женщина с множественными ушибами от медицинской помощи отказалась. Пассажир автомобиля, получивший ряд тяжёлых травм, скончался по дороге в больницу. Обстоятельства аварии выясняются. По предварительным данным она была спровоцирована погибшим пассажиром. Сегодня стало известно его имя. Это Лютовцев Игорь Александрович. Я обращаюсь к лицам, обладающим какой-либо информацией об этом человеке…
- Переключай уже, футбол начинается! – крикнул профессор, по стеночке возвращаясь из туалета.
- Люди так неосторожны, - натянуто улыбнулся искусствовед. – Я вот тоже имел неосторожность попасть в аварию. Правда, на велосипеде.
А вот смех у него был настоящим. Чистым, звонким, мальчишеским. Нет, человек, который умеет так смеяться, не может быть плохим.
- Я Генка, - протянул руку парень.
- Геннадий, значит, - подхватывая её рукопожатием, полутвердительно уточнил новый знакомый.
- Д-да, - после короткой заминки кивнул Гена.