Каждый день надо было снова идти спать. Сегодня опять вечерело, и это значило, что всё повторится.
Ани нервно ходила по кухне, на часах было полвторого. Соответственно до того, как рассветет, оставалось очень много времени. Деревья за окном шуршали ветками и задевали балкон, на улице стояла чистая октябрьская ночь, окрашенная в рыжеватый свет фонарей. Электрическое небо и облака так спрятали почти все звезды, что Ани лишь спустя минуту через открытое окно смогла увидеть Кассиопею.
На кухне издал треск холодильник. Ани дрогнула.
Холодильник в полуметре начал гудеть, девушка закрыла стеклянное дребезжащее окно и, как обычно, выпила пару таблеток успокоительного.
Нужно было не оглядываясь выключить свет на кухне, потом пройти, всё так же не глядя, мимо зеркала, висевшего в коридоре, выключить свет там, включить три ночника в разных углах комнаты, погасить большой свет, и лечь в кровать. Последовательность достойная сумасшедшей выполнялась неуклонно каждый день.
Девушка легла на правый бок и закрыла глаза.
"Надо подумать о кино или о книгах. Еще позвонить маме насчет дачи надо... Уеду 28 ноября, друзья из Петербурга ко мне приедут 26, значит, надо всё сделать заранее..." Мысли быстро-быстро завертелись в голове Ани, актрисы, профессора, герои книг, всё сплелось в канву для будущего красочного сна. Девушка почувствовала, что сейчас провалится в сон, ощущая, как распушились её одеяло и подушка...
Вдруг заскрипело где-то в углу комнаты. Ани открыла глаза и даже не пошевелилась. Момент был упущен.
Часы снова стали тикать громче, вбиваясь гвоздем в голову, скрипы, трески, вибрации, всё это наполнило пространство. Успокоительное уже перестало действовать, вернее, сила убеждения того, что оно вообще помогает. Страх чего-то необъяснимого ледяною волною накрывал Ани.
***
"Что будет со мной, когда я умру? Если закрыть глаза, то ничего не происходит, просто темно. Неужели я могу вот так просто перестать существовать? Это не справедливо, нечестно, бессмысленно. Сейчас я есть, а когда-то могу перестать быть, отключиться так же, как отключается телевизор. И я ничего, ничего, ничего не могу с этим поделать. Я просто когда-нибудь стану пустотой, перестану дышать, двигаться, осязать, думать. Мир будет, а меня в нем не останется. Нечестно-нечестно-нечестно. Одна темнота, будет одна темнота."
Ледяные ноги маленькой девочки начали ныть так, что она стала дрыгать ими в кровати, чтобы избавиться от этого тянущего ощущения. Ладони вспотели и были такими же холодными, как и лодыжки. Внутри оживали пауки, которые расползались где-то внутри грудной клетки, опутывая все хрустальным инеем страха. Чем больше появлялось пауков, тем сильнее ныли ноги, тем больше девочка металась в кровати. В глазах темнело, сердце начинало стучать редко и глухо, губы поневоле шептали "не хочу, не хочу, не хочу".
"Не хочу, я не хочу умирать."
На кончиках мокрых пальцев начало покалывать. Внутри всё немного подрагивало. Казалось, будто тело распадается на какие-то более маленькие частицы, и что вот так это и будет однажды.
"Однажды я просто разложусь на ничто и перестану существовать."
Девочка заскулила, закусив ткань подушки. Затем вскочила и подошла к окну, слегка приоткрыв его. Мокрым от слез и соплей носом она втянула воздух ночного дворика. Она открыла окно еще пошире, и ее стошнило.
Бухая босыми ногами по полу, девочка пробежала на кухню, прополоскала рот, и, совершенно обессилевшая, легла спать.
***
В очередной раз после выматывающей ночи Ани пошла с утра в больницу. Обычно она старалась брать ночные смены, но постоянно так дежурить тоже было нельзя. Работники удивлялись стойкости молодой медсестры, которая всегда была готова поменяться сменами, и в шутку звали "пташка ночная".
-- Доброе утро, пташка. Что-то ты не очень выглядишь.
Ани улыбнулась такой же молоденькой, как и она, но более свежо выглядящей медсестре, и ответила:
-- На то и ночная. Еще не приходил?
-- Еще не уходил.
"Еще не приходил" был хирург, который курировал Ани. Она сняла пальто, и поднялась на третий этаж в отделение. В кабинете сидел врач и что-то писал за столом. Когда Ани переобулась и надела халат, он лишь на секунду поднял глаза, а потом сказал, все также продолжая писать:
-- Твоего любимого сегодня с того света вытаскивали. Клиническая.
В глазах Ани на секунду потемнело, и она почувствовала, что она как будто провалилась куда-то. Но уже спустя секунду она снова вернулась в реальность. Спросила первое, что пришло в голову:
-- Жив?
Хирург ничего не ответил. Девушка смутилась глупости своего вопроса и села за рабочий стол.
-- Сегодня будешь работать с Андреем Никитичем, я скоро пойду домой. Можешь сходить в реанимацию, пока он не пришел.
Ани благодарно прошептала "спасибо", схватила повязку на лицо, и быстрым шагом, едва сдерживаясь от того, чтобы побежать, помчалась в реанимационную.
В палате двое из пяти человек не спали. Один из них был Сергей Анатольевич.
Сергей был мужчиной пятидесяти лет с седыми волосами и глазами, сияющими тусклым голубым светом. Лежал он в больнице около двух недель, но за это время он успел полюбиться Ани, а она ему. Она иногда приходила к Сергею посидеть у кровати и поговорить. Они не говорили о жизни друг друга, о каких-то насущных проблемах, чаще о книгах, о философии, о размышлениях. Эти отрывочные недолгие разговоры что-то задевали в душах обоих собеседников. Как будто они нашли друг друга, как находят друг друга потерянные родственники, утратившие друг друга души где-то между эпохами и столетиями, как находятся те, кто друг друга давно искал.
Ани зашла в палату. Ноги её слегка дрожали, как и кончики пальцев, которые теребили край халата.
Сергей Анатольевич лежал бледный с закрытыми глазами под капельницей. Бледный, но живой. Ани тихо зашла к нему и встала у края кровати, пристально вглядываясь в его лицо. Морщины как будто проступили глубже, а уголки рта опустились. Но это всё было не важно. Он был жив, он был спасен, он был здесь.
— Садись...
***
— А вы боитесь смерти?
— Не кажется ли тебе, что это не самый лучший вопрос, который может задать медсестра человеку с больным сердцем?
— Пожалуй. Но всё-таки?
— Боюсь, конечно. Все боятся так или иначе. Почему ты спрашиваешь?
— Я никогда ни с кем не говорила об этом. Иногда мне кажется, что всё, что есть смерть — это пустота и небытие. Не свет в конце тоннеля, не переход в новую жизнь, не путешествие в рай или ад, а просто кромешная тьма. Все вокруг меня говорят о том, что у человека есть душа, что она остается, когда тело умирает, но я как будто знаю, что это всё обман. Обман для того, чтобы отогнать страх, обман, чтобы оправдать то, что камни, неспособные испытывать боль, любовь, страх, существуют дольше, чем мы. Мы — те единственные, кто по-настоящему может умереть, потому что только мы осознаем, что есть смерть. И я боюсь этой неизбежности, каждый раз я думаю об этой пустоте и проживаю это, словно я уже умираю.
— Ты думаешь, что после смерти ничего нет?
— Да.
— А в чем же тогда смысл нашего с тобой существования?
— Чтобы просто жить. А потом однажды так же просто умереть. Закрыть глаза и погрузиться в небытие.
Наступила тишина.
— Иногда мне кажется, что я сойду с ума от этого. Каждую ночь я не могу заснуть, а, если засыпаю, то, проснувшись, кричу. Кричу или немею. Слушаю, как бьется моё сердце, царапаю кожу, чтобы почувствовать, что я еще здесь и чтобы поверить, что я не затухаю, как догоревшая свеча.
— Поэтому ты всегда на ночных сменах.
— Да. Только не говорите никому.
Он пожал её мягкую руку своей морщинистой рукой.
— Простите.
Она слабо улыбнулась.
— Бедная девочка.
Руки отпустили друг друга. Дверь тихонько затворилась.
"Бедная девочка. Бедная несчастная девочка. И никто не может ей помочь."
***
Ани села на край кровати. Сергей Анатольевич посмотрел на неё своими тусклыми глазами.
— Как вы себя...
— Ани. Я видел.
Губы девушки замерли, не сомкнувшись на полуслове.
— Я видел, Ани. Там свет, много-много-много света. И люди. Знаешь, такие тонкие, неосязаемые. Как будто из прозрачной ткани.
Практикантка продолжала сидеть на краю кровати, не смыкая губ.
— Если бы я мог тебе показать, дать почувствовать это. Просто поверь мне, там есть что-то прекрасное, спокойное, светлое.
— Я верю.
Молодая девушка и пожилой пациент еще о чем-то тихо говорили минуты три, а потом она ушла, оставив пациента отдыхать.
Вернувшись вечером домой, Ани полчаса сидела на кухне с кружкой чая, смотря куда-то мимо угла подоконника. Потом она пошла в комнату, разделась и легла спать, погасив в квартире весь свет. Отчего-то ей стало очень тепло, то ли оттого, что её друга спасли, то ли оттого, что друг спас её. В голове мелькали картинки, светлые призраки, тусклые голубые глаза, а Ани всё думала о том, что ей сказал Сергей Анатольевич. Думала и улыбалась, проваливаясь, окутанная ей самой неизвестным теплом, в первый свой спокойный ночной сон.
***
— Анатольич, а что, правда всё это, что ты сказал? Ну про смерть, свет, души.
Второй пациент в палате, приподнявшись на кровати, смотрел на своего соседа.
— Нет, Коля, неправда.
— А что же ты видел тогда?
Сергей посмотрел в потолок, глубоко вздохнул и сказал:
— Темноту. Одну лишь темноту.
Николай опустился на кровати, положив голову на подушку. Сергей продолжал лежать, задумчиво глядя в потолок. Палата постепенно погружалась в сумерки.
" Мы просто живем, чтобы однажды просто умереть," — подумал Сергей и закрыл глаза, отдавая своё тело наступающей на стены темноте.