Зима, 2002 год. Сегодня передавали обращение народа к одному из тех, кто представляет собой правительство. Одна сгорбленная старушка прямо так и спросила:
Когда же мы будем жить лучше?
Кто – то ещё спросил, возможно, ли улучшение медицинского обслуживания.
Министр посмотрел на предполагаемую публику, и в выражении его несколько одеревеневшего лица и близко посаженных глаз промелькнуло что-то искреннее.
Он ответил, что он, хотя, в общем-то, заботится о медицинских учреждениях, но уследить за всем не может. В то время как член правительства произносил эти слова, подобие искренности сменилось на его лице раздражением. Это раздражение металось и пульсировало внутри чиновника; суетное, но сдерживаемое им, оно почти не проявлялось внешне, не отражаясь в его сухой, неэмоциональной речи. “Чего вы от меня хотите? – будто бы хотел сказать он,- Отстаньте от меня!”
Снова показали толпу народа, или обращавшихся к министру граждан. Мужчины в телогрейках, две старушки с палочками. Бросилось в глаза выражение лица одной из старушек. Низенькая, закутанная в деревенский пуховый платок, она с трудом стояла, опираясь на палочку. Выражение её лица было измученным, суровым, но глаза из-под сдвинутых бровей совсем по-детски светились верой и надеждой. Это была та самая, исконно русская вера в доброго царя, в данном случае – вот в это вышестоящее правительственное лицо, и надежда на то, что уж твою-то жалобу он рассмотрит, всё рассудит по справедливости. Подумалось о том, что точно такими были русские старушки, и точно таким же был русский народ и в девятнадцатом, и в шестнадцатом веке…
30 декабря 2002 г.