1.
Стояло жаркое лето первого революционного года. Белое солнце освещало хутор Абрамовка своими жаркими лучами. Жизнь стояла размеренно и бесшумно, будто не было войны вовсе. Белая, мазанная глиной хата, была в приятных объятиях солнечных лучей. Она также была не движима как и все вокруг. Темный забор, сделанный из прутьев ивы, был порядком стар, и видел то, что не видел ни один старожил хутора. Трещины на прутьях были словно события минувшей жизни деревни, их было с первого взгляда не много, но если присмотреться, можно было увидеть в каждой малейшей трещинке свою изящность. Каждая была будто снежинка, красива и уникальна. Во дворах вскричал первый петух.
В хате было душно, несмотря на то, что все окна ее были открыты. Вчера же неподалеку стоял ожесточенный бой между отрядом белой гвардии и взводом красных. Победу в этом бою одержали белые, которые взяли в плен оставшихся красноармейцев. Белый командир отряда, Василевский Петр Никодимович, был человеком статным и подтянутым. Душа его была не зла. Он носил бравые казацкие усы, его чуб был завистью любого казака. На поясе его висела шашка, подаренная ему отцом, когда он мальчишкой поступал в кадетский корпус. На другой же стороне пояса висел всегда заряженный наган. Петр Никодимович очень любил своего коня. Конь был вороной, резвый, ни раз спасал своего хозяина от пуль вражеских, ни раз был самым верным товарищем Петра.
Сам, Василевский Петр Никодимович, происходил из простого казачьего рода. Отец его, Никодим Андреевич, был работящим казаком, прекрасным военным. Умел держать хозяйство. Сын Петр был его главной опорой и надеждой. Никодим Андреевич послал учиться Петра в кадетский корпус. За время всего своего обучения юный Петро не получил и копейки от отца, да и сам он хорошо понимал, как трудно его отцу работать одному. Вскорости отец умер, матери же у Петра не было. И остался он один.
В корпусе Петро был на отличном счету. У Петра был друг Иван. Иван происходил из старинного дворянского рода, отец и мать души не чаяли в Иване и пестовали его. Иван Аркадьевич Гончарский был чуть смугловат, глаза его были как две льдинки, черные жесткие волосы, резкий голос и главное, его выправка. Неизвестно, как две противоположности связались и вцепились в друг друга, но вросли они корнями и более, до 1916 года никогда не расставались.
2.
Петр Никодимович посмотрел на свои часы. Было ровно двенадцать часов по полудню. Хозяйка хаты принесла ему крынку молока. Петру необходимо было поговорить с пленным командиром взвода красноармейцев. Он медленно выпил содержимое крынки, пригладил свои усы, одел белую как снег в декабрьскую ночь рубаху и пошел в хлев, где была устроенна штабная комната для допросов.
Петр зашел в комнату, сел за стол. Закурил, свернутую в попыхах папироску. Солдаты ввели красного командира. Это был истрепанный мужчина, лет тридцати пяти, с черными жесткими, но сильно обросшими волосами. Глаза были переполнены неистовой злобой ко всему, что дышало и двигалось, они были похожи на два кусочка льда. Смугловатая кожа его вырывалась из-под одежды.
Командира посадили напротив Петра Никодимовича, а самому Петру дали лист бумаги и карандаш. Василевский приказал выйти солдатам. Он посмотрел на красноармейца. Его лицо поменлось в ответ на взгляд. Они несомненно узнали друг друга. Перед Петром сидел его старый добрый товарищ Иван Аркадьевич.
-Здравствуй, Петро, - сказал Иван, - давно не виделись мы с тобой. Я смотрю, ты совсем не изменился. Только против правды воюешь. Зачем? Что народ тебе сделал?
-Иван, друг мой, как мы с тобой так увиделись? Я воюю не против правды. А за нее. Я не видел тебя с шестнадцатого года, с того самого момента как ты убежал ночью.
-Петр, не томи, что тебе нужно, не скажу. Я не предатель народа и власти своей. Расстреляй меня здесь же. Не будет тебе правды.
Мне не нужна правда. Ты был моим другом я не смел бы и подумать о расстреле.
-Тогда что?- пробормотал Иван.
-Скажи мне, где планирует наступление красная армия. Я не отправлю тебя обратно к твоим солдатам. Я обещаю тебе свободу.
Иван Аркадьевич трясущейся рукой ткнул в карту и замолчал. Пока он показывал, Петр вспоминал, как они вместе закончили курсы, стали офицерами и клятвенно давали присягу царю. Как служили они перед войной вместе. И отправились на фронт. Петро помнил, как менялся поручик Гончарский на войне. Как начала появляться у его лучшего друга запрещенная литература. Он любил своего друга искренне, Иван спасал Петру жизнь не один раз, как и Петр спасал Ивана. Но революционные взгляды меняли нутро Ивана. Он начинал призывать солдат бросать окопы, отдалялся от поручика Василевского.
И вот однажды, в декабре 1916 года, ночью Иван Аркадьевич покинул часть. Он просто ушел, не оставив ни единой записки. За ним ушли верные ему солдаты.
Пока Петр Никодимович думал, его, ничего не видящий, взгляд был обращен к карте, к тому месту где стоял палец Ивана. Гончарский все это время смотрел на него вопросительно и с полным неверием в слова Петра.
Тишина прервалась, когда внесли документы Ивана Аркадьевича. Там значилась другая фамилия, совершенно иная. Петр взял документы и отправил солдат обратно.
-Так что?- спросил Иван.
-Ничего, я держу свое офицерское слово, помнишь, как мы, мальчишки, давали клятву императору. Ты опозорил честь русского офицера. Ты дезертир!
-Нет. Я не дезертир, я ушел от этого кровопролития...
-Зато льешь кровь братьев наших!- прервал его Василевский.
-Я за правду лью, за мир!
-Сегодня ты будешь отпущен мной, но я более не хочу тебя знать. Ты никто.
Петр Никодимович встал, взял документы пленного. Поднес их к миске с догоревшей свечкой и поджег их. Документы офицера красной армии сгорели как стоги сена. Иван смотрел на процедуру равнодушно. Холодные его глаза не выражали ни радости, ни страха, ни чего-то еще.
Петр крикнул солдатам:
-На расстрел!
Вошли белогвардейцы, взяли, все так же спокойного, Ивана под руки. Иван бормотал себе под нос Интернационал.
Его привели к стене, у которой был расстрелян не один красный солдат, следом пришел Петр Никодимович. Ивану вырыли могилу. Василевский приказал:
-Солдаты, в батальон, покинуть место!- он взял свой наган, и, когда солдаты ушли, выстрелил в воздух, сказав: уходи отсюда, видеть более тебя не могу!
-А я думал не сдержишь слово, прощай!
Иван быстро убегал в сторону, где находилась красная армия. Петр Никодимович закопал могилу и заплакал.
3.
На протяжении года велись бои в том районе, белая армия продвигалась все быстрее и быстрее, но к ноябрю ее обратно оттеснили к Абрамовке. Глиняный, мазанный дом потускнел, хозяева его умерли от тифа и голода. Ивовый забор больше не привлекал людей своими трещинками. Половина забора была снесена. Абрамовка опустела еще больше.
Вялый и уставший командир Василевский ходил в холодном доме, он продумывал план наступления. На протяжении года из его головы не выходил Иван. Петр Никодимович потускнел, чуб его упал, залихватские казацкие усы висели как у хохла. Статность его утратила форму, он стал щуриться и сутулиться. Седина покрывала его виски. Этот молодой, уже не казавшийся молодым, офицер очень устал за шесть лет беспрерывной войны. Конь его, вороной друг, был убит под весной этого года, он имел теперь звание есаула, но был совершенно этому не рад.
Есаул ложился спать, как внезапно он услышал стрельбу во дворах хутора. Красные части вошли в хутор и начали бить белых солдат. Во главе их стоял сильный и крепкий духом Иван Меркулов, бывший Гончарский. Захваченные врасплох белые не в силах были защищаться. Всех собрали в охапку, всех без одежды и повели в райцентр.
В райцентре дело обстояло хуже. Меркулов поставил всех в одну шеренгу и спросил:
-Кто хочет воевать в рядах РККА?- в ответ вышло несколько человек. Их подхватили подруки и увели в штаб, и только ветер просвистел, и зловещая тишина накрыла плац.
Иван Меркулов окинул шеренгу взглядом волка и увидел своего товарища, который его отпустил, он увидел Петра Василевского. Петр был как стальной прут, в-первые за этот год, с небольшим, он почувствовал себя живым. Иван посмотрел в глаза Петра, он ожидал в них страх, горе, но не силу.
Меркулов подозвал начальника карательного отряда РККА и объявил ему голосом, словно прошедшим через медную трубу, на всю площадку, где стояли пленные:
-Расстрелять! Расстрелять, всех как изменников Родины и врагов советского народа!
Единственное, что вспоминал Петро, когда его и отряд вели на расстрел, это его дружбу с Иваном, которую он сохранил в своем сердце, до того момента, пока пуля, выпущенная из нагана, не прошибла его горло.
Эпилог.
Иван Меркулов так и не смирился с тем, что он расстрелял своего бывшего товарища, спасшего его от смерти когда-то в 18-м году.
Через некоторое время Ивана сняли с должности командира взвода. Он начал пить.
В тридцать седьмом году, кто-то донес об Иване в НКВД, и его расстреляли как врага народа, на том же самом месте, где когда-то он расстрелял своего друга Петра Никодимовича Василевского.