В Кадаевском лесу жили Медведь и Ведьмедь.
Первый, как и полагается, бурый. Летом отъедался, зимой в берлоге дрых. Для зимнего сна выбирал место посуше и чтоб корень-выворотень спину прикрывал.
Второго и зверем не назовёшь – и лицо, хоть и образина образиной, но человеческое. Космы седые на голове вместо шапки. Нос крючком, как у Бабы Яги. Шары злющие светлячками снуют от переносицы к виску, будто шилья пламенные обжигают. Одежда на нём из шкуры медведя. Со спины глядеть – зверь.
Жилище Ведьмедя в овраге – нора, вырытая в его склоне. Внутри лапник прямо на земляной пол накидан, а вместо двери коровья шкура.
В овраге ручеёк протекает. Из него Ведьмедь воду пьёт и в нору приносит в берестяном ведёрке – единственной посудине в его «доме».
Питался Ведьмедь всякой всячиной – летом грибами да ягодами; зимой – тем, что в деревнях крал. Особенно любил курочек да яички. Иногда и в хлев забирался, чтоб вместо телёнка к его мамке пристроиться да парного молочка отведать. Не брезговал обсосать и кости, загрызенной волками скотины.
Соседствовали Ведьмедь с Медведем без ссор. Один силы звериной боялся, другой – хитрости да коварства соседа.
Осень поздняя. Медведь за лето жиру нагулял. Шкура у него так и лоснится, а морда расплылась, будто у поросёнка.
У Ведьмедя всё наоборот. Полез в хлев чужой, а собаки у хозяев оказались злые да учёные. Сперва запустили во двор, а после уж трепать стали. Еле ноги унёс от цепных псов воришка. Всю шкуру изодрали, так, что клочьями свисала. Мало того, ещё и ноги покусаны.
Загоревал Ведьмедь: как в дырявой шкуре зимовать. Да ещё и сырость стала одолевать – ревматизм нажил в своём подземелье.
Однако от горестей в голове мысли дельные стали появляться. Сперва подумал, что ведьмачку бы хозяйкой в дом привести, но оглядел себя в обломке зеркала да жилище своё и понял – не важен женишок. Даже самая завалящая баба не согласится жить в таком вертепе.
«Баба не согласится… – далее мысль развивает. – А кто другой? Медведь, например…»
От мыслей к делу сразу же перешёл. Чесаться некогда было – вдруг Медведь уже залёг в спячку?
Повезло: сосед последними солнечными днями наслаждался, ощипывая прихваченный заморозками шиповник. Увидел соседа, пригласил плодов сладких да полезных отведать.
Ведьмедь шиповника поел и к Медведю подъезжает:
– Был сёдни в деревне. Про тя розговор слышал.
– А я чё? Я ни чё…
– Ты-то «ни чё», а вот охотники «чё».
– И чё?
– Берлогу твою, слыхал, засекли и в мясоед собрались брать тя…
Медведь испугался. Больше всего он ружей боялся – ведь его маменьку так же посреди зимы подняли да укокошили злые люди. Он сам в берлоге отсиделся и всю жизнь удивлялся: почему охотники в берлогу не заглянули после убийства медведицы.
– И чё мне делать? Эть спать пора заваливаться. На ходу глаза смыкаются. Уж не один раз о пеньки спотыкался.
– Ак приходи ко мне зимовать.
– Как?
– Так… Спи себе вволю. Изба моя подземельная, пар скрозь кровлю не поднимается. Никто не найдёт, как твою берлогу.
– Так я храплю… – Медведь всю подноготную о себе выкладывает.
– И ето ничего… – Ведьмедь во вкус вранья вошёл. – У меня в деревне корова знакомая есь… В любо время, сказывала, приходи по молоко. Хоть литру ево бери, хоть два…
– Ак эть я сонный. Если разбудить, дак за себя не отвечаю…
– Я и не буду будить… Я тебе полчетверть с соской в пасть… Ты и засопишь, ровно младенец… И сыт к тому же будешь…
– Это мне по мысле… – Медведь даже облизнулся. И лапой по брюху провёл…
Наступила зима. Медведь в жилище Ведьмедевом дрыхнет. Хозяину тоже хорошо. Постоялец ему периной служит: и тепло на ней отдыхать, и покачивает, будто в люльке. И с храпом медвежьим проблем нет.
Молоко, кабы и впрямь была у Ведьмедя знакомая корова, он и сам бы дудолил. Для борьбы с храпом постояльца приспособил галошу, сворованную в деревне. Как начинал Медведь тишину в жилище нарушать, так ему в пасть обувку хозяин заталкивал. Действенно получалось...
Своим чередом и весна пришла. Медведь проснулся. От сырости в которой валялся всю зиму, даже зачихал. К тому же и брюхо пустым оказалось, как обычно после зимней спячки. Он-то надеялся, что сытым проснётся, а оказалось не так. Об этом и сказал хозяину: мол, что-то молоко не впрок пошло.
– Поди сам пил, а меня обносил… – обиду Ведьмедю высказал.
– Капли в рот не брал… – истинная правда! – Но эть понимаешь… – замялся и галошу в нос суёт Медведю. – Ты во сне-то такой ахид оказался, что гляди, каку дыришшу в соске прогрыз… – и на прореху, через которую валенок в галошу суют, указал.
Медведь повздыхал, повздыхал да на волю стал выбираться. Мол, пойду корья дубового погрызу, чтоб хоть чем-то брюхо набить.
– Ступай, Медведушко… У меня, сам видишь, шаром покати… – и на остывшую лежанку улёгся – кончилась лафа на мягоньком-то полёживать.
Медведь из жилища Ведьмедя вылез и стал взбираться наверх оврага. Не подумав, шагнул на крышу ведьмедевой норы. Кровля её не выдержала, обвалилась. Медведь же происшедшего не понял. Его мысли были заняты обидой на соседа, явно обжулившего в чём-то его. Потому и не обратил внимания на крики, доносящиеся откуда-то из-под земли.
Ведьмедя обрушившаяся кровля жилища придавила так, что он еле живой выбрался из-под завала.
Бока болят, спина не гнётся.
Встал возле дерева, обнял его, и шаг шагнуть боится.
Всё же оклемался чуть, но боли не отпускали, в спине, будто кол застрял. Одно оставалось: идти лечиться к Бабе Яге.
Не любил Ведьмедь старуху, но деваться некуда – кроме неё лекарей в лесах не было.
К Ягишне завился, а та лечить отказывается.
– За так лешаков не лечу…
Пришлось Ведьмедю полтинник, хранящийся на чёрный день, предложить. Однако старуха и тут закочевряжилась.
– Я эть не продажна кака… У меня тоже от сырости болести всякие в ногах Ты луче калоши, что Медведю в пасть совал, мне принеси…
– Ак онна всего… – попробовал торговаться Ведьмедь.
– Не ври… Чтоб ты онну калошу взял, а втору оставил – ни в жись не поверю.
– Посля принесу…
– Сейчас неси. Знаю я тя…
Пришлось Ведьмедю за галошами тащиться. Вернулся, на крыльцо поднялся, а, чтоб в избу пройти, надо согнуться в три погибели.
Кое-как сложился пополам, дверь в избушку толкнул и за порог шагнул. Там разогнуться попытался, но не успел.
Сильнейший удар по спине чуть не свалил Ведьмедя с ног. Всё же устоял. Лишь галоши из рук выпали да слёзы из глаз брызнули.
– Ну что, касатик, вылечился? – услыхал вопрос старухи.
Стал спину разгибать и одновременно голову повернул на голос. Баба Яга стояла пред ним и скалку держала в руках.
Ведьмедь хотел обругать старуху, но почувствовал, что спина разгибается почти безболезненно…
– Вылечился Ведьмедь. И дружба его с Медведем после той зимовки закончилась – оба после того обиделись друг на дружку. Пока другая история с имя не случилась… – закончил сказку Баюшко, но его уже никто не слышал.
Дети спали.
– Ну и ладно… Посля дорасскажу, если чё… – чуть с обидой проговорил сказочник и сам закрыл глаза…