Я проходил мимо выхода из метро «Владимирская», когда заметил знакомое лицо. Остановился, всмотрелся. Неужели одноклассница? Её ли я, пятнадцать лет назад, на переменке, пытался в углу за дверью тискать?
- Светка, ты, что ли?
- Ой, привет, Игорек, - а сама не рада, лицо отворачивает.
- Ты что, ждёшь кого-то, не хочешь пообщаться? Как ты вообще живешь?
- Да так живу, потихоньку, - глазами водит вправо-влево. Спрашивает:
- А ты чем занимаешься?
- Я врач-терапевт, ординатуру заканчиваю. У тебя со здоровьем, кстати, всё в порядке? Как-то выглядишь … устало.
Зыркнула на меня Света глазами, прямо вонзилась.
- Да всё в порядке у меня со здоровьем … Но …
Она опять посмотрела туда-сюда, взяла меня пальцами за складку рукава.
- Пойдём отсюда, мне действительно нужно с тобой посоветоваться. Давай в кафе , посидим, здесь рядом.
Мы двинулись, она пару раз оглянулась. Я тоже оглянулся, ничего не заметил странного. А через пять минут услышал:
- Работаю я, Игорек, проституткой, уже пять лет. Здесь, на «Владимирской», у меня точка!
Моя точка! – с вызовом повторила Света, чуть ли не с гордостью.
Света всегда выглядела чуть старше наших худосочных девчонок, и симпатичнее их. Особенно это было заметно в спортзале. У неё все правильные округлости появились уже в седьмом классе. А когда мы вернулись после летних каникул в восьмой, она уже была с большой грудью. Ребята рассказывали: застали её как-то, на выходе из женской раздевалки после волейбола, стали хватать за разные места. А она оттолкнула их с силой, крикнула:
- Пошли вон, онанисты.
Ребята обиделись, отстали сразу. А Света вскоре стала встречаться с постоянным взрослым парнем, он ждал её почти каждый день у школы, иногда на такси.
Я знал, что запрещённая проституция существует, особенно, около интуристовских гостиниц, но вот так, вживую, разговаривать с проституткой, тем более, с бывшей одноклассницей, мне было внове и дико. Как она дошла до этого - не спросил, постеснялся, принял как данность.
- Подожди, так это же … опасно?
- А, ничего, меня мент один подстраховывает, за мои иногда услуги. Но сейчас я о другом. Не перебивай.
- Так вот, стою я на точке несколько недель назад. И примечаю, что почти каждый день, мужик один, напротив, на уголке, стоит и на меня всё косится. Уйду я с клиентом, через пару часов вернусь, а он всё стоит. И смотрит.
Так прошло несколько дней. И подходит он. Рассмотрела тут его. Обычный, глаза с прищуром, слегка бегающие, но не сильно.
- Сколько берешь? – спрашивает. Я сказала.
- Плачу вдвое, - говорит, - ты мне понравилась сильно. Но клиент я необычный.
Прикинула я, что-то тут не так: смотрел-присматривался три дня, платит вдвое. Но клиентов давно не было, и я согласилась. Спросила только:
- Ну, ты один будешь?
Пошли мы к нему домой. Говорит:
- Я тебе доверяю.
При нём была сумка тяжёлая, я потом поняла, что в ней.
Пришли. Квартира огромная, в старом доме, здесь не далеко. Потолки выше четырёх метров. Ввел меня в большую комнату. Справа мне запомнился высоченный, почти под потолок, буфет дубовый, с резным кокошником наверху. На каждой его дверце вырезаны охотничьи трофеи: утки убитые, парами связанные. Тонкая, лакированная резьба. Помнишь, я в школе лепить любила?
Я кивнул. Да, Света действительно хвасталась после уроков труда своими вышивками, лепкой и резьбой по дереву. У нас трудовик в школе был настоящий мастер, от нас всех требовал владения стамеской - до сбитых пальцев, до мозолей на ладонях.
А сейчас Света продолжала:
- Слева стоял диван, обшитый гобеленами с чёткими старинными картинами, с голландскими сюжетами. Трактиры там с пьяными компаниями, глашатай на площади. Неужели, думаю, на этих картинах трахаться будем?
Остальные стены комнаты уставлены под потолок стеллажами с книгами. Ну вот, опять начитанный попался.
Посредине комнаты стоял большой круглый, стол на одной дубовой ножке с четырьмя лапами. Стол в стиле буфета, но накрыт дешёвой замызганной клеёнкой. Пол в комнате паркетный, но стол почему-то тоже на куске клеёнки стоял.
- Да что ты мне всё про мебель рассказываешь? Ты о чём хотела со мной посоветоваться? Заразилась, что ли?
- Говорю же: не перебивай! Тут всё имеет значение. Слушай.
Мужик положил на стол деньги, как договаривались. Я их сразу в сумочку спрятала. Он вышел из комнаты, я пальто сняла, хожу, корешки книг рассматриваю, гобелены.
Он входит, босиком, голый по пояс, в одних белых кальсонах, в руках большой таз, накрытый тряпкой, со стуком поставил его на стол. Подошёл к буфету, достал из него четыре больших миски, расставил под столом, на клеёнку, как раз между лапами.
Опёрся о стол руками, говорит:
- Раздевайся донага.
Я сняла туфли, разделась. Руки на груди скрестила.
Он медленно так, спокойно стал говорить, смотрит мне в глаза, с тяжёлым нажимом.
- Значит так.
Он откинул тряпку с тазика, стоявшего на столе. В нём лежали куски нарезанного сырого мяса. Просто груда. Куски размером примерно с мужской кулак. Мясо было такое свежее, что кровь из кусков сочилась. Я переводила взгляд с мяса на мужика и ничего не понимала. Покачала головой. Мужик спокойно улыбнулся, чуть наклонился через стол, через мясо ко мне.
- Сейчас мы тАк будем играть. Ты будешь бегать вокруг стола, от меня, а я буду тебя догонять. Как настигать буду, ты схватишь кусок мяса, оботрёшь себя здесь и здесь (Света показала, как ей следовало себя обтереть мясом), и бросишь мне этот кусок, стараясь попасть мне в лицо.
Я как представила себя, голую, всю измазанную кровью, ещё сильнее головой помотала, спросила нервно:
- Можно, я лучше домой пойду? – а он так спокойно, будто ждал этого, отвечает, поставив руки в боки:
- Ты деньги взяла.
И тут же как заорёт, срывая голос:
- Беги, сука!
И я побежала вокруг стола, а он за мной. Бежала, чуть не падала. Но старалась улыбаться: и правда ведь – взяла деньги. Он стал меня догонять, я схватила из таза кусок мяса, мазнула по телу и бросила ему. И тут самое страшное и случилось, слушай.
Он схватил этот кусок, стал рычать, рвать мясо зубами, терзая его и руками тоже. Почти изжевал этот кусок, разорвал его, бросил в миску под столом, вдохнул, и опять за мной побежал. А всё лицо у него и рот особенно – всё в крови. И глаза – глаза выпученные, не человеческие уже. И розовый сок по груди течёт.
У меня скулы свело, от моей "улыбки". Это были самые ужасные минуты в моей жизни. А уж поверь: у проституток много страшного в жизни бывает, и лучше не уточнять. Я и не помню, сколько кусков ему бросила, всё время в глаза ему смотрела, а они озверевали с каждым разом. Но вот смотрю, с разрывом очередного ломтя мяса, под обезумевшее своё рычание, по кальсонам его потекла влага. Кончил он. Опёрся опять об стол, сполз, сел на пол. А я стою, и дышать не могу.
Посидел пару минут, встал, улыбнулся сквозь кровь по лицу.
- Ну, ты и понравилась мне!
Вытер руки тряпкой, полез в ящик буфета, достал пару бумажек, бросил мне.
- Спасибо, можешь одеваться.
Я схватила деньги, оделась кое-как, выскочила на лестницу, там ниже этажом, чувствую, шатает меня, на подоконник села и долго плакала. Окно запомнилось: старинное, петербургское, с большим цветным витражом.
Света закрыла лицо ладонями. Я пытался проглотить мелькавшие образы из её рассказа. Мы помолчали.
- Так о чём ты меня спросить хотела?
- Я уже с месяц на точку почти не хожу. Боюсь его. Боюсь.
Денег совсем нет. А с других точек меня гонят. Менту своему коротко рассказала, он со мной подежурил пару раз, потом развёл руками – не может больше времени мне уделить. Сказал звонить, если что.
И вот я тебя спросить хочу: что это было? Если он появится, опасно ли мне с ним опять пойти? Может ли он сорваться, и меня саму в мясо превратить?
Я потрещал суставами пальцев, отвернулся.
- Света, я всё же терапевт. Не моя это тема. Я почитаю книжки, ребят поспрашиваю. Позвоню, ты оставь телефон. И сама мне звони.
Знакомые врачи от моего рассказа о приключении Светы были в шоке и в недоумении. В книгах я тоже не нашёл ответа на вопрос: что это было, и что может быть в следующий раз. Света не звонила, её телефон не отвечал, хотя я звонил ей в разное время. Я не поленился, съездил к ней домой. Соседи сказали, что не видели её давно.
Я сходил и в милицию, в местное отделение. Там спросили, кто она мне. Услышав: «одноклассница» - ответили – «ищем».
Постепенно я стал забывать и Свету, и её рассказ. Пациентов у меня было много. Защитил кандидатскую, стал собирать материал для докторской.
Через несколько лет, спасаясь от сильного дождя, я забежал в магазин. Это оказался комиссионный мебельный.
Внутри, прямо у входа, стоял огромный буфет из массива дуба. На его дверцах сверху донизу лепились резные барельефы убитых охотниками уток. Рядом стоял, тоже дубовый, здоровенный стол на одной разлапистой ножке. Цены предметов были очень маленькие. Конечно, где найти квартиру, в которую войдет этот слонокомплект.
Я вспомнил рассказ Светы, в котором упоминалась похожая мебель. Подошёл к продавцу, спросил, показав три рубля:
- Можно попросить телефон продавца этого буфета?
Продавец, лощёный и наглый, криво ухмыльнувшись на мою трёшку, ответил фразой из старого боевика:
- Вы действительно хотите это узнать?
Я замешкался, его позвали покупатели, я ушёл.
С каждым годом в Ленинграде оставалось меньше старинных цветных витражей. Если я проходил мимо парадных с такими окнами, мне казалось, что я вижу за витражом силуэт плачущей на подоконнике девушки. Обнаженной, с измазанным кровью телом.
1974-2014г.
Иллюстрация: фотохудожник Александр Васильев