Глава 3
Как правило, Максим не возвращался домой так рано, обычно он работал до позднего вечера. Лиза его прекрасно понимала: ему нужно было зарекомендовать себя, и приходилось стараться, вычитывать каждую строку своей заметки, чтобы не допустить огрехов. А редактура уже написанного текста давалась ему в разы тяжелее, чем сочинение нового. Поэтому его возвращения в темное время суток стали уже вполне привычными. Он каждый раз приходил и рассказывал ей, о чем написал сегодня. Иногда это было интересно, иногда не очень, но она каждый раз выслушивала его, и разделяла с ним радость от удачной работы.
Обычно Максим не приходил с работы так рано, это стало для Лизы неожиданностью. Обычно она успевала вернуться раньше него, если вообще уходила на работу. А так и вообще могла весь день пробыть дома. Немного прибиралась в квартире, готовила ужин и чуть-чуть скучала. Но сегодняшнее его возвращение было исключением из правил.
Она вошла в прихожую и закрыла за собой входную дверь.
- Привет! - раздался из комнаты его голос.
- Привет. - отозвалась она. - Ты сегодня как-то сильно раньше обычного.
Он вышел из комнаты, помог раздеться. Убирая вещи в гардероб, произнёс:- Не бойся, не уволили.
В голосе его так и сквозила радость.
Он отправился на кухню, стал набирать воду в чайник. Через минуту послышался звук включаемой плиты.
- Будешь чай? - крикнул он из кухни.
Лиза тем временем разделась и прошла в комнату. - Да, буду, - негромко ответила она. Кричать нужды не было, она знала, что Максим её услышит.
Как раз в этот момент он вернулся из кухни. Довольный, он подошел и обнял её сзади за талию.
- Мне дали особое задание на завтра. От основной работы освободили, и я ушел пораньше.
- Кто же тебе такое поручил?
Максим широко улыбался: - Шеф, лично. Оставил сегодня после летучки и рассказал о предстоящей работе.
Лиза прочитала заголовок на экране монитора: "Иван Шлыков. Изоляция окончена!"
Тем временем Максим продолжал: - Он поручил мне взять интервью у одного человека. Вот я и решил, так сказать, ознакомиться заочно со своим будущим собеседником.
Лиза тем временем бегло прочитала статью.
- Это твой респондент? Особо опасный заключенный? - с беспокойством спросила она.
- Ну... в общем, да. Шеф рассказал мне немножко про него. Там было какое-то темное дело, много лет назад. Толком ничего ясного, нигде особо не найдешь.
Девушка обеспокоенно посмотрела на Максима:- А никого другого они не могут отправить? Почему именно тебя?
- Как тебе сказать. Шеф сказал мне, что этот вот Шлыков хочет общаться именно со мной.
Лиза забеспокоилась еще больше: - А откуда он про тебя знает?
Максим рассказал ей о разговоре с Шефом, как получился такой выбор, и почему именно ему нужно ехать.
- Наверное, - предположил он, - ему просто понравилось, как я пишу.
Она не ответила, лишь озабоченно покачала головой. Максим прекрасно понимал её беспокойство, но внутри всё равно сидело какое-то приятное ощущение радости от предстоящей работы.
В этот момент раздался свист чайника, они молча переглянулись друг с другом и отправились на кухню.
Несколько минут спустя они сидели за столом. Чай был заварен, печенье выложено на небольшое блюдце.
Сжимая горячую кружку в руках и как бы пытаясь согреться, Лиза спросила: - А за что его приговорили к такому наказанию? Всё-таки тридцать лет изоляции - это очень много. Я даже ни разу не слышала о подобных случаях.
Максим задумался на несколько секунд, сделал глоток чая: - Понимаешь, там какая-то непонятная история. Пока тебя не было, я немного покопался в интернете, пытался что-то найти. Сейчас, после смены его режима, часть документов из дела обнародовали. Доступ к архивам официально свободный, но реально допускают только очень узкий круг людей. Можно, конечно, записаться на очередь... И прождать еще месяц. Кто-то пишет, что в этих документах полезной информации очень мало, только общие фразы. История тогда была какая-то очень непонятная, мне даже Шеф об этом сказал. А он в таких вопросах обычно не ошибается. Поэтому все просто помешались на интервью. А Шлыков отказывается говорить вообще с кем бы то ни было. Вот, только в моём случае получилось иначе.
Лиза еще раз обеспокоенно посмотрела на Максима.
Тот улыбнулся: - Ну ладно тебе, милая. Ничего со мной не случится. Хоть изоляция в тридцать лет не проходит даром, не думаю, что стоит волноваться.
***
Появление изоляции как явления случилось около тридцати лет назад. Причины такого действа оставались неизвестными большинству населения страны, они остались погребены где-то в глубинах судебного аппарата. Ходили всякие слухи, которые потом домысливались и превращались в сплетни. Вариантов было огромное количество. Очень распространенным было такое мнение: официально сообщалось, что человек изолирован, а на деле его уже давно нет в живых. Или такое: для содержания изолированных камер тратилось по документам намного больше средств, чем было необходимо. Некоторые даже считали, что человек, который должен был быть изолирован, на самом деле спокойно гуляет на свободе. Вроде как это нужно кому-то из правительства. Проверить-то информацию никак нельзя, всё закрыто.
Но суть изоляции от этого не менялась. Это была особая мера пресечения, стоящая между пожизненным заключением и высшей мерой наказания. Последняя использовалась очень редко, и только в особых случаях. А вот изоляция начала находить своё применение всё чаще и чаще. Преступность по своей структуре изменилась. Преступники эволюционировали. От необразованных людей и грубых методов они дошли до высокотехнологичных способов нарушения закона. Зачастую закон начали преступать люди образованные и умные, с глубокими познаниями в той или иной среде. Наказывать их слишком мягко - было бы нецелесообразно. Слишком жёстко - неразумно, ведь они могли пригодиться в будущем. Поэтому золотой серединой оказалась изоляция.
Смысл был прост, как и название - заключенный отграничивался от окружающего мира. Полностью. Из доступных развлечений - только книги старинных изданий. И то, чтобы человек просто не сошел с ума. Контакта с чем-то за пределами камеры не было, это обеспечивалось особой конструкцией камеры. Многослойные полимерные стены исключали проникновение любого звука извне. Жесткий режим обслуживающего персонала не позволял общаться с заключенным. Постоянное однообразие и одиночество делали человека куда более сговорчивым с правительством по окончании заключения.
Но из всего этого вытекала довольно значительная стоимость пребывания. Именно поэтому к изоляции приговаривали только очень небольшой процент осужденных. А на такой длительный срок - всего одного.