Ночи бессонные.. гл. 15

Людмила Волкова
                15
                Не получилось поставить спектакль до Нового года, перенесли его на зимние каникулы.
                В день постановки Антон Ильич стал самым  главным помощником у Киры. Вместе с ребятами они подготовили актовый зал, убрали сцену и навели порядок за нею. Сюда перетащили все костюмы, установили столик, на котором стояли бутылки с минералкой, стаканы и даже блюдо с бутербродами – для тех, кто не успел сбегать в столовую.
                Зрителей набежало так много, что пришлось тащить еще стулья. Это  стало приятной неожиданностью для Киры. Ни один родитель не пропустил  спектакля, даже те пришли, у кого дети были пока в дублерах.
                …Конечно, не все прошло гладко, как мечталось Кире и ее артистам. Роза – забыла слова с перепугу, отчего  показалась всем цветком не просто капризным, но и глуповатым.
                Спас ее Принц: не выдержал и громким шепотом подсказал  Свете ее текст, а та послушно повторила. В зале засмеялись, а Лис прошипел за занавесом:
                –  Во ду-ура…
                Сцену приручения, разыгранную Маленьким Принцем и Лисом, сыграли прекрасно, и в зале  не просто хлопали, а кричали  «браво!»
                Кира схватилась руками за горящие щеки, когда вдруг услышала  за своей спиной:
                – У вас случайно не поднялось ли давление, Кира Андреевна? Вы пылаете.
                Она обернулась к нему со счастливой улыбкой, замотала головой, и тогда  Антон Ильич  просто обнял ее за плечи. Потом повернул ее лицом к себе и чмокнул в щечку.
                Это было так неожиданно, что Кира совсем потеряла связь с реальностью. Где она?  Почему зал смеется?  Почему она не слышит реплик своих артистов? Она словно оглохла и ослепла от этого дружеского поцелуя. Она не знала, что это такое – дружеский поцелуй человека, который  тебе сочувствует,  или  того, которому ты не безразличен? Сердце подсказывало самый приятный вариант,  а разум  просто забастовал и отключился.
                После спектакля   родители артистов устроили для своих детей маленький сабантуй – с  пирожными,  апельсинами, соками и  конфетами. Кире преподнесли огромный букет хризантем в нарядной хрустящей «одежке», и какое-то время она не знала, куда его пристроить. Своего кабинета у нее  тогда не было. Из-за этого пришлось праздновать успех прямо тут, на сцене.
                Все  Киру поздравляли,  хвалили, словно это она сыграла главную роль или  была именинницей. И Коля попал в поле всеобщего восхищения… В своем костюме Маленького принца, который сшила Людмила Ивановна – по картинке из книжки,  он был так трогателен, что чужие мамы  все время норовили его обнять или потрогать руками  светлые прядки волос. Кира издали видела, как мальчик смущался, аккуратно выворачивался из объятий, но пока  улыбался с терпеливостью взрослого.
                А Антон Ильич повел себя так, будто был мужем или близким другом Киры: раздобыл для цветов  графин с водой, не отпускал ее ни на шаг, сел за столом рядом, следя, чтобы та не осталась голодной. Коля в это время вертелся  среди артистов-старшеклассников, которые обсуждали спектакль, жуя  пирожные и запивая его газировкой.
                Потом детей разобрали родители и увели домой, старшие ученики пошли гулять  по городу, а Коля, оставшись без ровесников, прилип к своему папе.
                – Пойдем  провожать Киру Андреевну? – спросил у сына Антон Ильич. – Пешком. Прогуляемся, а?
                Коля радостно взвизгнул, закивал и вдруг спросил:
                –  Папа, давай Киру Андреевну к нам пригласим? У нас же сегодня праздник?
                Антон Ильич почему-то смутился, но Кира неожиданно согласилась:
                – А что? Имею я право в гости пойти к главному артисту?
                – Папе вчера исполнилось сорок лет. Столько всего осталось! Бабушка напекла.
                – Я только рад такому предложению, Николка.  Тем более что живем мы не так уж далеко и успеем Киру Андреевну доставить домой до десяти вечера. Жаль, что Витя не видел триумф своего братца. Он гостит у моих родителей, во Львове.
                – Ничего, мы еще раз поставим спектакль! – пообещала Кира. – Теперь мои артисты  с меня не слезут. Второй состав ждет своей очереди. Но Коля у нас – незаменимый. Никого другого на его месте я не представляю. Смотри мне, не вздумай болеть!
                Коля зарделся совсем по-девчоночьи.
                Дом, в котором жил Антон Ильич с детьми, был в самом центре  города, на главном проспекте, но окна двухкомнатной квартиры выходили во двор с детской площадкой посредине,  стоянкой для машин и тремя огромными кленами.
                Кире нравилось, как спокойно  вел себя хозяин. Помог ей раздеться, выдал теплые домашние тапки – об этом  уже Кира попросила. А потом заглянул в кухню и обнаружил, что обеденный стол все еще хранит следы вчерашнего праздника, и вдруг,  смущенный беспорядком,  заметался, попытался   скрыть эти неэстетические следы, стал оправдываться:
                – Мы поздно легли. Пришли мои друзья, Коля уже спал, мы засиделись, а утром – работа…
                Антон Ильич показался Кире таким милым, домашним, даже родным, что она тут же обрела уверенность хозяйки:
                – Дайте это мне, я сама вымою! Не суетитесь. Идите к сыну!
                – Я сам! – в панике кричал Антон Ильич. – Из-за этого спектакля я и забыл, что…
                – Да хватит вам оправдываться, Антон Ильич! Это минутное дело! Вполне привычное  для женщины!
                – У меня тут осталась куча всего, – торопился Антон Ильич, выгребая из холодильника продукты. – Коля! Помой руки и беги сюда! Помогай!
                На какую-то секунду Кире показалось, что это ее семья, таким теплом повеяло от двух мужчин – большого, смущенного, и маленького  – оживленного, который с удовольствием включился в работу.
                Застолье получилось веселым. Коля вспоминал смешные моменты: как они  перед спектаклем от волнения забыли  свой текст и друг другу подсказывали чужие реплики, которые почему-то помнили лучше, чем свои, и как дублеры предлагали заменить ими всех этих «забывак».
                Потом выпили вина за здоровье  именинника и его талантливого сына. Коля побежал включать  магнитофон. И вдруг заиграла совсем не детская, совсем не современная музыка, что удивило Киру. Ведь поставил запись мальчик, а не его отец!
                – Это моя любимая, – улыбнулся Антон Ильич. – Вам странно? Потому что несовременно?. Что это вы улыбаетесь? Удивлены?
                – Этот дуэт любят мои родители. И поют, представьте себе. Он и мне нравится…
                – И мне. Потому мой сыночек, заметив мою страсть к старинным романсам, постарался купить эту кассету. Я о старшем  говорю, о Вите. А Коля всегда старается меня порадовать. Теперь он говорит, что в ответе за меня. Смешно.
                – Не мальчик, а Маленький принц, – сказала растроганно Кира.
                После этого  ужина под старинные романсы Кира стала ловить себя на мысли, что после урока ждет Антона Ильича. Это было глупо, ведь он работал до шести в лаборатории Металлургического института, а она уходила из школы  около пяти часов, если не было  совещаний или дополнительных занятий.
                Встречи  вдруг прекратились. И ссоры с мужем – тоже. Кира пропускала мимо ушей злые шуточки Геннадия – когда он был в добром расположении. Не замечала позднего прихода. Не огрызалась, когда муж  ворчал, цепляясь к пустякам. Не ждала, когда перед сном он по-хозяйски обнимет ее, не давая  спокойно раздеться, скажет:
                – Что ты копаешься? Мне рано вставать!
                Потом они перейдут в спальню – «заниматься любовью», а не любить…Отзанимался – и на правый бок, спать. А она лежала, устремив глаза в потолок и вспоминая сцены, совсем не сексуальные, но такие  теплые, что к горлу подбирались слезы. Хотелось встать и уйти в гостиную, где  за маленькой ширмой в углу спала дочь, дитя ее любви, и там заснуть, прижавшись к детскому боку…
                А в школе, когда закончились зимние каникулы,  она искала глазами на переменке Колю – в надежде, что тот скажет что-то,  успокаивающее. Но и тот не попадался на пути, как бывало раньше: то в столовой встретятся, то в коридоре, и тогда он бежал навстречу, издали громко кричал:
                – Здравствуйте, Кира Андреевна!
                – Привет, дружок, –  говорила Кира, с трудом подавляя желание обнять этого удивительного мальчика.
                И все-таки однажды  Кира его  увидела на переменке, спросила:
                – Папа твой здоров?
                – Он в командировку поехал, в Кривой Рог. Доменную печь запускают. А я у бабули жил. Вчера  вернулся.
                Она так обрадовалась, что не сдержалась – обняла Колю:
                – Привет передай папе, а?
                А потом заболел Коля. Простудился, бегая без шапки с мальчишками на школьном  стадионе. Невинные снежки обернулись высокой температурой.  Так сказал Антон Ильич, позвонив вечером по телефону.
                – Кира Андреевна, мой пацанчик хочет вас видеть. Не заглянули бы вы на полчасика к больному принцу? Если согласитесь, захватите с собой сказку Экзюпери. Хочет еще раз прочитать.
                Кира пришла к ним, книжку не только принесла, но и почитала… Затем они ужинали в кухне с Антоном Ильичом, когда Коля задремал.
                Вернулся от бабушки Витя, изучающе, по-взрослому глянул на Киру. Она даже смутилась на мгновение, словно уже совершила что-то запретное.
                – Я провожу вас, Кира Андреевна, – сказал Антон Ильич, когда она засобиралась уходить.
                По улице шли молча и на расстоянии. Хорошо, что снег растаял, и   Кира не нуждалась в поддержке.  В холодном воздухе застыла  совсем не зимняя сырость. Она вносила дискомфорт  не только в городской пейзаж,  навязывая унылое настроение. Кира не знала, что творилось в сердце ее спутника, но уже разобралась в своем. И когда они подошли к подъезду, где предстояло расстаться,  она услышала трезвый приговор человека, все уже за обоих решившего. Но сначала взял в свои ладони ее руки, крепко их сжал на уровне  своего сердца. В свете фонаря над дверьми  его лицо показалось Кире необыкновенно красивым. Глаза блестели из-под густых бровей, словно в них стояли  слезы.
                – Кира Андреевна, я перевожу Колю в другую школу. Так будет лучше для него, меня и … для вас. Вы замужем, у вас семья, а я… такой чудак несовременный, что не могу себе позволить… Не уходите, –  попросил он, когда Кира дернулась, освобождая руки. – Я скажу до конца. Когда я вас вижу, мне хочется одного – быть рядом всегда. Я думаю о вас все время, хотя понимаю, как это глупо и… нечестно – думать о чужой жене, как о своей. Произошла какая-то ошибка в природе. То есть, в нашей судьбе. Я ведь знаю, чувствую, что вы – несчастливы. И я знаю точно, что мог бы внести в вашу жизнь немного радости… Но не в качестве…любовника.
                – Антон Ильич, – голос у Киры сел, как у простуженной. – Спасибо вам за все… Вы такой… честный и добрый. Мне было с вами и Колей…так хорошо.
                – Кира, – Антон Ильич снова взял ее руки и вдруг стал целовать пальцы – по очереди, а она замерла от сладкого ужаса. – Помните, помни, что если я понадоблюсь… мой телефон у вас есть,  у тебя есть.  Я приду.
                Антон Ильич рывком  отпустил ее руки и ушел быстро, широкими шагами, а она стояла, как брошенный в темноте ребенок, оглушенный этой несправедливостью.
                И когда нашла на столе записку от мужа, то даже  обрадовалась. Судьба все-таки давала ей шанс в одиночестве  пережить то, что случилось. Геннадий писал: «Кира, Лену забрала к себе Л.И. Я у Сергея М. Можешь проверить, позвонив по телефону».
                Никогда она не проверяла его, и муж знал это.
                Спать она легла на диване в гостиной, точно не хотела осквернять брачную постель  несостоявшейся изменой. Что измена была, это она чувствовала всем телом, а не только сердцем. Эти легкие поцелуи значили  и волновали  больше, чем те, что предваряли близость с мужем. Она плакала, понимая, что  потеряла больше, чем  возможную  любовную связь. Она знала, что не позвонит. Из-за Коли – в первую очередь. Потому что нельзя было предавать этого мальчика второй раз.
                «Но ведь я и так предала, – думала она уже потом. – Он ведь тоже ждал, что я в их жизни останусь. Он ко мне привязался, как Лис из сказки. А его папа сыграл роль Военного летчика – трезвого и  взрослого, которому нужно все объяснять,  и который живет реальностью, а не мечтой».
                Долго еще  потом Кира оживляла в зрительной памяти  лицо Антона Ильича, так не похожее на Геннадия. И невольно сравнивала их. Оба синеглазые, но у мужа все-таки глаза голубые, а у Антона – темнее, гуще. Светлые волосы Геннадия, которые так нравились когда-то ей,  теперь казались  не такими густыми – в сравнении с каштановыми волнистыми – у Антона.  И овал лица был у них разный: у Геннадия  челюсть шире… Пожалуй, Антон Ильич  внешне походил  на портрет  разночинца-демократа  19 века… Ему бы  очки, бородку и галстук, повязанный бантом. Да, Геннадий  стал ей казаться проще и  грубее…
                Да,призналась она себе: Колин отец  благороднее и внешне, и повадками, и нет в нем  демонстративного высокомерия. Как же странно, что его жена ушла к другому! Как можно от такого вообще уйти?!
                Колю действительно перевели в другую школу. Время пошло, образ Колиного отца потихоньку стирался в памяти, а ежедневные войны с Геннадием  - то  немые, то  шумные, с ее слезами и его криками ,  были Кириной жизнью. Несчастливой из-за мужа, но  вполне удавшейся – из-за  дочки, которую она  обожала. Из-за Ленки, взбалмошной, но ласковой.
                И родители – до самой их смерти –  так крепко держали  ее на плаву, заставляя  совершать ежедневные ритуалы  общения и взаимной привязанности, что  Кире некогда  было думать о  себе.
                Надежда об этом сказала бы так: ты себя не любишь.



продолжение  http://www.proza.ru/2014/11/16/1828