Ощущения после развода были радостными. Я была счастлива как никогда, мне хорошо жилось. Материальное моё состояние не ухудшилось никак, поскольку основную нагрузку по зарабатыванию денег нести приходилось мне, отсутствие мужа я не ощутила как изменение жизни к худшему. Наоборот, я была предоставлена сама себе, могла реализовать свои культурные запросы, ходить на концерты, общаться с людьми. Мне наконец-то никто не мешал читать, сколько я хочу, требуя, чтобы я занималась бытовыми делами.
Выстраданная долгожданная свобода всё ещё казалась мне непозволительным счастьем, чем-то непростительным, неприличным, неловким, из ряда вон выходящим. Как человек, долго таскающий тяжкую ношу и, наконец сбросивший её, я не смела поверить до конца, что наконец-то я действительно свободна!
Я просыпалась в одиннадцать часов в воскресенье. Утренние лучи будили меня, комната была залита светом, никто наконец-то не тормошил меня, требуя, чтобы я вставала, готовила завтрак, начинала ежедневную суету. Я могла наслаждаться спокойным утром, скользящими по постели солнечными лучами, пением птиц.
Я вставала, включала музыку(кассета с «Ностальжи» была моей любимой), кухня тоже была залита светом. Я пила кофе с лимоном, на завтрак бутерброды из двух печенюшек с мёдом посередине. Ничто не обременяло меня. Запах кофе и мелодичная музыка настраивали меня на начинающийся день, радость жизни ощущалась необычайно остро.
Я снимала двухкомнатную квартиру. Я любила пустое пространство. Когда квартира загружена мебелью, есть только тонкая тропинка, чтобы пройти, в буквальном смысле негде повернуться, мне в такой сложно жить. Я в ней не отдыхаю. Скопление мебели, вещей, тряпок, людей увеличивают усталость. Невозможность уединиться – это пытка для меня. А пустое пространство я обожаю.
Моя квартира была большой и свободной. Квадратный полированный стол и старая кровать, небольшой топчан, в углу скучающий телевизор на журнальном столике да книжная полка – вот и всё, что было в комнате гигантских размеров. Мой четырёхлетний сын мог свободно кататься в ней на трёхколёсном велосипеде кругами, продолжая свой путь в кухне.
- Зачем тебе такая большая квартира? - спрашивали меня знакомые.
-Воздух люблю я, ведь родилась я под «знаком воздуха». И уединение люблю.
Свободные теперь вечера я проводила в компании близких друзей. На просьбы остаться ночевать неизменно отвечала отказом. Чтобы отдохнуть возвращалась всенепременно домой в час ночи или часиков в двенадцать иногда. Зимние возвращения заканчивались одинаково. Шуба летела налево - на маленький диванчик, шапка – направо , на стол. Когда я утром просыпалась, сапоги стояли возле моей постели – их я снимала последними.
Окна были большими, подоконники – внушительными. На одном лежала кипа нужных бумаг, на другом – комнатный цветок « живое дерево» с листиками-пятачками как символ денежного дерева, тут же стоял и бог Хоттей –жизнерадостный восточный старичок с мешочком через плечо и монетками в руках, чем-то напоминающий нашего директора рынка.
Мне очень нравился мой застеклённый деревянный балкон, запах дерева чрезвычайно обаятелен, на мой взгляд, а трещинки в древесине ещё в детстве приводили меня в трепет, ведь там прячется неизвестная жизнь, эти неизученные многоногие существа с рогами, усами, крылышками. Полочки сбоку балкона служили мне кладовкой, там обитали молоток и гвозди, отвёртка и шурупы, а также стеклянные банки – неизменный спутник женской жизни. У меня там стояла старая, детская, чрезвычайно выносливая коляска, служившая креслом для любителей покурить и попить кофе на балконе, когда ещё не холодно.
Я по привычке продолжала консервировать в мой единственный выходной – понедельник. Покупала помидоры, огурцы и перцы – заполняла ими банки, заливала кипящим маринадом, с веточками амаранта. Разливала янтарное яблочное варенье, а оно всё струилось и струилось, всё не кончалось и не кончалось, я уже едва держалась на ногах от усталости, но эта огромная кастрюля была , как кувшин из той сказки – сколько из него не пей, молоко всё на месте.
Дверь в мою спальню закрывалась как в купе железнодорожного вагона – внутрь стены, это веселило гостей. Я спала на полу, головой к подъездному коридору. Утром, без пятнадцати семь, какая-то женщина проходила мимо меня на работу, цокая каблучками, будто у меня по голове, (такая замечательная слышимость), и будильника не нужно.
У меня был прекрасный хозяин, мы с ним замечательно ладили. Он предупредил меня, что эта квартира в моём распоряжении будет недолго, не больше двух лет, и после того, как я уеду, он будет делать капитальный ремонт, поэтому я могла рисовать на стене и я изощрялась, как могла.
Ещё в юности мне нравилось бороться со скукой обыденности, рисуя на стенах, ведь видеть каждый день одни и те же стены – это такая тоска… Моя стена была разрисована, целый мир помещался на ней!
Осеннее заделывание окон очень нравилось мне. Я с удовольствием мыла свои огромные окна, выглядывая во двор. Шуршащая под ногами прохожих, опавшая листва, высокое открытое осеннее небо, янтарный воздух – всё было мило мне. Во дворе была детская крепость из кирпича – развалины Акрополя(как я её называла), дети с удовольствием прыгали по ней. Она им служила и дзотом, и стеной их импровизированных домов, и трамплином.
Музыкальные волны, плывущие из моих окон, плавно пронизывающие воздух, заставляли оглядываться прохожих и поднимали им настроение. Начиналась лучшая часть моей жизни – наконец-то свободная.