Все это произошло в самые застойные времена. В вестибюле научно-исследовательского института, где я тогда работал, появилось объявление примерно такого содержания: «В конференц-зале института состоится лекция на тему: «В.И. Ленин то ли в каком-то году (1917, 1918, может в каком другом, сейчас уже не помню) то ли в каком-то месяце (сентябре, октябре, ноябре?)». Лектор старший научный сотрудник Центрального музея В.И. Ленина Ульянов (инициалы забыл). Явка сотрудников строго обязательна».
Надо сказать, что директор нашего института делал стремительную «научную» карьеру, а любые недосмотры, в том числе, а может быть и в первую очередь, по политической линии, могли затормозить карьерный рост. Поэтому политический надзор в нашем институте был на высоте, и рядовому сотруднику редко когда приходило в голову сознательно проигнорировать подобного рода политические мероприятия. Но в этом случае сотрудников не пришлось насильно сгонять в конференц-зал. Всех влекло туда естественное любопытство, подогретое совпадением фамилии лектора с девичьей фамилией вождя. Сразу же, родившись неизвестно где, по коридорам института прошелестел слух о родстве лектора с Лениным (по привычке написал светлое имя вождя без инициалов, как имя Бога).
Собрались в конференц-зале дружно и сразу же заметили двоих посторонних мужчин. Один был обычно одетый человек возраста ближе к пожилому, хотя я тогда был еще молод и красив, и моим возрастным оценкам можно верить с большой натяжкой. Любой человек старше сорока казался мне глубоким стариком.
Второй мужчина около тридцати лет был блестяще, я бы даже сказал глянцево-хрустяще, одет в прекрасный, хорошо сшитый костюм, остальные детали одежды, не исключая платочка, уголком торчавшего из нагрудного кармана пиджака, были подобраны в тон к костюму и отличались добротностью, ощутимой даже моими неискушенными в таких делах глазами. Я, наверное, первый раз видел так хорошо одетого советского человека.
Для тех, кто родился после краха коммунизма, поясню – в советское время почти все жители Советского Союза одевались примерно одинаково и меня, когда я еще был юношей, поразил контраст между нашей безликой и какой-то очень серой совковой одеждой и яркими, как мне тогда показалось, нарядами простых иностранных туристов, проведенных гидом прямо ко входу в мавзолей В.И. Ленина мимо километровой очереди советских граждан, тоже желающих взглянуть на мумию вождя.
Институтский партийный функционер вышел на трибуну и, представив нам лектора, тут же уступил место блестящему молодому человеку. Научное общество с уважением вслушалось в первые фразы доклада. Все сидящие в зале знали, что старшим научным сотрудником можно стать ближе к сединам и выступающий перед нами лектор, в таком молодом возрасте удостоенный звания старшего научного сотрудника в такой престижной конторе, как Центральный музей Ленина, конечно же вызывал уважение.
Молодой человек достаточно бойко, как хорошо заученный урок, начал нам рассказывать о жизни и деяниях вождя в обозначенный на афише период времени. Но с каждой фразой лектора чары рассеивались, и в зале потянуло ветерком недоумения. Отдельные детали речи и поведения однофамильца или родственника вождя мирового пролетариата наводили на мысль, что перед нами не совсем умственно полноценный человек.
Когда доклад был закончен, лектор предложил задавать вопросы не только по обсуждаемой теме, но и по широкому кругу проблем мирового коммунистического движения и международной политики. Во время ответов на заданные вопросы подозрение зала перешло в твердую уверенность, что лектор – обыкновенный олигофрен. На часть вопросов, видимо стандартных и ожидавшихся, товарищ Ульянов давал хорошо заученные ответы, а вот другая часть вопросов была для него неожиданной, и в ответ на них он нес такую околесицу, какую способен нести только дебил. Стены зала сотрясались от дикого хохота и слушатели в полном изнеможении от смеха едва не падали со стульев. Воспринимая реакцию аудитории, как дань его чувству юмора, старший научный сотрудник уважаемого музея входил во все больший раж, все раскованней отвечал на вопросы, метко попадая ответами пальцем в небо, что приводило ко все большему веселью в зале.
В итоге важное политическое мероприятие превратилось в полный балаган. Даже до партийных функционеров институтского масштаба дошло, что вышла промашка, и они закрыли глаза на веселящихся от всей души и издевающихся над социалистической системой в лице незадачливого лектора сотрудников института.
Но повеселившись вволю и разойдясь после доклада по своим кабинетам, научная братия, обсуждая между собой только что виденное действо, начала задавать друг другу вполне резонные вопросы, но ответов на них не получила тогда и не получит уже, наверное, никогда.
А вопросы-то были очень интересные.
Что молодой человек был из очень высокопоставленной семьи, это не вызывало никаких сомнений. Об этом говорила его одежда и какая-то глянцевитость самого человека. Вполне допускаю, что это был действительно родственник В.И. Ульянова-Ленина.
Мне приходилось встречать олигофренов, родившихся в обычных советских семьях. Максимум на что была способна советская педагогическая система – это обучить несчастных минимальным трудовым навыкам, и то только в том случае, если степень их дебильности была легкая. Закончив специализированные школы, олигофрены, естественно, могли рассчитывать лишь на самую простую и низкооплачиваемую работу. В нашем институте такая женщина работала уборщицей.
С олигофреном же из Центрального музея вождя явно хорошо поработала бригада талантливых, если не гениальных, педагогов, либо один, но уж точно гениальный. Однофамильца, а вероятнее всего, родственника Ленина обучили, наверное, всему возможному, что в состоянии был усвоить неполноценный человеческий мозг. Но невозможное невозможно даже для гения. Лечить мозг олигофрена до состояния нормального мозга пока никто не научился, и даже великолепно обученный и вышколенный олигофрен от полноценного человека все-таки отличается.
Если с воспитанием потомка вождя хоть что-то понятно, то с целым ворохом других вопросов ясности нет никакой.
Во всякой семье может случиться несчастье и родиться неполноценный ребенок. Но кому пришло в голову, а эта голова занимала в Советском Союзе явно не последнее место, выставить на всеобщее обозрение горе семьи Ульяновых? Неужели его нельзя было спрятать на широких просторах нашей Родины так, чтобы ни одна собака даже не пронюхала не только о месте его пребывания, но даже о его существовании?
А может быть руководящие головы Советского Союза считали советский народ умственно неполноценным, не способным отличить черное от белого?
Вопросы, вопросы … Ответов нет и, наверное, уже никогда не будет.