Лето. Восточная Пруссия. Лунная и спокойная ночь.
Я стоял в семейных трусах за углом ресторана Киров и безжалостно - что даже монотонного собьет любого с ног - тер кончик сигары о спичечный коробок, изображая из себя задумчивого и в меру начитанного респондента земного такого шара.
Когда же первый полуночный швейцар появился сизой дымкой из главного поди тому входа, дробно выкрикивая новой парой отодранных до ура туфель, - да еще и в мою самую сторону супротив, - я крепко тогда втиснул сигару в зубы, создав вид полной чуши в глазах сих и выскочил швейцару навстречу, расставив полноте руки в стороны, и страшно кривясь на то голосом - киксуя рыком, будь то самый-самый злой пес из всех.
Швейцар споткнулся бумом вдруг и дернул в обратную сторону звать своих, и даже чуть ли не упал перед главным входом.
На улицу, в довольном виде и подтягивая полные штаны, не прямиком, конечно,но выскочили какие-то двое смежных балбеса в костюмированных бляхах "Охранник ваш" и она - Анастасия Кински в свадебном гарнизоне рюх и жутком заплаканном, растекшимся в помазок лицом.
- Вот он! - зароптала она, корячась указкой.
Балбесов шваркнуло быстро ко мне и они ухватили под руки мои, не помнящего того меня, той точной даты рождения Шекспира.
Музыка полилась по добрым венам моим, тихая-ласковая, окрыляющая до исступления, и вонзаясь поминутными снами картинными, куда-то ввысь салютами в честь.
Жениха всего приодели, невесту всю умыли, и счастливое господство родных прихожан всех ударилось в бокалы...
Звоном до возгласа: горька!..