3
Сёстры были уже школьницами, так что нянчить меня было кому. Ну, а если у семи нянек – дитя без глазу, то у двух – точно с поломанным носом. Как-то раз они, придя после школы в ясли, выпросили меня у матери и, забрав с собою, отправились домой. Не знаю, как они меня там воспитывали, по очереди или обе вместе но, похоже, на какое-то время контроль был потерян, и я самостоятельно отправился в гости к курам, разгуливавшим по нашему двору. Однако, моё бесцеремонное вторжение в его частное владение не понравилось петуху. Он захлопал крыльями и так заорал, что я с перепугу стал удирать не разбирая дороги, споткнулся и угодил переносицей прямо в бортик квадратной жестянки, служившей поилкой для кур.
Короче, когда пришла с работы мать, то застала дома трёх перепуганных и зарёванных своих чад. Причём, у одного из них нос был как у пекинеса.
Когда мне было года три или четыре, наша семья перебралась в небольшой районный городок Приморско-Ахтарск. Расположен он на южном берегу Азовского моря. Там же, почти рядом с глинистым обрывом, находился и частный домик, приобретённый отцом по довольно сносной цене, позволительной для скромного семейного резервного фонда. Так что засыпать я теперь стал под убаюкивающий шум моря.
Обрывистый глинистый берег постоянно размывался. И после почти каждого хорошего шторма море откусывало от суши метр, другой. И городок наш как бы потихоньку пятился от моря. Поэтому родители, сначала обрадовавшиеся удачному, а главное не очень дорогому приобретению жилья с видом на море, стали через некоторое время задумываться о том, как бы переселиться вглубь суши.
Где-то через год, они продали, хоть и с убытком, домик у моря, и купили себе хату с приличным приусадебным участком. А может и не очень-то большим – в детстве всё кажется внушительным.
Приземистый саманный дом, под железной крышей, с побеленными известью наружными стенами и выкрашенными зелёной краской деревянными ставнями на окнах, располагался сразу же за дощатым забором. От калитки до входного коридора протянулась прямоугольная цветочная клумба. Водосточная труба с крыши заводилась в глубокий цементированный колодец – бассейн, по-местному, наполнявшийся дождевою водой. В глубине двора находился сарай и так называемая летняя кухня. Всё остальное было занято плодовыми деревьями и виноградником.
С правой стороны, у соседей было двое мальчишек гораздо старше меня, а слева жила девочка Таня – моя ровесница. Понятно, что общаться мне больше приходилось с ней. Неформальным лидером в нашей маленькой компании оказалась именно Танюшка, и поэтому вертела мною как хотела.
Однажды она, с заговорщицким видом сообщила, что сегодня мы будем играть в новую, настоящую взрослую игру. Мы забрались в наш виноградник, в укромное, как нам показалось, местечко, и…были накрыты моей матушкой… тесно прижавшимися к друг дружке… я со спущенными штанишками, а моя подружка с поднятым платьицем.
Танюшка, испуганно пискнув, убежала, а меня за ухо отконвоировали в отчий дом. Там мать на меня сердито кричала, я ревел белугой, а сёстры визжали от восторга и катались по полу.
И после этого Вы будете утверждать, что в Советском Союзе секса не было?!
Читать я научился рано. Вернее так – читать рано меня научили сёстры. Я постоянно надоедал им канюча, чтобы они мне почитали сказки. Наконец терпение у них лопнуло, и они быстренько выучили меня буквам.
«Тихий Дон» Шолохова я одолел во втором классе. Книга было с иллюстрациями, и чуб Гришки Мелехова, лихо вившийся из-под казацкой фуражки, так вдохновил меня, что и самому захотелось иметь такой же. Вооружившись матушкиными ножницами, я откромсал себе ровно половину чёлки с одной стороны. Но вторая половина виться, почему-то, не хотела, как я ни старался её закрутить.
Короче, вечером, придя домой с работы, мать ругалась, отец смеялся, и вообще этот случай с моим чубом под Григория Мелехова стал нашим семейным анекдотом.
Продолжение следует.