Дети, рожденные во второй половине пятидесятых годов, из моего двора, были особенными. Во дворе таких нас было человек восемь. Все мы жили в коммуналках, то есть родители наши были совсем не богатыми. При этом, пятеро из нас имели фортепьяно и занимались музыкой. Дети, другого возраста, старше и младше нас, тоже занимались. И всего на двор приходилось семь таких инструментов. Пианино сконцентрировались в северо - восточной части двора. Там, где жила я, был самый сгусток музыки: у меня в комнате, за соседской стеной, под полом, в нижней квартире. Временами, сосед сверху вспоминал свою молодость и дудел на трубе. Телевизоров, наверное, было меньше, чем музыкальных инструментов. Да и телепередачи, тогда транслировались всего с шести до десяти часов вечера.
Детей разного возраста во дворе было немало. Все друг с другом общались, несмотря на разницу в возрасте. Это было похоже на общение детей в одной, очень большой семье. Однако, только ребята моего года рождения, все хорошо учились в школе, все, впоследствии, получили высшее образование. Почти все посещали какие-нибудь кружки или секции, читали много книг, очень часто ходили в кино. В нас совсем не было агрессии и ненависти. Драк и разборок во дворе никогда не было.
Наверное, нас можно было отнести к детям, поколения шестидесятых годов.
Дворовая жизнь текла, подчиняясь какому-то естественному закону. Летом, на каникулах, дети, позавтракав, выходили во двор и оставались здесь с перерывами на еду до ночи. В учебное время выходили во двор, сделав уроки, вечером. Очень редко ходили друг к другу в гости. Ведь тогда приходилось принимать несколько гостей, чтобы никому не было обидно.
Моя мама очень дружила с детства с одной жительницей двора – Галиной, несмотря на то, что та была младше ее на четыре года. Галина была из многодетной семьи, у нее было еще четыре сестры. Все жили очень бедно. Мама рассказывала, как в детстве она, жалея Галочку, выбрасывала ей из форточки какую-нибудь еду. Так, однажды, она, по ягодке, выбросила всю вишню, которую моя бабушка купила, чтобы сделать вареники своим деткам.
У Галины был сын Петя, кудрявенький, черноглазенький, пухленький. Галина почему-то решила, что я и ее сыночек когда-нибудь поженятся. Называла меня невестой. Меня это немного смущало, но я не была в обиде, уж слишком в моем представлении Петя не годился мне в женихи.
Галина работала в книжном магазине, сама много читала, и, не имея высшего образования, обладала неплохими знаниями, правильной, яркой речью. Мама и Галя, обе, были очень артистичными и остроумными особами. Почему-то в шутку они называли себя еврейскими именами: мама была Рахиль, а Галина – Сарой. Письма и открытки к праздникам они так и начинали: « Здравствуй, Сара!», «Здравствуй, Рахиль!». Были периоды, когда они были «не разлей вода», но, бывало, что надолго ссорились и не общались. Когда в их отношениях была ясная погода, они почти ежедневно ходили друг к другу в гости. Галя была из украинской семьи, а мама была наполовину русской, наполовину гречанкой. Оба их мужа были украинцами. Мой отец рано ушел из семьи и вскоре умер, а Галин муж, работал машинистом на железной дороге, любил выпить и часто бывал в рейсах. Собираясь вместе, женщины прекрасно проводили время, обсуждали разных персонажей в образах, шутили, даже пели оперные арии. Да, да, в те времена это было очень естественно. В основном люди получали информацию из радио. Тогда по радио очень часто передавали концерты или целые оперные постановки. Никто не удивлялся, когда мама, выйдя на кухню готовить, а дверь и окно кухни выходили во двор, заводила какую-нибудь арию. Весь двор слушал и знал, что Валя готовит еду.
На день моего пятого дня рождения Галя с Петей подарили мне книгу «Робинзон Крузо». Это была моя первая взрослая книга. Мама перед сном стала ее мне читать. Книга меня заворожила, несмотря на то, что перевод ее, по всей видимости, был сделан старым переводчиком, еще при царе, и имел признаки старинной речи. Когда книжка закончилась, было очень жалко. Вскоре я научилась читать, и в шесть лет сама прочитала эту книгу. Потом, в течение жизни, я перечитывала ее раз двадцать. Однако моя дочь и мой внук к «Робинзону Крузо» остались глухи. И, если внук продержался до середины книги, то дочь вообще наотрез отказалась от нее. Она процесс чтения вслух не любила.
Мы, дети двора, сами себя организовывали и занимали. Когда наш двор заасфальтировали в середине шестидесятых годов, мы стали во дворе играть в классики. У нас во дворе они были трех видов: в первом нужно было метко попасть плоским камешком из кона в «класс» и на одной ноге проскакать , подбивая камешек, по всем «классам», если камень попадет на линию – то ты «пропал», и начинает игру другой участник; во втором так же забрасывался камень в «класс», и поочередно на одной, на двух ногах "проскакивался" весь «классик» туда и обратно; в третьем - вбрасывался камень, и на двух ногах нужно было определенным образом, не помню уже в какой очередности, обскакать «классик». Третья разновидность «классиков» была самая трудная.
Мы очень много использовали в своих играх мяч и скакалку. Фактически дети с утра выходили на физическую тренировку. Игра в «десятки» шла и с мячом, и со скакалкой, которую мы называли прыгалкой. Мяч били об стену различным образом, определенное количество раз. Например, бросок двумя руками, бросок левой рукой, правой рукой, бросок с хлопком, с оборотом вокруг собственной оси, и так далее…. Так же можно было играть, отбивая мяч от пола. Представляете, какая вырабатывалась у всех детей ловкость? С прыгалкой тоже играли в «десятки». Либо индивидуально, когда сам прыгаешь на прыгалке, другие ждут, когда ты «пропадешь». Прыгать надо было на двух ногах, на одной, поочередно, скрестив ноги, и так далее. Когда игроков было много , прыгали через длинную скакалку (могли связать две вместе), которую вращали двое «пропавших». Остальные, как одна команда, забегали во вращающуюся прыгалку и, проделывая соответствующее количество прыжков, выбегали с другой стороны, а в это время, не пропуская ни одного пустого оборота скакалки, другой участник команды забегал под скакалку. Ух, как это было азартно, ответственно!.. Как кто-то замешкается или, не дай бог, зацепит прыгалку - все …. Игра останавливается, и проигравший становится крутить прыгалку.
Прыгали дети разного возраста. От восьми и до пятнадцати лет. Ощущение от такой игры остались надолго. Сначала каждый участник скачет по десять раз, потом – по девять, по восемь… Когда каждый скачет по два раза, напряжение нарастает! И вот момент, когда все скачут по разу, один забегает, другой вылетает! Если получится, и никто не подведет – радости нет предела! Весь цикл, от десяти до одного, проделать без ошибок – большая удача.
Была одна игра, которая не была привязана ко двору. В нее играли летом, когда все дети разного возраста бывали на каникулах. Это «Казаки-разбойники». В отрядах казаков и разбойников было равное количество людей. Казаки давали время, чтобы разбойники ушли подальше, и начиналось преследование. Эта игра могла длиться несколько часов, и не всегда казаки ловили разбойников. Иногда казаки, устав, сидели у двора и ждали, когда же вернутся разбойники. Это была довольно тяжелая игра. Разбойники ставили метки мелом, стрелки, по направлению своего движения. Их нужно было найти и следовать в этом направлении. По каким только местам мы не лазили. Уходили далеко, на Набережную, Буденновский, на соседние улицы, обследовали все подвалы ближайших домов… Однажды, находясь в многочасовом процессе поиска разбойников, я, младшая в отряде казаков, так устала, что у меня подкосились ноги и я рухнула на землю, ног не чувствовала…
Зимой были другие игры. Однажды, был очень снежный год. Было мне лет десять - одиннадцать. Мы с ребятами построили во дворе крепость. Под сугробом вырыли, что-то вроде берлоги. Сделали окошко. Поставили туда санки, чтобы сидеть. Сосед Мишка, признанный всеми жадина, вдруг принес всем на радость зефир в шоколаде, целую коробку, очень редкое лакомство. Мы сидели в снежном домике, нас никто не видел, и мы ели чудесные сладости. Я запомнила это на всю жизнь.
К счастью, о моем дворовом детстве у меня остались только хорошие воспоминания. Мы, девочки двора, все научились вязать, вышивать, шить куклам вещи именно во дворе. Более того, с маленьким соседскими детьми мы очень любили возиться, конкурировали друг с другом за право поносить младенца на руках. Мамы малюток нам доверяли. Бывало, что мы вдвоем с одной из подруг приходили в гости к такой мамочке и, пока мы играли с малышом, она имела возможность заниматься другой домашней работой. Тогда это было, как само собой разумеющееся дело. А с высоты сегодняшнего дня это кажется удивительным.
Еще вспомнила об одном удивительном мероприятии, которое время от времени осуществляли для нас, детей, наши родители двора. Некоторые мамы водили нас на левый берег Дона. Собирали по нескольку человек и вели нас через Буденновский мост на пляж. Мост, построенный немецкими военнопленными, тогда еще существовал. Однажды я упала прямо в платье в реку уже перед уходом с пляжа домой, и наша соседка, тетя Неля, которая на этот раз повела нас на левый берег, не растерялась и, в течение пятнадцати минут, высушила мое платье на ветру. Вскоре один житель двора приобрел «Запорожец»! Конечно, мы стали выезжать гулять за Дон на автомобиле. Набивалась полная машина детей, и мы радостно отправлялись на один - два часа погулять на природе. Можно это сейчас представить?
До меня доходит, что на меня очень позитивно повлияло дворовое воспитание. Я была физически крепкой, коммуникабельной, артистичной (часто мы играли и в «дочки-матери», и в другие сюжетные игры), сообразительной, наученной многим бытовым навыкам, рукоделию.
Я с большой теплотой и благодарностью вспоминаю свое дворовое детство…