см. ФОТО:1. Корпус кафедры акушерства и гинекологии. 2.Корпус кафедры педиатрии, на ул. Боткинская.
А теперь перейдем к не менее экзотическим для военного врача кафедрам, таким, как клиника акушерства - гинекологии и детских болезней. А как вы думали? Хотя подавляющий контингент наших предполагаемых пациентов, это "дети" от восемнадцати до двадцати, имею в виду солдат срочной службы. Чуть меньшему количеству от двадцати до шестидесяти, это офицерский контингент и военнослужащие по контракту.
Но ведь в армии есть еще женщины и дети. Как откуда? Так жены и дети тех же офицеров и прапорщиков. Да непосредственно, просто женщины - военнослужащие, у которых тоже дети бывают. А вдруг любого из нас нелегкая забросит в отдаленный, и закрытый гарнизон. Вот тогда и запоешь Лазаря, когда внезапно придется роды принимать. Или же, как всегда неожиданно заболеет ребенок командира (к примеру) части.
А посему, милости просим. Вот она, одна из старейших кафедр академии, акушерства и гинекологии, которой управляет(в наше время) знаменитый и искуснейших акушер и хирург профессор В.П. Баскаков. То ничего, что его потом привлекли к суду за подпольные операции тяжелейшего женского заболевания -эндометриоз. Подзаработать хотел человек. Нет, не дали завистники, наверное, но с кем не бывает... Бес попутал, но как он виртуозно производит операцию по кесареву сечению, я сам свидетель. За одно это, ему можно все простить. Для него, конечно, это мелочь, повседневная работа. А на меня первый раз произвело огромное впечатление.
Представьте себе, на операционном столе, под общим наркозом, беременная женщина. По ряду причин, естественным путем родить не может. И тогда на помощь приходит врач с большим ножиком. Скальпель, называется. Разрез, от пупка и до лобка. Ассистенты раздвигают брюшную стенку специальными расширителями в стороны. И нашему взору предстает огромный, багрово-синюшный, опутанный толстыми венами и артериями, как канатами, пузырь. Это матка. С плодом внутри. Ее тоже нужно вскрыть, чтобы плод извлечь. Врачи переводят дух и приступают.
Разрез, фонтан крови бьет в потолок и рефлектор. Брызги попадают в глаза и на очки докторам. Меня прошибает мысль: " Ну все, умрет женщина от кровопотери."
Но не тут то было. Хирурги знают свое дело. Все разрезанные сосуды мгновенно перевязываются, кровь, которая успела вытечь в брюшную полость, отсасывается немедленно включенными электроотсосами, и уже через капельницу, подключенную в локтевую вену, возвращается обратно в организм .
Вот он, орет на всю операционную, новый гражданин Советского Союза, извлеченный из утробы матери, неестественным путем. Но он об этом узнает не скоро, а может и никогда.
На второй день, проведывая роженицу в палате, я был немало удивлен, что прооперированная чувствовала себя, по крайней мере, ничуть не хуже, чем ее товарки по палате, рожавшие путем обычным.
Сама клиника древняя. Возможности по габаритам, не позволяют обучать весь огромный контингент будущих военных "акушеров", непосредственно на самой кафедре. А посему мы эксплуатируем почти все родильные дома в городе. Нашей группе достался один из самых крупных роддомов, который расположен по проспекту Газа. Нет, не бытового газа, которым мы в плите пользуемся. Это фамилия такая, одного из бывших революционеров.
Здесь работает конвейер, с которого почти каждую минуту сходит новый гражданин СССР. Круглосуточно, без выходных. Одновременно работает шесть столов, на которых сменяя друг дружку возлежат роженицы. Крики и стоны, охи и вздохи, плач и слезы в перемешку с соплями и воплями. У одних слезы текут от счастья, сын родился! Мужу угодила. Другая от неудовлетворения, эх, снова дочь...
Постоянно рядом с нами наш преподаватель полковник Цвелев Юрий Владимирович, полный тезка рулившего в то время генсека Андропова. Он постоянно консультирует местных акушеров-гинекологов, и одновременно обучает нас этому бабьему делу. Я правда, будучи фельдшером, еще перед армией имел «удовольствие» принимать роды самостоятельно. Мое сермяжное счастье тогда было в том, что роды у женщины были шестыми по счету. И мне оставалось только пуповину перерезать, да по мелочам кое – что доделать за природой. Таким гражданским роддомам есть выгода от того, что здесь постоянно присутствуют опытнейшие профессионалы от академии. В любую минуту подстрахуют.
-Ребята, ребята, подойдите пожалуйста сюда! - через открытую дверь ванной-душевой комнаты махала нам рукой и звала к себе одна из акушерок. Учитывая какую- то необычную настойчивость, мы поспешили к ней. В одной руке она держала только что родившегося младенца. Еще перемазанного околоплодными водами и первородными фекалиями.
– Смотрите сюда, - полушепотом она призвала нас посмотреть на гениталии ребенка. Мы все дружно вытаращились на ту область, куда она показывала пальцем. Конечно, лично мне, да и остальным присутствующим доводилось читать в учебниках на эту тему. Даже картинки разглядывали. А вот чтобы так реально, видели впервые. Перед нами был ребенок – гермафродит. Ярко выраженные первичные половые признаки обеих полов.
- Ребята, подскажите что делать?
Немая сцена с нашей стороны.
– Что матери сказать?
Патовая ситуация.
– Сказать, как есть, - предложил мой замкомвзвода сержант Слободян.
– Да нет, - возразил ему Леша Качула, - Здесь надо как - то по другому поступить…
- Да говорите же быстрее,- торопила акушерка. - Вон слышите мать орет, спрашивает кто у нее родился.
Я выглянул через дверь. Роженица лет за сорок пять, лежала на столе изможденная, и уставшая.
- А вы кого хотели, сына или дочь, - задаю ей вопрос.
-Сына, - еле слышно, прошептала она. Поворачиваюсь назад:
- Все слышали?
- Да, - кивнули все головами.
- Значит, принимаем быстрое решение. Записываем, что мужской пол.
Обернулся к матери:
– Сын у вас!
Слеза счастья скатилась у нее с уголка правого глаза.
" А там уже родители и врачи со временем сами решат, кем ему быть, " - успокоил я себя.
В «предбаннике» родильного зала, комнате, примерно, пять на пять метров, в ожидании своей очереди, постоянно из угла в угол бродит около десятка рожениц. Как только одна из них вскрикивает, хватаясь за низ живота, дюжие санитарки, и мы, если рядом, подхватываем ее и сопровождаем на стол. Наш преподаватель тут же ведет всю группу, кто не занят, к ней и начинает показывать и рассказывать, как предлежит у нее плод, на каком этапе идет раскрытие родовых путей. Нужна ли будет ей акушерская помощь или нет.
Насмотрелись мы здесь всякого и всяких. При нас рожала и негритянка и цыганки. О татарках и узбечках я уже и не говорю, но, в основном, конечно, наши, славянки. Разницы, в принципе, абсолютно никакой. Правда, запомнилась одна цыганка, лет тридцати. Понравился ей наш Серега Платонов. Почти под два метра, десантник. Член редколлегии курса, и курсовой поэт. Так случилось, что ему пришлось ее принимать и осматривать.
И привязалась она к нему, как смола.
–Только Сереженьке разрешу принимать у меня роды и больше никому, - говорит. Он уже от нее пытается прятаться, а она не отстает. Хватает его за руки и прижимается всем своим пузатым и коротконогим туловищем. Серега от смущения краснеет, как не целованный мальчик. Ну, что же, пришлось ему лично и принимать у нее роды. Лично меня удивили ее большие половые губы. Они имели реально, не такое анатомическое строение, как у всех. И напоминали две морские завитые ракушки, иссиня черного, с розовым, цвета. Мальчика пообещала назвать Сергеем.
Были и другие интересные моменты в этой практике. Попадались роженицы, молодые девушки, забеременевшие не весть от кого. И среди них были такие, которые категорически настроены на то, чтобы оставить ребенка здесь. И просили акушерок, чтобы им даже на глаза не показывали плод их греха. Но, оказывается, у акушеров была и другая сторона медали, в их тяжелейшей работе.
Вот уж не знаю, то ли это была какая - то государственная программа, или они по своей доброте душевной ее исполняли. Но они прилагали максимум усилий на то, чтобы уговорить, заставить эту мать принять своего ребенка. Даже наши преподаватели проводили с ними душещипательные беседы, но некоторые упирались до конца. И тогда их специально после родов помещали в палаты, которые были заполнены роженицами со своими детьми.
И здесь, под воздействием разговоров на материнскую тему, глядя на то, как другие матери кормят и лелеют своих детей, у многих в конце концов, просыпался материнский инстинкт. И они просили принести ребенка. А после того, как ребенок прикасался губами к ее соску, после того как она подержала этот комок жизни на своих руках, пути назад уже не было.
Нашего Цвилева иногда подменял другой преподаватель. Еще молодой, чуть больше тридцати, но уже многоопытный в своем деле. Он научил нас, как ушивать различные разрывы половых органов, возникших в процессе родов. Как и где наиболее выгодно произвести разрез, предотвратив неминуемый разрыв. Наложение вспомогательных щипцов на плод и многое другое.
В процессе учебы он много рассказывал о своей работе врача-акушера во время командировок в различные экзотические страны. Например, в Никарагуа. Там, с его слов, женщинам часто приходится производить различные оперативные вмешательства на органах таза, так как они иногда падают с пальм, когда лазают по ним за кокосовыми орехами, и зачастую, видимо, на пятую точку. Государствам, избравшим социалистический путь развития, оказывается, мы помогали не только хлебом и оружием , но в том числе и детей рожать.
Что мне еще запомнилось тогда, и понравилось в этом родильном доме, так это спецодежда для медперсонала. Одноразовые целлюлозные халаты и шапочки. Полупрозрачные, голубоватой расцветки. И не только халаты. Все простыни, пеленки и прочие необходимые предметы по уходу за роженицей и ребенком. Со слов акушерок, весь этот набор поступал из Финляндии в рекламных целях. И персонал переживал, что как же они будут работать, если вдруг поступления этого очень удобного инвентаря прекратится. Я тоже тогда думал, почему у нас при наших -то возможностях, не могут наладить производство столь удобного и крайне необходимого материала.
Следующей кафедрой, проходимых на четвертом курсе, была педиатрия. То есть кафедра детских болезней. Зав кафедрой, несмотря на то, что детская, целый генерал –майор, и соответственно, профессор Клиорин А.Д. В освоении этих далеко не легких наук мне все чаще помогали пусть и незначительные, но уже имеющиеся понятия, полученные в свое время в медицинском училище. Вот и здесь, я уже худо бедно знал с какой стороны к детям подходить.
Кроме теоретических знаний и практических навыков, которые давала нам кафедра, мы многое получали и в различных детских больницах и заведениях города. В том числе нам уже начали доверять обслуживать вызовы на дому. Рассказываю один случай с яркими для меня впечатлениями. Зима питерская, это вам не в Сочи. На вызова ездим общественным транспортом и бегаем ножками.
Вот и сейчас, получив из рук преподавателя записку с адресом и предварительным диагнозом, доезжаю на трамвае до Марсова поля, а оттуда нужно пешком по сугробам нечищеных тротуаров пробраться на улицу Халтурина. Был такой, еще один из революционеров. Теперь этой улице, как и многим ей подобным, вернули ее прежнее дореволюционное название, Миллионная. Нахожу нужный номер, и через огромные кованые ворота, проникаю во внутренний дворик. Это не дворик, а целый внутренний сквер.
Уже более – менее ориентируясь в центре города я сообразил, что от указанного номера в адресе до Дворцовой площади оставалось каких- то полторы сотни метров. Звоню , дверь открывает моложавая женщина в домашнем халате.
-Здравствуйте. Вы вызывали по поводу ребенка?
-Здравствуйте. Да, я. Раздевайтесь, проходите.
Снимаю шапку и шинель. Белый халат у нас под шинелью. Снимаю ботинки, и в носках, с дипломатом в левой руке, следую за хозяйкой. Первое, что бросилось в глаза, это высота до потолков. Минимум семь метров. Потолки с богатой, фигурной хоть и потрескавшейся, видимо, от времени лепниной. Полы с мозаичным паркетом, а стены тоже в нарядных, хоть и древних обоях. Сразу закралась мысль:
"Интересно, к кому же я в этот раз попал?
Но я выполняю свою работу и мне некогда вдаваться в размышления. Мою руки.
Проходим в одну из комнат. Кроватка, десятилетний пацан. Это уже легче. Не какой - ни будь грудничек. Выслушиваю сердце и легкие фонендоскопом. Смотрю горло с помощью чайной ложки. Измеряю температуру. Пока провожу все эти элементарные процедуры, обращаю внимание на журнальный столик возле кровати. А там чего только нет, из лекарств. Вся аптека при простудных заболеваниях и фарингите. Я уже себе в уме этот диагноз и выставил. ОРВИ. Острая респираторно- вирусная инфекция. Плюс фарингит.
-Вижу, что у вас уже все необходимые для ребенка лекарства имеются, - обращаюсь к маме. – И даже больше, чем ему необходимо.
Мама немножко засмущалась и порозовела.
– Вы случайно не в аптеке работаете? - это я так, уже чисто риторически поинтересовался. И оказывается, сразу попал в точку.
- Да, я провизор. А папу моего вы, наверное, знаете. Он начальник кафедры фармакологии у вас в академии.
Лучше бы она этого не говорила. Я то уже закаленный, вида не подал, но, представляю, что могло бы случиться с некоторыми из моего взвода. С менее устойчивой психикой.
- Вот и хорошо. Тогда мне меньше работы. Не надо выписывать рецепты. Я так понимаю, что вас интересует только больничный по уходу?
- Да, вы правы, мне нужен был ваш визит, чтобы официально оформить больничный лист.
"Фу, слава Богу," - подумал я про себя и перевел дух. Страшно представить, если бы мне пришлось выписывать рецепт для племянника известнейшего фармаколога в СССР, героя социалистического труда, профессора Виноградова В.М. И, если бы я там чего- ни будь выписал не то или не так. Собираю нервы в кулак, и спокойно оформляю больничный лист. Нам такое право уже в тот период давали. Желаю ребенку скорейшего выздоровления и направляюсь к прихожей.
В это время за моей спиной открывается какая - то незамеченная мною боковая дверь и я слышу приглушенный голос:
- Он уже ушел?
Я автоматически оглядываюсь, и тем самым ставлю самого профессора в крайне неловкое положение. Он тоже в домашнем, стеганом халате, с минимум двухнедельной щетиной, смутившись, смотрит на меня.
– Ой, вы извините, я просто не хотел, чтобы вы меня увидели в таком виде. Я немного сам приболел, -начал он еще что - то там бормотать в свое оправдание. – Да что вы , что вы, товарищ профессор, -промычал я в ответ, а сам еще быстрее метнулся в прихожую. Обулся, оделся и выскочил на улицу.
Через пару дней, дежуря по факультету, мне на глаза попалось пару открыток на адрес профессора Виноградова. Соболезнования в связи со смертью супруги. "Вот почему он тогда был в таком запущенном состоянии," - подумал я.
А пока бегу на наш сборный пункт. Бегу и думаю:" Вот как у нас живет академическая профессура. Ведь буквально за стенкой его квартиры начинаются апартаменты бывшего Зимнего дворца. И в хоромах, которые занимает герой соцтруда, видимо, тоже когда - то жил какой -нибудь крупнейший чин из царских сановников.
Вот так мне единожды удалось одним глазом заглянуть туда, где никогда больше бывать не приходилось. Поговаривали в нашей курсантской среде, что героя он получил за то, что изобрел на олимпиаду - восемьдесят, допинги, которые еще не могли обнаружить в крови спортсменов на то время.
Когда я доложил преподавателю, у кого я только что был на вызове, ему самому чуть плохо не стало.
– Надеюсь, вам не пришлось выписывать рецепты? - прошептал он.
– Никак, нет.
Личный состав группы тоже напрягся и замер. Видимо, каждый подумал о себе в этой ситуации. Хотя мы фармакологию уже прошли и экзамен сдали, но малейший прокол в таких обстоятельствах, мог плохо кончиться для любого из нас, и для преподавателя, в частности. Конечно, если бы профессор оказался каким - то самодуром. К счастью, Виноградов был человек умнейший, да и я ничего такого не допустил.
Еще что запомнилось в период учебы на этой кафедре, это дети. Брошенные дети. Инвалиды детства, умственно отсталые и с другими отклонениями. Годами существовали они в этих детских отделениях. Нельзя сказать, чтобы совсем неухоженные, но и далеко не в идеальном состоянии. Кроватки с высокими заборчиками. Больше похожие на клетки. Только верхнего перекрытия не хватало. Казенные, застиранные ползунки и сорочки. Постоянно мокрые и в экскрементах.
На наших глазах жалостливые санитарки, конечно, изображали уход за ними… Они тянули ручки к нам. Мы угощали их , если в кармане у кого что- ни будь оказывалось, специально по дороге сюда, покупая иногда печенье и конфеты, но чаще там, кроме смятой пачки сигарет, ничего не было. Здесь мы были очень кратковременные гости. Слезы наворачивались на глаза и возникало только желание побыстрее уйти и забыть. Как страшный сон.
Продолжение следут.