Иван проснулся рано, солнце еще не встало. И петухов он не слышал. Проснулся от того, что он — в своей деревне. Разве можно спать там, где прошло твое детство и где ты не был сто лет?
Стараясь не разбудить жену, он взял одежду и на цыпочках вышел на улицу. Было довольно прохладно. Сибирь. Иван помнил, какие раньше были холодные ночи. Днем может быть 30 градусов тепла, а ночью без «куфайки», так они называли телогрейку, на улице делать нечего. А уж про зиму и говорить нечего. Бывали морозы, когда столбик градусника в течение нескольких дней стоял на отметке 50. Вот в такой мороз они экспериментировали — плевали и наблюдали, как на снег падала ледышка. Только в 50 градусов это было возможно. На два-три градуса теплее, и эксперимент не получался.
Туман стелился по улице, но почему-то закрывал не все дома, а только некоторые. То ли ветерок был небольшой, то ли другая причина. Реброва гора, или по-поцановски Ребруха, казалась совсем маленькой. «Или меньше стала, или я вырос?» - не знал, что думать Иван.
Эх сколько времени провели они на этой горе! Выходил Вовка Парков по кличке Паркоша и сзывал сложенными в трубочку ладонями-трубой всех пацанов на гору. И начиналось. Жгли костры и пекли в них картошку, захваченную из дома. Когда становилось теплее, пили березовый сок из трубочек. А главное, доставали из «куфаеек» пугачи и поджиги, заряжали их и стреляли. В основном, в воздух. Реже — по деревьям. Еще реже — по птицам, но ни одной птицы из своих «мушкетов» в детстве они не застрелили. А вот среди своих ранения были. Однажды Вовке Сагалаеву чуть палец не оторвало. Но приложили, привязали, и он зажил. До сих пор Иван не может понять, как прирос, почти оторванный палец. Да, чего только не было в детстве.
Но потом был техникум в Новокузнецке, университет в Москве, работа в редакциях столицы, дети, внуки. О том, как быстро бежит жизнь особенно замечаешь, когда приезжаешь туда, где ты долго не был. Дети стали взрослыми, молодые состарились, а старики умерли. Ты забываешь, что ты тоже уже не молодой, смотришь на других и думаешь. Что случилось, почему вы старые? И только тут понимаешь, что ты тоже уже давно не юный.
… С мыслями о земляках и о себе Иван обошел деревню и оказался около своего дома. Самого дома давно не было, на его месте была пилорама. Так раньше называли механизм по распилу деревьев. Как его называли теперь, Иван не знал. Он так давно жил в городе, что почти все деревенское давно уже выветрилось из памяти. Он не любил деревенский туалет с дыркой в полу, не любил умывальник на улице, не любил грязь на дорогах. Кстати сказать, грязи не было. Дороги были засыпаны гравием, укатаны, и было понятно, что и в распутицу тут было вполне цивильно. Не было видно засохших луж, в которых когда-то любили валяться деревенские свиньи. Собственно, свиней в деревне тоже почти не было, как не было и коров. Вернее, было несколько свиней и коров. Но разве это могло сравниться с тем, что было в детстве, когда в каждом дворе было по корове, теленку, свинье, по два-три десятка кур, овцы, гуси. Тогда в деревенской школе было не то шестьсот, не то восемьсот учеников, а теперь, как сказали, пятьдесят. Директор жаловалась, что и этих учить не на что. Денег дают мало. Уголь для кочегарки и тот привозят с перебоями. Хорошо хоть свет теперь есть. А еще недавно приходилось директору Наталье садиться на велосипед и объезжать земляков с канистрой, чтобы кто-то дал керосину. Иначе как зимой занятия проводить?
- Иван, привет! Не узнаешь?
- Ну, почему не узнаю? Узнаю. Наслышан. Местный олигарх Александр Маленков.
- Ну ты скажешь, олигарх. Какой я олигарх?
- Не скромничай. Давай лучше обнимемся. Брат мой Юрий тебе большой привет передавал, очень большой. Вы ведь с ним были друзьями.
- Да, было дело. Все детство вместе. Заводилой он был нашим. Все время на какое-нибудь баловство подбивал. То в огород залезем, то, помню, портвейну купили и напились. Ох и полоскало меня тогда. Может, поэтому я почти не пью. - Не бывает худа без добра.
- Это точно. А он попивает. Без запоев, правда, но регулярно.
- Ты, я слышал, в Москве теперь.
- Да, давно уже. Считай почти вся жизнь там прошла. Как в двадцать два приехал, так там и живу.
- Дети, внуки?
- Все как положено.
- А здесь один или с семьей?
- С женой.
- Так приходите вечером. Посидим, вспомним деревенскую жизнь.
- С удовольствием.
Днем Иван сходил на речку, поймал несколько хариусов, зашел в магазин, купил продуктов. Когда роса просохла, пошел на кладбище. Надо было навестить маму. В прошлый приезд он поставил светло розовый мраморный крест, потому могилу увидел сразу.
- Хорошо, что лопату взяли, - говорит жена. - Может, землю подравнять придется. В прошлый раз-то всю взрыхлили, когда сирень выкорчевывали.
Кладбище хоть и выросло за прошедшие годы, но не сильно. Похоже, здесь, в деревне, умирало не так много народу. Поуезжали. Там и умирают. Недавно, слышал, Толя Браунинг умер. Похоронили конечно же там, в Новокузнецке. Пикалов Володя умер. Коля Серооков. Он-то должен быть здесь похоронен. Но где? Как его искать?
- Александр Маленков в гости нас вечером звал, - обращается Иван к жене Кате.
- Пойдем?
- Конечно. Надо пообщаться. А то всегда, приедем, на могилку сходим и обратно.
… Остаток дня прошел быстро. А ночь и вообще будто бросили сверху, как темное одеяло, пока гости и хозяева здоровались около ворот.
- Настюшка. Помню, как тебя мой старший брат любил. Он ведь с твоей сестрой дружил. А тебя, помню, все время с собой таскал. Привезет на велосипеде, чего-то рассказывает. Очень он тебя любил. Такая ты была миленькая, такая красивая, чисто ангелочек.
- Настя не знает, что ответить, немного смущается.
- Слышала, умер брат.
- Да, два года, как умер. Ездили с братом Юрой на похороны, похоронили рядом с отцом. В Казахстане.
Иван чуть не сказал, что он покупал билет брату и что старшего похоронил на свои деньги. Но вовремя сдержался. Он давно знал, что многое человек говорит не от того, что хочет сказать, а от того, что боится помолчать. Почему-то люди боятся пауз. Обязательно что-то сказать надо. Зачастую — вовсе не обязательное, а иногда так и вообще лишнее. Иван удержался и был рад, что не сказал ненужное.
Впрочем, наговорил он в тот вечер все равно много. Рассказывал о своих дочерях, которые были и действительно прекрасными. Жена активно помогала и в паузах рассказывала, какие у них хорошие внуки.
Хозяева показывали фотографии своих дочерей. Одна уже была замужем, другая — ждала жениха из Армии.
Потом было «А помнишь?» Хотя тут Ивану было сложно поддержать разговор. Как это бывает, старшие меньших помнят плохо. Вот и он помнил только, как младший брат Юрий играл с Александром в солдатики. Они лепили из пластилина солдатиков и целыми днями проводили бои. Иногда дома, а иногда и на улице. Александр и Настя были моложе и помнили больше. Помнили, как однажды Иван, видимо начитавшись про Тома Сойера, собрал мелюзгу и убедил их окучивать картошку. В другой раз он организовал их на поливку грядок.
- Как это у меня получилось? - Удивлялся Иван. - Не поверю, что я был таким организатором.
- А ты нам пообещал конфет. А потом не дал.
- Как так?
- А я не помню деталей. Но помню, что мы пришли за конфетами. А ты смеешься. «Конфет хотите?» Мы: «Хотим.» А ты: «Нету.»
Ивану немного стыдно. Но было это так давно, и воспринимается так, будто было не с ним, а с кем-то другим.
Потом они пошли смотреть живность. В отличие от остальных деревенских здесь было все. Корова, два борова, овцы, куры, кролики.
Катя как ребенок радовалась, глядя на корову и овец.
- Ты только посмотри, какие они миленькие. Просто чудо! Давай дома тоже заведем.
- Думаю, наши соседи не одобрят твою идею.
- Да уж, это точно.
- Ваня, посмотри, какая красавица коза.
- Это баран, - поправила Настя гостью.
Все весело смеются. Городские, что с них взять. Потом снова вернулись к столу, начали пить чай с медом.
- У меня все вертится анекдот, который рассказал твой брат Юрий, - говорит Александр. - Рассказал в первую нашу встречу. Нам тогда было лет шесть, а ему семь или восемь.
- Интересно. Давай.
- Петька съездил в Японию, чтобы обучиться каратэ. Вернулся, Василий Иванович говорит: «Ну, покажи, Петька, как они там бьются.» Петька берет ломик и как даст в лоб Василию Ивановичу. Тот брык, упал. Встает через полчаса. «Ничего себе.» А Петька говорит: «Представляешь, Василий Иванович, а японцы — точно так же, но ногой.»
Все от души смеются. Откуда только мог знать семилетний ребенок этот анекдот. Надо будет спросить у брата, когда поеду к нему, подумал Иван.
Иван с Катей начали собираться домой, но Александр и Настя еще долго не отпускали их и потчевали очень вкусной домашней сметаной, орехами, потом начали показывать еще один альбом с фотографиями. Две взрослые дочери — как голливудские красавицы. Вот уж поистине, в России самые красивые девушки.
- Зимой не скучно тут? Дорога до города есть?
- У нас ведь хозяйство, скучать некогда. А дорога... Иногда снегом заметает, но в основном связаны с большим миром. Мы тут по случаю снегоход приобрели. Сроду не думали, что так он увлекает. Такое удовольствие зимой погонять по реке. Я только заведу, Настя уже на заднем сидении. И давай мы гонять по снежным просторам. Благодать.
Домой москвичи попали только к полуночи. Посидели на славу.
- Какие они приятные люди. Просто слов нет.
- Да, я тоже очень доволен. Прямо Ромео и Джульетта, иначе не скажешь.
- Ты что иронизируешь?
- Да нет, с чего ты взяла? Просто вспомнил, как покойный отец Николай говорил. «Не очаровывайся, тогда не будешь разочарован.»
- Да я не очаровываюсь. Но мне показалось, что ты как-то это с подтекстом сказал.
- Да, знаешь, я ведь днем у тети Веры был, у Настиной мамы. Она с зятем много лет не общается.
- Я тоже слышала что-то такое от Настиной сестры. А что-почему, не знаю.
- Говорит, он ее за грудки взял и об стенку так треснул, что у нее, недели две головные боли были.
- Да ты что? Ничего себе. А за что?
- Не знаю. Я спросил, может, пьяный был. Говорит, нет, трезвый. А за что про что, так я и не добился от нее. Сказала только, что покойному ныне ее мужу тогда тоже от зятя досталось.
Иван умолк. Катя тоже ничего не говорит. Они умеют молчать.
Октябрь 2010 г.