За дверью палаты едва слышались сдавленные всхлипы и приглушенные голоса.
- Сколько же ему…, сколько…. осталось, доктор!? – шептала жена. – Вы…, если что…, так Вы не сомневайтесь! У нас есть…., мы приготовили, прямо здесь, с собой!И академия поможет..!Обещали...!
-«Сколько, сколько»!? – огрызался начальник отделения. – Я что, господь Бог!? И спрячьте это всё! Не вылечить его! Спёкся человек, понимаете. Так что…, неделя или месяц, как говорится. Держитесь! И это …, о батюшке позаботьтесь …! А то поздно будет!
- Батюшка...!? Не знаю, ...академик все же! Неудобно как-то...!Что люди скажут?
- ТАМ академиков нет! Так что поторопитесь...!
Голоса затихли. Послышались удаляющиеся шаги.
- Понятно! – спокойно произнес Николай Степанович вслух. – Всё понятно… ! А картинки так и нет! Киноленты жизни, перед глазами! Раз нет, так может… и это...поскриплю ещё маленько!
Для надежности он крепко зажмурился.
Откуда-то из неведомых глубин появилась слабенькая, чуть мерцающая голубая точечка. Она росла, увеличиваясь в размере, становилась всё ярче. Потом медленно растянулась по горизонтали, и появившаяся вверху мерцающая линия начала плавно опускаться вниз, образую почти идеальный прямоугольник.
Николай, чуть дыша, зажмурился ещё крепче.
На «экране» начинает слабо проявляться изображение, сначала бледно-серое, расплывчатое, потом все более четкое…! И...черно-белое!
Темный подъезд, освещенный лишь болтающимся снаружи уличным фонарем. В углу, под лестницей двое.
Он и девчушка. Стоят, прижавшись друг к другу, не говорят ни слова, даже не целуются. Просто стоят и молчат. Руки девушки безвольно опущены вниз, его руки лишь кончиками дрожащих пальцев касаются её талии. И только глаза - пылающие глаза к глазам, сердце к сердцу.
И вот он начинает плавно отделяться от пола и подниматься вверх, а внизу все также - он и девчушка. «Второй» он взмывает выше, и парит, парит над ними,и видит их сверху.
Летит, летит, проплывает над ними, … счастье, это же и есть счастье, господи! Один лишь его миг…!Глоточек!
Николай Степанович приоткрыл глаза и тут же зажмурил их от нестерпимо яркого света. Свет в реанимации не выключают даже ночью. Дотянулся до столика, глотнул воды из стакана. Влага как огнем обожгла все внутренности.
- Видать и правда … , кирдык наступает! – скрючился он от нестерпимой боли, и чуть переждав, опять крепко зажмурился.
Общага. Танцы-шманцы-обниманцы в полуподвальной "комнате для занятий". Он на низенькой, дрожащей от грохота и топота сценке, скрюченные пальцы пляшут по клавишам старенького потрепанного, залитого портвейном «Weltmeister». Гремят барабаны, ревут усилители, бесится цветомузыка. Сумасшедший дом!
- Коля-я-ян! – орет ему Витек–басист. – Битлов давай …! Can't Buy Me Love …! Давай…!!! Дави-и-и...!!!
Дали так, что с потолка посыпалось, а потом сразу, без перерыва … A Hard Day's Night и прямо вслед, чтоб не очухались … Ob-La-Di, Ob-La-Da….!
Зал будто сошел с ума, все начинают подпрыгивать прямо под низенький потолок. И музыканты вместе с ними. В какой-то момент наивысшего восторга он в очередной раз отрывается от сцены и … остается висеть в воздухе, с изумлением глядя на танцующих внизу. Потолок исчез, и опять он парит, и опять летит…. Счастье, это было точно счастье…! Один только миг его!Глоток!
Режущая боль внутри слегка отпустила. Николай скосил глаз в окно. Вечерело, причудливые тени заскользили по стене. Там за окном … была жизнь. А здесь....!
"Плевать...! Уже не важно!"
Он вновь крепко зажмурил глаза.
Небольшой фургончик подвозит прямо к подъезду 33 пачки книг, всего-то тысячу штук, по тридцать в каждой пачке. И ещё десяток экземпляров россыпью. Задыхаясь от тяжести и чего-то ещё, сладостно-неведомого он таскает их сам по заплеванной лестнице на 7-ой этаж.
Это его первая книжка: смешная, несолидная, в кургузом виниловом переплете. С нелепейшими ошибками и смешными опечатками, с запятыми и двоеточиями к месту и не к месту. Со всеми этими «ну», «уже», «даже», «также», «он подумал», «в общем». Но это ЕГО книга. Пару десятков стишат,наивных и корявеньких ...о дружбе и любви. А о чем же ещё в неполных двадцать пять!?
Тридцать три пачки встали второй стеной к узком коридорчике.
Ночью он встаёт, вроде бы как в туалет, подходит к «книжной стенке» и нежно трется о нее спиной. Совсем как их кот.
Что-то в душе его шелохнулось и внутри начинает разгораться яркий огненный шар. Ноги отрываются от пола, и он опять летит неведомо куда …, всё осталось внизу: стопки книг, жена, свернувшаяся калачиком, сынишка в соседней комнате… - а он парит, летит, летит….
Счастье, а ведь и это тоже было счастье! Всего лишь только один миг его!Глоточек!
Уж давно нет той девчушки Галки, сожрал смолоду проклятый рак, уже «отнесли» Витька, спился басист, да и сгинул, уже роздана кому попало вся тысяча тех первых книжек, а добрая сотня других, научных - это всё было уже не то ….
А вот эти три сладостных момента, эти три глотка счастья так и не отпускают. Стоят перед глазами. И только они одни, почему-то!
Николай глубоко вздохнул, в глазах его разом потемнело, тело стало невесомым, он легко оторвался от койки и воспарил, и полетел…, навстречу Галке и Витьку, навстречу счастью своему.
А может … вдогонку!