***

  Вечер не предвещал ничего необычного. Сперва пришёл исполнитель романсов, затем руководитель, а вскоре на репетицию подтянулись и остальные участники. За окном в вечернем тумане что-то моросило, и чувствовалось, как издалека неспешно надвигаются сумерки, но помещение литературно-музыкального салона по-прежнему нельзя было назвать мрачным. Хорошо освещённая угловая комната с уютным оттенком стен, недавно развешенные по обе стороны репродукции картин Айвазовского, и, наконец, кем-то включенное искусственное освещение вновь оживляли слегка поблёкшую атмосферу.

  Первым делом мне подарили музыкальный словарь издательства «Советская энциклопедия» девяностого года выпуска, после чего, не тратя даром речей, перешли к дискуссии на тему одного из романсов Чайковского. Довольно сложно объяснить человеку, сделавшему тебе подарок, что разучить за две недели романс не представляется возможным. Во-первых, мы не профессионалы, во-вторых, кое-кто не умеет слушать, а в-третьих, неизвестно, в какой тональности мы будем плавать, не говоря уже о том, что необходимо время, чтобы осмыслить произведение. Увы, творческие люди подчас бывают ужасно упрямы и глухи к доводам рассудка, а посему проблема так и повисла где-то в воздухе. И пока над фортепиано разливались интеллектуально-лирические помыслы, из-за уголка стали доноситься чуть слышные звуки гитары.

  Это был незаметно прокравшийся гитарист. Расположившись в противоположном углу, он потихоньку наигрывал русские народные мелодии. Едва касаясь струн, он извлекал из-под пальцев диковинную мелодию, и звучала она нежною кантиленой.

  Чуть позже, отрабатывая программу намечающегося концерта, мы сидели вкруг небольшого столика. Постучав в дверь, к нам пришла женщина, завлечённая рекламой выставки Айвазовского, и пока мы репетировали, медленно, вдумчиво созерцала картины, временами доставая блокнот и записывая их названия. Не зная, чем заполнить образовавшуюся паузу, артисты порешили, что подошла моя очередь.

 Я сел за пианино и заиграл. Это было моё переложение для фортепиано итальянской песни «Parlami d'amore Mariu». Не помню, где и когда я впервые услышал эту песню, но, побывав однажды на новогоднем концерте Милы Шкиртиль и услышав эту песню среди остальных, я узнал её с первого такта. Живое, выразительное исполнение, гармония прекрасного рояля и чарующего меццо-сопрано. В оригинале песни поэт говорит о любви к Марии, восторгается её красотой, и мелодия песни говорит об этом ничуть не меньше, чем её слова. После того концерта я отыскал ноты и приступил к разучиванию.

  Когда я взял заключительный аккорд, я понял, что исполнил произведение выразительнее, чем когда бы то ни было. Последовали аплодисменты; заодно меня поздравили с днём рождения. И тут выяснилось, что женщина, пришедшая на выставку, всё это время показывала её с помощью планшета по видеозвонку своим друзьям из Италии. Они были удивлены, услышав исполнение знакомой им песни; они знали слова и, пока я играл, дружно подпевали, находясь в своей далёкой стране. Нетрудно догадаться, насколько приятно им было осознавать, что их родную итальянскую песню исполняют где-то в России, да ещё в каком-то посёлке. А что бы почувствовали вы, если бы услышали «Подмосковные вечера» где-то посреди Индии?

  Такому повороту событий я был удивлён не меньше итальянцев. Похоже, чудеса всё-таки случаются…