Дорогой читатель, это повествование содержит «наивные открытия», к которым ты, может, отнесешься безучастно, а может, пропустишь их через голову (проявишь интерес, иронию, сарказм…). В этом случае позволь мне попросить тебя: прими, пожалуйста, «мою наивность» и другими частями тела (сердцем, легкими, желудком, кишечником, руками, ногами, мышцами…).
С благодарностью к тебе Юлия Арефьева.
Солнечный свет залил всю улицу. Яркий майский денек пригласил людей на прогулку. Радушные прохожие делятся друг с другом светлыми улыбками, по-детски довольствуясь первому теплу.
Я тихонько ступаю по дороге и любуюсь цветами, которые освободились из плена павильонов и теперь в естественной среде горделиво красуются перед прилавками, заманивая покупателей сумасшедшим ароматом.
В руках у встречных розы, хризантемы, ромашки, васильки…
Счастье переполняет меня то ли от весны, то ли от встречи с добродушными людьми, то ли от свободного путешествия по цветочной улице.
Глаза устают от яркого света. Я опускаю взор на асфальт. Под ногами колышется большая белая лилия. Она только что упала откуда-то сверху.
- Это вам! Вы одна без цветов! – слышится мягкий женский голос с балкона.
Хочу увидеть волшебницу, что кинула мне цветок. Небесная голубизна слилась с белым фасадом старинного пятиэтажного дома… Вижу только «живой» зеленый балкончик и женский силуэт, очерченный легкой бирюзой.
- Спасибо, - говорю я доброй женщине и машу ей рукой. Она отвечает мне тем же.
Лицом окунаюсь в лилию и долго вдыхаю тонкий аромат свободы и счастья.
***
- Эй, девушка, просыпайся! Скоро твоя остановка, - резко разбудила меня кондукторша громким прокуренным голосом.
Я энергично протерла глаза, осмотрелась. Серый влажный переполненный автобус с кислым запахом пота десятков людей тарахтел. Многочисленные пассажиры, мокрые от дождя, задумчиво слушали надрывные звуки мотора. Люди теснились в проходах; на сиденьях, которые были предназначены для двоих, сидело по три человека. И по лицам людей было видно, что такая теснота их нисколько не смущала. Напротив, эта физическая близость воспринималась ими как что-то естественное и нормальное.
Я сама сидела у окна чуть ли не в обнимку с грузной женщиной, которая без конца вздыхала и кряхтела прямо мне под ухо. Видимо, ей было неудобно сидеть среди молодых девушек, тем более пассажирка с краю ее часто толкала; а ту в свою очередь давили стоящие в проходе люди, пропускающие грубую кондукторшу, которая все время ходила по салону и орала с «просьбой» пододвинуться еще немного.
Автобус резко остановился, выпустил большую партию людей и впустил другую, не менее многочисленную, да еще с хорошей порцией свежего табачного запаха.
«Следующая остановка моя», - я оживилась, заелозила на месте, думая, как же пробираться к выходу.
Напоследок взглянула в запотевшее окно и уткнулась в замысловатые линии, как китайские иероглифы, что были нарисованы на стекле. Вспомнила, что сама чертила их, как только села в автобус, а потом уснула.
Я изображала свой путь: вспоминала тропинки, здания, которые нужно будет «обрулить», выстраивала преграды (заборы, гаражи, одинокие кустарники), что встретятся мне по дороге, пунктиром рисовала дома, около которых могли ждать пассажиры; а две жирные точки знаменовали начало и конец моего сегодняшнего путешествия. По сути, чисто теоретически, я и сама могла бы добраться до нужного места (картина дороги «стояла» перед глазами), но практически - это было невозможно.
Каждого человека, сидящего в этом автобусе, на остановке ждал Провожатый – знаток города-лабиринта. Он сдал десятки экзаменов по ориентации на местности и получил красные корочки по препровождению людей-пассажиров по городу.
Он-то и поведет меня по этому лабиринту, что сама же и нарисовала на слепом окне.
«Да нет, что ж это я? Претендую на место самого Провожатого! И вообще, это нереально: сдать все экзамены, получить заветные корочки. Нет-нет!!!» - испугавшись собственных мыслей и действий, я быстренько стирала свои каракули, пока кто-нибудь не увидел их.
Сквозь маленький протертый кружочек показался серый город, изрезанный магистралями. Наш автобус проезжал под автодорожным мостом и поднимался резко в гору на следующий мост через поперечную четырех полосную автомобильную дорогу. На секунду показалось, что я уже проезжала здесь на этом автобусе.
«Может быть, долго езжу по кругу? Проспала свою остановку?! - в ужасе представилось мне, - да нет же, кондуктор бы разбудила, да и Провожатый начеку. Он бы мне позвонил, - с этой мыслью второпях отыскала телефон в узкой сумочке,- пропущенного звонка нет, слава Богу, не проспала! Но все же, я была здесь или нет?».
Еще раз протерла кружочек, успевший запотеть во время моих раздумий. Мрачный безлюдный город задыхался от транспорта, тосковал по ОДИНОКИМ прохожим. Их за всю свою жизнь я ни разу не видела из окна машины.
А, говорят, они были! Эти свободные прохожие, неспешно шедшие по своим делам куда-то, все не выходили из моей головы. Я узнала о них из статьи одного современного историка, что писал о социальной жизни людей …летней давности.
Однажды, листая новости в интернете, мой взгляд упал на магическое словосочетание в аннотации к этой статье: «свободные люди». И черт меня дернул прочитать ее! Теперь я уже не могла забыть, стереть, вычеркнуть из памяти эту важную для меня информацию!
«Свобода! И что это? И с чем это едят? Ну и что! Пусть так! Пусть кто-то и жил или живет так: выбирает, думает, рисует планы, идет по дороге среди миллионов дорог, понимая куда и зачем идет… Пускай-пускай… Мне-то что?» - мучили собственные мысли после чтения.
Я усердно хотела забыть статью, но всякий раз, когда ехала в машине или автобусе, закрывала глаза и видела одну и ту же картину: сияние цветущей городской улицы, где люди гуляют по дороге вместо машин, улыбаются, поют песни. И я среди этих счастливых людей с белой лилией в руке посреди дороги улыбаюсь и машу рукой каждому, кто выглядывает из окна. И всюду цветы, даже на балконах, на всех распахнутых окнах розы, фиалки, ромашки, шафраны, васильки. Так, по-детски наивно, рисовалась мне манящая и далекая Свобода.
Счастливая картинка исчезала каждый раз, когда открывала глаза из-за внезапных сигналов машин, стоящих в пробке.
И сейчас автомобильный гудок отрезвил меня, заставил снова оказаться в реальном несчастном городе, в котором никто и никогда теперь не встретит одиноких прохожих.
Все люди, живущие в этом мегаполисе сегодня, передвигаются по улицам исключительно группами во главе Провожатого, который ждет их на остановке в огромной толпе и затем ведет каждого в самое сердце городских кварталов.
А те люди, что выходят из дома, ждут проходящую мимо группу и присоединяются к ней, сообщив Провожатому место, где нужно им очутиться. Ведущий уже по ходу дела «рисует» путь по городу, ориентируясь на конечную остановку «пассажиров». В итоге, группа петляет по тесным городским улочкам-закоулочкам, но каждый в конце концов оказывается там, где надо, благодаря завидной «пространственной стратегии» Провожатого.
Главным условием такого передвижения по городу - количество человек в группе. Их не должно превышать десяти. Набранная группа всегда проходит мимо выходящих из дому людей, которые остаются ждать на месте следующую « маленькую компанию» и в какой-то момент сливаются с ней, чтобы, наконец, начать свой каждодневный путь.
Такова была схема «человеческого движения» внутри кварталов.
Межквартальное перемещение людей осуществлялось иначе: желающих оказаться на другом конце города Провожатый вел к магистрали и садил в автобус, указав, на какой остановке им следует выходить. И эти «путешественники» должны были сообщить кондуктору свою конечную остановку, где их уже ожидал другой Провожатый из чужого квартала.
Вот так, завися от посредника-Провожатого, мы блуждаем по мегаполисному лабиринту в настоящее время.
И мне все никак не верилось, что несколько лет назад люди не нуждались в услугах Провожатого и могли свободно гулять по городским улицам. Они, выходя из дома, сами планировали свой маршрут, спокойно пользовались телефоном, который пестрил номерами друзей, близких, коллег, знакомых. Они могли звонить тем, с кем действительно хотели общаться, встречались там, где договаривались и проводили время вместе с любимыми, знакомыми столько часов-дней, сколько им того хотелось.
В современном мире, поневоле оказавшимся моим ровесником, не было этой свободы. Здесь я могла совершать путь только с помощью Проводника.
«Провожатые..., - грустно вспоминала я каждое слово статьи, -Они с пеленок присутствуют в моей жизни… Все мои мысли, решения, действия зависели и зависят сейчас только от них…».
Автобус остановился. Я задержалась в раздумьях и не подготовилась к выходу. Сорвалась с места и пошла к двери напролом через маленькие «пространственные лазейки» маршрутной толпы. Почувствовала, что уже с нетерпением ожидала встречи со своим Провожатым из родного квартала. Я возвращалась домой.
«Скорей бы на свежий воздух!» - с радостью думала я о доле свободы.
Прокуренный мокрый автобус вытолкнул меня, наконец, на остановку и передал другим людям с запахом свежего дождя и табака.
- Чего толкаешься?!
- Осторожно! Все войдем ведь! – орали со всех сторон.
- Без паники! В сторонку, девушка, дай в автобус пройти людям, - закричал охрипшим голосом уже знакомый мне Провожатый.
«А где же мой, родной (мой муж)? Именно он должен был встретить меня здесь и «забить» одно место в группе. Ведь такую информацию я получала по смс»,- все искала глазами своего мужа в толпе.
Люди суетились: кто-то выходил из автобуса, кто-то входил. Подъезжал следующий транспорт, нужно было оперативно действовать: занимать место в группе и уходить от остановки как можно быстрее, иначе можно было потеряться (попасть в другой автобус и уехать далеко отсюда, а потом долго еще петлять по городу в поисках своей остановки под усердным присмотром Провожатого через телефонные звонки).
«Где же он? Где?!»- все высматривала я мужа, теперь уже отчаянно расталкивая людей.
В какую-то минуту мне стало тяжело. Капли дождя текли по щекам. Я промокла. Остановилась. «Наверное, это можно назвать критической ситуацией? - пульсировали мысли со стуком сердца,- буду звонить Провожатому (это можно было делать только в экстренных случаях), иначе потеряюсь».
И я уже потянулась за телефоном, как услышала спасительный оклик:
- Катя! Катя!
«Слава богу, он рядом!» - с теплотой произнесла я вслух.
- Вадим, я здесь! Я иду! – закричала со всей силы, чтобы быть услышанной.
- Нет! Стой на месте! Я вижу тебя! Иду сам!
Голос звучал далеко, за стеной разноцветных зонтиков. Потихоньку зонтики зашевелились, расступились и дали дорогу моему хорошему знакомому. Он шел мне навстречу, такой уверенный, надежный.
- Леша, привет! – расплылась я в широкой улыбке, не скрывая радости от нашей встречи.
- Привет-привет,- озабоченно и как-то напряженно ответил он.
- Я думала, что ты Вадим. Не видел его?
Леша излишне суетился. Видно было, что он торопился, но в глазах искрилась неподдельная радость. Я поцеловала его в колючую щеку, стерла следы от помады. Мой друг по-доброму улыбнулся, слегка приобнял меня за талию и повел подальше от толпы.
- Ты пойдешь со мной! Мы ждем только тебя! Нас уже девять человек! – чеканил Провожатый каждое слово где-то надо мной.
Эта неожиданная информация вырубила меня. Я остановилась.
- Как?! Что за новости? Почему? – ошарашенная забросала я вопросами настойчивого Ведущего.
- Долго объяснять, пойдем!
И Леша с силой схватил меня за локоть, предлагая направиться к долго ожидающей группе-девятке. Но я упорно стояла, надеясь услышать ясные объяснения. Ведь здесь должен был встретить меня муж. Провожатый с «зеленого квартала», откуда я ехала, сказал, что передал информацию о моем передвижении Вадиму. И именно он должен был препровождать меня по родному району. К тому же, муж заботливо отправил смс, что ждет меня на остановке, хотя это обычно Провожатые не делают (часто не связываются по телефону с пассажирами). И Провожатые лишь в особых случаях подменяют друг друга. Они обязаны ждать именно своих пассажиров. И если сейчас меня встретил не тот Провожатый, значит, произошло что-то необычное.
- Что случилось?!- настойчиво и взволнованно спросила я у Леши.
- Вечно ты со своими капризами, - нервно отвечал он, одергивая свое левое плечо,- И как только тебя муж терпит? Сказано: идти- значит надо идти и побыстрее!
- Что с Вадимом?! Где он? ОН должен был встретить меня! – все сильнее волновалась я, не обращая внимания на нервозность Провожатого.
- Да ничего с ним не произошло! Важный пассажир… Он ждал тебя, но «та Особа» спешила, и группа Вадима уже набралась… Вот и пошли вперед нас…,- быстро и отрывисто тарабанил Леша и при этом постоянно тянул рукав моего плаща,- мы договорились с ним встретиться на мосту через реку, так что увидишь ты своего Вадима сегодня».
На этих словах Леша выдавил из себя улыбку, как-то ласково взял меня за плечи и добавил: «Просто придется немного попетлять со мной». Теперь мой друг уже искренне показал радость на лице слегка властной улыбкой, схватил меня «в охапку» и поцеловал в лоб, словно ребенка, и потом заботливо накинул на мою голову капюшон плаща.
В этот момент я почувствовала себя маленькой девочкой, которой было приятно оказаться на руках у доброго дяденьки. И я с радостью превратилась в беспомощную милашечку, что с превеликим удовольствием «отдает себя» в руки «надежных» мужчин. Тем более, Леша побеспокоился о моем соседе в группе. Им оказался приятный молодой человек с накаченными ручищами, так что оступиться в пути - мне сам Бог велел: в любую минуту подхватят меня, маленькую хрупкую женщину, сильные мужские руки и доставят в заботливые руки любимого мужа. Ах, как сладко! Сладко быть в таком плену, в этой золотой клетке!
И я уже летела к группе в объятиях приятного Провожатого на свое место. Вся моя эго-женская суть тогда моментально позабыла про какие-то переживания, сомнительную статью и дурацкие каракули на окне в автобусе.
Мое появление пассажиры встретили в основном восклицаниями (в эмоциональном порыве я расценила их как одобрительные), за исключением недовольства ворчливого уже немолодого толстяка, что переминался с ноги на ногу. Видимо, ему уже не терпелось идти, хотя, может, он и устал ждать или стоять, впрочем, меня это никак не волновало, тем более, что стоял он позади, в конце цепочки, и его тяжелое бубнение меня нисколько не задевало.
- Что ж? Все готовы?! – контрольно крикнул во все горло Провожатый, просматривая наши головы.
- Давно!
- Еще бы!
- Пошли уже! – доносились неожиданные явные недовольства за спиной моего могучего соседа. Но я была как следует спрятана от словесных нападок. На всякий случай поинтересовалась у моей Неприступной Стены:
- Скажите, вы далеко идете?
- А что? – победоносно улыбнулся молодой человек, догадываясь про собственную значимость для меня в предстоящем путешествии.
- С вами приятно идти. Надеюсь, что такое сильное плечо будет как можно дольше со мной в пути,- старалась особо кокетливо ответить Стене, чтобы скрыть свое истинное беспокойство по поводу сомнительного соседства с другими.
Мы тронулись с места. Провожатый, словно сорвался с цепи, буквально побежал.
Группа стала держать очень быстрый темп ходьбы, еле поспевая за Ведущим.
- Я / раньше / вас / покину / цепочку, / к сожалению, / - неожиданно продолжила наш разговор Стена после пятиминутного молчания, причем во время групповой «спортивной ходьбы» ее слова словно отлетали от шагов и звучали отрывисто, четко, громко.
Я вздрогнула от неожиданности.
- Ну, / судя по тому, / что вы идете сзади, / это понятно/. А насколько раньше?/ - вторила я «стилю разговора».
- Ну, / судя по тому, / что другие / бегут / позади меня, / а вы/ чуть впереди, / не намного / раньше вас, / - иронично поддел меня сосед, намекая на мой глупый вопрос.
«Значит, это не Леша определил его сюда! А так действительно совпало! И Стена встала за мной, как и полагается: в соответствии со своей конечной остановкой. А я-то подумала, что Провожатый так позаботился обо мне и поставил надежного человека сзади. Глупая женщина!», - и я зло посмотрела в затылок правильному Провожатому. Мне захотелось как-то поиздеваться над ним, уколоть его что ли…
И я решила задать Ведущему вопрос, что совершенно запрещено было для пассажиров:
- Леша!- как можно громче для всех крикнула я вслед бегущей Голове нашей змейки-цепочки,- а зачем мы идем к Мертвому озеру? Там никогда нет пассажиров и, явно, никому из нас туда не надо! Почему делаем такой крюк?
Мои вопросы попали в десятку и взорвали Провожатого. Он резко остановился. Цепочка слиплась (пассажиры, не ожидая такого поворота событий, врезались друг в друга, заворчали, почесывая лбы).
Леша, багровый от злости, повернулся, стрельнул в меня яростным взглядом и сквозь зубы прошипел:
- Никто из пассажиров не смеет задавать подобные вопросы! Тот, кому что-то не нравится, идет сам, вне группы!
Кто-то из особо чувствительных заохал, услышав страшные слова «вне группы». На меня тут же посыпались обвинения! Моя Стена пошатнулась при этом. Я поняла, что зашла слишком далеко из-за нелепой обиды. Меня пугало не столько идти самой, сколько остаться без защиты. И я спешно начала «укреплять» свою Стену:
- Да ладно вам, согласна: сглупила! Больше этого не повторится! – успокаивала, как могла, возмущенных и втайне понимала, что теперь в цепочке придется идти ненавистным еретиком.
«Зато будет знать, что обо мне надо как следует заботиться»,- говорила во мне маленькая зависимая женщина, не способная говорить о том, что чувствует и думает и не умеющая отстаивать свои интересы.
Так, придумав обиду, я шла и гневно поглядывала в спину Провожатому. Моя золотая клетка постепенно превращалась в обычную металлическую решетку, где я слепо должна была подчиняться кому-то Ведающему, четко осознавая свое место.
Так всегда бывает, когда добровольно соглашаешься на плен (становишься маленькой, чтобы о тебе заботились или, напротив, становишься слишком большой (мамочкой), чтобы ты обо всех «заботилась»; вариантов добровольного плена много). Главное, что в таком плену нет воздуха (нет свободы), а есть недосказанность, обиды, разочарование, тоска в одиночку…
И маленькая девочка в золотой клетке легко превращается в слепую,темную рабу, шагающую на автомате след в след за своим господином.
«А чего я хотела?! - учила сама себя, поглядывая в серое тяжелое небо сквозь бетонные дома,- ведь могла бы уже давным давно стать Провожатым! Свой квартал знаю хорошо… И не зависела бы ни от кого! Была бы свободна!».
Погруженная в такое «свободомыслие», я уже с завистью бросала взоры на Алексея. Именно он в тот момент показался мне независимым, самодостаточным что ли. И что-то наподобие уважения проснулось во мне к Провожатому. Я отогрелась, подобрела. Захотелось по-дружески пообщаться с Лешей, но заговорить с ним после нанесенных мною обид не решалась. Долгое время мы шли молча.
Когда наша группа зашла в узкий проход между двух кирпичных высотных домов, Провожатый замедлил ход. Это был неприятный отрезок пути. Здесь многие пассажиры нервничали, тяжело дышали, держались друг за друга. Оказавшись в тесном пространстве, и я невольно положила руку на плечо Алексею. Видимо, это прикосновение его немного смягчило, и он по-доброму похлопал по моим пальцам. Я расценила этот жест как знак примирения и тут же заговорила с ним:
- Слушай, давно хочу спросить: каково тебе быть Провожатым?
- Да обычно вроде… Зачем спрашиваешь? Хочешь попробовать?
- Ну, дааа, - неуверенно ответила я, - Уже давно хочу.
- Зачем? Тебе плохо живется?
- Да нормально живется, просто я знаю квартал, хорошо его изучила и …
- Можно досконально знать каждый уголок своей местности, - резко перебил меня Леша настойчивым голосом, - но Провожатым при этом так и не стать! Запомни, главное в нашем деле – Пассажиры! А если прямее - их Потребность! Мы должны подстраиваться под их хотения. А пассажиры - разные! Попробуй - угоди каждому, чтобы всем было хорошо!
Я слушала Лешу, словно смотрела экстренный выпуск новостей: не верила в реальность сказанного и хлопала глазами. Мой друг- диктор повернулся и подытожил сказанное, вырвав с корнем мое робкое желание стать Провожатым:
- Когда ты научишься «угадывать» Пассажиров, только тогда ты сможешь стать настоящим Провожатым! Учти это!
Когда Леша увидел мое выражение лица после собственного назидания, голос его стал мягче, и он добавил:
- Вот и подумай, хочешь ли вообще им быть.
Лешины слова, сделавшие за несколько секунд месяцы моих мечтаний и изучения квартала бессмысленными, застряли где-то в горле; так что я не могла долго вдохнуть после сказанного. Тут же начала кашлять, пытаясь освободиться от «дружеской» информации, но ничего не получалось.
Группе пришлось остановиться. Кашель раздирал. Почувствовала невыносимую тошноту. Наконец, меня вырвало прямо на сапоги могучей Стены. Стало легче.
А вот группа, напротив, запала от увиденного, особенно владелец испорченной обуви. Он пристально смотрел на свои сапоги с откровенным отвращением. Казалось, он вот-вот взорвется и ударит меня. Я словно оказалась рядом с бомбой, у которой непредвиденно загорелся фитиль.
Вовремя потушил искру проворный и опытный Провожатый. Он буквально выдернул из кармана отутюженный носовой платок и поспешно принялся вытирать сапоги закипающего Великана.
Все произошло так молниеносно, что мои извинения за испорченную обувь Стена принимала, уже рассматривая чистые сапоги.
В конце цепочки забеспокоились. Недовольный толстяк выделил в своем монотонном ворчании главные, на его взгляд, слова:
- Э-э-э… Ну, че там? Урод… Ты это… Отсюда… Курицу…
В группе постепенно начал назревать бунт: часть пассажиров присоединилась к толстяку. Провожатому нужно было спешно «разруливать» эту непростую ситуацию, чтобы выполнить до конца свою работу – доставить всех пассажиров в намеченные места. И оставить меня (по просьбе согласных с толстяком) на какой-нибудь остановке не запланировано означало для Провожатого как полный провал в карьере.
Леша, красный, взъерошенный, нервный, что есть мочи заорал, будто обращался к безликой толпе:
- Следующая остановка через три дома! Десятый пассажир готовится!
Толстяк закряхтел уже как-то по-другому, ведь он и был этим десятым…
Леша резко схватил меня за плечи и с силой поставил на место, беззвучно ревя мне в ухо:
- Чтобы ни одного слова! Ни одного!
Сквозь трясущиеся руки и свирепые глаза Провожатого я окунулась в его ярость с головой, испугалась, свернулась ежиком, притихла, казалось, что и не дышала вовсе…
Группа возобновила движение. Я тупо шла за Провожатым. Хотя мыслями и чувствами оставалась еще там, в узком проходе, где Ведущий так хладнокровно развеял все мои фантазии насчет его собственной свободы.
Мне казалось, что, став Провожатым, я обрету независимость: смогу, например, сама планировать маршрут, придумывать «свое место» для привала, рассчитывать время и скорость передвижения группы… Но в реальности Ведущий группы был вовсе не свободен, он тоже от многого зависел: от пассажиров и их хотений. Этот замкнутый круг в нынешних человеческих отношениях поверг меня в ступор.
Моя нарисованная картинка Свободы менялась: цветущая улица блекла; люди, теперь уже сцепленные между собой в цепочки, шли туда, куда им не нужно было идти; на балконах вместо цветов висели плакаты с названием остановок; а белая лилия в моей руке превращалась в грязный носовой платок.
Я шла за Провожатым шаг в шаг, еле сдерживая рвотный рефлекс. Тошнота все подступала и подступала к горлу. Мой организм ни в какую не хотел переваривать новую суть о СОЗАВИСИМОСТИ людей.
Я затыкала рот ладонью, но это не особо помогало. Припасть бы сейчас к унитазу с большой банкой воды! Вот что бы мне, действительно, помогло в эту минуту! Но сделать привал теперь означало выкинуть меня из группы. И я мужалась, с нетерпением ожидая «высадки» нервного пассажира.
Внезапно Провожатый выкрикнул долгожданные слова:
- Пенсионный фонд! Десятый, на выход!
Ворчун в хвосте забубнил, весело закряхтел. И его надоедливые звуки быстро удалились с нашими частыми шагами.
Почувствовалось облечение в цепочке. Провожатый одернул плечи, будто скинул с себя тяжелую ношу и зашагал бодрее.
В какой-то момент стало интересно шагать: Ведущий задал ритм, и мы вторили ему. Стуки каблуков об асфальт звучали в унисон и создавали симпатичный степ: «Ту-ду-тум / Ту-ду-тум / Ту-ту / Ту-дум /». Кто-то в серединке решил поддержать «стильный шаг» и начал читать реп подростковым ломаным голосом. В нем зазвучали названия всех остановок. Пассажиры одобрительно переглянулись, мол, вовремя паренек заговорил…Мои пальцы зашевелились и стали издавать ритмичные щелчки между словами новоиспеченного репера. Провожатый повернулся, хитро посмотрел на меня и захлопал в ладоши, точно попадая в ритм. Находку Ведущего многие подхватили, и теперь после щелчка слышался громкий хлопок нескольких пассажиров.
Мы шли и слушали созданную нами музыку. Это было прекрасно.
Тошнота в тот момент меня отпустила. Я позабыла о ней, когда слилась в людях и музыке. Было очень хорошо, я будто стала частью здорового единого организма.
Так мы прошли «высокую» часть квартала и входили в маленький частный сектор, минуя двухъярусные гаражи, возле которых была устроена помойка.
С тех пор, как не стало здесь дорог, мусор перестали вывозить, и в этой части квартала сама собой образовалась помойная яма; тем более, что гаражами давным - давно никто не пользовался. По-хорошему, архитекторы могли уже много лет назад снести эти гаражи и старые деревянные дома, но тогда квартальный мусор некуда было бы девать. А пока не придумана альтернатива помойке, это «отходное место» живет себе тихой жизнью возле гаражей и защищает древние срубы от сноса.
Мне всегда нравилось проходить мимо старинных одноэтажных домов с индивидуальным выходом и своим клочком земли.
Эти избушечки уводили меня в какую-то сказку, где было тепло, комфортно, интересно, легко и свободно. Здесь люди жили в другом мире на своем участке земли. Они были открыты небу, отрезаны (хоть и помойкой) от внешнего мира. Люди, которых мы здесь забирали, были всегда приветливы. Они то и дело рассказывали о себе и своих родственниках (именно их эти счастливые добряки шли навещать в бетонные части квартала).
Наша группа остановилась возле маленького резного домика с крошечным палисадником, обрамленным аккуратным светло-зеленым штакетником. Там красовалась в пушистом платье живая сирень. После дождя ее аромат затмевал сомнительные соседние испарения, доносившиеся с помойки.
Все пассажиры стали жадно вдыхать сиреневый воздух и с благодарностью выдыхать, причмокивая, словно отпивая вкусный чай.
Окна в домике тускло светили. Сквозь нежный тюль виднелась настольная лампа. Она уютно располагалась на маленьком круглом столике возле большого мягкого кресла, в котором сидел старик и читал толстую книгу.
На мгновение мне захотелось очутиться на его месте в той теплой домашней атмосфере и окунуться в необъятный мир своих фантазий, читая ту увесистую книгу. Тем более что на сырой улице уже вечерело и веяло ночным холодом. А когда видишь теплый милый дом, снаружи становится еще холоднее и тебя сильно тянет на мягкий диван в шерстяные носки к кружке горячего чая и любимой книге.
Я передернулась, стряхнула с плаща остатки дождя и скомкала свою одежду в кулак на груди, сильно сжав плечи. Стало немного теплее. Мысленно просчитала остановки и поняла, что мерзнуть в пути придется довольно долго. Постаралась поскорее отвлечься от озноба и изучить нового пассажира.
Ею оказалась приятная женщина преклонного возраста, укутанная кружевным бирюзовым платком. Она улыбнулась, как только увидела нас, и со словами: «Надо же! Только одно место! Хорошо мой дед остался!», встала впереди меня.
От нее повеяло душицей. Опьяненная забытым ароматом, я окунулась в детские воспоминания о родной бабушке. Закрыла глаза и глубоко вдохнула нежный запах чудесной травы, чтобы подольше побыть в детстве.
- Нет! Вы будете второй,- командно обратился Провожатый к новой пассажирке. - Встаньте за девушкой!
Леша взглянул на меня ласково и добавил:
- Она у нас сегодня путешествует, чтобы встретиться с любимым мужем.
Женщина одобрительно улыбнулась и обошла меня, обняв за плечи со словами:
- Понимаю, прекрасно понимаю…
«Пассажир №2!Бетонка!» - четко крикнула Новенькая Провожатому и встала в строй.
Овеянная душицей и ласковым взглядом Ведущего, я согрелась, взбодрилась и радостно зашагала.
В светлые окна маленьких домиков так и хотелось смотреть. Еще маленькой девочкой я любила заглядывать в яркие окна. Почему-то мне казалось, что там, где горит свет, очень хорошо: тепло, тихо, уютно и сладко пахнет. Именно за этими окнами обязательно сейчас всей семьей пьют чай со всякими вкусностями, разговаривают, смеются. Когда мне становится холодно и одиноко, я и взрослой женщиной люблю заглядывать в окна за чужим домашним теплом.
«Как долго еще идти? С Вадимом нескоро встречусь. На улице так свежо», - «накручивала я тоску внутри», чтобы насладиться жалостью к себе.
Во всех окнах мерцал тусклый голубой свет от экранов телевизоров. Видимо, наша группа пялилась туда, что чуть ли не хором забубнели мужские басы:
- Матч смотрят!
- Что за матч? – осторожно поинтересовался Тенор где-то в хвосте.
- Спросила Мальвина! – и тут же цепочка загоготала грубым ржачем. - Вообще-то, всё уважающее себя мужское население знает, кто сегодня играет! – ехидно добавил Соло-бас.
- Видимо, не всё, - еле пропищал униженный Тенор.
- Да всё-о! - не унимался Бас. - Просто хорошее и уважаемое подобие мужиков не в курсе про матч!
Цепочка снова загоготала. Тенорок уже молчал. Мне стало жалко паренька, и я решила влезть:
- Да сегодня вековой матч древних команд «Зенита» и «Спартака».
- Смотри-ка! И среди баб мужики есть! – продолжал грубить Бас под громкий мужской хохот.
«И зачем только лезла! – обиженно размышляла.- Ведь знала, что Спасение Утопающего - дело рук самого Утопающего, а все равно влезла. Дура! Вот и получила!» - говорила во мне женщина, начинающая понимать что-то про границы в человеческих отношениях, но всё ещё зависящая с головой от окружающего мнения.
Разрядил обстановку задиристый Басок:
- Питерцы с москвичами играют: лошары с лошариками!
Тут группа разразилась смехом, послышался и женский хохоток.
- А зачем тогда вы отслеживаете этот матч, если так пренебрежительно говорите об участниках игры? – осмелилась задать вопрос Баску новая пассажирка.
Соло-Бас решил, что вопрос был адресован ему, и незамедлительно ответил старухе:
- Если бы мы «отслеживали», то здесь нас и не было бы, а сидели сейчас там и пялились в телек!
- Ясно, - равнодушно сказала Дама в бирюзовом платке и спросила:
- А домой придете, включите тот самый «телек» и неужели не поинтересуетесь результатами той игры, о которой «всё уважающее себя мужское население должно знать»?
- Конечно, поинтересуемся…,- смутился Бас.
- А зачем? Ведь игра-то неинтересная, как вы говорите.
- Ну, результат-то интересен!!!- прокричал Бас, начиная раздражаться от «бабушкиной логики».
- Почему?- с искренним удивлением спросила новая пассажирка,- Почему вам интересен результат неинтересной игры?
В этот момент я представила глаза того мужчины, которому был адресован вопрос пытливой Дамы. Они, наверное, ходили ходуном по кругу, от воображаемой картины я засмеялась.
- А что, собственно, смешного?! Да! Мне интересно, как они сыграют, но смотреть на их тягомотину неохота!
Старушка молчала. Бас, наверное, ждал ее реакции на сказанные им слова и, не дождавшись, выпулил: «Съела!».
Дама будто очнулась и ответила:
- Молодой человек, с удовольствием поддержала бы с вами разговор, но боюсь, что он покажется мне такой же «тягомотиной», как и эта «вековая игра».
- Почему это?- как-то понуро спросил Бас.
- Ну, допустим, вы заранее знаете, что их игра - тягомотина, а я, например, заранее знаю, что наш с вами разговор - тягомотина. И, честно признаться, мне не совсем хочется с вами продолжать разговор.
- Заговариваетесь! Вы мне тоже, мягко говоря, не нравитесь!
- Давайте-ка помолчим! – обрубил Провожатый неприятный разговор, почувствовав накаленность обстановки. - Девятый пассажир готовится! Скоро Сбербанк!
- Наконец-то, - уже смело отозвался Тенор.
До Сбербанка мы шли, не проронив ни слова, слушали собственное хлюпанье по лужам и глазели по сторонам. Провожатый заводил нас в каменную часть квартала. Частный сектор оставался позади.
Во время нашей молчаливой ходьбы я всё думала о новой пассажирке и не понимала, что она делает среди нас. Видно было, что в защите женщина не нуждалась, в какой-то другой помощи – тоже. Она свободно высказывала свои мысли, открыто выражала то, что чувствует. Мне казалось, что она спокойно обошлась бы без Провожатого и группы.
- Почему вы назвали ваш несостоявшийся разговор с тем мужчиной тягомотиной? – решила заговорить я с загадочной старушкой и обернулась, чтобы рассмотреть ее лицо. Небесно-голубые глаза женщины поймали мой взгляд и уже не отпускали, так что я не запомнила ее лица… Только лишь… Хотя глупости… Все же на миг я ощутила невесомость что ли, когда посмотрела в ее глаза, будто парила в облаках… Или это состояние можно было легко списать на резкий поворот головы, да, наверное, так и было…
Старушка откровенно удивилась, услышав мой вопрос:
- Вы всё это время думали о нашем разговоре с мужчиной?
- Ну, да-а-а. И об этом, и о том, что вы смелая: никого и ничего не боитесь.
- Боитесь?! – продолжала удивляться моим высказываниям соседка. - Чего боитесь?
Чего? Боже, я даже не знала, чего боялась! Всего! С детства меня оберегали от всякого рода опасностей, что всюду окружали бедную девочку: от недоброго взгляда и слова, от нехороших людей, дурных мыслей… Я выросла с тревогой и хронической потребностью в защите. И что я могла ответить этой женщине сейчас? «Да! Я всего боюсь, потому что мне всегда говорили, что надо всего бояться», - глупо звучит, зато правда. И в ответ я невнятно промямлила:
- Ну, не знаю… Мало ли чего, например, вы не испугались говорить тому мужчине то, что думаете. Это смело, я считаю.
- А, да-да, теперь понимаю, о чем вы,- тепло произнесла старушка. - А вам трудно говорить то, что думаете и чувствуете?
- Конечно. Это опасно: может и прилететь от обидчика.
- Ну, этого никто заранее не знает.
- Сами себе противоречите.
- Почему?
- Вы же знали заранее про тягомотину в разговоре с мужчиной.
- А! Нет-нет! Не знала, просто я хотела показать бессмысленность его действий его же «методом». Вот и назвала наш «будущий разговор» тягомотиной (его же словами).
- Почему его действия кажутся вам бессмысленными?
- Разве вам не кажется странным то, что мужчине интересен только итог дела, а само дело лишено всякого интереса? В этом я вижу непоследовательность. Если мне по-настоящему интересно что-то, я занята этим определенное время и к результату своего занятия прихожу своевременно. И итог дела будет ни сколько интересным, сколько принятым мной таким, какой он есть. Это, конечно, касается только любимого дела, тогда всё происходит естественно и своевременно.
- У вас, наверняка, есть любимое дело.
- Есть. Я травница: собираю и выращиваю лечебные травы на своем маленькой огороде.
Вот откуда такой приятный запах душицы! Женщина просто была пропитана любимым делом.
- Но некоторые травы не растут у меня, так я в лесу их собираю.
- В лесу?! Как?! Туда ведь не проложены маршруты!
Удивлению моему не было предела. За всю свою жизнь я видела лес только из окна машины или поезда. У меня даже не было мысли побывать там, где можно легко заблудиться и не найти дорогу домой!
- Мы с мужем ездим туда на машине по 16-той магистрали, оставляем машину у обочины и идем в лес пешком.
- Ваш муж Провожатый?
- Нет, - посмеялась Травница. - Он обычный «пассажир» такой же, как и я.
- Тогда как? Как вы находите обратную дорогу?
- Я даже и не задумывалась, чутье, наверное, какое-то подсказывает, куда нужно возвращаться. Да и мы в чащу леса-то и не уходим, недалеко от дороги бродим.
Мне захотелось еще раз взглянуть в лицо этой странной женщины. Казалось, что она разыгрывает меня. Лес, свободные гуляния без Провожатого (да еще за пределами города), - все это представилось мне ее фантазией, сказкой, сном…
Я обернулась. Старушка держала в руках сухую веточку у носа и внимательно смотрела себе под ноги. По тому, как она наклонилась (сильно вперед) было видно, что Травница сосредоточена сейчас на собственной ходьбе.
- Что вы держите в руках? – спросила я соседку в надежде увидеть ее глаза.
Старушка, наконец, подняла голову. Ее глаза, словно еще не проснувшиеся, медленно сфокусировали меня и улыбнулись, сверкнув нежно-голубым отливом.
- Черемуху, она еще не совсем засохла. Такой аромат, понюхайте! – и она сунула мне под нос ветку, неприятно царапнув губу.
Черемуха, действительно, еще пахла весной. Сквозь веточку я рассмотрела ясное лицо с множеством мелких морщинок. Старушка просто и открыто смотрела. Поразительно!
Я оступилась, чуть не упала, ухватилась за одежду Провожатого, отчего он замедлил шаг и заботливо спросил:
- Как ты? Заснула что ли?
- Все хорошо, просто засмотрелась на соседку.
- Нашла, на кого засматриваться, - иронично шепнул Леша через плечо. - Скоро уже остановка! Держись!
Провожатый вел группу тихонько (перед остановкой), при такой скорости движения можно было глазеть по сторонам и не оступиться при этом.
Я еще раз посмотрела на соседку. Она была увлечена своей сумкой, в которой старательно искала что-то. Травница осторожно шуршала бумажными пакетиками, отличающимися друг от друга лишь кривыми надписями. Наконец, она вынула пухленький кулек, ласково развернула его и показала розовый бутон пиона.
- Красавец! Достала вам показать. Вот, какое богатство есть в моем огороде.
И она протянула пышный цветок ближе ко мне. Пион жил: между его лепестками виднелось дыхание, отчего цветок слегка шевелился как бы изнутри. Чем дольше я всматривалась в цветок, тем отчетливее видела себя на той счастливой улице.
- Это вам! Вы одна без цветов! – послышался мягкий женский голос с балкона.
Хочу увидеть волшебницу, что кинула мне цветок. Небесная голубизна слилась с белым фасадом старинного пятиэтажного дома…Вижу «живой» зеленый балкончик и женский силуэт, очерченный легкой бирюзой. Прикрываю солнце ладонью, мне улыбается эта Травница в нежном платке, в её руке такая же большая белая лилия, она машет мне ею и улыбается.
- Спасибо, - говорю я доброй женщине и машу ей в ответ.
Лицом окунаюсь в лилию и долго вдыхаю тонкий аромат свободы и счастья.
- Нравится?
- Что? – вернула меня из сказки в реальность соседка.
- Нравится пион? – не отводя глаз от розового цветка, переспросила старушка.
- О! Да! Очень нравится, - и я решила рассказать ей о своем видении: - мне однажды снились цветы, много цветов. Я была счастлива. Там все были счастливы. Я видела вас во сне.
- Меня?! – удивилась старушка.
- Да, теперь я знаю, что вас, вам я махала рукой. Вы стояли на балконе с белой лилией в руке.
Травница улыбнулась, понюхала пион, аккуратно положила его обратно в пакетик, потом взглянула на меня и спросила:
- Вы чего-то ждете?
Ее вопрос смутил меня. Конечно, я ждала ответных чувств-слов, ведь я поделилась с нею сокровенным, но почему-то стеснялась сказать ей об этом. Старушка мне помогла:
- У вас такое выражение лица, будто вы ожидаете чего-то от меня.
- Да-а. Жду, как вы отнеслись к тому, что я вас видела во сне? Ведь мы с вами ни разу не встречались. Мне кажется это удивительным совпадением: человек из сна встречается мне наяву. Это, по меньшей мере, неожиданно.
Соседка снова улыбнулась, посмотрела под ноги и ответила:
- Знаете, со мной часто бывает так: вижу то, что хочу видеть. Мне, бесспорно, приятно, что я оказалась в вашем счастливом сне, - и старушка коснулась моего плеча, словно утешая.
Я одернула ее руку, не принимая ответного не нужного мне утешения.
- Сбербанк, - выкрикнул Провожатый.
Мы остановились. Тенор покидал группу. Снова ощутила на плече руку соседки.
- Спасибо, - шепнула она.
- За что?! – искренне удивилась я.
- За то, что поделились со мной дорогим, именно поэтому я положила руку вам на плечо, так, я вам сказала «спасибо». Мне показалось, что вы меня неправильно поняли.
Я поразилась, как неверно расценила жест старушки и обиделась на пустом месте. И как часто я вот так ошибалась?! Наверное, много-много раз, ведь изначально недоговариваю про свои чувства, ожидания, мысли…
Её «спасибо» открыло для меня новое: говорить о чувствах, о том, чего тебе хочется и что тебя волнует – и быть понятой! Оказывается, это так просто – быть понятой: надо говорить! Удивительно!
Меня переполняло чувство благодарности к Травнице за это открытие.
- Это вам спасибо за то, что сказали, то есть озвучили свой жест…
Я не могла подобрать нужных слов. Казалось, что слова не передадут всю гамму чувств, что я испытывала в ту минуту: и благодарность, и радость открытия, и удивление простоте вещей, и торжество над тайной о взаимопонимании…
Соседка гладила меня по плечу, ее касания теплотой расходились по телу. Захотелось обнять старушку, но нельзя было останавливаться. Я сжала ее руку с нежностью, что накопила за всю свою жизнь, и еще раз сказала: «Спасибо».
- Я отыщу вам подарок в своей сумке! Думаю, он вам понравится, - приподнято радостно сказала старушка, - Вы где должны встретиться с мужем?
- На мосту, - ответила я и представила нашу встречу с Вадимом в радужных красках, как дополнительный бонус сегодняшнего путешествия.
Меня «передёрнуло» от радости, будто из глубины всплыли забытые детские ощущения, которые будоражили перед Новым годом, когда все подарки уже вручены, все вкусности уже отведаны, а куранты еще не пробили двенадцать, фейерверка еще не было и, наконец, долгожданное ночное путешествие на ёлку еще предстоит пережить.
Сейчас я была той маленькой девочкой, ожидающей чуда (чуда встречи с любимым).
- На мосту, - задумчиво произнесла соседка. - А это скоро?
- Думаю, что да. Наверное, через остановку будет привал, как раз на мосту.
- Ага, значит нужно поторопиться, - и Травница снова принялась осторожно копошиться в своей чудо-сумке.
До моста, действительно, было недалеко: уже виднелись «свечки» с черными фасадами, что выходили на набережную. Десять-пятнадцать минут – и мы уже там. А мне еще многое хотелось рассказать своей Травнице. И я рискнула… сказать ей о главном:
- Знаете, в моем счастливом сне я была одинокой прохожей. Меня никто не сопровождал, никто не направлял. Я шла сама и была свободна. Этот сон не отпускает меня вот уже несколько месяцев.
- Вы ищите свободу.
- Да. Ищу.
- Это был не вопрос…
Молчание… Бумажные пакетики перестали шуршать…
- Я была когда-то свободной, только не во сне, а в реальности, - чуть медленнее обычного продолжила говорить соседка, - одинокой прохожей, как вы выразились, бродила по кварталам этого города когда-то и была счастлива…
Ее словам я нисколько не удивилась, лишь подумалось: «неспроста заметила ее среди нас».
- Как сумели стать такой? – спросила я робко, почувствовав глубину душевных волнений моей старушки.
- Однажды мне надоело ходить за Провожатым, и я пошла одна, - голос ее дрогнул.
Стали слышны только наши «слабые шаги».
Я боялась спугнуть открывающиеся чувства соседки и с трепетом ждала её слов…
- Я нашла свой дом, - наконец произнесла она.
- Вы вернулись домой самостоятельно?
- Нет. Я нашла СВОЙ дом, по-настоящему свой. Встретила родного человека. С ним мне хорошо и легко.
- Теперь вы счастливы?
- Да.
- А тот дом?
- Я даже и не думала о нем до сегодняшнего дня. Вы напомнили мне о былом. Спасибо вам за это.
- Там остались дорогие вам люди?
Старушка молчала. Какое-то время шли безмолвно, внезапно соседка заполнила неловкую тишину:
- Мой первый муж был очень «заботливым». Он любил меня по-своему, даже гордился мной. Когда он выпивал, всегда говорил в дружеской компании: «У меня есть три жены: работа, машина и женщина - и все красавицы!». Я злилась, когда слышала эти его слова. Меня, живую и настоящую, приравнивали с чем-то неодушевленным и мертвым. И что-то внутри бросало протест бережной и кропотливой «заботе» мужа. Он «оберегал» каждый мой шаг, каждое слово, каждый жест, дабы огородить меня от всего злого и опасного… И я ушла от своего Провожатого пока он спал… Сейчас, когда я вспомнила о нем, жалость сковала мое сердце…
- Вам жаль его?
- Да-а. Понимаете, он умел только заботиться, контролировать (так уж он проявлял свою «любовь»), а когда некого рьяно оберегать и остаешься один, что делать?
- Что? Заботиться о себе?
- О, нет! Что вы! Заботиться о себе в его понимании значит быть эгоистом. Ему остается лишь страдать от одиночества, от невозможности «беречь» кого-то, поэтому мне жаль его.
- Получается, он теперь в плену у одиночества.
- Да, скорее у неспособности любить по-другому. Если бы он освободился от нее…
- То был бы счастлив,- продолжила я, перебив размышления соседки и ощущая трепет от важного разговора. - Простите, я прервала ваши мысли. Все время свожу нашу беседу к свободе и счастью.
- Вы говорите о том, что вас волнует, это понятно, - задумчиво произнесла старушка. - Вы правы: действительно, освободившись от того, что тебе мешает жить в полной мере, наверное, и становишься счастливым…
- Можно задать вам личный вопрос? – поинтересовалась я, удивляясь собственной смелости.
- Конечно.
- Что вы делаете среди нас? Вы можете сами путешествовать, вы же свободна.
- Нет! Теперь нет! – утвердительно ответила женщина. - Я несвободна.
- Почему?!
- Я боюсь. Я пленница этого города. Мне страшно заблудиться в современном (быстро строящемся) мире и потерять дорогу домой.
- А как же чутье? В лесу же вы бродите.
- Лес живой, а вот город – мертвый. Здесь я теряюсь. Однажды долго плутала, еле-еле отыскала свой дом. А ведь это самое страшное, что может произойти с человеком, когда он теряет свой дом!
- Никогда не думала об этом…
- Что для вас дом?
- Ну, не знаю. Это крепость: безопасность, комфорт, тепло. Что еще сказать… Дом – это хорошо, - засмеялась я от нелепого объяснения. - Расскажите лучше о своем доме.
- Дома я могу быть собой, говорить и делать то, что хочется. Именно дома я такая, какая есть. Здесь я нахожусь в гармонии с собой. Это дает мне возможность созидать, творить, любить жизнь в новой форме. Я нашла свое любимое дело дома. И мне страшно потерять свой дом, потому что я боюсь потерять себя.
- Прекрасно, что у вас есть свой дом, а я даже и не знаю, есть ли он у меня…
- Он есть у каждого.
Старушка нежно коснулась моего плеча и добавила:
- Милая, ты уже идешь к себе домой.
***
За Провожатым показался дугообразный мост. Он был пуст. Вадим со своей группой еще не подошел. Наша цепочка поднялась на «высокую точку» моста через реку.
- Привал! Курим! – крикнул Провожатый и достал из кармана сигареты. Леша жадно затянулся и облегченно выдохнул воздушную табачную массу, на мгновение скрывшую его лицо. Сквозь рассеявшийся дым увидела дружеский взгляд. Алексей улыбнулся и сказал:
- Попортила ты мне сегодня нервы.
- Да, знаю. Прости. Столько всего приключилось со мной за время нашего «шествия». Главное – это встреча с той старушкой.
И я посмотрела на свою Травницу. Она стояла чуть поодаль от группы и копошилась в своей сумке. «Ищет подарок», - приятно вспомнилось мне.
- Я слышал ваш разговор, - сурово сказал Леша, пристально вглядываясь в свои ботинки. - Ты Вадима-то любишь?
- Конечно, - удивленно ответила я, никак не ожидая такого вопроса.
- Тогда на какой черт тебе эта свобода?! Ты ведь замужем! – и он нервно выдохнул табачный дым, резко сплюнув горечь.
Тут мне, наконец, стал понятен грубый тон моего Провожатого. Свобода для него была не той свободой, которую я искала. Она им ощущалась что ли (визуализировалась) и приравнивалась к бесконтрольному одиночеству, поэтому казалось страшной для Алексея. То, что нельзя было отследить, воспринималось им как что-то ненормальное, и даже преступное.
Поразительно, но вдруг я увидела мир другими глазами, глазами своего собеседника. Такое происходило со мной впервые, у меня закружилась голова.
Наверное, несколько секунд не понимала, где нахожусь, потом расслышала Лешино ворчание:
- Свобода, долбанная свобода ! И всю дорогу!
- Ты сам-то свободен? – словно кипятком, облила я неприятным вопросом Провожатого.
- Ясен пень! Я холостяк! – железобетонно ответил Алексей.
- Ну и что! И холостяки могут быть зависимыми от многого.
- От чего, например?
- Сам же говоришь, что твоя работа зависит от нас, пассажиров, от наших прихотей!
- О-о-о! Дорогая, абсолютной свободы нет!!! Ты живешь в мире людей! – и Алексей резко опустил правую руку, будто ставя точку в нашем «диспуте».
- Мне важна личная свобода! – не обращая внимания на его жест, продолжала я. - Всё, что касается моего: выбора, слова, дела, - вот, где я хочу быть независимой. Я хочу сама решать, чем заниматься, что говорить, куда и как ходить, с кем и когда встречаться… Сама! Без чьей-либо помощи!
Я не заметила, как повысила тон в разговоре с Лешей. И последнюю фразу «без чьей-либо помощи» услышал весь мост. Пассажиры, раскрыв рот, смотрели на нас с искренним удивлением в глазах. Алексей бросил недокуренную сигарету, втоптав ее в каменный мост, безнадежно махнул рукой в мою сторону и, отворачиваясь, сказал:
- Это твое дело...
- Глупая девочка, - добавил он, выдержав долгую паузу и уже глядя на воду.
Странно, я так равнодушно смотрела на его горделивую спину, спокойно слушала его «глупую девочку», что самой не верилось: я ли это? Впервые за всю свою жизнь в такой ситуации я не обиделась, не стала рьяно спорить, отстаивая собственную правду, а приняла то, что есть: другое виденье!
«Мой друг смотрит на мир не так, как я. Его снисходительные слова, взгляд и жесты - это ни сколько его отношение к тому, что вижу я, сколько ЕГО взгляд на вещи.
Да и на кой черт мне его отношение к моей картине?! Зачем я всегда ношу при себе этот балласт – мнение окружающих о своих словах, действиях… Зачем мне эта тяжесть вообще? Ведь каждый видит мир по-своему! Разные картины в глазах людей! Разные! А я до сегодняшнего дня видела только свою, и любое отношение к ней со стороны воспринимала как оценку, а не как ДРУГУЮ картину.
Вот в чем дело: в разности нас, людей, и в принятии этой разности! Вот и всё! И я свободна от надуманных обид! Как просто!»
Радость от осознанного переполняла грудь. Тесно было в одежде. Я расстегнула плащ и верхние пуговицы рубашки, глубоко вдохнула и вплотную подошла к ограждению.
Впервые увидела реку масштабно. Она походила на гигантскую артерию истощенного организма – этого серо-черного города. Небоскребы сейчас казались не такими уж и высокими, проулочки стали обозреваемыми, и даже в конце мегаполиса просматривались уродливые заводские трубы.
Город был как на ладони, и разделяла его на две равные части река, в центре которой стояла я здесь, на мосту. Что-то величественное было в этой минуте. Казалось, что я расту, поднимаюсь всё выше и выше…
На левом берегу зазвенели колокола. Закончилась вечерняя служба. Вспомнила, что сегодня Троица. Звон раздавал радость, славил Отца, Сына и Святого Духа.
Невольно подняла глаза в небо и увидела белоснежное облако. Оно становилось все больше и больше. Наконец, облако обрело форму.
На небе возник Белый Великий Корабль!
Я словно поднялась к нему и поплыла… Над домами, над городом, над землёй…
Увидела, как прекрасно вокруг! Город расстилался художественным лабиринтом с яркими изогнутыми черными линиями, а вокруг него и до бесконечной дали красовались зеленые просторы. И река, словно нить, пришившая эту замысловатую городскую эмблему на зеленое полотно, спокойно текла, принимая творения рук человеческих.
Я видела мир и была им! Слилась со Вселенной и плыла, плыла на своем Корабле!
Моя душа плыла…
***
Я стояла на мосту и заворожено смотрела на Корабль. Он растаял среди тех уродливых городских труб.
- Там мой дом! – восторженно сказал кто-то рядом.
Оказывается, все люди, стоящие здесь, смотрели на облако.
- Твой дом в другой стороне! – удивленно вскрикнул один из пассажиров.
- Нет! Мой настоящий дом там, где растаяла воздушная карета!
- Карета?! Это была машина!
- Да нет же! Облако было в виде лошади! – настаивал другой, более «трезвый» пассажир.
«Значит, мы видели разное! Конечно-конечно…», - счастливая размышляла я, впиваясь глазами в свои трубы.
Пассажир, что видел карету, сошел с моста и один направился к своему дому, в противоположную сторону от тех труб, где растаял мой корабль. «Надо же: и облака мы видели разные, и плыли они в разном направлении!» - удивлялась я происходящему вокруг.
- Куда ты?! – кто-то удивленно спросил уходящего.
- Домой!
- Один?!
- Да! Дорога там не такая уж замысловатая: прямо и направо на перекрестке. Дойду сам!
- Удачи! – доносились счастливые возгласы нескольких пассажиров.
- Спасибо! Прощайте!
И он быстро скрылся за первым поворотом узкого проулка.
Я даже не успела рассмотреть его лица, чтобы запомнить первого в своей жизни одинокого прохожего. Он скрылся, но перед глазами всё ещё стоял образ уходящего во мрак городских джунглей теперь уже человека, а не пассажира.
Трепет от радости овладел моим телом. Я дрожала в предвкушении собственного счастья. Голова кружилась, ухватилась за перила.
Растроганные пассажиры один за другим покидали мост и становились счастливыми свободными людьми. Я смотрела им вслед и невольно махала рукой на прощание.
- Милая, - тихонько окликнул меня женский голос.
Глаза с трудом оторвались от уходящих и уткнулись в лучистое лицо Травницы.
- Я теперь тоже свободна. Моя телега указала путь к дому. Там дед книгой увлекся, голодный, наверное. Пойду, сейчас уж точно не заблужусь.
Она улыбнулась, обняла меня и утопила в сумасшедшем цветочном аромате.
- Ты тоже пойдешь за своим облаком?
- Это был корабль, - прохрипела я от долгого молчания.
- Чудесно! Чудесно идти вслед за кораблем!
- Да, - счастливая вторила я своей Травнице, не отводя глаз от ее солнечного лица.
- Я нашла твой подарок.
Старушка раскрыла мою ладонь и положила в нее что-то прохладное, объемное и живое.
- Прощай, - произнесла бабушка и скромно помахала мне рукой. Я ответила ей тем же: приподняла на прощание руку, а в ней держала бутон белой лилии – подарок моей Травницы.
«С белой лилией, с белой лилией провожаю счастливых людей / С белой лилией, с белой лилией стою на дороге своей…»
Счастье переполняло, я не знала, как справиться с ним, и заплакала навзрыд. Ртом хватала воздух, прижимала к себе лилию, смотрела на трубы, потом в небо, улавливая след от корабля… Всё, о чем мечтала, исполнилось здесь и сейчас!
***
- Катя! – послышался родной голос.
- Вадим
Обернулась, увидела мужа и побежала навстречу к нему, слезами выпуская поток счастья.
Не помню, как долго стояла в объятиях Вадима и сжимала на спине его ветровку, только всё это время чувствовала, как парило в воздухе недоумение мужа, как тряслись родные руки и тревожно стучало сердце в его груди.
Мне хотелось объясниться, рассказать Вадиму всё, но рыдание остановить была не в силах, смогла лишь сквозь неровное дыхание повторять одну и ту же успокоительную фразу: «Всё хы-ха-рошо. Всё хы-ха-рошо».
- Лёха! – наконец увидел Вадим своего друга, понуро стоявшего в конце моста. Он смотрел на воду и, кажется, не слышал оклика.
Алексей только что потерял работу.
- Лёха! – ещё громче закричал Вадим.
Лёша вздрогнул, посмотрел в сторону окликнувшего его Провожатого и зло ответил:
- Чего тебе?
- Что за хренотень здесь происходит?! Где твои пассажиры?
- Вон, у своей жёнушки спрашивай! – резко произнес Алексей, кинув на меня едкий взгляд, и отвернулся к воде, обхватив обеими руками склонившую голову.
Вадим, вопрошая, посмотрел на меня. Я вытирала слёзы, ловила ртом воздух: постепенно приходила в то состояние, при котором можно было более или менее спокойно говорить о только что пережитых чувствах, как вдруг Алексей стремительно направился в нашу сторону через мост. Сколько ярости, гнева было в его шагах! Я с тревогой ожидала близкой встречи с безработным Провожатым.
Он подошёл. Моё тело неожиданно выпрямилось, отстранилось от мужа и напряженно ждало действий яростного друга. Алексей с неописуемым отвращением смотрел в мою сторону и заорал, хаотично двигая руками:
- Это всё ты! Сука! Накаркала грёбанные облака! Все разошлись! Все! Ой, какая же ты сука-а-а-а!
Лёша был невменяем: закрывал лицо руками, смеялся в голос, орал, садился на корточки, резко подпрыгивал, как бы танцуя…
Вадим обескураженный смотрел на друга, как на удивительное существо, ещё не встречавшееся в природе, и, наконец, выкрикнул:
- Кто-нибудь из адекватных объяснит в конце концов, что здесь происходит?! – и он осмотрелся, но вокруг были лишь его пассажиры, наблюдавшие за происходящим с широко открытыми глазами.
- А вот, что происходит, - орал чужим голосом Лёша, - я потерял работу из-за неё. Всю дорогу она трепла мне нервы, создавала проблемы, шепталась с этой ведьмой сзади: «тю-тю-тю» да «ти-ти-ти». И он до неузнаваемости исказил своё лицо, присев на корточки, потом резко встал, поднял руки к небу и продолжил:
- Пришли сюда, и поплыли эти облака. Чтоб их! Потом все разбежались, как ненормальные за ними! Все-все! А она осталась! Чего ж ты не пошла?! А?! Боишься?! Всю дорогу: «Пойду-пойду», «одна-одна». И вот стоишь здесь! Чего не идёшь?!
- Пойду! Это не твоё дело! – резко ответила я Алексею, не узнав своего голоса.
- Катя! Может, объяснишь?! – как куклу, повернул меня к себе Вадим обеими руками.
Я отшатнулась от него.
- Да что с тобой?! – закричал муж.
- Со мной всё хорошо! – громко ответила я, привыкая к собственному голосу.
- Мне почему-то так не кажется!
- Лёша! – внезапно вспомнилось мне о том, что и мой яростный друг видел облако. – Куда поплыло твоё облако? Ты запомнил?
- Да какая разница, куда оно поплыло! Там всё равно мне не дадут зарплату Провожатого, теперь я уже никогда её не получу, благодаря тебе! – и Алексей нервно пошел прочь от нас к другому концу моста.
- Что за облако? – допытывался Вадим приближаясь.
- Огромное! В виде корабля, я будто плыла на нем и видела город, как на ладони.., - говорила я воодушевленно, хватая воздух, которого, казалось, совсем недоставало моим легким. – Любимый, теперь я пойду туда. И рука моя уткнулась к верхушкам городских труб, они были невероятно близки, манили к себе; один- два шага - и я уже буду там. Обняла мужа, крепко и горячо поцеловала его на прощанье и всем своим телом подалась вперед.
Внезапно ощутила жгучую боль в левой руке от резкого движения Вадима, останавливающего меня сильным сжатием в запястье. Потемнело в глазах. Правая рука сжалась в кулак. Моя лилия помялась, один её лепесток надорвался.
- Я не отпущу тебя! – прошипел муж. – Остынь! Ты сейчас в эмоциональном порыве наделаешь глупостей!
- Нет! Нет! Нет! – просыпалась моя ярость вместе с мурашками. – Это не глупости! Это не глупости!
- А что это?! Как это называется?! Здесь просто все с ума посходили!
- Ты не понимаешь! Ты не видел!
- Облака?! Воздух не видел?! Что?!
- Душу! Это была душа!
- Что за бред!
Чем больше возмущался Вадим, тем беспомощнее и меньше становилась я. Слабость завладела собственным телом. Села на асфальт, нервно сжимала лилию, лишь она в ту ужасную минуту позволяла мне дышать. «Надо заплакать, обязательно надо заплакать, - панически думала я, вслушиваясь в свой организм, - будет легче, если заплачу». Но как ни хотела, слез не было, только ярость колошматила меня и делала невероятно слабой.
Не помню, как долго просидела на сыром мосту, съедая лилию глазами, как в одно мгновение жутко замерзла. Встала, передернулась, запрокинув плечи назад, оглянулась.
Стояла глубокая ночь. Далеко в черноте мерцали звезды. Мостовые фонари светили так ярко, словно день разгулялся здесь, над рекой, а там, за пределами «уличных светильников», царила кромешная тьма. В ней теперь утонули мои уродливые трубы, даже их очертаний не было видно.
Вадим стоял чуть поодаль от меня, курил, смотрел в темноту. Робкими шагами подошла ближе к нему. Остановилась… Зависла… Глядела на десятки бычков под его ногами… Подняла голову, засмотрелась на красивый профиль, густые ресницы…
Говорить что-то сейчас - не было сил. Мы долго молчали. Вадим достал последнюю сигарету, постучал ею о перила, положил обратно в пачку и неожиданно спросил, по-прежнему всматриваясь в темноту:
- Ты любишь меня?
- Люблю.
- Зачем тогда уходишь?
- От тебя я не ухожу.
- Ты же собралась идти сейчас!
- Собралась.
- Зачем? Почему? Может, объяснишь, наконец?! – взволнованно расспрашивал Вадим, впиваясь в меня своими круглыми глазами.
Я опустила взгляд на мятую лилию, взволнованно трогала её лепестки и, наконец, разрыдалась.
Со слезами тело наполнялось энергией, задышала полной грудью… Коснулась родной руки, и слова сами полились:
- Дорогой, в тот день, когда мы встретились, я была напугана одиночеством, внезапно свалившимся на меня вместе с потерями и скорбью. Жизнь потребовала от меня тогда серьёзных решительных действий, которых я просто не могла совершить, потому что не умела. Как ребенок, я ждала спасительного чуда: того, кто придет и сделает всё вместо меня. И появился ты…Я бросилась в твои объятия с надеждой на защиту, помощь, понимание, сочувствие… среди этих чувств любовь стояла позади… Только теперь я это поняла и осознала… Оказывается, я любила не тебя, а то, что ты мне давал…
Я не хочу так! Хочу любить тебя, без всяких условностей! Если я пойду вслед за облаком, то научусь быть одинокой и не буду нуждаться в защите, я приду к тем трубам – домой, к себе самой… Я полюблю чисто…Мне так кажется, я так чувствую… Мне нужно идти сейчас… Как только доберусь до труб, вернусь взрослой женщиной и испытаю: каково это – любить божественно (чисто), - на этих словах губы мои невольно изобразили легкую улыбку.
Кажется, я всё сказала и молча выпустила руку мужа из своей ладони, уставившись в ночную мглу.
Вадим долго стоял отвернувшись. Что-то плюхнулось в воду, где-то в темноте щелкнула дверь, слегка гудели мостовые фонари – я слушала окружающие звуки, пока молчал Вадим.
- Где гарантия?! – врезался в ночные шорохи вопрос мужа.
- Что? – испугалась я.
- Где гарантия, что ты вернешься? Не потеряешься, дойдешь, куда тебе надо?!
- У меня нет никаких гарантий.
- А! То есть ты можешь заблудиться?
- Я не думала об этом… Но я чувствую, что дойду, я уверена!
- Уверена – это не гарантия!
- Я не обязана давать тебе гарантий, ведь это мой путь!
- Ты моя жена! Я должен знать, что ты вернешься!
- Я не хочу тебе ничего обещать!
- Ты ведь сказала, что вернешься!
- Сказала, потому что так чувствую сейчас, но я не знаю, что там меня ждет…
- А! Вот теперь так заговорила! – Вадим отошел от меня на другой край моста.
- Вадим! Прощай!
Я повернулась к темноте. Сделала несколько шагов к ней, сжала в кулак бедную лилию, её запах с головной болью проник в ноздри и застрял во лбу.
Во мраке нарисовалась фигура мужчины. Первым, что осветил уличный фонарь, это его лицо: светлое, молодое с полузакрытыми глазами и обаятельной улыбкой. Он что-то бормотал про себя. Запах, что исходил от молодого мужчины, выдавал его алкогольное опьянение.
Обходя уличного пьяницу, у меня ёкнуло сердце: «Страшно, оказывается, в ночной темноте, ходят тут всякие…». Мужчина загородил дорогу, не пускал меня вперед. Вадим вовремя подоспел, встал между нами и грубо спросил у прохожего с запашком:
- Чё те надо?!
- Ничо-о-о – комично ответил тот, - ищу компанию. У меня тут ещё чё-то осталось…Одному праздновать скучно… Давайте-ка со мной выпьем, - и он полез в карман за бутылкой. Вынул ноль/ семь «хорошего» коньяка и протянул нам, предварительно отпив приличную дозу горького напитка.
Мы вежливо отказались и невольно тянули улыбку, глядя на нелепого «компаньона», неожиданно свалившегося на нас. Что-то комичное было в его внешности… С виду паренек был привлекателен, даже красив, а вот что именно смешило в его образе, сказать было сложно.
- Я ухожу, - тепло сказала я встречному.
- Куда?! Как?! Я ведь только пришел! – и его глаза округлились, старательно пытаясь сфокусироваться на мне. И по тому, как они бегали, можно было догадаться, что видел он как минимум двух человек, вместо одной меня.
Мы с Вадимом в голос засмеялись. Прохожего комедианта это подбодрило. Он достал губную гармошку и заиграл пританцовывая. В перерывах между игрой и танцами пьяный «артист» паясничал, «жёг» байками. Нам было весело с этим пареньком.
Вадим накинул на меня свою ветровку, крепко обнял, согревая горячим телом. Это было кстати: ночь ледяной свежестью вступала в свои права.
- Завтра утром иди. Ночью не надо. Рассветёт, тогда делай свои дела, - шепнул Вадим мне на ухо.
- Хорошо, - радостно-нежно ответила я и уронила истерзанную лилию под ноги, даже не взглянув на нее.
Прижалась к мужу, слушала комедианта и мечтала, чтобы эта ночь длилась вечно, только бы не совершать «поспешных действий» навстречу к собственному счастью.
***
Эпилог
Ту ночь Алексей стоял у моста и тоже слушал смешные байки. Утром он принял решение отправиться в путешествие вместе с бродячим артистом.
- Может, это и к лучшему, что всё так произошло. Профессия провожатого мне уже вот как осточертела, а теперь! Эх! Сбылась моя мечта: буду скитаться по свету! Эх! Вот она: свобода-то! – радостно говорил Леша нам на прощание, подмигивая мне на слове «свобода».
Мы провожали друга и видели перед собой не знакомого нам человека. Казалось, что Алексею «развязали руки»: он суетился нелепо размахивал руками, истерично смеялся, с людьми, стоявшими на мосту, обращался нагловато, даже дерзко.
Когда бродяги скрылись за первым поворотом, мне вспомнилось:
- Что же они будут есть?
- Это будет их первой проблемой в дороге,- пошутил Вадим.
- Наверное…
Вадим оставил работу провожатого. Мы сняли квартиру возле моста и несколько месяцев жили у реки.
Спустя три недели после той ночи от прохожих-групп я узнала о судьбе тех первых одиноких путешественников, что покидали меня тогда на мосту. Оказывается, многие из них заблудились, их засосало в болоте разочарования и уныния. Мне было тяжело слушать это, но всё же о некоторых никто ничего не слышал, и это вселяло в меня надежду на то, что эти единицы добрались до своего дома.
Новым утром я нашла свою лилию, переложила бедняжку в воду, через несколько дней она пустила корни, чему я была несказанно рада. Посадила красавицу в горшок, теперь она приживается в новой земле, пока слаба, но у нее уже проклюнулся молодой листочек.
Я все эти месяцы готовила снаряжение, понимала, что путь мой будет непростым (наверняка, меня ждало и то болото, о котором услышала у проходящей группы, и, кто его знает, что ещё могло меня ждать на своей дороге). Главное – запастись необходимым и не взять лишнего.
Вадим решил остаться в квартире у реки и ждать меня или свое облако.
Уже завтра я отправлюсь в путь.