Молодой человек, лет двадцати, а то и больше, медленно приоткрыл глаза. Ярко-зеленные листья пожелали ему доброго утра вместе с радостным чириканьем птиц.
- Что за… - спросил самого себя парень.
Он медленно поднял голову с чуть влажной земли и осмотрелся. Его рыжие волосы развеял приятный ветер, который донес до юноши запах свежих персиков. Был день, солнце стояло точно по середине неба, но жарко не было. Недалеко из куста выпрыгнул заяц и, заметив стоящего по среди леса человека, не кинулся от него прочь, а наоборот – проскакал секунд десять около рыжеволосого, будто радуясь встречи с ним. С зайца юноша перевел взгляд на молодого олененка, со стеснением выглядывающего из толстого, обросшего мхом тополя. Никогда прежде юноша не видел оленя так близко.
Скоро малый заметил, что копыта и мордашка оленя были влажными, и сам вдруг захотел пить. Жажда его не мучила. В этом месте ей, казалось, не было места. Но все же потребность в воде доказало бы юноше хоть как то, что все это не просто до крайности реалистичный сон.
Ему стоило сделать лишь несколько шагов – и перед ним зажурчал ручей с кристально прозрачной водой. Коснувшись с осторожностью глади воды, юноша понял – это не сон. Он действительно в лесу. Причем голый… Причем один.
***
- Сейчас очень много проповедников говорят: „Выйдите на покаяние и этого достаточно – вы становитесь праведником, грехи прощены”. Но это все неправильная информация, которая сбивает с толку новоприбывших в общество христиан. Как ты думаешь, Маад, нужно ли человеку только покаяться, чтобы попасть в Рай?
Этот вопрос был задан женщиной невысокого роста, со светлыми, соломенными волосами. Направлен он был рыжеволосому юноше. Вся эта дискуссия проходила в кругу пятерых человек, участников христианского собрания и изучения Священного Писания. Все пятеро сидели в небольшой комнате за круглым столом. Маад с самого начала собрания не переставал мять в руках желатинового медвежонка, разглядывать его. Но на вопросы он всегда отвечал. Ответил и сейчас.
- Нет, он должен утверждаться в своей вере.
Маад знал ответы на эти вопросы, он мог бы дополнять их и некоторыми местами из Библии, которые ему запомнились, но не видел в этом смысла.
- На самом деле он должен просто довериться Богу, - продолжала женщина, не отрывая от юноши взгляда. У прочих участников дискуссии не было желатинового медвежонка и потому они просто смотрели с некоторой задумчивостью в пол.
- Когда мы с Богом, мы находимся под его защитой, - женщина своей ладонью изобразила нечто на подобии купола, - Написано – дьявол, он как рыкающий лев…
- …ищущий, кого поглотить, - довершил за нее парень.
***
Маад исследовал эту часть леса. Чтобы изучить весь ареал нужно было больше времени. Значительно больше. Может даже месяц. Странно было видеть здесь гранат и хурму созревшими в одно и тоже время года. Или початки кукурузы растущие под смоковницей. Как все это могло поместиться в одно место? Как одно не погубило другое, чтобы выжить? Из учебника биологии Маад помнил хорошо, что такое конкуренция, комменсализм и аменсализм. Тут же законы самой природы нарушались. Впрочем, зато теперь юноше был дан шанс наесться до отвала всем тем, чего в своей обыденной жизни он мог позволить только в отдельные сезоны.
- Так вот ты где! – послышался звонкий, жизнерадующий голос за спиной.
Маад обернулся, и кусок не дожеванного апельсина звучно упал с его подбородка на землю. Она была прекрасна. Нельзя было поверить, что эта девушка когда-то была ребенком, также нельзя было допустить мысль, что она могла бы через сотню лет предстать перед Маадом старухой. Девушка пылала любовью к жизни, сама жизнь, будто бы струилась бесконечным потоком из ее стройного тела. Длинные волосы окутывали тело девушки, будто бы сберегая ее от чего-то неизвестного. Темные глаза не переставали с удивлением и радостью смотреть на Маада.
- Ты так ешь, будто бы эти плоды когда-нибудь исчезнут, - засмеялась она.
Он попытался улыбнуться ей в ответ. „Кого-то она мне все же напоминает”, - думалось ему. Но он сразу смекнул, что не об этом сейчас стоит думать. Нужно быстро вымыть физиономию. Негоже представляться перед леди в таком нелепом виде.
Только было он потянулся к ручью, как девушка вдруг схватила его за руку и смеясь побежала с ним по саду. Куда они бежали? Зачем? На эти вопросы Маад не желал отвечать. Слишком прекрасен был этот момент. Не стоило его портить.
Они бежали по неизвестному юноше саду больше дня. Маад знал, что запомнит спину девушки, ее длинные волосы и звонкий смех на всю жизнь. Также как и неповторимый щебет птиц, скрип кузнечиков, журчание воды и все прелести сияющего в небе солнца.
Но наконец они остановились. Маад пытался перевести дыхание.
- Извини… Я не могу так долго бегать, - сказал он ей и вскоре сел на мягкий ковер травы, - Ты иди… А я… Прилягу.
Та лишь ласково улыбнулась на это и вскоре исчезла из виду.
- Не уходи… далеко, - хотел крикнуть Маад, но ему удалось лишь прошептать это.
Веки опускались, зеленый ковер манил к себе, а ветер напевал убаюкивающие мелодии. Пришло время странных снов и путанных мыслей.
***
- Маад, ты что, обиделся что ли? Тебя так раздражает, что я тебе это повторяю? Но ты пойми, я это делаю не для того, чтобы осуждать тебя! Я очень обеспокоена тобой – читаешь ли ты Библию? Когда в последний раз ты молился? Хочешь ли ты попасть на небеса вообще?
Мааду потребовалось несколько секунд для размышления. Вскоре он изложил свою ситуацию.
- Я не знаю, насколько в Раю хорошо, чтобы хотеть жить там. И не знаю, насколько плохо в Аду, чтобы пытаться всеми силами избегать его. Я знаю, что там плохо, слышал о „воплях” и „скережете зубов”. Но этого не достаточно. Мне надо это как то пережить. Вот например – есть же те люди, которые пережили клиническую смерть?! Они видели и Ад и Рай. У них есть желание стремиться к лучшему, молиться каждый день, избегать разлагающих душу фильмов и передач. Но у меня нет.
***
Эта была его комната. Та самая комната, где он прожил всю свою жизнь. Мятая, не заправленная постель, рабочий стол, несколько полок… И эта картина на стене. Впрочем, что было на этой картине? Сад? Это точно. Вспоминается, почему-то, слова отца, которые тот любил повторять сыну время от времени: „Потерял ее. Не совершай моих ошибок”. Они должны иметь какое-то отношение к картине. О чем его отец говорил? О картине? Но она не была потеряна, она была здесь, в комнате. О матери Маада? Наверно. Ее Маад никогда не помнил. Только отца-священнослужителя. Невозможно забыть все его каждодневные утрение молитвы, рыдания. Сожаления о чем-то. О потере. Да, о его жене. О матери… Пора спать. Надо… Спать. Кровать, мятая и не заправленная. А над ней эта картина. Что там еще на ней? Какой-то силуэт слева? Но после… А сейчас спать.
***
Юношу разбудило резкое дуновение ветра. Он испугано открыл глаза и не хотя оторвался от мягкого одеяла растительности. По близости не было никого, но Маад чувствовал чье-то присутствие.
- Как спалось? – раздался теплый и довольный голос в воздухе.
Маад удивился голосу только на миг. Но потом сразу же смекнул, что к чему. „Это Бог!” – думал он и не знал, радоваться ему или горевать. Хотя, почему же нужно горевать? Этот Бог мог бы сейчас ответить ему на много вопросов, через которые Маад смог бы укрепиться как христианин. Он уже собрался было задать один, как вдруг нечто всплыло в его памяти и оставило все вопросы где-то глубоко позади.
- Подожди-ка… Ты что, все это время был здесь? – с негодованием обратился юноша к воздушному пространству.
Никто не ответил.
- Я имею в виду, Ты видел, как я бегал с этой… девушкой.
- Конечно, - отвечали ему.
Мааду вдруг припомнилась резкая вонь болота, полного толстыми, слизкими жабами. Но было понятно, что подобным запахам здесь не место. Это было ощущение неприязни. Никто не должен был видеть ту его прогулку с девушкой. Даже Бог.
- А вот и она! – рассмеялся беззаботно голос, и из ближайших кустов сирени выпрыгнула стройная фигурка.
Маад забеспокоился, не прочитал ли Бог его мыслей. Но увидев, с каким покоем и радостью разговаривал Всевышний с девушкой, сразу понял – на сокровенное Он не посягал.
Девушка говорила с Богом очень долго, а Маад даже не слушал. А если и пытался, то не мог понять сути разговоров. Эти темы были слишком далеки от его понимания. Это еще сильнее раздражало его. Юноша все хотел вернуть тот момент – где бежал он вместе с нею, где он видел ее спину и волосы, развевающиеся на ветру.
К не счастью, девушка в один момент решила оставить их. Она ловко прыгнула в те же самые кусты сирени. Послышались ее легкие, удаляющиеся шаги. Маад было огорчился в конец, но одна мысль в его голове позволила обернуть эту ситуацию с низу на голову.
- Эмм… Бог, - начал он, - У меня к Тебе есть просьба.
Он вслушался в звуки непрестанно шумящего леса, и, расслышав громкое „Да?”, продолжил.
- Не мог бы ты оставить меня с девушкой наедине? Не пойми не правильно, мне вполне приятно Твое присутствие тут, но все же… Она ведь моя девушка, ведь так?
Голос не отвечал. Но Маад, не смотря на это безмолвие, все же ощущал на своем лице короткие порывы ветра, будто это Бог вздыхал в обиде.
- Хорошо…
„Да Он сейчас заплачет!” – испугался Маад и хотел было извиниться перед Богом, сказать Ему, что никуда не стоит идти… Но нет. С Богом он сможет поговорить и после, а сейчас – девушка! Стоило лишь только Мааду проснуться, чтобы понять – он не может без нее прожить в спокойствии и секунды. Нужно позвать ее. И бежать… бежать снова, до самого вечера, прямо как вчера. Бежать, смеяться, позабыв о всем мире и даже о том же самом Боге.
- Эй! – кричал он, после ухода Всевышнего.
„На „эй” зовут лошадей” – укорил Маад самого себя и решил теперь звать неизвестную просто „девушкой”.
- Девушка! – начал снова он, после чего услышал знакомый шорох листвы.
Обрадовавшись, он повернулся в сторону звука, с улыбкой на лице хотел встретить возжеланную им красавицу. Но увидев ее, улыбка вдруг сползла с его лица. В руках девушка держала плод, который Маад еще никогда раньше, во всей своей жизни не видел. Этого плода не должно быть в этом мире, сразу пришло ему на ум.
- Съешь, - произнесла девушка. Недобрая улыбка теперь играла на ее лице. – Съешь это. Только вкуси, откроются глаза твои, и мы будем как боги, знающие добро и зло.
„Мои глаза были открыты с самого начала”. Нижняя губа Маада дрогнула. Ему было горестно смотреть в эти очи, полные фанатизма и глупой веры во что-то несбыточное. А ведь недавно они были невинны. Радовались жизни, излучали ее, дарили свет этому лесу и ему. Ему!
Маад в испуге осмотрел лесную округу. Ее выгонят отсюда из-за того, что она съела плод. А что делать ему? Оставить ее на произвол судьбы? Позаботиться о себе и не покидать сада? Нет. Она не выдержит одна снаружи. Жестокость того мира ее сломит, он знал. Ей нужна будет поддержка, забота. Он о ней позаботиться. Больше некому.
Он взял проклятый плод из рук девушки. Маад пытался не смотреть больше ей в лицо. От этого становилось дурно. Будь что будет. Он надкусил. Плод как плод. Ничего особенного. Но так показалось только ему.
Девушка очнулась от какого-то сна, в этот раз глаза ее были заполнены испугом. Он обхватила себя руками и съежилась, будто в ожидании удара.
- Холодно, - прошептала она.
Она направилась к смоковнице, а Маад все продолжал смотреть на нее как на нечто, что потерял и что никогда больше не приобретет снова.
- Где ты?
Вот и пришло время. Бог совсем скоро увидит их. А потом изгонит из сада. Но там, в реальности, Маад знает, что делать. К тому, иному миру он давно привык. Он позаботиться о девушке.
***
- Маад, не надо! – воскликнула невысокая женщина с соломенными волосами, - Столько раз же я тебе говорила, в каком грехе когда-то жила. Мне горестно от того, что в прошлом со мной происходило. Мне жалко, что тогда не было рядом человека, который мог бы меня наставить, сказать, что есть плохо, а что нет. Не нужно человеку залить себя грязью, чтобы понять прелесть чистоты.
- А мне надо. – вполне спокойно ответил Маад, - И не только мне. Знаете, сколько есть таких христиан как я, которым слова не было достаточно и которые побывали и в сектах разных и в обществе наркоманов. Я переписывался с одной из них! Нужно было тогда людям съесть плод познания добра и зла, чтобы понять нужду в Боге!
Казалось, что женщина разочарованно качала головой. Но Маад не мог этого знать наверняка, он никак не осмеливался отнять взгляд от мятого желатинового мишки.
***
- Это он! – в отчаянии кричала девушка, указывая на Маада. Голос Всевышнего до сих пор не прозвучал. Казалось, кто-то невидимый уже столь продолжительное время рассматривал новые, испуганные глаза девушки, ее сшитые из листьев одежды.
- Это он. – все продолжала она, - Он съел плод.
- Но ведь это ты… - хотел было возразить Маад, но потом вспомнил, какой невинной она была раньше. Разве можно ее винить?
Первые слезы потекли по нежным щекам девушки. Не понимая причин их возникновения, она прижала свои пальцы к щекам и долгое время размазывала соленоватую воду по коже. А потом вдруг закрыла глаза полностью и затряслась в беспрерывных рыданиях.
„Зачем я это сделал?”. Маад смотрел на рыдания девушки и все задавал себе этот вопрос. Зачем? Может быть Бог мог бы все изменить. Может быть Он исправил бы эту ситуацию. Но Маад не позволил это Ему сделать, закончив историю таким образом. Не нужно было есть этот плод. Не нужно было гнать Бога прочь. Может быть тогда девушка и не потянулась бы к плодам. Может быть, при Нем она бы не посмела. А он, Маад, все считал, что сам справиться, что даже после съедения плода у него был шанс жить с ней вместе, без Бога… Только вдвоем. Он и не ошибся в своих расчетах. Но вот до чего это довело. Она плачет и не может остановиться. А может… не остановиться никогда.
Он не мог видеть это, потому что Бог был невидим, но вдруг Мааду показалось, что сам Всевышний вдруг разочарованно покачал головой.
***
Маад проснулся в своей комнате. Все те же серые стены, та же не заправленная постель, а над ней картина. Да, это был сад – большой и красивый. А слева… слева стояла девушка, обнявшая в одиночестве себя руками, плачущая, испуганная, оставленная всеми.
- Нет! Нееет!
Маад бросился к картине и врезался пальцами в грубоватый холст, пытаясь пройти через него, как через окошко. Но это была картина. И попасть туда было невозможно. Он нажимал на засохшие слои краски подушечкой пальцев, боясь покарябать тот параллельный мир. Маад не хотел оставлять надежды. Но вскоре руки его опустились в бессилии.
„Потерял ее. Не совершай моих ошибок”.
Нет, отец. Я тебя подвел. А не мог ли я остановить все это? Ведь я то знал, что будет за съедение плода. Но не воспротивился поступку девушки, а лишь сделал то, что сделал бы на моем месте всякий другой. А ведь я мог бы остановить это! Остановить бесконечный круговорот поедания плода, этот проклятый цикл греха. Стоило съесть плод, чтобы понять суть грязи… но не надо было. Не надо было…
Комнату осветил свет восходящего солнца. Значит, утро. Но очередной молитвы отца не было слышно. Маад вышел из своей комнаты и увидел этого хрупкого мужчину, лежащего на коленях у окна. Отец заснул во время произношения молитвы. Но все продолжал и во сне повторять: „Прости меня, Господи”.
Маад нашел одеяло по теплее, накрыл им спящего отца, с пониманием посмотрел на него. Потом сел на колени рядом с ним и сложил ладони вместе.
- Прости меня, Господи… - проговорил он впервые за долгие годы.