Альтернативная вселенная Города, Которого Нет.
~Начало девяностых годов, Америка.
Толчок. Боль в глазах, и только после - жжение в глотке и за ребрами. Яркий плеск раздирает сетчатку, а воздух пожирает легкие, заставляет кашлять, выталкивая остатки не успевшей впитаться жидкости.
Да. Боль. Это и есть боль.
А это - мысли. Вот как это, значит...
Больше думать не получается. Что-то щелкает и жужжит в спине, в шее, в затылке, и тело теряет опору, падает, проваливается... Снова боль. Теперь в коленях. В нос попадает жидкость, заполнявшая раньше легкие, и рефлексы заставляют сделать глоток.
Только это и спасает: шок подбрасывает гудящие конечности, и голова оказывается над уровнем неизвестного вещества. Руки ищут опору, ноги скользят по дну, а внутренности сжимает мучительная судорога, выбивая едкое и жгучее, осевшее на языке и в носу.
Жидкость уходит куда-то вниз, забирая вместе с собой последнюю возможность держаться ровно. Колени хрустят, хрустит нос, столкнувшийся с чем-то твердым, но голова уже обретает ясность - пустую и бесполезную.
Открыть глаза - и только чтобы закричать. В первый раз в жизни, обжигая рот и горло холодом, шалея от звенящего эха и расталкивая прозрачное и твердое, сомкнувшееся вокруг уходящим вверх и вниз кольцом.
Цилиндр. Это называется цилиндр. Материал - неизвестный пластик, удара... нет, удар выдерживает.
Глаза, начавшие привыкать к яркому свету, снова подвели: распластавшаяся по пластику ладонь потеряла прежний объем, лишилась формы и потекла темной искристой массой. Мир перевернулся - на миг, не больше - и встал на прежнее место, и в нем была обычная рука. Или не обычная, а просто привычная, сложно сказать. Особенно если ты знаешь, что эти маленькие отростки называются пальцами, но не успела осознать себя.
В легких снова начало жечь. Голова стукнулась затылком, но вместо звука удара раздалось влажно-упругое чавканье.
***
Из контейнера на пол вылилась блестящая масса, едва сохраняющая намек на прежние очертания, но безропотно взять себя в руки не позволила: ощерилась десятком вялых, едва царапающихся коготков. И все же настойчивые темные руки потянули вверх, вынуждая подтягивать растекшееся и неуклюжее тело.
Она быстро поняла, что Эта не причинит ей вреда: от нее исходил запах самки Ее вида, тонкий, пряный, неуловимо родной. Когда Эта прижала Ее к коже, раздвигая смешную и непонятную преграду, тонкую и пеструю, Она с облегчением растеклась, облепив тело и выпустив коготки, на этот раз тонкие и короткие. Дышать стало легче, свет больше не обжигал тонкую, пронизанную нервами шкуру, и Она услышала мысли Этой.
***
Вдох дался тяжело, но без боли. Легкие расправлялись хуже, чем в первый раз, но Эта снизила Ее болевой порог.
- Мое имя Сандра.
Она поморщилась. Слышать Ей не нравилось, маленькие уши совсем не фильтровали громкость и четкость звуков, но если Эта... то есть Сандра считает, что так нужно, значит, пусть будет.
- Тебя зовут Исаак.
Она-Исаак открыла глаза и прикрыла до щелочек. Все так же комната, которая называется лаборатория. Двуног в белом, раньше смотревший на нее из угла, теперь лежит там - это называется "умер". Он вкусно пахнет.
- Пока нельзя есть. - Голос Этой-Сандры звучит низко. От него хочется спать, но мешает гул, идущий откуда-то снаружи. Дрожь расходится по стенам - и всему остальному, даже по самке. - Потерпи. Нужно закрепить форму.
- Я не есть?
- Сейчас нет. Я буду кормить тебя, пока ты не станешь стабильным. - В голосе - и в мыслеобразах - появилась вина. - Я решила, что до некоторого возраста тебе лучше держать форму мальчика.
Она-Исаак зажмурилась, обмякнув на горячих и твердых руках, но не смогла обвить их собой. Внутри что-то держало.
"Кости," - подсказала память. - "Жилы, мышцы, сосуды. Но прежде всего кости."
- Я не хотеть кости, - утомленно прошептала Она-Исаак, переворачиваясь неуклюжим телом и поднимая глаза. - Что такое мальчик?
Темная Эта уходила далеко вверх. Она-Исаак зажмурилась, пытаясь справиться с дурнотой, а когда открыла, то поняла, что мир снова изменился. Другой стала перспектива и другим стало отношение к памяти - она все легче и легче находила определения тому, что было вокруг.
Она-Исаак знала, что такая перспектива удобна для ее нервной системы. Знала, что темная ткань на Этой-Сандре - кожа, а пестрое - одежда, что точки на темной ткани-коже - укусы. А при укусах бывает...
- Боль.
Грустные глаза Сандры, светлые на темном лице, отразили Ее-Исаака: маленький нелепый комок без шерсти, тоже темный в белизне света, темнее самой Этой и намного темнее лежащего двунога.
- Я расскажу тебе об этом мире, Исаак, - тихо пообещала Эта, прижимая ее к себе и заворачивая в белую одежду, такую же, как у двунога, но пропахшую терпким и родным. Она-Исаак заурчала: в этом свертке тепло и хорошо, даже гул и стук слышны не так сильно.
Потолок приблизился. Заныло в черепе, и Она-Исаак уткнулась лбом в одежду Этой. Не хотелось больше познавать мир и спрашивать. Еще больше не хотелось костей и мышц, мешающих стать темной искристой лужицей. Спать. Есть. Еще спать и еще есть.
- Исаак, - настойчиво, вклиниваясь и в сознание, попросила Эта, не давая окунуться в блаженную дрему, - тебе нельзя спать. Продержись совсем немного.
Она-Исаак невнятно загудела. Речь двуногов ей не нравилась.
- Исаак, пожалуйста.
Ее затормошили, начали заполнять уши бормотанием, и если в него можно было не вслушиваться, то от мыслей так легко не отмахнешься. Эта-Сандра просила Ее активировать Вид. Что такое "активировать" сознание и память не хотели отвечать, но Эта убеждала, что так надо. Этой не получалось не верить, да и не хотелось, но что-то в ее словах настораживало.
- Ты боишься?
На щеку упало горячее, и Она вздрогнула. Эта кривила рот, подергивалась и вытирала длинными пальцами жидкость из глаз, не сумев ответить речью двуногов. Но то, что вспыхнуло в ее разуме, отогнало сон и липкую вялость. Она-Исаак выщерила уголки-зубы, зашипев и напугав Эту еще больше, но та поняла ее правильно.
Что произошло, Она не поняла - все ее существо затопило... чем-то.
Страхом. Смертью. Одиночеством.
И разорвало.
***
Исаак почувствовал вкус крови и то, как стягивает кожу щеки. Ладонь еще продолжала давить на губы, и вместо крика из рвано расширяющейся груди вырывались стоны.
Скорчившаяся над ним женщина медленно разогнула спину. Черные волосы, заплетенные в измочалившуюся косу, напоминали гнездо, и Исаак поднял руку, со слабой улыбкой касаясь всклоченных прядок. На его лицо зачастили слезы, уже не обжигая солью молодую кожу.
- Все хорошо, Санди, - сипло выдохнул ребенок, когда прокушенная ладонь сползла с его губ, оставляя свежий след крови поверх подсыхающей корочки. - Не на...
Он хотел утешить ее, но не успел, от неожиданности запрокинув голову и стукаясь то ли об пол, то ли о полное бедро Сандры. И без того слишком большие глаза, лимонно-горчичного цвета и почти без радужки, расширились сильнее, но Исаак не видел ни комнаты, ни осыпающейся под очередной грохот штукатурки, ни замершей женщины, окоченевшей от безумного, обреченного ужаса.
В его сознании, ноющем, разодранном на части, вспыхнул огонек, маленькая искорка, пульсирующая в непостижимом Ничто. Исаак не пытался дотянуться до нее, только захотел взглянуть поближе - и потерял дар речи.
Разум, чужой, прекрасный, полный воспоминаний, желаний и мыслей, эмоций и незнакомых ему чувств, раскрывшийся доверчиво и покорно. Мальчик не посмел прикоснуться к нему, завороженно замер...
Сандра была похожа на него. Она станет им - если он пожелает. Она... она...
Она менялась. Что-то становилось другим, но что - понять не получалось. Перестройка была незаметной и не причиняла женщине вреда. Напротив, она словно воссоздавала разрушенное, восстанавливала прежнее совершенство, и теперь Сандра не нуждалась ни в речи двуногов - людей, - ни в мыслях. Она чутко реагировала на его желания, как рука подчиняется разуму. Только естественнее и быстрее.
Исаак открыл глаза.
Сандра больше не плакала. В ней не осталось страха и обреченности перед неизвестным - мальчик знал это так же, как знал, что там, снаружи, идет война. Что люди убивают других людей, похожих на себя и человеческих мутантов. Что еще немного, и они придут сюда. Что некоторые из них уже здесь, и именно поэтому Сандра, испуганная, робкая и беззащитная, противясь своей природе - защищала его, убила ради него, отдала себя для него.
- С-санди...
В прозрачно-серых глазах нарастал гнев. Исааку не понадобилось спрашивать, что происходит: он знал ее память, он видел ее глазами. Такие же, как он и она, запертые, спящие и проснувшиеся, на свою беду, находятся здесь. И их убивают. Отравляют, расщепляют кислотами, душат, уничтожая необходимую им среду обитания, лишь бы не дать тем, кто начал войну, доступ к таким секретным и опасным материалам.
Искры, несколько десятков искр рассыпались в сознании, но Исаак не мог до них дотянуться. И на этот раз Сандра не успела зажать ему рот: мальчишка взвыл от гнева и ярости, задыхаясь и умирая сам вместе с теми, кого спасти не успели.
Его прижали, обхватив трясущимися руками - не пытаясь утешить, а стараясь только лишь заглушить вопли. Сандра знала, что ее цель - любой ценой спасти это маленькое существо, их Альфу. Будет жив он - будет шанс у остальных.
- Я не могу! Я не могу! - ревел мальчишка, захлебываясь воем и дергаясь всем тельцем. - Я не могу! Они убивают их!
"Они убивают их."
- Им больно!
"Им больно."
- Эти твари убивают их, а я ничего не могу сделать! Я не дотянусь до них! Почему до тебя могу, а до них - нет?!
Руки сжали его плечи через ткань халата. Дыхание Сандры становилось хриплым и гневным.
Рука, подчиняясь отчаянию разума, сжималась в кулак, как и положено правильной руке.
"Я могу."
Исаак замер на вдохе и выдохнул уже тихо-тихо, поднимая зареванную мордашку. Из носа и глаз текло, по-детски пухлые щеки и губы потемнели до кирпичного.
- Ты можешь?
"Все, что ты захочешь. Я родилась, чтобы защищать тебя и твоих детей - твой Вид."
- Ты... - Исаак сглотнул, с трудом находя в себе силы сосредоточиться на Сандре и своих мыслях, а не криках в голове. - Можешь? Можешь защитить нас?
Сандра слабо кивнула, и мальчик ощутил - да. Действительно может.
- Пусть им не будет больно, - медленно, вынуждая себя подбирать слова вопреки нарастающей панике, попросил он. - Пусть их больше никто не тронет и не причинит вреда.
Он дернулся. Здание покачивалось, но это не было землетрясением. Чья-то чужеродная сила заставляла сотрясаться огромное строение, и осознание этого стало последней каплей.
- Пусть эти твари умрут! - сорвался Исаак на дикий визг, оскалившись и вцепившись в ворот заляпанной кровью блузки Сандры. - Пусть все эти твари умрут!
Сандра кивнула. Ее оскал был гораздо меньше и гораздо страшнее: Гамма молодого Вида, его иммунная система, не нуждалась в демонстрации своего гнева.
Она обняла крепче своего Альфу, бережно начиная подключаться к его генетическим возможностям и одновременно изменяя себя. Пока Альфа мал, она будет его волей, его голосом и его руками - так требует программа выживания. Из-за этого же мальчик должен видеть и чувствовать все, что произойдет. Он должен стать сильным.
***
Активация Гаммы.
Отключение общей нервной системы, подготовка к стабилизации.
Изменение состояния тел, переключение на ускоренное восстановление.
Повышение физической устойчивости.
Отключение индивидуальных аспектов психики.
Предельное повышение физической устойчивости.
Перестройка под заданные параметры.
Активация спиритических способностей.
Восстановление общей нервной системы с активностью по новым параметрам.
Активация резонанса.
Первая проверка общей нервной системы.
Вторая проверка общей нервной системы.
Проверка отклика Гамме.
Третья проверка общей нервной системы.
Проверка гибкости адаптивной программы.
Стабилизация.
Восстановление завершено.
Спиритический резонанс недоступен.
Активация генетической программы выживания.
Активация максимальной самозащиты, допустимость превентивного нападения.
Цель: люди.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/11/24/336