З А К О Л К А
В летний сезон 1982 года в отрогах хребта Удокан работала геологическая партия Игоря Александровича Томбасова. Отряд из двух человек - Александра Леснянского, молодого специалиста, выпускника Днепропетровского горного института и меня, маршрутного рабочего - забросили вертолётом за сотню километров от основного лагеря. Вертолёт даже не сел, а завис над болотистой марью. Мы сбросили спальники, палатку, продукты, рюкзаки, инструменты и с оружием спрыгнули на кочки, покрытые сфагнумом. Пилот кивнул и улыбнулся. Вертолёт чуть поднялся, завис, набычился и, набирая высоту, скрылся за деревьями.
Мы остались одни. Стояла звенящая тишина. Надо было перенести вещи под защиту небольшой сопочки с редкими лиственницами. Определили место для лагеря. Александр включил приёмник «Спидолу» и стал настраивать рацию - в первую очередь необходимо связаться с базой. Я стал переносить вещи. Приёмник на полную громкость орал «Увезу тебя я в тундру…» Вижу, как из ольшаника выходит сокжой, дикий олень, идёт к уже перенесённым вещам, обнюхивает их, нюхает орущую «Спидолу» и не спеша удаляется. Александр не видит оленя - он сидит на корточках спиной и возится с рацией.
Дикий край! Животные не знают человека. И то сказать - на сотни километров ни души! До базового лагеря два дня пути.
Начались маршруты. В полевой сезон у геологов нет выходных - выходные выписывает погода. Заненастит - геологи отдыхают.
Будни геологов - это тяжёлые рюкзаки, сапоги, длинные маршруты, обеды из консервов, карабин, который за день оттягивает плечо, пауты днём, комары и мошка вечером, гольцы, камнепады, звери и другие прелести романтики. С тем миром, где ходят в театр и носят цивильные костюмы связывает лишь «Спидола». А рация связывает с базовым лагерем, таким же геологическим миром, только народу там побольше - шестнадцать человек.
И вот как-то в маршруте вышли мы на маленькое круглое озеро. К самому берегу подступает тайга, а с севера скалы забрели прямо в воду. Красиво как в сказке! Мы знали, что двумя годами ранее в этих местах работала ленинградская геологическая партия. Когда обходили озеро, наткнулись на место, где располагался их лагерь: колышки от палаток, кострище, обложенное диким камнем, стол из самодельных досок, лавки из ошкуренных жердей.
Можно передохнуть. Мы сняли рюкзаки и присели к столу.
Столешница была слегка присыпана хвоей и берёзовыми листьями. И вдруг - как удар молнии! - мы увидели круглое зеркальце и женскую заколку. Это было невероятно! Это было невозможно! Проще было поверить в появление инопланетянина, чем представить, что вот здесь, в нашем грубом мире, мире портянок, пропотевшей робы и тяжёлого мужского труда когда-то была женщина. Вот здесь она сидела, смотрелась в зеркало, расчёсывала волосы, открывала губную помаду, что-то кому-то говорила, смеялась, сердилась… Думаю, Александр испытал такое же потрясение.
Это чувство мне знакомо. Впервые я испытал его, когда написал по-настоящему хорошее стихотворение. Я гладил бумагу пальцами, даже понюхал и всё никак не мог поверить, что это сделал я.
Во второй раз я испытал его, когда родилась дочь Наталка, и я взял её на руки. Это надо же! - из ничего. Ничего не было и раз, и - человек! Вот чудо так чудо!
Такое же потрясение я испытывал несколько раз в колонии, когда видел, как убивали людей, вернее, нЕлюдей. Решения эти выносили преступные авторитеты на сходке, выносили насильникам, педофилам, садистам…
И вот теперь зеркальце и заколка. От дождя и снега, мороза и жары амальгама почти вся смылась, осталась круглая стекляшка в розовой пластмассовой оправе.
Александр ладонью смёл со столешницы хвою и пожухлые листья. Мы вернули зеркальце и заколку на прежнее место.
Пусть кто-нибудь, охотник или геолог, увидит их.
И если сердце его не заросло шерстью, испытает такое же благотворное потрясение.