- Снова прячешься? – Михаил наклонился над братом, сидящим у пруда и озадаченно глядящим в воду.
Гавриил поднял голову, не вполне понимая, где он находится, и открыто улыбнулся брату, отчего и без того пухлые щеки округлились еще больше, а лучистые синие глаза обратились в озорные щелочки. Малыш кивнул, и непослушные черные волосы закрыли смеющееся лицо. Михаил аккуратно перехватил их лентой, приведя шевелюру младшего брата в относительный порядок, и уселся рядом, не касаясь холодной воды.
- А у тебя снова все коленки в синяках, - радостно заметил Гавриил.
- Я считаю, что без падений добиться ничего невозможно, - философски заметил юноша. – Без падений, Гавриил, а не без постоянных вылазок вниз.
- Ладно тебе, - Гавриил выглядел сконфуженным. – Папа и так отругал меня за это, теперь еще и ты будешь?
- Не буду, - Михаил приобнял брата за плечи и прижался щекой к его нагревшимся на солнце волосам. – Чем займемся?
- Я хочу, чтобы ты научил меня драться. Тогда, наверное, папочка не будет так злиться. Если я смогу сам за себя постоять.
Михаил нахмурился, отчего его юное лицо стало почти взрослым, и Гавриил весь съежился от его взгляда. Брат молча покачал головой и закрыл глаза, наслаждаясь близостью теплого существа, всегда приносящего ему успокоение.
- Я всегда буду тебя защищать, - неожиданно заявил Михаил. – Когда вырасту, буду защищать вас всех, но тебя в особенности. Тебе совершенно незачем учиться постоять за себя. Кто в здравом уме захочет сделать тебе больно?
На лице Гавриила медленно расцвела счастливая улыбка, за которую Михаил вполне способен был отдать жизнь.
- Вы проявили великое мужество и отвагу, - голос Михаила не звенел от ярости ценой титанических усилий. – Рискуя собственной жизнью, вы защитили младшего принца Небесного Королевства, советника короля, его голос и глаза. За это, а также за все предыдущие ваши заслуги, высочайшим указом вы производитесь в чин генерала и назначаетесь командующим невидимыми войсками. Отныне все они под вашим руководством, и единственно от вас зависит их вклад в нашу общую победу. Поздравляю вас. Позвольте пожать вам руку.
Ладонь офицера была холодной и сухой. И твердой. Он совершенно не волновался, казалось, словно он вообще не испытывает никаких эмоций. «Интересно», - подумал Михаил, глядя в спокойные серые глаза. – «Это та самая рука?». Стройные ряды солдат вскидывали ладони, издавая какие-то звуки, вероятно, означавшие одобрение и приветствие нового командира, но Михаил не слышал их. В этот день он впервые увидел Мефодаила по-настоящему, воспринял его, как существо, имеющее личность. До этого дня офицер был для него одним из невидимых, одним из воздушных потоков. Он просто существовал, и его имя не нужно было знать и произносить правильно. Конечно, Михаил стремился к тому, чтобы знать имена всех своих солдат, но невидимые слишком отличались от них, никогда не были… контролируемыми по-настоящему. Проследив за взглядом офицера, главнокомандующий увидел, что его младший брат наблюдает за церемонией с балкона. Отсюда невозможно было уловить выражения его лица, но случай предоставил ему возможность увидеть нечто более интересное. Офицер улыбнулся фигуре на балконе, и лицо его на мгновение стало живым. После, когда он отдавал Михаилу честь, разворачивался и уходил, чеканя шаг, ничего живого в нем не было. Был только ветер, облаченный зачем-то в плоть, как в костюм. Но в тот единственный миг, в то мгновение, когда он смотрел на балкон, лицо его жило, и чувствовалась жизнь в нем самом. Главнокомандующий вошел в свои покои, воюя с застежкой плаща. Лицо его выражало крайнюю степень раздражения, из-за которого пальцы не желали гнуться как следует. В результате он просто сорвал плащ через голову и швырнул его на ближайшую тахту, после чего с грохотом отодвинул массивный стул от письменного стола, но садиться не стал. С ненавистью уставившись в пространство, Михаил смахнул со стола карты и приказы. Вслед за ними полетело все остальное: письменные принадлежности, книги, миниатюрные картины в красивых рамках. Этими действиями он лишь распалил свою ярость, грудь его тяжело вздымалась, а взгляд блуждал по комнате, ища, что можно разрушить. В конце концов, Михаил с диким ревом ударил кулаком по столу, разломив его на две части, после чего опустился на разгромленный предмет мебели, не особо заботясь о том, что острые края впиваются в тело, вцепился пальцами в волосы и замер, крепко зажмурившись. Это было его личное поражение, его личная трагедия. Он впервые проиграл так сокрушительно, и кому? Невидимому офицеру, у которого сердца-то, должно быть, нет. Это он, а не Михаил, был с Гавриилом, когда ему больше всего требовалась помощь. Это он, а не Михаил, защитил его от десятков демиургов, когда брат не мог отличить иллюзию от реальности. В чем смысл его должности, зачем ему тысячи солдат, если он не может защитить одно-единственное существо? Следовало признать, что Гавриил был бы мертв или захвачен в плен, что намного хуже, если бы офицер не оказался рядом. Проблема была в том, что он всегда оказывался рядом. Что бы ни случилось, он всегда был с ним. Почему он, его старший брат, не мог быть на его месте? Почему он должен был оставаться так далеко? Долг, обязанности, в детстве всего этого не было, они могли играть, сколько хотели, и быть вместе, сколько хотели. И не были. Теперь они выросли, все изменилось, и вернуть прошлое уже невозможно. Неужели ему, как и его солдатам, остается лишь наблюдать за балконом, в надежде, что Гавриил выйдет, чтобы поприветствовать его? И далек ли тот день, когда офицер… генерал, язви его, окажется рядом с ним? Плечом к плечу, это вполне возможно. Михаил не сомневался в корыстных целях невидимого. Его карьеризм бросался в глаза, как и его безупречное поведение. Следовало послать его куда-нибудь, чтобы он там сгинул, но это невозможно до тех пор, пока Гавриил считает его своей любимой игрушкой. Вытащит из любой засады, как вытащил из горящего леса. Это его, а не офицера, надо было наградить за мужество и отвагу. Михаил не мог представить, что должен был пережить его брат, а Гавриил не пожелал рассказывать.
- Я могу войти?
Главнокомандующий не сразу понял, что голос брата раздается с порога его покоев, а не в его мыслях. Сообразив, Михаил сделал неудачную попытку встать, скатился за разрушенный стол и оттуда подал знак, что брат может войти.
- Я смотрю, ты очень рад повышению Мефа, - Гавриил с улыбкой помог брату отряхнуться.
- Как ты понял? – скрывать что-либо от младшего принца было бесполезно.
- Я видел, как тебя перекосило. Я пришел, чтобы развеять твои черные мысли. Мефодаил получил эту должность единственно за тем, чтобы невидимые подчинялись мне.
- Что?
- То, что ты слышишь. Контролируя их голову, я стану контролировать все их тело. Тебе я могу сказать об этом, ты не будешь смеяться надо мной.
- Не пора ли тебе прекратить воспринимать это как игру? – строго спросил Михаил. – Все не так просто, как ты думаешь.
- А я не такой тупой, как думаешь ты! – неожиданно рявкнул Гавриил, отталкивая брата и складывая руки на груди. – Невидимые везде. В каждой комнате, в каждом подвале, в каждом доме демиурга. Мы дышим ими, они носят нас, когда мы хотим. И ты спрашиваешь, зачем мне их лояльность? За тем, чтобы они сделали все, что я прикажу Мефу. Есть много вещей, которые мне предстоит выяснить, и без них я не справлюсь, потому что я один, а их очень много, и их не видно. Меф сделает все, что угодно, не спрашивая, зачем мне это. А, раз сделает он, сделают и они. Надо только подождать, пока они прекратят праздновать.
- Но зачем…
- Я ищу одно место. И мне нужно узнать, кто охраняет его, прежде чем идти туда.
Михаил помолчал, обрабатывая информацию. О том, что ищет его брат, не было ничего известно. Спросить об этом можно было только отца, но он до сих пор находился в тяжелом состоянии, рядом с ним постоянно находился Рафаил, запрещая задавать любые раздражающие вопросы.
- Как только я найду это место, мы сможем начинать.
- Ты хочешь сказать, что отец не дает атаковать только потому, что ты…
- Только потому, что я не знаю, где это место. Случайно задев его, мы можем погубить не только демиургов, но и нас самих. И не известно, что еще… Только убедившись, что расположение этого места известно нам, что мы контролируем ситуацию вокруг него, мы можем начать атаку. И тогда ты развернешься. И засияешь. Непременно засияешь, мой любимый старший брат. Я очень жду этого. Собственно, я зашел лишь за тем, чтобы успокоить тебя. Скоро ты сможешь размять крылья. Я вернусь через сутки.
Гавриил приподнялся на цыпочках, чтобы поцеловать брата, обхватил его шею руками, как прежде, и постоял так еще немного, позволив Михаилу осмыслить и принять. Без его одобрения он, конечно, не стал бы начинать ни одного хоть сколько-нибудь важного дела. Во всяком случае, Михаилу очень хотелось бы на это рассчитывать, потому что он так и не научился понимать, о чем его младший брат думает, и к чему стремится.
Через несколько часов после ухода Гавриила главнокомандующий зашел в покои отца. Рафаил все еще был там, читал какую-то книгу, забравшись в отцовское кресло с ногами. Люцифер стоял у окна и выглядел так, словно кто-то умер у него на руках. Отец лежал на огромной постели, заботливо укрытый одеялом и пледом, и выглядел теперь намного лучше, чем в тот день, когда вернулся из странного путешествия. Старший принц поманил брата к себе, на мгновение взглянув на читающего Рафаила и тут же потеряв к нему интерес.
- Как думаешь, - сказал он как можно тише. – С ним все будет в порядке?
- Уверен, что да, - Михаил ободряюще сжал плечо первенца. – Что с вами произошло?
- Я ничего не знаю, - Люцифер сокрушенно покачал головой. – Я спал, когда мы попали… куда-то. Там был огромный огненный шар, который я принял за солнце. Потом нас просто выбросило, и отец… Кажется, он сошел с ума. Твердил, что видел Создателя, но тогда выходит… Выходит, что…
- Не задумывайся об этом, - посоветовал Михаил. – Сейчас нам важно обосноваться здесь, обрести твердую почву под ногами. Когда с демиургами будет покончено, ты сможешь поразмыслить над этим в спокойствии.
- Я тревожусь за него.
- Понимаю.
Братья помолчали, думая каждый о своем.
- Скажите, - заговорил Рафаил внезапно. – Вам не кажется странным тот факт, что из всех планет с благоприятными условиями отец выбрал именно эту? И по странному стечению обстоятельств, именно на ней оказалась аномалия, сходная по своим показателям с тем местом, куда он отправлялся недавно? Да еще и, в плюс ко всему, именно здесь случайно может оказаться король дракон, которого искали лучшие умы империи, но так и не смогли найти? Они не смогли, а наш младший брат может. Не кажется ли странной эта случайность?
Люцифер мрачно взглянул на обеспокоенного Михаила и заключил:
- Мы все умрем здесь, вот, что я хочу сказать. За то, что мы сделали. Рептилия нас не отпустит.
Яхве застонал во сне, и братья молча уставились на него. Рафаил раскрыл книгу на заложенном месте и продолжил чтение.
Ветер бушевал снаружи. Казалось, что маленький бумажный домик сломается, разлетится по всему свету. Ветер уже разобрался с вишневыми деревьями, их ветви летали по двору в сумасшедшем вихре, и теперь ему хотелось уничтожить что-нибудь еще. Идзанами лежала, прижавшись к принцу теплым, обнаженным телом, и вздрагивала от каждого порыва ветра, бьющегося в тонкие стены дома.
- Почему он злится? – спрашивала она свистящим шепотом.
- Потому что я с тобой, - принц глядел на нее с улыбкой, лаская нежную кожу кончиками пальцев. - Как думаешь, сможешь выйти отсюда? Не испугаешься?
- Если ты будешь со мной, мне нечего бояться, - богиня закинула точеную ножку на бедро принца, прижавшись к нему так крепко, как только могла. – Ты ведь будешь?
Гавриил не ответил. Глубокий поцелуй окончательно уничтожил краску, которую богиня наносила на середину губ тонкой кисточкой за час до его прихода. С нежным вздохом она приоткрыла губы, впуская горячее дыхание принца в свой рот, надеясь удержать его в себе. Ничего другого она получить не могла. Со временем принц научился облекать себя плотью, это занятие веселило его и, она надеялась, приносило удовольствие. Но, как и любая другая вещь, плоть не была настоящей. Он мог придать ей какую угодно форму, и это часто спасало их, когда возвращался Идзанаги. В таком случае он находил в ее комнате лишь двух смеющихся полуобнаженных женщин, и зрелище это, конечно, ни в коем случае не могло его разозлить или заставить подозревать что-то. Но, спустя какое-то время, Идзанами поняла, что мучает ее. Как бы она ни любила принца, и как бы он ни любил ее (в чем она ни на секунду не позволяла себе сомневаться), их союз никогда не продлится в поколениях, потому что она не сможет иметь от него детей. Какими бы прекрасными они были! Иногда она позволяла себе мечтать об этом, и тогда ее собственные дети казались ей уродливыми и злыми, даже прекрасная Аматерасу, затмившая своей красотой мать. Возможно, в этом кроется причина, по которой остальные демиурги так не любят небожителей. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что они другие. Они не смогут ассимилироваться, никогда не смогут слиться с Террой, стать частью общества, уже живущего здесь. Небожители и демиурги никогда не перемешаются. Война неизбежна. Идзанами вскрикнула от удовольствия и на мгновение отвлеклась от размышлений, позволив себе в очередной раз полюбоваться возлюбленным. Он был прекрасен, в какой момент на него ни взгляни. Идзанаги не был таким. Когда они занимались любовью, лицо его делалось жестоким, кривилось от наслаждения так безобразно, что ей хотелось оттолкнуть его. Гавриил поймал ее взгляд и поцеловал ее. Он всегда знал, чего богиня хочет. И он никогда не выглядел так, как ее супруг. И останавливался лишь тогда, когда она сама того захочет. Однажды она решила проверить, надолго ли хватит его упорства, и сдалась под утро, совершенно измотанная. Принц же выглядел так, словно все это время преспокойно отдыхал в смежной комнате, лишь растрепались волосы. Кажется, именно в то утро она поняла, что все, что он делает, предназначено лишь ей. На минуту ее кольнула грусть и разочарование: неужели же она не может разжечь огонь в его сердце, неужели она больше не способна на это? Но за грустью пришла гордость. Ему это не нужно, но он нашел способ дать ей то, чего она хочет. Конечно же, это потому, что он любит ее. Горячая волна захлестнула ее тело, заставив ее дрожать от наслаждения. Идзанами не слышала себя, но знала, что кричит, и крик ее перекрывает вой ветра. Она не чувствовала ничего, кроме всепоглощающего блаженства, но знала, что ее длинные ногти оставляют следы на спине принца, и так же хорошо она знала, что они исчезнут, как только он избавится от плоти. Его горячий шепот не вырвал ее из теплых объятий неги, он слился с ней, органично вплелся в ее собственные мысли.
- Ты отведешь меня к Бездне, и ты откроешь ее для меня.
- Нужно отправляться сейчас же, - простонала богиня. – Я не могу встать.
- Я отнесу тебя.
Принц действительно взял ее на руки, такую маленькую и хрупкую, завернул в какую-то ткань и вышел на улицу. Ветер сразу же стих. Идзанами прятала лицо на его груди. Она не хотела, чтобы ветер видел ее, но чувствовала его взгляд. Обжигающий своей ненавистью.
- Куда прикажете доставить вас? – голос ветра оставался спокойным вопреки всему.
- Одиннадцать градусов двадцать две минуты двадцать четыре секунды северной широты, - она приказывает ветру! – Сто сорок два градуса тридцать пять минут тридцать секунд восточной долготы. Глубина… Одиннадцать километров. Плюс-минус метров пятьдесят. Я не смогу спуститься туда, мое тело не выдержит. Ни один из нас не выдержит.
- Как же вы, в таком случае, следите за вратами? – иронично поинтересовался ветер.
- Есть другое место, через озеро, но так внутрь не попасть. Мы никогда не открываем… Мы не знаем, как открыть! Мы просто следим, чтобы… Чтобы не было разломов, чтобы они не выбрались.
- Ясно. Бесполезные создания, мой принц, вы пожалеете, что связались с ними.
- Гляди, как бы я не пожалел о том, что связался с тобой, - резко ответил Гавриил. – Неси нас. И ни слова больше.
Идзанами не удержалась от удивленного вскрика, когда ветер подхватил их и в мгновение ока поднял на огромную высоту, так, что твердь полностью скрылась за облаками. Воздушные потоки встречались и перехлестывались, принц и богиня переходили с рук на руки, слышались приветственные слова, обрывки фраз. Они летели так быстро, что Идзанами не успела даже замерзнуть, а уж испугаться – и подавно. Она вообще считала себя очень храброй женщиной. Ветер остановился над указанной ею точкой, вопросительно глядя на принца.
- Ты останешься здесь, - приказал он. – С Идзанами. Не отпускай ее. Дождитесь моего возвращения. В том случае, если я не вернусь, ты волен поступать так, как сочтешь нужным.
- Это значит… - Идзанами похолодела.
- Я убью тебя, если он не вернется, и скормлю твои останки тому, кто сидит там, внизу.
- Но…
Гавриил не услышал ее возражений. Облака под ним расступились, и он рухнул вниз, легко войдя в воду и позволив ей сомкнуться за его спиной. Тьма тут же опутала его тело и потянула вниз. Ему не было нужды смотреть или ориентироваться каким-либо иным способом, потому что тьма вела его. И с каждым метром он слышал ее голос все четче. Но то был другой голос. И другая тьма. Кто ты? - спрашивала эта новая тьма. – Я вижу тебя. Ты меня слышишь? Кто ты? Принц перевернулся на спину и раскинул руки в стороны. Тьма укачивала его, толща воды опускала все ниже и ниже, но он не чувствовал ее колоссального давления, ощущалось лишь легкое, почти нежное прикосновение. Кто ты? Откуда ты? Зачем ты здесь? Гавриил молчал, пытаясь идентифицировать голос, но ничего не выходило. Он определенно никогда его раньше не слышал. Это становилось интересным. Спина коснулась дна. Зрение полностью покинуло его, потому что все вокруг окружала тьма. Принц перевернулся на живот и приподнялся на ладонях, оказавшись, таким образом, параллельно дну. Перебирая руками, он вслепую направлялся в ту сторону, откуда, предположительно, тьма брала начало. Почти незаметный, слабый источник света.
- Я здесь. Я здесь, - успокаивающе зашептал Гавриил. – Что ты делаешь там? Я вижу свет.
- Смотрю, - ответил голос, звучавший до тех пор прямо в его голове. – Вижу тебя. Кто ты?
- А ты? – принц улыбнулся.
- Я всего лишь пленник.
Я всего лишь пленник, - так говорила та тьма, которую он помнил. Выпусти меня, - говорила она. Я не сделаю тебе ничего плохого.
- Подожди, я попробую…
Изо рта принца вырвалось небольшое облачко пламени. Он не успел удивиться тому, как огонь может существовать в воде, потому что руки его провалились во тьму, внезапно не найдя дна, и Бездна сомкнулась над ним. Не было больше голоса, не было больше живой тьмы. Не было ничего вокруг. Сколько прошло времени? Он упал только что? Нет, вряд ли, должно быть, прошли годы, иначе с чего бы он вдруг чувствовал такую слабость. Гавриил резко развернулся, ища выход, но взгляд его уперся лишь в пустоту. В отсутствие пространства, не имевшее цвета и запаха, не несущее в себе времени. Как он мог существовать здесь, как он мог быть живым в отсутствие всего? Гавриил не знал. Головокружение заставило его опуститься в ничто, не бывшее ни твердым, ни мягким. Он не понимал, висит ли он в воздухе или лежит на земле, есть ли вообще здесь воздух или земля, но не испытывал страха. Кто-нибудь должен вытащить его отсюда. Кто-нибудь обязательно придет. «Если только они еще живы», - подумал Гавриил, и мысль его отразилась от окружающего ничто, вернувшись в его собственное сознание. Возможно, он здесь потому, что больше нет никого, кто мог бы вытащить его отсюда? Выпустите меня! Крик принца снова отразился от окружавшего его ничто, больно ударив по ушам, отвыкшим от звуков. ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ!
- Ты сместился от «окна», - глубокий, низкий голос заставил все вокруг завибрировать. – Тебя никто не услышит.
- От окна? От какого окна? – принц заозирался, опасаясь, что начал галлюцинировать.
- От бреши, которую я проделал, пытаясь выбраться отсюда, - вежливо пояснил голос. – Благодаря ей ты смог услышать меня, но только приблизившись.
- Кто ты? Где ты?
- Обернись.
Гавриил выполнил просьбу голоса, но не увидел ничего примечательного. Как и прежде, он вообще ничего не увидел. Внезапно ничто перед ним завибрировало и распалось, потому что возник свет. Словно два огромных фонаря, гигантских настолько, что он на их фоне должен был выглядеть малюсенькой точкой. «Это глаза», - с ужасом подумал принц. Свет окутывал его мягким теплом, страха все еще не было, но он должен был быть, потому что Бездна оказалась другой, и не было в ней дракона, а было что-то неизвестное, что-то огромное, страшное, что-то…
- Я нахожусь в нескольких километрах от тебя, - проговорил голос. – Благодаря этому, ты можешь слышать меня, не сходя с ума от боли, а я могу хорошенько тебя разглядеть. Если вообще можно использовать понятие пространства в этом месте. Сейчас я вытолкну тебя обратно.
- Просто отпустишь?
- Мне не выбраться вместе с тобой, я разорву твой мир.
- Но ты отпускаешь меня.
- Зачем ты мне здесь? – голос рассмеялся, и свет глаз немного приблизился. – От тебя здесь нет никакой пользы. Мне остается уповать лишь на то, что ты останешься благодарен мне, и найдешь способ.
- Ты позволишь мне…
Гавриил не договорил, потому что уже падал на свет. Или свет двигался к нему? Он не понимал, не мог осознать этого, но в одно мгновение огни разошлись, оказались очень далеко от него справа и слева. Почти сразу, и в то же время бесконечно долгое время спустя, его ладонь коснулось чего-то, что могло быть только камнем, но было при этом теплым и живым. Принц не мог оторвать ладони, все его существо замирало от прикосновения к тому, кто говорил с ним только что. Или это было очень давно, и все это время он мечтал к нему прикоснуться? «Как это вообще здесь оказалось?» - думал он. – «Как оно вообще может существовать?».
- Я обязательно вытащу тебя отсюда, - твердо пообещал Гавриил. – Я…
Свет снова оказался прямо под ним, разливаясь из узкой щели в океанском дне. Принц не успел понять, как оказался на свободе, но чувства вернулись к нему, и он, наконец, испугался. За себя, за Идзанами, которая вполне могла быть уже мертва, за королевство, которое могло прекратить свое существование. Я буду ждать. Принц вылетел из воды с огромной скоростью. Он пролетел мимо Мефодаила и богини, желая сейчас только одного. Он должен был увидеть отца. Он должен был поговорить с ним. Коридоры восстановленной цитадели отличались от предыдущей планировки, но Гавриил не ошибся ни разу. Дверь отцовских покоев слетела с петель, Михаил выхватил меч, но Люцифер успел остановить его, узнав брата. Рафаил глядел на Гавриила поверх книги, и нельзя было понять, о чем он думает.
- Отец, - Гавриил опустился рядом с кроватью, взяв ладонь творца в свои руки. – Отец, мне нужно поговорить с тобой.
- Мой мальчик, - Яхве улыбнулся, просыпаясь. – Ты держался молодцом все это время, Рафаил все рассказал мне. Я горжусь тобой.
«Он больше не видит во мне деда», - Гавриил почти ликовал. - «Он может понять, с ним можно разговаривать».
- Я спускался в Бездну, но я не нашел того, кого должен был найти. Я нашел нечто другое.
- Нечто другое? – брови отца сошлись на переносице, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
- Никаких тревожащих тем! – Рафаил отложил книгу и строго взглянул на брата. – Ты же не хочешь, чтобы он снова…
- Я видел… Я не могу точно понять, что именно, но он точно был из камня. И глаза его, как будто не глаза вовсе, а просто дыры, из которых чистый свет… Такого света нет здесь, я не понимаю, как такое может быть. И он огромный, папа, он просто гигантский! Как Ирий, Асгард и острова впридачу!
- Ты говорил с ним? – Яхве сел на постели, глаза его блестели, но выглядел он совершенно здоровым.
- Да, он помог мне выбраться. Если бы не он, я остался бы там навсегда.
- Значит, есть еще надежда…
- Надежда на что, папа?
- Ты разбудил Хаос, мой милый, любознательный малыш. Теперь мы либо погибнем, либо вознесемся выше всех вселенных. Ты сможешь описать его точно?
Гавриил подумал и утвердительно кивнул. В тот же самый момент ветер, бушевавший за окном, стих, отправившись в подземелья, так и не изученные никем до конца. Там, закрывшись в одной из комнат, он раскрыл блокнот, извлек из ящика перо и подробно записал то, что сказал впоследствии принц, и услышали другие ветра. Если бы кто-нибудь и нашел этот блокнот, то его самого не было бы в числе тех, кто мог услышать сказанное, а значит, не было и никакой опасности быть раскрытым. Закончив, ветер долго глядел в получившиеся данные, размышляя. Эта ночь в королевстве выдалась на удивление тихой. Лишь слышно было, как за дверью, запертой на несколько замков, творец, построивший королевство, которому суждено было стать великим, рассказывал своим сыновьям о том, что он видел и слышал. Ни один из них не сказал ни слова, ни один не задал ни одного вопроса, хоть и не все было им понятно. Тьма у ног Гавриила претерпевала значительные изменения, и он не мог понять, плохо это или хорошо.