Тьма пульсировала, шипела, шептала. Ею были устланы коридоры. Ею были опутаны зеркала. Искусная иллюзия ночи усугубляла воздействие тьмы. Ненастоящая луна на месте солнца, ненастоящие звезды, раскиданные как попало, без соответствия настоящим. Тьма душила. Гавриил с трудом продирался через нее, чтобы распахнуть балконные двери и впустить прохладный ветер. Этим занимались Невидимые. Усилия Самаила, творящего иллюзии, усилия Невидимых. Все это лишь для того, чтобы королевской семье жилось вольготно и приятно. Ослабевшие от долгих тренировок с клинками руки обессилено повисли на ручках балконных дверей. Гавриил дышал тяжело и хрипло, по груди градом катился пот, мокрые волосы прилипли к лицу, губы обветрились и потрескались так, что видны были черные капельки крови на подбородке. Принц занимался в зале, оборудованном специально для него, до поздней ночи. Он еще не привык к тому, что с легкой руки Самаила в Королевстве появилось это время суток, и потому сильно задержался. Когда он распахнул дверь зала, тьма хлынула ему под ноги, словно бурлящий водный поток. Гавриил едва не захлебнулся в ней. Теперь она проникала внутрь его тела, он чувствовал, как расползаются под кожей ее тонкие щупальца. Ему нужен был воздух, но уставшие руки бессильно царапали двери, не в силах их открыть. Иди ко мне, - говорила тьма. Не бойся меня. Я не обижу тебя. Я всего лишь пленник. Всего лишь узник темницы. Здесь нет времени. Здесь нет ничего. Но я чую тебя. Я тебя чую. Где ты? Гавриил тонко застонал и опустился на колени, закрывая лицо руками. С каждым днем становилось все хуже.
- Меф… - тихо позвал принц. – Меф, я знаю, ты слышишь меня…
Я чую тебя. Где ты? Когда ты? Иди ко мне. Иди ко мне, Гавриил, сын своего отца, внук моего генерала. Иди ко мне, убийца, убийца детей. Я не обижу тебя. Я всего лишь пленник. Всего лишь…
- Мой принц.
Сильные руки оттащили Гавриила от балконных дверей, и так уже открытых. Тьма потихоньку отступала, она не любила никого, кроме принца, и уходила, стоило кому-то появиться. В глазах все еще двоилось, но принцу удалось быстро сфокусироваться на лице Невидимого и улыбнуться ему.
- Я давно не получал от вас лилий, - заметил офицер. – Вы были заняты?
- О, безумно. К тому же, радость встречи сильнее ощущается после долгой разлуки.
- Этому вас научила Идзанами?
- Ревнуешь, - Гавриил не спрашивал, он утверждал, и бледное лицо его озарилось слабой улыбкой потрескавшихся губ. – Ревнуешь, офицер. Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты для меня сделал.
- Я выполнил ваш приказ, не более того. – лицо Мефодаила, как всегда, не выражало никаких эмоций, и нельзя было сказать, задело ли его замечание Гавриила относительно ревности.
- Ты выполнил его блестяще. Расскажи мне, как это было. Пожалуйста. Но сперва отнеси меня на кровать.
Офицер молча поднял принца на руки, удивившись про себя тому, насколько же он легок, почти невесом. По виду этого сказать было никак нельзя. После усиленных тренировок Гавриил сильно набрал в мышечной массе, тонкие руки больше не казались слабыми, офицер чувствовал сильные мышцы под тонкой кожей. Принц становился похожим на других своих братьев внешне, но внутренне оставался все тем же непостижимым созданием, чьих мыслей офицеру никогда не угадать. Аккуратно положив принца на кровать, он собирался благовоспитанно отдалиться, но Гавриил удержал его, жестом приказав сесть рядом. Ощущая тепло его тела бедром, офицер не глядел на принца, зная, что тот изучает его, пытаясь считать эмоции. И потеряет всякий к нему интерес, когда, наконец, сможет это сделать.
- Итак, мой принц, я отправился в Асгард, как вы и приказывали, - начал офицер, с интересом наблюдая за полетом Михаила, разминающего крылья над плацем. – Задача моя не была сложной с самого начала, ведь вы любезно взяли на себя Локи, зная, что он единственный в Асгарде, кто мог бы меня вычислить. Проникнув в город, я некоторое время побыл ветром. Я слушал и наблюдал, и вскоре услышал необходимую информацию. Вся оборона Асгарда заключалась в одной лишь иллюзии и небольших отрядах, ожидавших нападения со стороны гор. Если мне позволено будет заметить, они до последнего считали, что мы нападем с тверди. Получив необходимую информацию, я поделился ею с главнокомандующим. Который, как вы, несомненно, знаете, принял единственно верное решение. Жаль, что оно привело к катастрофическим последствиям.
- Ты был там, - Гавриил снова утверждал, и ладонь его покоилась на бедре офицера, усложняя задачу. – Расскажи мне.
- Я проследил за воином, нарушившим наши планы. Он вернулся в Черную Башню.
- Бессмертный… - принц прикрыл глаза, сместив ладонь к колену офицера. – Что ж, за эту информацию полагается награда. Не желаешь ли ты познакомиться с моей сестрой?
- Мой принц?
Офицер против воли повернулся к Гавриилу, и нейтральное выражение исчезло с его лица, уступив место бескрайнему удивлению. Оказалось, что на кровати вместо принца давно уже лежит кто-то другой. Невидимый дернулся, но хватка ее длинных тонких пальцев оказалась железной, и Меф зашипел от боли в истязаемом колене.
- Сидеть, - приятным, бархатным голосом проговорила принцесса. – Наклонись.
Офицер молча подчинился. Глаза принцессы были такими же большими и синими, как и глаза принца. Лицо ее, округлое, мягкое, серебрилось в свете искусственной луны. Пухлые, алые губы то улыбались, то раскрывались, позволяя взглянуть на ровные жемчужные зубы. От нее пахло так же, как от принца. Травами, потом, страхом. Вожделением. Этот запах офицер впервые опознал в кузнице, когда застал Сварога с какой-то женщиной, по виду – его женой, но в нравах демиургов можно было запутаться.
- Если я прикажу тебе умереть, ты умрешь? – неожиданно спросила принцесса, выводя тонким пальчиком замысловатые узоры на груди офицера.
- Да, - выдохнул Меф.
Прекрасное видение рассеялось, едва офицер ощутил, как внутри него разгорается пламя. Он едва сдержался, чтобы не отшатнуться от смеющегося лица принца, поджал губы и заставил свое лицо перестать выражать что-либо. Но Гавриил уже видел, он уже чувствовал запах страсти, исходящий от офицера, и теперь веселился, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться неприлично громко.
- Прости меня, - сквозь смех попросил он. – Мне нужно было узнать, как это действует на других.
- Зачем? – глухо поинтересовался Меф.
- Демиурги удивительно привязаны к плоти, - принц перестал смеяться, и взглянул на офицера серьезно и прямо. – Их можно заставить сделать что угодно, покажи только женскую плоть. Увы, в нашем роду никогда не было женщин, и отец сотворил меня подобным себе, как и остальных моих братьев. Так мы будем жить, так мы будем влачить вечность, и однажды выберем себе спутника из своей семьи. И создадим таких же, как мы, и будет их ждать та же участь. В своих путешествиях и разговорах я выяснил одну важную деталь. Мы любим души друг друга. Демиурги любят тела. Любят их настолько, что совершенно забывают о душе. Поэтому они ползают под нашими ногами, а мы живем здесь, высоко над ними. Для того, чтобы подчинить их, мне пришлось создать себе плоть, способную их соблазнить.
- Не только их, - неосторожно заметил офицер, вызвав очередной приступ хохота.
- Я заметил, - Гавриил улыбнулся и привлек офицера к себе так, что кончики их носов соприкоснулись. – Я знаю, что твой несовершенный дух тянется к моему, как мотылек на Терре тянется к пламени костра. И ты знаешь, что ждет тебя, если я позволю тебе прикоснуться ко мне. Ты сгоришь. Сгоришь быстро, но мука твоя будет столь сильна, что мгновение покажется тебе вечностью. Отец сожжет тебя, потому что его собственный дух привязан ко мне так сильно, что без меня он не сможет существовать. Мои старшие братья сожгут тебя, потому что ты из другого сделан, а значит – не можешь соединиться со мной, не можешь дать королевству ничего. Твое несовершенство очевидно, я ощущаю его так же сильно, как ты ощущаешь совершенство моей души. Я не могу тянуться к тебе, Мефодаил, я не могу любить ни твой дух, ни твое тело.
- Позволь мне любить тебя, - офицер смотрел прямо, глаза принца заполняли все пространство перед ним. – Я не прошу о большем. Век офицера короток. Я погибну сегодня или завтра, или через день. Ты всегда можешь послать меня на смерть, всегда можешь дать мне задание, с которым я не справлюсь, но сейчас, здесь, позволь мне любить тебя, чтобы ты, рассуждающий о любви и предназначении, хотя бы получил представление о том, что это такое, и не пропустил тот миг, когда твой собственный дух захочет стать частью кого-нибудь из твоей семьи. Неужели Идзанами околдовала тебя, и ее поцелуи, ее плоть значит для тебя больше, чем то, что могу дать тебе я? Ты сам говорил о различии между нами и ими, почему же тогда я вижу в твоих глазах отражение ее лица? Я отведу от тебя всякую беду, всякую стрелу, ни один демиург не прикоснется к тебе, если ты того не пожелаешь, я стану твоим щитом и твоим мечом, я стану твоим зеркалом, в котором ты увидишь отражение собственного страха никогда не узнать любви и не быть никогда любимым, я…
Гавриил накрыл ладонью горячо шепчущие губы, нахмурился, оттолкнул офицера и кивком головы указал на дверь. Мефодаил молча поклонился, ругая себя за настойчивость и неожиданное проявление эмоций. Тьма медленно наползала из углов. Гавриил кусал губы. Тьма обворачивалась вокруг ног, сжималась тугим кольцом, дышать становилось все труднее. Мефодаил развернулся, чтобы уйти. Принц бросился к нему через всю комнату.
- Не оставляй меня одного, - выдохнул просьбу, словно приговор. – Останься. Пока ты здесь, тьма не придет за мной.
Мефодаил поклонился снова. Проводил принца к ложу, помог лечь. Единственной тьмой в светлых покоях Гавриила был он сам, безмолвно стоявший у изголовья кровати и глядевший на то, как принц спит, не смевший прикоснуться к нему даже за тем, чтобы убрать выбившуюся влажную прядь с его лица. На смену иллюзорной луне приходило настоящее солнце. Мефодаил едва заметным движением руки приказал шторам задернуться, чтобы солнечный свет не разбудил принца, и снова замер, надеясь только, что принц не догадается раньше времени, почему отступает тьма.