Небо пылает. Огромный огненный шар, дающий тверди тепло, медленно опускается за горизонт, окрашивая темно-серые облака в ярко-алый цвет. Небо пылает. Слышен треск падающих деревьев и крики бойцов. Отвратительный, бьющий по ушам, сверлящий звук. Тонкий, захлебывающийся в крови, визг. Воин в черных от крови доспехах медленно выпрямляется и движением головы отбрасывает за спину растрепавшиеся волосы. Его шлем давно потерян, по лбу медленно ползет капля тягучей темной крови, оставляя за собой грязный след. Воин тяжело дышит, дыхание сбилось во время битвы, требуется время, чтобы его восстановить. Он запрокидывает голову и смотрит на небо. Если смотреть так, то над самим собой видно лишь тьму. Огненный шар почти скрылся за горизонтом, но звезд нет. Все небо затянуто тучами. Едкими, разрывающими легкие, тучами. Дымом от горящих лесов и тел. У воина слезятся глаза. Он закрывает их, и его искусанные губы кривятся в беззвучном плаче. Если бы кто-нибудь остался рядом с ним, кто-то, способный хотя бы слышать, то он непременно разобрал бы в бессвязном шепоте несколько осмысленных слов. Из которых, при желании, смог бы сложить вполне осмысленное предложение. Отец. Что. Ты. Сделал. С нами. Неподалеку слышится треск ветки, сломавшейся под ногой бегущего бойца. Воин открывает глаза и поворачивается на звук. Из горящего леса навстречу ему бежит тело, объятое пламенем, неспособное уже даже кричать. По щекам тела текут лопнувшие от жара глаза. Воин поднимает руки и опускает их. Тело падает, разрубленное пополам. Воин смотрит на него, неспособный определить, что именно сейчас чувствует. И кого именно сейчас видит. Своего? Чужого? Это не имеет значения. Сейчас значения не имеет больше ничто.
- Обходите их с фланга! Рафаил! Где он, дракон его задери?! Где Рафаил, едрить вас всех! А, мать!
Звуки возвращаются медленно, но верно. Воин в грязных доспехах молниеносно возвращает парные клинки в ножны, надежно закрепленные на бедрах, и трогается с места. Он идет на голос, потому что без этого голоса не будет его самого. Не будет ничего, если голос замолчит, захлебнется, как голоса тех бойцов в лесу. Бойцов, с которыми он вырос. Которые катали его на плечах. Бойцов, которые шли в атаку и умирали с его именем на губах.
- Пленных не брать, ясно вам, ублюдки?! Всех к драконовой матери! Кто-нибудь видел Гавриила? Меф! Метнулся ветром на десяток миль вокруг! Если хотя бы кого-нибудь… Если найдешь хотя бы кого-нибудь похожего…
Голос спотыкается. Слышно теперь только тихое нашептывание солдата, стоящего рядом. Главнокомандующий стоит на возвышении, сжав побелевшими пальцами древко копья, глядя невидящим взглядом на то, что происходит вокруг, не находя ни одного знакомого лица, потому что лиц больше нет. Когда это случилось? Как? Почему быстрая победоносная война обернулась истреблением победителей? Если бы солдат прислушивался к тому, что бормотал его командир, он наверняка бы услышал одну фразу, заевшую в потрясенном мозгу. Отец. Что. Ты. Сделал. С нами. Главнокомандующий не видел брата с того самого момента, как оставил его в лесу на случай, если потребуется подкрепление. Лес вспыхнул в первую очередь. «Они знали», - билась предательская мысль. Они знали, и потому подожгли лес. Когда оттуда побежали первые бойцы, объятые пламенем, он тронулся, было, с места, но копье удержало его. Здесь было его место, и нельзя, ни в коем случае нельзя было с него сходить. Там, в лесу, всего лишь резерв. Кто знает, что они сделали бы, если бы знали, что на самом деле в огне, под падающими деревьями, между мертвых и страдающих живых, была вся его жизнь.
- … здесь.
- Что? – Михаил поднял голову, рассеянно глядя на бледного Мефодаила.
- Гавриил здесь.
Главнокомандующий взглянул через плечо солдата, и копье медленно поползло прочь от его руки. По полю, изрытому ногами бойцов, по земле, с трудом отбитой у неприятеля, шел, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, его младший брат. Каждый его шаг отдавался в сердце главнокомандующего ударом стилета. Каждый взмах ослабевших рук бил под колени, заставляя двигаться навстречу, невзирая на то, что должен, обязан стоять. Гавриил шел быстро, но казалось, что прошла не одна вечность перед тем, как он остановился напротив брата и поднял на него взгляд опустевших глаз. Мефодаил тактично отошел в сторону, временно взяв командование на себя, потому что время на этом пятачке земли остановилось, и потерянный лес не имел значения, как не имел значения давно проигранный бой.
- Я убил их, - глухо произнес Гавриил. – Я убил их. Всех.
И упал в крепкие руки брата, сотрясаясь в рыданиях и сухих рвотных позывах, встал на колени, увлекая Михаила за собой, вцепившись в его широкие плечи слабыми пальцами с ободранными ногтями. Широкие ладони главнокомандующего заскользили по спине одного из небесных генералов, и стало ясно, что спина его иссечена вдоль и поперек, что это не доспех, а кровь давно запеклась и ссохлась, превратившись в болезненную корку, а волосы, прекрасные антрацитовые волосы с отливом в синеву, сбились в колтун и висят мокрыми прядями.
- Рафаила сюда! Немедленно!
- Живой, - неожиданно тепло и нежно произносит Гавриил. – Ты живой.
Небо горит. Отступление армии Небесного Королевства выглядит так же внушительно, как нападение. Самаил прикрывает маневр иллюзией, искусственно увеличивая число отступающих. Кажется, словно они вовсе не понесли потерь, и поднимаются в небо победителями, сияющие, сильные, уверенные в скорой победе. На деле же в Королевство возвращается небольшая горстка, поддерживаемая невидимыми войсками и мастерством Рафаила. Вернувшись, они проходят нестройной толпой в сторону казарм, и только принцы отходят в цитадель.
- Мой мальчик, - причитает Яхве, принимая Гавриила на руки. – Что вы сделали с моим мальчиком, бездарные ублюдки?! Что вы сделали с моим мальчиком?!
- Отец, - Гавриил проводит рукой по бледной щеке творца. – Что ты сделал с нами?
Небо горит.