НЕЛЛИ МЕЛЬНИКОВА - http://www.proza.ru/avtor/mni581 - ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЭМОЦИИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Лютая зима 1942 года. Далёкая сибирская деревенька невдалеке от могучей Оби, на её маленьком, но довольно глубоком безымянном притоке.
Война здесь ощущается не канонадой выстрелов и сиреной воздушной тревоги, а глядящей из всех щелей нуждой, неухоженностью убогих домишек, абсолютной занятостью всего небольшого населения от мала до велика.
Медпункта нет и школы - тоже. Дети с 1-го до 7-го класса ходят в школу соседней деревни. На этом, как правило, их образование завершалось, и они зачислялись в рыбсовхоз.
Работали подпасками, на скотном дворе, учились на телятниц, доярок (о доильных аппаратах разговоров и в помине не было, как и об электричестве).
На основную работу – рыбный промысел на Оби - молодёжь брали только лет с 16-ти, да и то крепких: слишком тяжела была работа.
***
Когда у очередной жерёбой кобылы появился наследник, Федорке было 9 лет. Парнишка юркий, крепенький, как боровичок; белобрыс с рыжинкой и носиком, усыпанным песочком Красавицы Весны. Любопытный и любознательный, быстрым взглядом зорких, огромных мягких глаз, распахнутых на весь мир, он раньше всех узнавал все новости посёлка и соответственно своему возрасту реагировал на них.
Так и про жеребёнка узнал первым и не от деда-конюха, а совсем иным путём, мне не ведомым.
Вечерело, в плохо оборудованной конюшне было очень даже прохладно, только что родившийся, весь мокрый, жеребёнок дрожал, как осиновый лист, не смотря на то, что мать старательно облизывала его тёплым шершавым языком.
Пока дед подгребал к кобыле мягонького сенца, понимая, что это положения не спасет, запыхавшийся Федорка явился неведомо откуда с какой-то тряпичной "лахамидиной".
-Ты чой-то, паря, приволок?
- Я, дед, маленько матку отвлеку, токо вот уздечку накину, а ты накидывай "лахамидину" на жеребёнка и тикай с ним отселе.
- А куды ж я яго?
- К нам у кухню. Там маманя уголок приготовила.
Легко сказка сказывается, да нелегко дело делается.
Но как бы там ни было, а жеребчик стал жить в тепле и сытости. Мама Федорки, поворчав для порядку, стала учить сынулю (он был третий в семье из пяти ребятишек) выпаивать мальца и ухаживать за ним, решив, что это занятие – полезное, тем более, что оно не мешало учёбе, дававшейся Федорке без всяких усилий
А тем временем кобыла, так и не оправившись после родов, вскоре испустила дух. Но не Федорка с дедом тому виной, а какое-то послеродовое заболевание (ветеринара никто здесь никогда не видывал).
Живёт жеребёнок, дружит с Федоркой (наверное, за мать признаёт), который отдаёт ему всё своё свободное время, а имени у него «доселе» нет.
Думали-гадали всем миром и порешили: назовём ДарькО от слова "Дар" (мог ведь и не родиться!).
А в быту звали кто как хотел: Дарёный, Дарька, Дарёша, Дар…
Главное – любили и баловАли его все.
Чуть подрос Дарько, и в избу стали заходить не только ребятишки, но и взрослые, вроде как по делам. И каждый нёс гостинец: кто морковку, кто сладенькую брюквинку, кто пряничек… совсем избаловали мальца.
А уж Федорку любил… и слов-то нет, чтобы рассказать.
Раннее утро. Спать бы да спать. Так нет – милуются-целуются, никак оторваться друг от друга не могут
Федорка ушёл ума набираться, а Дарёша, недовольно потоптавшись, улёгся досыпать до завтрака. Поел и снова на боковую.
Но шаги друга отличал ото всех иных: сразу вскочит, ушами, засучит и впЕрит взгляд умных глаз в дверь,и стоит, не шелохнув бронзовой кожей.
Так и жили, хоть иногда, забавляясь с Дарьком, забывая Вселенское горе.
Время идёт.
Нет-нет да и заглянет весёлым лучиком в самый дальний дарькин уголок, пробуждая в нём какое - то беспокойство.
Прогулки его с Федоркой стали дольше, интересней, подвижней.
И вот однажды настало время когда, оба, набегавшись, направились не туда, куда привык возвращаться ДарькО, а в конюшню, где дед-конюх с Федоркой оборудовали более или менее приличное стойло.
Дарько шёл спокойно, пока не сообразил всё. И тут началось…
Вырывался, бился, дико водил глазами ржал…
Еле-еле трое скотников водворили его на место. Федорка убежал: эти картины были выше его детских сил.
Дома, сбросив сапоги, прямо в верхней одежде бросился на лежанку и плакал навзрыд пока не выплакался и не уснул. Мама его не тревожила. Она старательно убирала «детскую» Дарько и подбеливала угол.
На другое утро – школа, потом уроки и только после этого мама отпускала Федорку в конюшню.
Дед - конюх рассказывал при первой встрече:
« - Рано по утрянке, колы ребятёшки у школу шли, малой як замер и долго, долго прислушивался… Потом понуро подвИгался и стал ись, неохотно и лениво. Видать, всё табе шукав.»
Радость встречи сравнима разве только со встречей добрых друзей, на которую и надежд-то не было, но вот она состоялась, выплеснув массу эмоций.
ДарькО очень любил, когда Федорка чистил его лощёную кожу и причёсывал совсем ещё молодую гриву. Стоял спокойно, «ловя каиф», поворачивался по еле заметному сигналу и так же поднимал ноги. Всё, всё понимал, только говорить не мог.
Как только появилась травка, всю скотинку, в том числе и лошадок стали выпасать на воле, и друзья виделись реже, очень скучая. Зато уж наиграются, набалУются, нацелуются, набегаются наперегонки в дни свиданий.
Так они росли и мужали.
К двум годам Дарько стал почти взрослым, очень ладным и стройным конём, и его решили объездить и приучить к работе.
И снова в помощники попросился уже 11-летний Федорка.
Не мог он не присутствовать при обучении своего любимца, да и ДарькО
успокаивался, видя на манеже друга.
А конюхи, особенно любимый дед, совсем и не возражали против Федорки: он уже многое знал о лошадях, да и «легковесные», поджарые и ловкие ребятишки для верховой езды – «само то»: ещё слабую спину лошади не проломят.
Но это было только начало федоркиных огорчений.
Однажды, уже к концу лета, очень короткого в Сибири, Федорка, придя на открытый манеж, увидел лежащий на земле полный комплект упряжи рабочей лошади.
- Дед, а это что такое? Спросил он, зло поддев ногой всю кучу?
Дед потупился, поразглядывал что-то на земле, потом решительно подняв голову, глухим голосом выдавил:
- Будем ДарькО приучать работать. В хозяйстве не хватает лошадей.
И так, не опуская головы, обречённо смотрел на Федорку глазами, из которых ручейками по щекам стекали слёзы.
А кругом стоявшая ребятня и работники скотного двора как бы замерли… Мир перестал дышать.
А через мгновение, встрепенувшись, все увидели небольшой шлейф пыли – Федорка верхом, без седла, на красивом и ухоженном ДарькО рысью нёсся к реке и стал погружаться в воду.
Когда даже для лошади стало глубоко, она на мгновение остановилась, но вдруг, как бы уловив какой - то сигнал, поплыла, но... без всадника, которого нигде не было видно. Всего доли секунды на воде всё было спокойно, после чего вода закипела, забурлила: там, под её толщей, явно происходила какая-то борьба, неумелая, но решительная. И весь этот вулканический ком медленно двигался в сторону берега.
Все, кто мог, бросились в воду, кто-то побежал за помощью.
И вдруг все увидели поднимающегося из воды Дарько, грудью головой, коленями выталкивающего впереди себя бездыханное тело Федорки, которого тут же подхватили и сделали все необхобимые в данном случае процедуры.
В деревнях, расположенных у рек, это умели все.
Молодое сердце Федорки завелось, и его «избитого», в синяках и ссадинах понесли домой.
Дарько несколько раз встрепенулся, сбросил с себя воду и понуро пошагал вслед за людской процессией.