«Я не приписываю себе ни учения, ни святости, не уверен, что во мне есть дух, но я просто хочу старательно рассказать о том, что меня беспокоит. Если кто-нибудь попытается меня научить, пусть знает, что я не стану противиться истине. Но если они предпочитают открыто хулить того, кто вежливо, без брани скорее сопоставляет, чем спорит, то не лишены ли они сами того евангельского духа, о котором все время говорят».
Эразм Ротердамский
Пётр, ты подарил мне написанную тобой повесть «Здравствуй, Моцарт, Я – Сальери». В своём ответе тебе («Здравствуй, Сальери, Я – Моцарт») я хочу «вежливо, без брани, скорее сопоставляя, чем споря» «просто старательно рассказать о том, что меня беспокоит». Не подумай, что я придираюсь к содержанию твоей повести. У меня нет желания придираться или обидеть тебя. Просто я хочу даже в малых отличиях наших мировоззрений расставить точки над «и», надеясь на понимание.
Борис Диченский Изюм 2010
Сальери (С.) и Моцарт (М.) начали диалог:
- С. В познании внешне-обыденного мы достигли многого.
- М. Многого? Чего именно? Во внешне обыденном нечего познавать и нечего достигать. Внешне обыденное открыто для обозрения и не скрывает никаких тайн именно потому, что оно внешнее и обыденное. Многого здесь познать и достигнуть просто невозможно, потому что внешне обыденное очевидно и не требует усилий для познания.
- С. Не для кого не секрет, что разговор – это не средство общения, а способ скрыть то, что у каждого за душой.
- М. Может быть для кого-то всё-таки это является секретом. И зачем затевать разговор, если он не является средством общения, а способом скрыть то, что у каждого за душой. Не лучше ли помолчать, не затевая разговора?
- С. И потому истинная немота не в молчании. Зная это, уже Демокрит лишил себя зрения, чтобы лучше видеть.
- М. Не лучше ли было Демокриту отрезать себе язык, чтобы понять, что такое истинная немота, чтобы лучше молчать, а уж потом лишить себя зрения, чтобы лучше видеть.
- С. И настоящее одиночество испытываешь в толпе или карнавале, и все устремляются туда, чтобы «хоть раз в году побыть самим собой».
- М. Можно настоящее одиночество чувствовать без толпы и карнавала. И не все устремляются туда. И кому-то хочется чаще, чем раз в году побыть самим собой.
- С. И истинная музыка звучит в интервалах между нот. И чем длительнее пауза, тем глубже её проникновение в сердце.
- М. Каким же должен быть интервал между нотами, чтобы зазвучала истинная музыка? Пожалуй, бесконечная пауза без нот глубже всего проникнет в сердце.
- С. Да и вообще, мы столько знаем, что знание уже не греет.
- М. Сколько же вы знаете? Много ли, мало ли составляет ваше «столько», для того, чтобы знание уже не грело. И не лучше ли знания греет камин с горящими дровами?
- С. И вот этот бывший приезжает.
- М. До чего же уничижительно грубо звучит словосочетание «этот бывший». Это все-таки друг, хотя и бывший; и у него есть имя.
- С. Ожидание и одиночество – два фундаментальных состояния в жизни и смерти.
- М. Сомнительно, что ожидание и одиночество – два фундаментальных состояния в жизни, а уж о смерти и говорить не приходится, не побывав в состоянии смерти или после смерти. И почему в жизни и смерти так мало фундаментальных состояний? Фундаментальных состояний в жизни намного больше двух.
- С. Ждут все. И молодые и старые. Особенно старые...
- М. Ждут не все. Не ждет Моцарт. Не ждёт больной, измученный немыслимым страданием человек (например, инвалид с детства Сергей Черепня, «прикованный» к постели 42 года). Живёт и, не ожидая прихода немирской мудрости, чуда, Бога, ведения, пишет прекрасные стихи и радуется мирской жизни. Может быть, можно ждать немирской мудрости, чуда, ведения. Но не у каждого есть вера в мифическое существо – бога.
- С. Мерилом ценности человека всегда были и будут талант, способности к творчеству и устремленность за пределы своей обыденности.
- М. Существуют другие мерила ценности человека. Признание мерилом ценности только талант, способности к творчеству и устремленность за пределы своей обыденности объективно недостаточно. А нравственные уроды изобрели ещё понятия «простой народ», «пушечное мясо», поправ ценность каждого человеческого индивидуума.
- С. Образец его (М.) стихов:
Как жаль, что ощутить ты можешь
Проблему бытия так,
Как ощущаю её я.
Ни я тебе, ни ты мне не поможешь.
- М. В образце допущена неточность: вместо «конечность бытия» приведено «проблему бытия», что существенно изменяет смысл стихотворения.
- С. Алла Федоровна (А.Ф.) видела в стихах наибольшее зло из всех зол на белом свете.
- М. Алла Федоровна никогда не видела в стихах зла, а, тем более, наибольшего. Правда состоит в том, что А.Ф. на белом свете не афишировала своего отношения к поэзии Моцарта, но «в глубинах своего сердца знала тяготы гения» и гордилась им.
- С. Одна из самых прекрасных женщин, она (А.Ф.) спасала его (М.), как могла. И за тридцать лет до самой смерти не позволила написать ни строки.
- М. Эти строки – величайший гротеск Сальери не соответствующий действительности. Но Сальери имеет право фантазировать. Сомнительно, что А.Ф. спасала Моцарта, тем более сомнительно запретить писать стихи.
- С. И всё подчинено Программе, действующей за пределами существования и несуществования. В примитивном осмыслении всё, что ни случается, называется Богом, и прикасаться частицей своего существования к Его безмерности, воспринимается как высочайшее счастье.
- М. Зачем программа для несуществования? Сальери прав в том, что именно «в примитивном осмыслении всё, что не случается, называется Богом». И в примитивном же осмыслении «прикасание к его безмерности воспринимается, как высочайшее счастье».
- С. Тот первый друг остался первым и единственным на все эти годы. Но стал другим.
- М. Вместе с извинением за самовольную перестановку предложений в высказывании Сальери, хочу возразить ему, что первый друг (или М.) не стал другим. Скорее всего другим стал Сальери. Именно в нём «снисходительность
переросла в требовательность, терпение переросло в непримиримость».
- С. Да и вообще, показателем истинной дружбы всегда является вражда. И не мной это придумано. Особенно, если внедряется творчество. Оно, как ржавчина разъедает контакты, происходит короткое замыкание, и дружбе, даже если на всё закрывать глаза, приходит конец.
- М. А мне показалось, что это придумано именно тобой. Открой глаза и почисть контакты. Творчество не разъедает дружбы, а скрепляет её.
- С. Кто прикоснулся к безмерности, даже высочайшие образцы искусства не считает достигшими совершенства. ... твои достижения, твоё ощущение счастья кажутся ничтожными и глупыми.
- М. О, прикоснувшийся к безмерности! Твои достижения, твоё ощущение счастья не «кажутся глупыми», а являются таковыми. Именно поэтому тебе позволено с высоты твоего прикосновения к безмерности «даже высочайшие образцы искусства не считать достигшими совершенства».
- С. Встречаешь безразличие, враждебность, неразделенность. Непонимание и боль лишь указывают, что не далеко ушёл в страну одиночества, других ценностей, находишься одной ногой здесь, другой там.
- М. Что тебе мешает сделать шаг другой ногой к открытому тобой источнику счастья, к открытой Программе и к Богу? Я не могу разделить твою исповедальную радость, потому что «я не приемлю ни твоего и никакого Бога». И я никогда не говорил и не согласен, что «неверие – это высшая сила в человеке, ответственная за весь спектр существования». Неверие ни за что ни перед кем не отвечает. Неверие в Бога ответственно за происходящее на Земле. Вера во всем ответственна перед Богом. Мне понятнее ответственность Человека перед Человеком и всем живущим на Земле, чем ответственность за всё содеянное перед Богом. «Свободная от счастья рабов, избавленная от идолов и поклонения, бесстрашная и ужасная, великая и одинокая; такова воля правдивого». Так говорил Заратустра.
- С. Все виды искусств отталкиваются от чувства – этого сверхматериального инструмента выживания, как животного, так и человека. Все виды искусств – это зримые искажения духовного, видимые через призму своего материального существования.
- М. Все виды искусства, возможно, порождает чувство. Но не это чувство является этим сверхматериальным инструментом выживания человека, а, тем более, животного. А вот инструментом выживания, как человека, так и животного, скорее всего, являются инстинкты – врожденные и приобретенные. Все виды искусств – это зримое воплощение духовного, видимое только через призму своего материального существования.
- С. Но истинно духовный мир высвечивается в камне, цветке, дереве, простирается через океаны в небеса, галактики, вселенные. Духовность безмерна и во времени и в пространстве. Она неописуема. Её не ухватить ни мыслью, ни чувством.
- М. Во первых, зачем ты описываешь духовность, если «она неописуема», если «её не ухватить ни мыслью, ни чувством». Во вторых, чем же менее, чем в камне, цветке, дереве высвечивается духовный мир в скульптуре, высеченной из камня; в цветке, нарисованном художником, в шедевре зодчества, сделанном из дерева; в творениях, созданных человеком – в искусстве, музыке, поэзии и т.д. Чем же менее духовен, чем камень, цветок, дерево - сам Человек и всё живое в Мироздании.
- С. А ты хочешь воплотить её (духовность) в свои стихи.
- М. Да, я хочу и воплощаю духовность в моих стихах. И они писались и пишутся не на основании «права на глупость». Пусть для тебя, «прикоснувшегося к безмерности», мои стихи – «вчерашний день, поиск желательного, но не поиск сущностного - истины», «попурри на одну и ту же тему», нереализованное сексуальное влечение», «примитив на примитиве» с «духом чувственного наслаждения». Мне безразлично твоё отношение к моим стихам. А вот ты зря попытался что-то сказать о духовности, потому что ты сам признал, что для тебя «она неописуема», тебе «её не ухватить ни мыслью, ни чувством». Если сказать точнее: духовность для тебя, «прикоснувшегося к безмерному» - непостижима. И великое благо для тебя, что тебе удалось реализовать твоё сексуальное влечение – либидо.
- С. Он (Ницше) тоже, как и ты (Моцарт), нанизывал слова, нет, сотни слов, нет, тысячи – красиво, безудержно, бессмысленно. И с ваших оценок он – гений. С моей – гений безумия.
- М. В наших оценках, в том числе и в моей, Ницше – Гений. Для тех, кому слова Ницше непонятны и «бессмысленны», он – гений безумия. Ницше не мог сделать счастливыми непонятливых. Слепой не увидит даже самого яркого света. Для него нужен Христос – сын божий, или сам Бог для того, чтобы удалить бельмо с его глаз.
- С. Вы все приносите в наш невежественный мир ложное и ограниченное знание.
- М. В вашем невежественном мире всякое знание «ложное и ограниченное».
- С. А вы утверждаете ненужность света, на все лады раскрашивая музыкой, картинами, стихами пошлую обыденность, в которой они создаются.
- М. А ты утверждаешь необходимость тьмы, потому что ты не хочешь «раскрашивать на все лады музыкой, картинами, стихами пошлую обыденность». Тебе не понять, что пошлая обыденность, раскрашенная на все лады музыкой, картинами, стихами, перестает быть пошлой и обыденной и наполняется светом. Зато тебе дано «прикоснуться к безмерности, Бытию, Программе» и быть счастливым от этого прикосновения. Можешь быть счастливым – будь им!
- С. Я не против искусства. Против насаждения им ложных ценностей.
- М. Так в чём же дело? Насаждай искусством истинные ценности. Ты же великий знаток истины от «прикосновения к безмерности». Так воссоединяй себя, творение твоё и переживание, синтезируя человеческое и божественное. Используй высший дар, отпущенный человеку. Пока что тебе не удается делать это. Ты только хаешь то, что делают другие. И это объяснимо. Ведь «кто прикоснулся к безмерности, даже высочайшие образцы искусства не считает достигшими совершенства». Ты - единственный прикоснувшийся, являешь совершенство и вправе судить, что истинно, а что ложно.
- С. Тебе дан песенный талант, но не объяснено, зачем. Повторяю, пользуешься им бездарно – только бы забыться в кайфе написания, как наркоман, только бы уйти от поиска истины, потому что нет ничего болезненней и уничижительней её прикосновений. Истина – это взлёт...
- М. Бесполезно цитировать далее твою демагогию о таланте и истине, потому что ты продолжаешь открыто хулить того, кто и не спорит то с тобой. Потому что стало ясно: что только ты можешь объяснить, зачем дан талант; что ты кроме своей истины-взлета «о Боге и божественной Программе» ничего не имеешь за душой; что в тебе нет того божественного (евангельского) духа, в который ты фанатично веришь.
- С. ...чтобы войти в контакт с людьми, нужно чем-то зацепиться.
- М. Я не контактирую с людьми с помощью каких-то зацепок, к которым ты относишь чувственность к поэтическому слову.
- С. Я давно не эстет, занят проблемой страдания... Пойми, в мире что-то произошло не без помощи искусства.
- М. Молодец, занимайся проблемой страдания, а лучше проблемой освобождения от страдания. И уж если ты занят проблемой страдания, то случайно не разрешил ли ты её, не нашёл ли эликсир освобождения от страдания, лучший учения Будды? ...Пойми, в мире что-то произошло не без помощи фанатизма веры. Случилось не сейчас, давным давно. Цитирую тебя: "Самые непримиримые войны ведутся из-за верований». Вот видишь, ты сам указал причину того, что «мир влачится в непреходящем состоянии». «Вам бы замолчать» и не «расписывать бумагу в виде стихов, нотных знаков и картин», - предлагает фанатик веры. Забудьте искусство, готовьтесь к апокалипсису, - к этому толкает фанатизм веры. А ты – один из этих фанатиков.
- С. Сбой произошёл в рассвет античной культуры. Интеллект вырвался на волю.
- М. Сбой произошёл с появлением глобальных религий, разделивших человечество по религиозным верованиям. Христианство породило инквизицию, уничтожающую всё инакомыслящее и интеллектуальное - цвет человечества. Религия превратила свободного человека в раба кумира, придуманного ей. Боги перестали служить людям.
- С. Беда в том, что жизнь на земле стала развиваться не в соответствии с эволюцией, не по законам Бытия, а по примитивному мышлению человека.
- М. Беда в том, что жизнь на земле стала развиваться не в соответствии с эволюцией, а по примитивному мышлению фанатиков религии, отвергающей развитие в соответствии с законами эволюции. Отсюда непреходящее страдание, агония и беды. И боги твои созданы религией. Они так же неприемлемы мной, как в своё время были неприемлемы Ницше. И, если он для некоторых делал исключения, мне все они на одно лицо.
- С. Но они – главное в моём мироощущении. Только они приносят радость и свет. Ответственны за естественное существование.
- М. Давай не будем! Пусть они – главные в твоём мироощущении и в мироощущении тебе подобных. Радость и свет – не дар богов. Мироздание обойдётся без их ответственности за существование. Без их ответственности обхожусь и я.
- С. Так появились индуизм, буддизм, христианство и другие высокие религии, предписывающие кодекс поведения, нравственность и мораль человечеству.
- М. Кодекс поведения, нравственность и мораль, предписываемые в данном случае христианством, воспитывает в человеке рабское повиновение. И не только богу, но и церкви, власти, насилию сильных мира сего.
- С. Люди разделились на верующих и неверующих. Борис среди тех, неверующих. Он боится. Признание бога принесёт его независимости ущерб. Он чувствует – религия – всегда против гениев. Гений же всегда нацелен на результат. На сверхчувственность и результат. И если с нормальным или просто с талантливым человеком можно справиться, изменить круг его интересов, то здесь работает стихия, ураган, неподвластный воздействию. Отсутствует ген обуздания, напротив, превалирует необузданность.
- М. В единственном нет здесь моего согласия с тобой, Сальери, – в том, что «он боится». Я не боюсь, а просто не сомневаюсь в возможности существования Вселенной без создателя и высшего судьи. Вселенная живёт по своим законам, не подвластным любым религиям, предписывающим кодекс поведения, нравственности и морали. Конечно же, допустимо создание гражданских законов взаимоотношения людей, направленных во благо каждого человеческого индивидуума и всего живого на Земле. Конечно же, жить по истине – это не поражение. Главное, чтобы истина была истинной и соответствовала законам Вселенной. И друг утрачен не навсегда. Взаимопонимание, и друг обязательно вернётся.
- Здравствуй, Пётр, здравствуй Сальери.
P.S. Для большего взаимопонимания, вновь цитирую Эразма Ротердамского:
"Глупо нравиться самому себе из-за образа жизни, отличного от других, или же из-за презрения и осуждения чужого уклада".