В больнице было многолюдно. Напряжённые, нервные люди, сжимающие в руках маленькие, размером с кредитку, карточки серого цвета. Талоны на жизнь, мать вашу! Эти синие кусочки пластика - право на лечение. Как они боялись смерти, эти затюканные, порабощенные правительством люди. Детей было немного, их боялись выносить на улицу, дабы они не подхватили какую бы то ни было заразу. То и дело пробегали врачи в запятнанных кровью халатах. Около каждого кабинета стоял вооружённый солдат офицерской гвардии правительства. Им то хорошо. Трёхуровневая система защиты не допускала до тела солдата ни вирусы, ни радиацию, ни пули. Раз в 10-15 минут дверь в тот или иной кабинет открывалась, из неё выходил пациент и на его место, чинно понурив голову, заходил другой. Перед тем как зайти больной показывал солдату карточку медицинского полиса, проводил ей по специальному прибору, напоминающему раскрытую пасть невиданного зверя и проходил внутрь. Лекарств на всех не хватало. Человек, чтобы выжить в этом послевоенном мире должен был сделать три вещи. Каким-либо образом заполучить карточку полиса, убедить врачей в том, что он нужен обществу и дождаться доставки препарата.
Нынешнее правительство активно выказывало поддержку населения, яркие плакаты, душещипательные ролики по ТВ. Но сидя в этой очереди вместе с прочими страждущими я понимал, что это лишь красивая оболочка прогнившей сути.
Шансов на исцеление у меня было очень и очень мало. Кому нужен бывший военный класса S. Стрелок. Кому сейчас нужны снайперы? Да никому. Война кончилась, нужда в военных отпада. Конечно, такие вот качки, с грудами мышц по всему телу, которые охраняют сейчас большинство нуждающихся в охране объектов остались на службе. Но хоть и стоят они сейчас, защищённый бронёй спецкомбенизона, их участь незавидна. В охранники набирали исключительно олухов да обалдуев, во время войны называемых пушечным мясом. И если, сняв комбинезон с бронёй такое вот создание подхватит вирус лекарств ему не выдадут, да и обратно на работу не возьмут. Рядом со мной сидела пожилая, ссохшаяся женщина лет восьмидесяти. Она улыбалась. Как в такое время можно было улыбаться я не представлял. Но она улыбалась, иногда поглядывая на окружающих её людей. Редко кто доживал до её возраста и сохранял полис. Интересно, чему она радуется. На неё подозрительно косились охранники, недоумевающе поднимали глаза другие пациенты, изумлённо глядели врачи. Женщина посмотрела в мою стороны. Уставшие глаза её, казалось проникли в самые тёмные и отдалённые уголки моей души. Я вздрогнул. Прошло несколько минут, а женщина так и не отвела взгляда. Дверь в кабинет распахнулась. Из неё вышел щуплый мужчина, и, понурив голову, поплёлся по коридору прочь от кабинета. Вздохнув, старуха поднялась и зашла в кабинет. Прошло секунд тридцать и дверь снова отварилась. Женщина стояла на пороге с грустным лицом. "Опять выдали",- произнесла тихо она. И пошла по коридору в направлении выхода. Тогда я не понял её, ведь она получила шанс, шанс на продление жизни, шанс на исцеление! С тех пор прошло много времени, много воды утекло. И сейчас, сидя всё в той же больнице, на том же стуле в очереди за теми же лекарствами, но двадцать лет спустя я понимаю, почему так грустила бабка, получив те лекарства, я и сам испытываю те же чувства сейчас, но вот только не знаю, что мне сказать минут через пять, когда дверь кабинета откроется, из неё выйдет посетитель и настанет мой черёд говорить.