Утрата пролетариатом своей революционной миссии
Если капитализм и создаёт, с одной стороны, производительные силы, позволяющие осуществить социализм (автоматизация производства, глобальная сеть и т.п.), то, с другой стороны, он разрушает основную производительную силу – человека, превращая трудящихся в атомизированных и не способных к самоуправлению индивидов. И, соответственно, неспособных совершить социальную революцию.
Умеренные марксистские ортодоксы соглашаются с тем, что рабочий класс на протяжении ХХ века претерпел трансформацию. Если предшествующая революционная теория отмечала, что рабочий класс является самым передовым и революционным классом, призванным ликвидировать господство капитала и всякий эксплуататорский строй, осуществить социализм и коммунизм, и определила его как руководящий класс, как главную силу революции, то ныне все значительно изменилось: и социальная обстановка, и классовые отношения, и положение рабочего класса.
Во второй половине ХХ века по мере взлета научно-технического прогресса и наступления эпохи информационных технологий изменялись жизненные основы рабочего класса, ускорялся процесс технизации и интеллектуализации труда.
С начала XXI в. резко возрастает число трудящихся, занятых в сферах технического, интеллектуального и умственного труда, по сравнению с людьми физического труда, происходит переход от фордизма к тоётизму, тупые исполнители-функции больше никому не нужны, нужен бакалавр по своей специальности, нужно владеть азами програмирования, английского, быть рационализатором. Это уже совершенно иной рабочий, в том числе обычно такой и принадлежит к среднему классу и отождествляет себя с ним (так называемый «обуржуазившийся пролетариат»).
Т.е. пролетариат трансформируется в когнитариат (лат. cognitio «познание»): «… в наше время главным полем политических процессов стала интеллектуальная деятельность, связанная пуповиной с разветвленной информационной сетью. Центр тяжести понятия «труд» сместился в сторону создания, получения и распространения информации, в то время как на периферии этого интеллектуального пространства сформировался гигантский рынок практически рабской рабочей силы. Таким образом, мы имеем дело с двумя взаимозависимыми процессами: с одной стороны, происходит развитие интеллектуального труда, с другой – возрастает степень угнетения рабочих, поскольку работа по контракту становится все большей редкостью, а отсутствие документально оформленных отношений рабочего и работодателя быстро превращается в тотальную эксплуатацию ввиду отсутствия эффективных профсоюзных и политических рычагов воздействия на ситуацию. В таком виде перед нами предстает обновленная версия понятия «всеобщего и повсеместного труда … Суть проблемы заключается в специфике прекарной (временной) работы – одной из базовых характеристик когнитивного труда. Прекарная работа – это форма работы без гарантий и долгосрочной перспективы, лишенная привязки к конкретной территории и к физическому присутствию. Последнее обстоятельство можно понимать буквально: тело рабочего никогда не контактирует в одном оперативном поле с телами других рабочих. В этом заключается главная причина слабости современных социальных движений. В последние десять лет мы стали свидетелями появления и становления когнитивного прекарного труда как нового явления политической жизни и сферы производства» [Берарди Ф. Всеобщий интеллект станет полем великой битвы будущего // http://falangeoriental.blogspot.com/2014/11/blog-post_17.html ].
Вместе с этим капиталистическая идейная культура оказывает пагубное сковывающее влияние на рост классового сознания рабочего класса, повышение его сознательности и революционности. «… Почти вся масса трудящихся заражена буржуазными идеями и настроена обывательски в нереволюционных условиях благодаря различным формам буржуазной организации жизни (атомизирующее влияние рынка и конкуренции, отупляющий труд и привычка подчиняться начальникам, привычка к иерархиям в семье, перемещения рабочей силы, которые мешают консолидации трудовых коллективов). Сюда нужно добавить «буржуазную культурную гегемонию», осуществляемую СМИ и другими институтами буржуазного гражданского общества о чем писал Антонио Грамши. В нереволюционных условия почти вся масса угнетенного населения настроена обывательски» [Про Обывателей // http://shraibman.livejournal.com/840053.html].
Германский социал-демократ Тило Саррацин в «Германия самоликвидируется» (Deutschland schafft sich ab; 2010) пишет, что создание прозрачной для «простых людей» системы образования способствовало быстрой и жесткой «дебилизации» низов общества и, как это не парадоксально, сокращению числа рабочих, поступающих в вузы. После того, как у бедных слоев общества появилась возможность поступать в университеты, самые талантливые из них, с высоким наследственным интеллектом, моментально покинули низшие социальные страты. Ребенок рабочих, поступая в коледж, становился специалистом, ученым, менеджером на худой конец, переходя в другую социальную страту. Его дети уже поступали в университеты как представители среднего класса. То есть, после открытия социальных перегородок, все минимально способные, талантливые и амбициозные люди первым делом сбежали из крестьян-рабочих в среднюю и высшую социальные страты.
С немецкой прямотой Т. Саррацин пишет, что значительные организационные проблемы СДПГ, ориентированной в первую очередь на рабочих, связаны с тем, что после 30 лет доступного высшего образования среди рабочих остались только люди с наследственно низким интеллектом, органически не подходящие для умственной работы. Соответственно, рабочей партии стало не из кого набирать лидеров и организаторов (начальники цехов, управляющие и т.п. принадлежат уже к другому социальному классу и поддерживают правых и либералов), политическая сила, обслуживающая интересы низших классов, стала недееспособна из-за продолжающегося тридцать лет отрицательного социального отбора.
Это показывает, что отнюдь нельзя отождествлять рабочий класс современности (когнитариат) с рабочим классом периода промышленного капитализма или пролетарской революции.
Задача возрождения революционной интеллигенции
Часть социалистов-революционеров настаивает на том, что хотя пролетариат и существует в условиях современного капитализма, но только, как экономический класс буржуазного общества, за счет труда которого существует все это общество, он не может исчезнуть, пока существует капитализм.
Однако исчез именно пролетариат как политическая сила, борющаяся за уничтожение капитализма: «Пролетариат как класс наемных рабов капитала существует, революционного и социалистического пролетариата нет» [Инсаров М. О причинах пассивности пролетариата // http://sozrev.org.ua/archives/42 ].
Почему? Потому что исчезла та сила, которая извне привносила в рабочий класс революционно-социалистическое сознание (в то время как самостоятельно, стихийно у пролетариата складывается только буржуазно-реформистское сознание).
Речь идёт о революционной интеллигенции, организованной в передовую партию, поскольку становясь массовыми и сильными, такие партии перестают быть революционными и, соответственно, исчезает революционная интеллигенция. «… Сам, без помощи интеллигенции, рабочий класс не может выработать социалистического сознания. Социализм – это наука. А наукой, умственным трудом занимается интеллигенция, которая образуется выходцами из состоятельных слоев общества. У рабочих в буржуазном обществе, занятых физическим трудом, нет ни времени, ни сил, ни средств заниматься наукой и вообще какой-либо серьезной умственной деятельностью… Рабочим, для их освобождения от гнета капитала, как воздух нужна революционная интеллигенция. Без ее подвижнического и самоотверженного труда он никогда не осознает свое историческое предназначение и не сможет подняться на борьбу за создание нового коммунистического общества» [Данилевский Л. О значении революционной интеллигенции // Рабочий путь. – http://work-way.com/o-znachenii-revolyucionnoj-intelligencii/ ].
Но отнюдь нельзя отождествлять революционную интеллигенцию с т.н. «маргинальной интеллигенцией», имеющей только один признак – рабоче-крестьянское происхождение, но отнюдь не защищенных от влияния буржуазно-элитарной культуры. Она, отбросив сферу своей деятельности (критика, образование, управления) и выйдя на улицу, банально превращается в уголовно-криминальные террористические банды (яркий пример – народники и эсеры в России конца ХІХ – начала ХХ вв.; хунвейбины Великой пролетарской культурной революции 1968-1969 гг. в маоистском Китае или «красные кхмеры» в полпотовской Кампучии в 1975-1979 гг.).
Поэтому вначале предстоит задача возрождения революционной интеллигенции: «… нужна элита людей, бескорыстно пекущаяся о страданиях униженных и оскорбленных, которых еще очень много в мире, строящая свою жизнь на исповедании правды, готовая на лишения и жертвы. Вот черты старой интеллигенции, которые должны вернуться» [Степун Ф. Пролетарская революция и революцтонный орден русской интеллигенции // ].
Из истории известно, что не важно, из каких слоев общества она возростает (классические примеры – большевики-ленинцы, происходящие из непролетарских сословий): «… Наконец, в те периоды, когда классовая борьба приближается к развязке, процесс разложения внутри господствующего класса, внутри всего старого общества принимает такой бурный, такой резкий характер, что небольшая часть господствующего класса отрекается от него и примыкает к революционному классу, к тому классу, которому принадлежит будущее. Вот почему, как прежде часть дворянства переходила к буржуазии, так теперь часть буржуазии переходит к пролетариату, именно – часть буржуа-идеологов, которые возвысились до теоретического понимания всего хода исторического движения» (Манифест Коммунистической партии, глава «Буржуа и пролетарии»).
Революционная интеллигенция осознает себя, своё отличие от буржуазной интеллигенции и свои революционно-демократические интересы только в процессе роста критики ею господствующей идеологии. Например, как указывает Ф. Степун, русская интеллигенция с времен Петра І самоосозналась в процессе критики предидущих порядков [Степун Ф. Пролетарская революция и революцтонный орден русской интеллигенции // ], квинтэссенцией чего явились «Горе от ума» А. Грибоедова, «Гроза» А. Островского и «Ревизор» Н. Гоголя, составляющие канон «революционно-демократического реализма».
Задача конструирования пролетариата
Именно критикой идеологических оснований современного капитализма занялись теоретики постмарксизма (бывшие «еврокоммунисты» британцы Э. Лаклау и Ш. Муфф, авторы книги «Гегемония и социалистическая стратегия: по направлению к радикальной демократической политике», 1985 г.), провозгляшая, что не отказываются от основных марксистских ценностей, а лишь пытаются обновить марксизм, преодолевая его исторические, но не теоретические, тупики. Они стали активно использовать методологический арсенал структуралистской и постструктуралистской лингвистики, постпозитивистской философии науки, а позже и постфрейдистского психоанализа Ж. Лакана.
«… В 1989 г. к постмарксистам присоединился словенский философ С. Жижек, который в книге «Возвышенный объект идеологии» изложил отличительные признаки того, что он понимает под постмарксизмом. Это отказ от идеи объективной направленности истории, а значит, неизбежности мировой пролетарской революции и от идеи существования лишь одного основного социального антагонизма между трудом и капиталом: любой антагонизм, который рассматривался ранее как вторичный, в конкретном историческом контексте может рассматриваться как основной… Главное отличие от предшествующей традиции выражается в повороте от марксистского философского объективизма в сторону социального конструктивизма (в Советском Союзе с похожих позиций выступал Г.П. Щедровицкий). Такой переход не имел своей целью революционные прорывы в теории, скорее это было сделано из практических соображений: если бы политически организованный пролетариат сохранил сильные позиции в странах Запада, то никакой потребности в этом не возникло бы. Теперь, в условиях размытой социальной структуры, социальный конструктивизм дает методологический простор для работы с самыми различными угнетенными социальными группами с целью формирования у них некой единой интерклассовой идентичности. Если объективно эксплуатируемого класса для себя нет, то его необходимо дискурсивно оформить, отчасти так же, как этому способствовал в свое время К. Маркс. Отсутствие ярко выраженных социальных агентов, на которых можно было бы опереться в политической практике, обусловливает то, что постмарксисты отдают приоритет анализу идеологических структур. Идеология изучается не только с целью критики существующего социального порядка, но и для созидания новых идеологических образцов, вокруг которых можно было бы воссоздать социалистический проект. Такие современные западные марксисты, как П. Вирно, М. Хардт и А. Негри, видят свою задачу в том, чтобы переопределить пролетариат в период позднего капитализма, ведь эксплуатация никуда не исчезла, она приобрела другой характер. Значит, и пролетариат никуда не исчез, он просто стал другим. Дж. Агамбен, С. Жижек, Э. Лаклау и Ш. Муфф обращают свое внимание на социальное исключение и биополитику. По мере роста уровня безработицы социальное исключение становится одной из важнейших проблем современного общества. Несмотря на то, что безработные в странах Западной Европы составляют уже почти 10% активного населения, пока они не стали значимым фактором в публичной политике, они скорее представляют собой негативного субъекта, каким был субпролетариат начала XIX века. Другими словами, современные западные марксисты видят свою задачу в том, чтобы заново создать исторического субъекта, который мог бы стать орудием социального прогресса…» [Барбарук Ю.В. Современный западный марксизм // ].