Прожив чуть более десяти лет в здешних краях, теперь уже знаю о существовании затаившихся в лесной чащобе оставленных хуторов. Иной раз, охотясь за грибами, натыкалась на гранитные останки стен брошенной усадьбы. Всегда неожиданно и ошеломляюще. Живых хуторов осталось мало. Вот и усадьба Кивика постепенно умирает, оставшись без людей. Печальное зрелище.
Ещё совсем недавно ухоженная кобыла с жеребёнком мерно паслись рядом с домом, выкошенная поляна, обрамлённая по краям белёсыми валунами, уравновешивала пространство хутора и чернеющий аккуратный квадрат упокоенной огородной земли. Всякий раз проходя мимо, испытывала радость и спокойствие, глядя на этот тихий хутор, подпирающий своим задним двором высоченные замшелые ели – последний рубеж на границе двух миров.
Здесь заканчивалось прибежище человеческое, и начиналась вотчина природы. Болото, тесно прижавшись к почти вековому бору, уходило своими мхами в неизвестность, пугающую своими звуками, запахами и явственными звериными следами. Пёс Брайт, с младенчества неотрывно сопровождавший каждый шаг моей деревенской жизни, добавлял мне уверенности, торя дорогу, оглядываясь и ободряюще подмигивая. Я же, “согревалась” не только этим, но и осознанием близости хутора Кивика. Однако всего перечисленного явно не хватало, чтобы насладиться близостью природы, поразмышлять над бренностью бытия или задастся вопросами: “Как, почему, зачем и для чего живёт этот Кивик в таком уединённом месте?!” Благоговейный страх вкрадчивым ручейком медленно заполнял меня и заволакивал ясность мысли.
Мозг лишь фиксировал детали: кривую сосёнку... цвет и размер ягод брусники, соседствующей рядом с бусинами клюквы... лист кривой болотной берёзки, сорвавшийся с ветки. Вот он сделал в воздухе пару пируэтов и скользнул в дрожащую паутину....
“Проявляла” все эти детали позже, когда усталая и отягощённая собранной клюквой, тянулась в обратный путь. В тот же момент на это не было времени. Только чёткие выстроенные в линеечку мысли: как и на какое дерево взлететь, появись сей час кабан или лось на горизонте...или медведь.... Острые мысли придавали скорости и цепкости пальцам, порхающими над кочками с клюквой. Пёс, осязая мой адреналин, теснее прижимался своим хребтом к моей спине, потягивал носом воздушные потоки и прицеливал уши в тревожащем его направлении. Когда же он ,наконец,позволял себе лечь и с неспешным урчащим наслаждением начинал нежиться на мягкой перине мшаника, “отпускало” и меня. Я заглядывала в центр паутины, куда недавно скользнул берёзовый лист, прищуривала глаз и начинала менять длину солнечного луча, фокус зрения и даже цвет окружающего пространства...
На этом болоте мне отведено было всего несколько часов: дозволено на короткое время вторгнуться в мир дикой природы. Я телесными порами ощущала это.
Вскоре после переезда из города, заметила за собой, что начала здороваться и прощаться с лесом, благодарить его. Откуда это пришло?! Вдруг... неожиданно...откуда-то из глубин... машинально и неосознанно. Делаю так и по сей день, уже не задумываясь о первопричине. Просто потому, что так должно быть. Уже не торопею, наткнувшись вдруг на притаившийся в глуши хутор.
Кивика я встречала лишь дважды. Впервые столкнулась с ним на перекрёстке шоссе, направляясь в соседнюю деревню за какой-то надобностью. Уже подходя к повороту, увидела сутулый силуэт сухопарого, высокого мужчины, стоящего на обочине и всматривающегося вслед убегающему в сторону границы асфальту дороги.
Мало ли людей стоят на перекрёстках!? Можно предположить, что в этот самый миг в разных уголках мира, множество людей одновременно могут обедать, смотреть телевизор, читать, работать, спать, воевать, умирать, рождаться. Но, сколько людей , в данную минуту, может стоять на перекрёстке?! В ожидании: почтальона, автолавки, оказии …. меня!? Или кого-либо другого, с кем можно поговорить. Только сейчас, осознаю это. Тогда мне не хватило прозорливости понять это. Да и не только это.
Человек поздоровался со мной, как со старой знакомой и начал расспрашивать о житие бытие, будто мы расстались только вчера. Такой непосредственностью он ошарашил меня и ввёл в состояние лёгкого транса, заставив, натужно прислушиваться к его густо замешанной сетусско – русской речи. Я пыталась, что-то отвечать, лихорадочно перетряхивая пыльный чердак своей памяти, в поисках почти истлевших останков эстонского языка. Видя, мои усилия и очередной застывший на моём лице, вопрос, мужчина начинал ярко жестикулировать, изображая предмет или действие, о котором вёл речь. Он веселился, обнажая свои крепкие, дымчатого цвета, зубы, притопывал кирзовыми сапогами, чуть подгибая колени, и похлопывал себя по карманам пиджака. Я же, словно малёк, пойманный в садок, лишь подрагивала.
Сколько уж времени прошло на том перекрёстке, сколько машин “просвистело” мимо нас.... только, вдруг, я внутренне напряглась, в попытке ретироваться . Мужчина тут же уловил мой взгляд, на мгновение отрешённый в сторону, приподнял за козырёк свою засаленную кепку и распрощался со мной, пожелав здоровья, удачи и много счастья. О чём мы тогда с им говорили? Не могу вспомнить и по сей день.
Второй раз увидела его года через четыре, когда пришла пора собирать клюкву. Он махнул мне рукой с дальнего конца своего хутора: оттуда, где грудились мелкие гранитные голыши, “выплюнутые” весенней землёй, и собранные с огорода за годы возделывания. Теперь же он нагружал голышами самодельную деревянную тачку, что бы затем, вытянуть её на дорогу, где надлежало заделать этими камешками многочисленные выбоины, которые ежегодно многократно прибывали. Коль скоро прибывали транспортные средства у любителей грибов и ягод, так же скоро и прибывали ямы на лесной дороге. Я, было, притормозила, но мужчина опустил голову и продолжил нагружать тележку. Поторопив своего пса, тщательно изучавшего незримые границы усадьбы, вдоль которых мы двигались к болоту, я скинула с себя, подступившее было к горлу разочарование, и ступила в бор. И правильно - у каждого свои заботы...
Прошло ещё два года. Стоя в очереди автолавки, услышала разговор двух женщин, откуда узнала, что Кивик решил свести счёты с жизнью. Как-то вечером взял верёвку и пошёл в баню вешаться. Однако не дошёл. Нашли его утром на полу бани с зажатой в руке верёвкой. Сердце остановилось.
-Пожалел Бог Кивика, - перекрестилась женщина. И все вокруг замолчали. А, я пыталась вспомнить его истёртое временем, водкой и тяжёлым трудом, обветренное лицо, но не могла. Да, и сейчас не могу. Помню только тёплую радость от той первой встречи и ощущение своей защищённости на болоте, исходящее от его дома. Помню также сутулый силуэт мужчины на перекрёстке, всматривающегося вслед уносящимся, в сторону границы, машинам. В ту сторону, куда ушёл весь его народ.
( По данным Э. Мягисте в 1922 году на территории Печорского района Псковской области проживало 15000 сето. На сегодняшний день - менее 300 человек.)