Проханову, с любовью
Бронепоезд, натужно громыхая на стыках проржавевших рельс всей своей изношенной начинкой, бодро катился под откос. Помковзвода, из крепких хозяйственников, давно предлагал сдать его на металлолом тибетским монахам, но те отказывались заключать контракт века " с прицепом", то есть с командой, куда их девать, монастырей на всех не хватит, а пустить команду на самотек по Священному Гангу не позволяли понятия, сформулированные еще Черчилем в восемнадцатом году. Политрук научно обосновывал насущную необходимость превентивного десантирования команды куда-нибудь в овраг, с глаз долой, из сердца вон, но без личного примера командиров люди отказывались десантироваться, тем же было не до того.
- Ляксандра Дрейч, - бархатным баритоном вещал помкомвзвода, картинно избоченясь в дверях радиорубки.- Это ж, што такое, понимаешь...
Радист-архивариус, доблестный ветеран идеологических диверсий, могучий кхмер, досадливо поморщился. Опять он. Достал. И, главное, всегда не ко времени : только-только начнешь кормить синайских птиц баснями и уже надо отвлекаться, объяснять и разжевывать.
- Ну, что на этот раз ?
- Что ? А то ! Поезд-то к Чан Кайши гонят.
Радист хмыкнул. Вот неграмотный. Не понимает, где Чан, а где Мао, да и где, так сказать, мы.
- Ты, товарищ, не мельтеши. Сядь вон на пол, выпей цикорию с нембуталом, а я сейчас.
Бодро, неожиданно бодро для своих преклонных лет архивариус выбежал из рубки. Что же делать ? Может, в очередной раз поднять " Веселого Роджера" ? Нет, не поймут соратники по борьбе, тот же Фидель разорется, потребует смыть все наколки с Че, а как без Че на плече и Сталина на груди, никак, невозможно.
- Что же деется, боже ж мой, - бормотал радист, пробираяь в голову поезда. - Хрен с ней, с командой, но эти-то, новые, сяопины, своих радистов-архивариусов приволокут, а я, как же я-то, боже ж ты мой.
Пулеметчики из " Гитлерюгенд" подбирали копыта, пропуская его, и вновь возвращались к спортивным занятиям, к жиму штанги лежа, ибо что может быть лучше, кроме, конечно, пира, в эдакое славное время. Эх, брат Пушкин с короткой ногой, не дожил ни ты, ни прозорливый Тряпичкин, кто же опишет весь блеск куртизанского века и племени! Есть Троцкий, Тоцкий и Гадский, но куда им, не справятся, тут талант нужен, а где его укупишь, Пелевин, гад, не продает, самому нужен, говорит, идите на хер. Можно еще к Лимонову ткнуться, но тоже стремно, а ну как по рылу заедет, может, такой все может, ему черт не брат, а подчиненный.
Эскадрон Дикой дивизии перегораживал вагон городьбой. Коней они съели от скуки и теперь возводили несокрушимые баррикады, во избежание провокационных пробежек пятых когорт, шестых манипул и седьмых рот. Верхом на баррикаде сидели Розенбаум и БГ, пили чай и слушали голос Севы Новгородцева по Би-Би-Си. Гитары они решили сменить на патриотические гусли, во избежание провокационных пробежек пятых когорт и шестых манипул. Сева травил байки и анекдоты. Изредка он касался важных тем, вроде творчества Гончарова, но аккуратно, во избежание провокационных пробежек пятых когорт.
- Братцы, пустите порулить !- взмолился радист-архивариус.
- Тамбовский волк тебе брат, - с гасконским прононсом отрезал эскадронец. - Чё ты хочишь, э ?
Подстраиваясь под дружелюбный тон беседы, радист раскинул пальцы.
- Короче, надо мне, понимаишь, очень. Пропусти, короче.
Эскадронцы заржали. Похоже. Еще бы бороду ему. Но и так сойдет.
- Ыды.
Дальше следующего вагона пройти не удалось. Адъютанты из штабных не слышали радиста, занятые своими делами-делишками : на лакированном секретере из Эрмитажа они пластиковой картой что-то мельчили, делили, и вообще - спорили и шумели.
- Не той дорогой, - надрывался радист.- Неверной.
Адъютанты трясли перед его носом "Маузерами", шлепали по затылку свежеотпечатанными выпусками " Едиот ахронот" и жестами указывали на свои дороги, верные, до дэцла выверенные, до синь-пороха.
Через неделю помковзвода проснулся. Покормил птиц и пошел искать архивариуса. Не нашел. И то ладно.