Захудалова сдуло с кровати, словно под простыней зашевелился ёжик. Ощупал липкое тело и с облегчением вздохнул. Грудная клетка целехонькая. Приснится же такая мёрзость. Крыса забралась под одеяло, прогрызла грудную клетку и нацелилась на сердце.
Голова раскалывалась. Мозги раздвигали коры полушарий. Переминаясь с ноги на ногу, стал соображать: где он и что с ним. Тупо вспомнил – новоселье! Купили квартиру! Точно! Без базару! На радостях нахрюкендился. А, что – повод! Законный! Имею право! Присел на кровать, жены нет. Гостей провожает! Темень – глаза выколи! Стал вспоминать про выключатель. Напряг мозги. Вспомнить не успел. За стенкой раздался женский визг:
-Убей! Убей меня! Ненавижу тебя! А его люблю! Люблю!
Захудалова передёрнуло. Кто это? Напряг мозги! Его квартира угловая. Выходит, шумят в тридцать первой. Ух, ты! В памяти всплыла милая парочка. Он ей салатик подкладывал, она ему капельки пота после выпитой рюмки промокала платочком на лысине. Учёный в чём-то. Лет тридцать, а, поди ты, - кандидат наук. Она – кисонька! Жена их пригласила. Умница она у Захудалова. Главное не квартира - соседи. Жена учёного тоже нужный человек - врач по глазам.
-Змею пригрел! - хрипел за стенкой мужской бас. – Молись, стерва!
У Захудалова сжались кулаки. Ни фига себе - миленькие. Во, даёт, чёртов интеллигент. Го-лос-то, какой прорезался. Подпевать всё стеснялся. А тут! Царь Грозный и только!
– Убей! Убей! Это ты можешь! – кричал надрывно женский голос. –Люблю его! Люблю! Люблю!
За стенкой что-то упало. Как пить дать, женщина! Через паузу, женщина тихо простонала:
– Асик! Асик! Прости меня, родной мой!
– Асик! – взревел мужской бас. – Сосед! Убью обоих!
Захудалов тряхнул головой. Не сон ли это? Ущипнул себя за ухо. Больно. Дела. Ну, потанцевал с ней раз, другой. Перешли на ты. Сказал: рад соседству с милой очаровательной женщиной. Она ответила комплиментом, мол, вы, Стасик, очень даже приятный мужчина. А оно вон, что из этого вышло. Втюрилась. Бог ты мой. Он провел рукой по волнам кудрей спутанных волос! Да-а - Лысак супротив его знатной шевелюры, бледно выглядит.
– Нет, стерва! – басило за стеной. – Я тебя не застрелю. Ты будешь умирать больно и долго. Познаешь, что такое муки ада.
– Асик! Асик!..
Захудалов дальше не расслышал: «Прости!» или «Помоги!». Он выскочил на площадку. По-стучал в дверь. Никто не открыл. Он стал бить босыми ногами и кулаками. Из квартиры на-против высунулась седая голова.
– Извиняйте! – стал объяснять Захудалов. – Я только переехал. Телефона у нас ещё нет. По-звоните в полицию. Этот гад, Лысак, жену убивает. Не открывает, зверюга. Дайте что-нибудь дверь взломать.
Седая голова спряталась.
– Кать, какую жену? – спросила седая голова другую седую голову. – Ведь Иван Степанович два месяца назад похоронил свою Зинаиду Карловну!
– А мож привёл каго! Вы ж мужики такие, Бога не боитесь!
– Ну, ты это. Того. Без обобщений. Дать ему топор, что ль?
– А мож это бандюга, какой?
– Какой бандюга! На нём одни трусы и те, поди, не свежие. И шумит вон как!
– А мож псих, какой?
– Как знать! Дам ему отвертку, а то ещё к нам стучаться начнёт.
Полиция приехала на удивление быстро. Захудалов ещё возился с дверью.
– Да, что вы так долго? – кинулся Захудалов навстречу сотрудникам, размахивая отвёрткой. Отвертку отняли. Успокоили. Дверь вскрыли. Ивана Степановича нашли в шкафу на балконе. Он долго ничего не мог сказать.
– П-п-понимаете! – часто моргая и дрожа подбородком, произнёс он шёпотом, косясь на Захудалова. – У меня б-бессонница. А тут фильм для тех, кто не спит. Я, к-конечно, извиняюсь. Может быть, громко. У меня с-со слухом с-сложности. Н-но дверь-то зачем ломать? Убивать-то за такое разве можно!
– Фильм! Фильм! – закричал, задыхаясь Захудалов. – Лысак где?
– Чего? – уставился на него, как на ворота баран, Иван Степанович.
– Я чего-то не врубаюсь! – обратился Захудалов к полицейскому. – Вы что не ту дверь вскрыли?
– А вы, собственно, кто? – строго спросил полицейский Захудалова.
– Я?! – выдохнул Захудалов и икнул. И тут началось. Такая икота на него напала, что при-шлось госпитализировать. Диагноз пришили: белая горячка! И, слава Богу. А то корячился ему криминал. Тёща Захудалова упросила Ивана Степановича не поднимать большого шума. Ведь, весь сыр бор из-за неё получился. В разгар новоселья попросила Захудалова съездить к подружке за кассетой с песнями цыган. Та достала коньяк. Посидели. Зятёк раскис. А он не спичечный коробок, в кармане не увезёшь. Вот и уложили его чуток покемарить, а сами доновоселивать поехали. Кто знал, что оно так обернётся!
Заявление Иван Степанович из полиции забрал. Шутя поставил условие, чтобы тёща Захудалова вместе с ним смотрела по ночам детективы. Одному ему страшно.
На тёщиной свадьбе Захудалов решил тайком на кухне пригубить рюмку водки. Но ему так икнулось, что чуть глаза в рюмке не оставил. Теперь не пьёт, боится глаза потерять.