Глава третья
ГЕРОЙСКИЙ ПОСТУПОК
Панька Гребешков убрал свою постель.
Случай небывалый.
Услышав шум наверху, Александра Корнеевна поднялась в комнату внука. Вошла и в глубоком потрясении тяжело опустилась на стул.
- Это как надо п-понимать? – спросила, высоко подняв брови. – Крылышки всё-таки начали расти?
Панька натягивал на себя новую футболку с изображением двух казаков в военных костюмах, вооружённых до зубов: всюду пики шашки, пистолеты. Эту майку подарил ему вчера местный художник по тканям Степан Найдёнков, тоже один из родственников крёстного.
- Бабуль, что с тобой? Слова какие-то странные.
Ошеломлённая женщина указала рукой на аккуратно застеленное покрывало, взбитые подушки.
- Кто говорил, что убирать постель – выполнять никому не нужную работу: всё равно придется снова ее разбирать. И швырял на пол подушки?
Панька смущённо улыбнулся:
- Дед Кирюха, то есть крёстный, сказал, что аккуратность для казака – дело чести и в быту, и в походе, и даже в бою.
- Точно, - покачала головой бабушка-крёстная. – Так всегда было на Дону: казаки много трудились дома для семьи и на войне для справедливости, но держали себя всегда опрятно. Глянь-ка, недели не прошло, а уж как ты изменился.
- Стараюсь, бабуль. У меня больше нет времени на выкрутасы.
Панька оделся, причесался.
- А умываться? – ехидно спросила Александра Корнеевна. – Ты ж, поди, и вечером об этом не обеспокоился.
Панька хитро прищурился:
- А зачем? Я скоро в Дону буду купаться, так и умоюсь.
- Ну, не буду настаивать… А что это ты так умильно на меня смотришь? Нужно что?
- Ага. Мы с ребятами сегодня соревноваться будем, кто сильнее, ловчее, выносливее. Я обещал еду захватить…
Он вдруг подумал, что опрометчиво пообещал, может, помня прежние обиды, не даст бабка продуктов.
-Ну-ну, не суропься. Я ж не отказала. Только рада буду, если моя стрепня ребяткам понравится. Вперёд, в кухню!..
Панька, радостный, предвкушающий свои «показательные выступления», нёсся к берегу на условленное место с толстым пакетом, в котором находились пара больших бутылок с вкусным вишневым компотом, пирожками с картошкой и ливером, буханка хлеба, кусман копчёного окорока, два больших вяленых чебака.
К его огорчению друзья были в сборе.
Пришёл последним! Но ведь ещё нет семи часов!
Увидели его расстроенное лицо, поняли.
- Всё в порядке, Гребешок! – крикнул Старшина. – Мы что-то перестраховались. Отлично, пацаны!
- И девчонки! – напомнила ему сестра, треснув по лопатке ребром ладони.
Жорик сделал вид, что Матвейка нанесла ему непоправимое увечье. С искаженным лицом он завертелся на месте и со стоном свалился на искрошенные ракушки, смешанные с тёмным речным песком.
Потом рывком поднялся и с ужасающим ревом, разведя руки, бросился на Динку.
- Ну, хватит! – прикрикнул на них Лис. – Давайте начинать. После обеда я должен с мамкой в гости идти.
- Не ходи!
Лис насмешливо спросил:
- Ты уважаешь своих родителей?
Старшина пожал плечами, потом повертел пальцем у виска:
- Чокнутый? Уважаю и люблю.
- Слушаешься?
Жорик стал сердиться:
- Чего ты добиваешься, Лис? Послушание старшим – одна из непререкаемых заповедей казачества, а мы ж казаки, как-никак.
- Тогда чего глупости говоришь? Не ходи! Мать приказала быть на месте в час, и я буду!
Жорик улыбнулся:
- Прости.
- Проехали. Начинаем?
Панька, который считал, что он уже почти перевоспитался, стоял и слушал этот диалог, словно контуженный.
Ему все еще казалось, что все это их казачество – не более, чем игра. Он и сейчас как-то не воспринимал всё всерьёз. Пантелей верил в приключения, предвкушал чудеса и большие события в своей такой ещё небольшой жизни, очень любил «выступать» и играть, особенно на первых ролях.
Ничего себе! Малышня… сам о себе он думал, что давно перерос свой возраст… Так вот, малышня всё понимает буквально. Если послушание, то четкое, на основе любви и уважения. Непререкаемое!
Вот дела.
Панька рассмеялся. Его смех был отлично понят и вызвал осуждение, но молчаливое.
Смолк и Панька, устыдился.
- Вот, бабушка передала.
Он протянул пакет.
Дети есть дети. Они всегда готовы играть, драться и лопать, лопать, набираясь сил для новых свершений.
Все не преминули сунуть свой нос в свертки, схватили по сочному пирожку. Потом бережно спрятали вкусную и здоровую пищу под куст шиповника.
- Бабулька твоя - мастерица пирожки готовить, - со вздохом сказал Канат. – А мы с Женькой только страдаем: ни мамка, ни бабка, ни тётка вообще готовить не умеют. Суп да каша – пища наша, мясо непроваренное, непрожареное, борща не допросишься. А пирожки – только мечта.
Женька поддержала брата, тяжко шмыгнув картофелевидным носиком.
Старшина проверил снаряжение.
Вдвоём с сестрой на садовой тележке они привезли гири, гантели, ядро.
Канат, прыгалка, похожие на длинных змей разной упитанности, мяч, дартс – на месте.
- Разомнёмся, - велел Старшина. – Пять минут, потом заплыв до буйков, девчонкам – фора 10 секунд.
Матвейка, откинув со лба густую каштановую чёлку, заплетая волнистые волосы в короткую косу, гордо посмотрела на брата:
- Возьми её себе, СТАРШИНА! Да мы с Катюхой и Женькой вас только так обставим.
- Я пошутил, - пошёл на попятную временный предводитель. – Впрочем, больше из джентльменства.
- Не ругайся, - засмеялся Лис.
- Читать надо больше, - огрызнулся Жорик. – По сути своей казак – тот же джентльмен.
- Слышал бы тебя мой дед! – Огурец навёл на пухлое личико испуг и закрыл ладонями глаза.
Казалось, что ребята так и не начнут демонстрировать свои спортивные таланты.
Но задуманное всё же состоялось.
В воду ринулись одновременно. Динка сразу вырвалась вперёд, далеко выбрасывая руки и технично работая ногами. Она метра на три опережала всех до конца заплыва.
За ней на берег выскочил брат. А дальше в таком порядке: Лис, Огурец, Кроха, Гребешок, Канат, Страдивариус.
Паньке было неприятно, по гордыне своей он стал оправдываться:
- Приходилось плавать только в школьном бассейне. Я и реки-то сто лет не видел…
Канат, нисколько не пристыженный низким результатом, хлопнул его по плечу:
- Да ты здорово плыл! Только, видишь ли, мы здесь особенно стилей разных не придерживаемся, бьёмся за скорость как попало. А ты красоту изображал.
- Я тоже заметила, - сказала Кроха. – Залюбопытничала и Огурца вперёд пропустила. Иначе ему нипочем меня не обогнать.
Огурец топнул ногой:
- Бреши больше!
- Не выражаться! – погрозил ему Старшина и записал очки в блокноте.
Передышка – дартс.
Повесили на ствол дерева доску, установили очередность, разобрали дротики.
Гребешок ликовал – ПЕРВЫЙ!
Динка снова показала себя. Её результат был вторым. Последней оказалась Кроха. Жорик незаметно её утешал, но и сам оказался не лучшим. Только пятый.
По гирям и гантелям Старшина, Гребешок и Огурец шли ровно. Девчонки участвовали для смеху. Гантели просто для души потягали вниз-вверх раз по десять Дина и Женя. Кроха осилила три подъема и упала с гантелей на песок.
Мальчики толкали ядро. И снова Гребешок и Старшина вышли сантиметр в сантиметр.
Выше и дольше всех через крученную-перекрученную прыгалку прыгали девчонки. Динка – впереди, за ней – Кроха, Страдивариус – хуже, но лучше первого из мальчишек – Лиса.
Это испытание для пацанов стало особенно трудным. Решили отдохнуть, выпить компотику.
- Где же твой дядька с лодкой? – огорчённо спросил Старшина, втайне надеясь на свои способности управляться с мелкими водными средствами передвижения.
С мелкими? Ну, что это он так принижает себя. Отец доверял ему управление и своим довольно мощным катером.
Здесь ему точно не будет равных. Гребешок сильный. Жорик даже не ожидал такого. Видно, в Германии здорово уделяют внимание физическому воспитанию.
И в ловкости не откажешь Гребешку.
Только позирует немного перед девчонками. Особенно перед Матвейкой. А она, зараза, делает вид, что её и не касается это. Впрочем, он ей, наверное, и не нравится совсем. Ну, это ему всё равно. Сестра! Лишь бы Катюшка не реагировала.
Он посмотрел на любимую подружку и поймал её теплый, полный детской преданности взгляд.
Огурец успокаивающе поднял руку:
- Васька не обманет. Сказал в 10 часов, значит, будет в 10. Потягаем канат?
Это было одно из любимых развлечений пацанов.
Составили приблизительно равные по силам команды. Но потягаться не пришлось. На горизонте нарисовался Васька Огурцов на небольшой, ярко выкрашенной лодочке. Он был не один. На корме сидела девушка-модель лет двадцати пяти. Её длинные стройные ноги оставляли на воде две широкие полосы. Белокурые локоны стелились по ветру.
- Какая красивая, - завистливо протянула Женька.
- Ничего особенно. Ты будешь гораздо красивее, - ляпнул Огурец и покраснел.
Ещё ни разу не выдавал он своих симпатий, и вот как вышло. Он поторопился исправиться:
- Это Эльза, эстонка. Рост 185 сантиметров, вес 70 кг. Баскетболистка. Приехала позавчера в гости к соседям из Тарту. Саманта Эриковна, хорошая тётка, а вот эта её племянница… Противная, в полчаса охмурила Ваську… Привет, Вась! Ты даже раньше.
Василий приветствовал ребят, подняв и сжав в кулак обе руки.
Эстонка сделала вид, что перед ней никого нет.
С помощью парня сошла на берег и пошла к тому месту, где под шиповником хранился обед.
Вася взял из лодки плед, свёрток, в котором явно значилась бутылка шампанского, и сказал:
- У вас не больше часа. Управляйтесь, только осторожно. Семка, отвечаешь головой.
- Мальчишки, а давайте сначала немножко покатаемся? Гребешок поупражняется пока, ведь у вас перед ним у всех преимущество, - пожалела Паньку Страдивариус. – Гребешок даже не плавал в реке, а что уж говорить о гребле.
Жорик поморщился, но согласился.
Сели в лодку. Она основательно погрузилась, хоть и мелочь пузатая немного весит, но всё-таки восемь человек.
Жорик грёб прекрасно. Он был увлечен собой и поздно заметил лихача-скутериста. Тот явно был не в себе. Скутер несся прямо на детей.
Девчонки стали вопить:
- Эй, ты, слепой! Сворачивай! Сворачивай!
Мальчишки вскочили с мест.
Жорик не растерялся. Чувствуя и свою вину, он стал выгребать к берегу. Но от усердия ничего не получалось.
- Ложитесь на дно! – Заорал с берега Василий и бросился в воду.
Но было поздно.
Пьяный или обколотый наркотиками дядька на скутере чудом не врезался в середину лодки. Задел только её нос, лодка перевернулась.
Хорошо, что все отлично плавали. Но плохо, что бортом были оглушены сразу двое. Несильно, но достаточно, чтобы потерять управление своим телом.
Дина, поддерживала Кроху. Потом её перехватил Василий. Посчитал детей.
- А где Жорка?! – закричал он.
Старшины видно не было.
Пацаны, старавшиеся перевернуть плавсредство, бросили своё занятие и стали нырять в поисках друга.
Васька снова передал Кроху, которая почти пришла в себя, девчонкам. Велел плыть к берегу. А сам набрал в лёгкие побольше воздуха и ушёл под воду.
Гребешок нырял вместе со всеми, но он слишком быстро выскакивал на поверхность. И под водой он никак не мог открыть глаза.
Толку от него было мало. Мальчишка с отчаянием понимал это. И вдруг он увидел Жорика.
Паренёк то уходил под воду, то выныривал где-то уже дальше середины реки. Он не кричал, не выбрасывал руки. Было ясно, что он без сознания, но ему что-то не дает утонуть.
Самое ужасное, друг находился прямо по курсу надвигавшейся на него баржи.
Старшина! Бедный Старшина. Он непременно погибнет.
Гребешок потом не помнил, как он, плававший в бассейне долго, но всегда вдоль бортика, рванулся на помощь.
Мальчишка плыл, как никогда ранее. Какой там стиль, техника. Он боролся с рекой, как с самым страшным и непримиримым врагом, который мощнее, сильнее, азартнее его.
Молотя руками и ногами, отпихивая от себя воду, он приближался к цели.
Ему казалось, что он плывёт уже полдня. Отчаянию не было предела.
И вот Панька рядом с другом. Он протягивает руку, чтобы зацепиться за его одежду. Понимает, что Жорика спасло чудо в виде обломка толстой доски. Но…
Баржа, словно грозный монстр совсем близко.
Обезумевший Гребешок вцепился обеими руками в доску и потянул на себя.
Течение было против.
Река отнимала друга, чья жизнь так неумолимо ускользала.
Панька почти терял сознание.
Раньше он никогда не думал о Боге. Не молился – не учили. Но вчера его крестили. Теперь он не только родительский, он - ещё и Божий.
- Господи, - закричал мальчишка, подняв в небо глаза, - помоги мне спасти Жору и спастись самому! Ты всё можешь, я знаю! Так говорил крестный! Я не буду забывать молиться Тебе каждый день. Спаси нас, Бог, родной. Ну, пожалуйста!!!
Слёзы смешивались с мутной речной водой. Казалось, по коротко стриженой голове ползут тысячи муравьев и кусают, кусают его…
Панька старался не смотреть на баржу. Он все рвал и рвал на себя доску с безжизненным другом.
А баржа так гудела, так гудела!
Она, конечно же, замедляла ход. Люди махали руками, кричали, стоя где-то очень высоко над несчастными пацанами.
Внезапно Паньку что-то резко вырвало из воды и отшвырнуло в сторону. Он погрузился под воду, всплыл и увидел рядом голову и плечи Василия.
- Держись за доску, - велел парень. – Баржа помогла нам, свернула.
Панька не помнил, как оказался на берегу, но был в полном сознании. Он видел и слышал всё.
Ребята окружили его, девчонки оказывали первую помощь пострадавшему. Вася побежал за сотовым к пледу, на котором в ярком купальнике полулежала красавица-эстонка. Её лицо не выражало ничего, кроме любопытства:
- Ты меня бросил, - капризно сказала Эльза. – Глупый народ мальчишки, помешали нашему тет-а-тету. Налей шампанского.
Вася нашёл в своих вещах мобильник. Набрал номер, вызвал «Скорую помощь».
- Вася-а, - протянула девушка и поманила рукой к себе.
Он брезгливо, разочарованно, с долей гнева, на высокой ноте приказал:
- Хорош загорать! Надевай свое шмотьё и проваливай вон!
Он резко выдернул из-под растерявшейся Эльзы плед. Посмотрел на него, словно он был чем-то изрядно изгажен и отшвырнул его прочь.
Быстро оделся. Подошёл к ребятам.
- Нам нужно подняться на дорогу. Сейчас приедет машина.
Сильный, мускулистый Васька Огурцов легко поднял на руки Жорика Матвеева и пошёл наверх, за насыпь.
Сделал несколько шагов, потом обернулся и сказал:
- Вы выбирали сегодня командира, я знаю. Нечего думать, – он указал на Паньку. – Лучшего не найдете. Я бы с ним и в разведку, и в горы пошёл.
И отправился встречать машину в сопровождении Дины, которая, заливаясь слезами, всё время старалась прикоснуться к брату, и Крохи, дрожавшей так сильно, что казалось, девчонка перенеслась на Северный полюс, во льды.
Семён окликнул:
- Вась, а лодка. Мы же вытащили её.
Не оборачиваясь, тот ответил:
- Управься сам.
Друзья помогли, а потом, расстроенные донельзя, пошли по домам, забыв о еде и об Эльзе, которая так и не сдвинулась с места, окаменевшая словно статуя.
На перекрёстке неподалеку от дома казачки Горленковой они прощались
Страдивариус с трудом проговорила:
- Надо будет вечером справиться о Жорке. Хоть бы он выжил… Как же так всё случилось, - девочка снова заплакала. – Что будем делать дальше?
- У нас есть теперь главный, - веско сказал Лис. – Командуй, Гребешок!
Панька не стал в такой момент убеждать друзей, что он не годится на эту роль. Его признали единогласно: не каждый способен на подвиг. А то, что их новый товарищ совершил именно геройский поступок, ни у кого сомнений не вызывало.
- Сбор после обеда всем, кто не занят. Идём в церковь, попросим батюшку научить нас молиться. Будем благодарить Бога за спасение, ведь могло выйти гораздо хуже после нападения этого гада-скутериста, и просить за Жорика…
- Огурец!
- Здесь!
- Отыщи или созвонись с дядькой, узнай, как там и позвони всем.
- Есть!
- И вот что… Каждому из нас надо заработать хотя бы на самые простые мобильники, чтобы постоянно иметь связь и можно было бы прийти на помощь друг другу в любой момент.
У самого Паньки телефон был. Родители подарили ему его два года назад за отличную учебу и чтобы держать под контролем. Но он не хотел хвастаться перед ребятами.
- У меня есть, - сказала Страдивариус. – И у Петьки тоже. Но нам как-то неловко носить их, когда мы вместе… Ведь другим обидно.
- У Динки с Жоркой один на двоих, - грустно улыбнулся Лис. – Огурец, ведь тебе тоже брат недавно «самсунг» подарил. Все вы из-за меня не пользуетесь связью. Напрасно. Я давно хотел сказать: никому не завидую. У мамы просить не могу, ей одной тяжело. А заработать? Что ж, это отличная мысль. Только надо придумать где?
Панька немного подумал и произнёс:
- Команда вторая. Будем, как мушкетеры: один за всех, и все за одного. Завтра утром – поход по району: собираем металл, сдаём и копим на телефон товарищу.