Разум и чувство

Карина Василь
С чего начать я и не знаю.
И чем закончить не пойму.
Умом, как будто, понимаю,
А сердцем, вроде, не могу.
             Ферхат Каррмил

Когда любовь в сердце приходит,
Обычно разум вдруг уходит.
И шёпотом нам скажет о любви душа –
Без разума любовь чертовски хороша.
              В. Лопатин

И то непонятно, куда б завело
Без разума чувство подспудно.
И разум природой нам дан не во зло,
А вместе свести – ох как трудно.
              Е. Царегородцев

Глава 1

Мисс Джулия Баттон была бы весьма миловидна, если бы не её всегдашняя серьёзность и здравый смысл. Она была бы весьма привлекательна, если бы сняла очки, которые носила практически всё время, возложив на себя обязанности экономки, сменила чёрные и коричневые платья из льна на голубые и розовые из шёлка и перестала причёсывать волосы в гладкую причёску с пучком на затылке. И хотя её миловидность вкупе с белой тонкой кожей, под которой, казалось, была видна каждая жилка, делало её моложе настоящего её возраста, однако серьёзность и ум в серых глазах совсем к этому не способствовали. В дополнение ко всему, учёность, которую придавали очки, даже суровость лица с внешней его юностью вызывали контраст, который сбивал с толку. Она была средней в семье, где старший брат был гулякой и волокитой, который сбежал в Лондон якобы учиться и постоянно требовал денег, а младшая сестра, которую природа одарила неземной красотой, легкомысленным характером и полным отсутствием ума, была помешана на нарядах, украшениях, развлечениях, балах и курортах, что тоже требовало немалых средств. Родители Джулии никогда не были богаты, но и не бедствовали. Получив в своё время от своего дальнего родственника наследство, её отец так нелепо распорядился им, что чуть было не разорился окончательно. От нищеты его спасла только милость божья, не иначе. Его жена, взращённая в семье, где было не принято считать деньги, однако ими и не разбрасывались, обладала характером своей младшей дочери. Вернее, её дочери передался характер матушки. Долгое время миссис Баттон не отказывала себе ни в чём, пока наконец муж со вздохом не попросил её ограничить свои финансовые аппетиты. Тогда она узнала, что промотала своё приданое и осталась надежда только на старую больную бездетную дальнюю родственницу, обещавшую небольшое наследство. Джулия, которой уже исполнилось шестнадцать, наблюдала за постоянным уменьшением численности прислуги, ограничением выездов, исчезновением некоторых матушкиных драгоценностей и охотничьих раритетов отца. Платья теперь покупались раз в полгода, а поездки в Бат сделались всё короче и короче. Обладая умом и наблюдательностью, Джулия всё поняла и взяла финансы в свои руки, что позволило семье не скатиться в нищету окончательно. Поскольку, продавая охотничьи ружья, отец устраивал лисьи травли, кончавшиеся грандиозным приёмом, а матушка, продавая платья, покупала очередную софу в гостиную, приращения капитала долгое время не наблюдалось. И, экономя на пенни, они тратили на несколько фунтов. Джулия положила этому конец к величайшему недовольству матери, брата и сестры, которые попрекали её за стяжательство, неумелое ведение дел, зависть и глупость. Отец, видя результаты деятельности дочери, всячески её поддерживал. Да и пожилая родственница миссис Баттон не заставила себя ждать, скончавшись весьма вовремя. Её наследство позволило мистеру Баттону отправить сына учиться в Лондон и приобретать профессию, связи и познавать жизнь. С познанием жизни и приобретением связей у молодого мистера Артура не было проблем. Что же до знаний и профессии, то тут дело было не блестяще. Оказавшись без надзора и вдали от дома, молодой человек плевать хотел на обучение и профессию, предаваясь разгулу и развлечениям, окружённый столь же легкомысленными лоботрясами, которые нередко жили за его счёт. Ввиду подобного положения дел средства у него утекали сквозь пальцы весьма быстро. И когда он за один месяц в пятый раз попросил от отца денег, тот ему объявил, что скоро приедет в Лондон сам, чтобы порадоваться успехам сына, который, судя по высылаемым ему деньгам, покупает титул пэра или должность лорд-канцлера. Молодому человеку пришлось на время затихнуть и засесть за учебники, что привело в уныние его многочисленных друзей, лишённых его финансовой поддержки. Однако, путешествуя от салона к салону и волочась то за одной дамой, то за другой, он выявил одну интересную закономерность: чем меланхоличнее и потрёпаннее (в пределах светской допустимости, разумеется) он выглядит, тем всё более и более его бросаются опекать не слишком молодые дамы. Видимо, его задумчивая и грустная бледная физиономия, длинные прямые каштановые волосы и грустный взгляд карих глаз – модный портрет готического красавца, выпестованный Байроном, - вызывали в них смешанные чувства жалости и любви, и они бросались его жалеть и помогать ему, пока им его иждивение не надоедало. Тогда он с покорностью судьбе переходил от одной матроны к другой. Это позволило ему хотя бы отчасти вести прежний образ жизни и не обращаться к отцу. Что чрезвычайно радовало Джулию, поскольку сокращало расходы на легкомысленного юнца. Однако с матерью и сестрой, а так же с дорогостоящими увлечениями отца дело обстояло не так блестяще. И единственный способ поправить дела было замужество. А поскольку она была старшей дочерью, то замужество именно её.

Глава 2

Что Джулию удивляло, так это чрезвычайная беспечность матери относительно её, Джулии, будущего. Обычно желание лучше устроить дочерей овладевало матушками как только эти самые дочери начинали терять очарование детства и приобретали женственные формы. Приближаясь к возрасту, когда девушке уже неприлично не быть не замужем, мисс Баттон стала задаваться вопросом, а думает ли её мать вообще о её браке. Легкомысленный отец, всегда надеющийся, что всё утрясётся само собой, был более озабочен болезнями и разведением своих охотничьих собак. На осторожный вопрос Джулии, который застал его врасплох, он смущённо и неуверенно отвечал, что не замечал за ней, Джулией, склонности к кому-либо вообще или к замужеству в частности. Однако, если у неё, Джулии, есть кто-то на примете, он, отец, сделает всё от него зависящее, чтобы устроить её счастье. Джулия была поражена: она не ожидала такой беспечности от своего родителя. Обычно отцы стараются пристроить своих дочерей, чтобы переложить бремя содержания и ответственности на зятя. Более всего сватовством и устройством союзов, да и вообще семейной жизнью соседей любили заниматься матери семейств, встречаясь и сплетничая между собой, обсуждая достоинства и недостатки тех или иных невест и оценивая состояния тех или иных женихов. Однако миссис Баттон мнила себя ещё молодой женщиной, что при её постепенно оплывавшей фигуре и всё более проявлявшихся морщинах выглядело нелепо. Она весело проводила время в обществе своей младшей дочери, разъезжая по соседям, собирая на чай у себя, а также устраивая пикники летом и просмотр театральных новинок с покупкой недешёвых лож в городе зимой. Подобное поведение вызывало двусмысленные улыбки окружающих и как следствие множество сплетней за спиной молодящейся дамы. Соседей такое поведение давно перестало шокировать и теперь только забавляло. Более пожилые соседки и старые девы от нечего делать и развлечения ради даже заключали пари на то, как скоро миссис Баттон осознает, что ей не 16 лет.
Вопрос Джулии застал врасплох и мать. Отделавшись общими словами и расплывчатыми обещаниями, она, оставшись одна, с недовольством оглядела себя в зеркале, по привычке стараясь не замечать морщин, второй подбородок и предательский жир на лице и талии. С ужасом она нашла у себя седой волос и, глубоко возмущённая быстротечностью жизни, она стала размышлять о неблагодарности детей, которые посмели так быстро вырасти. Ей пришло в голову, что, подыскивая партию для старшей дочери, она может по-прежнему беззаботно проводить время, а наблюдая за успехами младшей, не оставаться самой в стороне, флиртуя направо и налево. Это отчасти примирило её с тем фактом, что любимое сиреневое платье, стало непозволительно узко, а роскошное белое с богатой вышивкой, в кружевах, жемчугах и бантах делало её похожей на свадебный торт.
Перебирая свой гардероб, возмущаясь и расстраиваясь, она забыла о старшей дочери и том, что той пора устраивать свою судьбу.
А Джулия, выяснив, что от родителей ей помощи не дождаться, стала перебирать холостых соседей мужского пола в надежде выбрать подходящую партию. Однако молодые люди либо были уже помолвлены, либо недавно женаты, либо бесповоротно бедны, либо вообще отсутствовали без надежды на ближайшее возвращение. Один из близких друзей Джулии, сын приходского священника, Джеймс Бишоп, относился к ней не как к девушке, в которую можно влюбиться. Ему это даже в голову не приходило. Она для него была умным собеседником, с которым можно поговорить о литературе, искусстве, даже о политике и философии; она была молчаливым и внимательным слушателем, когда молодому человеку нужно было заклеймить пороки общества или высказать поучения современникам и потомкам; ей он мог доверить свою мечту стать священником, как отец, и свои переводы религиозных трудов. Хотя, считая, что её ум не идет ни в какое сравнение со своими умственными способностями, которые ему казались необычайно высокими и со временем оценёнными благодарным потомством, на ней он оттачивал свое красноречие и свежесочинённые проповеди для отца. И, когда Джулия спросила его о браке, он невозмутимо ответил, что ему сначала надо встать на ноги, заслужить репутацию, получить приход от благодарного патрона, а потом уже искать скромную девушку в качестве будущей хозяйки его дома. И конечно эта девушка не должна быть бедна. Потому что нищий священник не пользуется авторитетом и мало чем может помочь своей пастве. На небрежные размышления Джулии о своей особе и своём будущем, он прямо ответил, что не видит её в роли жены, и тем более, жены пастора, что, по его мнению, это не соответствует её характеру и склонностям, столь мало подходящим для женщины. Поэтому, вздохнув, девушка поставила на этом матримониальном плане крест.

Глава 3

Заботы о своём будущем не мешали Джулии выполнять возложенные на себя обязанности. Она переписывалась с банкирами и кредиторами отца, поддерживала связь с поверенным, благодаря которому она столь удачно вложила небольшие деньги семьи, что та перестала считаться бедной. Что не замедлило сказаться на соседях и их дальних родственниках: пожилые матроны, дядюшки и просто кумушки зачастили в дом в надежде разжиться сплетнями о финансовом положении семьи Баттон, чтобы знать, иметь ли её, семью, в числе возможных будущих родственников, поскольку наследник мужского пола, как и женского в этой семье наличествовал.
Расспрашивая об успехах Артура в Лондоне и любуясь Милисент напротив, потенциальные свахи не обращали внимания на Джулию, считая её чем-то вроде экономки, дуэньи или другой столь же незначительной личности, которую не стоит принимать в расчёт, сплетничая об устройстве судьбы собственных сынков и племянников. Её миловидность, которую портила всегдашняя серьёзность, и здравый смысл, который понижал шансы девушки найти себе мужа, делали её мало привлекательной партией. Хотя её благоразумие и экономность ценились и высоко. Но её пристрастие вести финансовые, а в последнее время не только их, дела больше отталкивали самоуверенных папаш, считавших, что это не женского ума дело, и приводило в ужас мамаш, хорошо разбиравшихся только во внешности окружающих их, несомненно, совершенно некрасивых молодых девушек соседей, количестве яиц для пирога, способах приготовления варенья, времени жарки бифштекса, длине шлейфа платья на приёме соседей, количестве безделушек на корсете или каминной доске и цвете занавесей для гостиной.
Поскольку Джулия вела дела, её банкиров и поверенных не удивляли её вопросы о наследниках её компаньонов, ибо из осторожности, а также, чтобы не выглядеть смешно и нелепо, она интересовалась и наследницами. Банкирам было хорошо известно, как молодые повесы проматывают состояние, нажитое их папашами, и за каких мерзавцев могут выйти дочери, оглупев от любви. Поэтому серьёзность и скрупулёзность Джулии никого не удивляла и не шокировала. Поскольку никому не приходило в голову, что столь хладнокровная и рассудительная девушка может вдруг влюбиться. Что же до брака по расчёту, то таковое просто не принималось во внимание. Джулия была кем-то вроде бесполого приложения к деловым письмам и финансовым делам её собственной семьи.
Мать Джулии, видя, что её оставили в покое, была поначалу слегка разочарована: она ожидала свежих развлечений, занимаясь новым для неё делом. Однако её огорчение прошло, когда она вместе с младшей дочерью съездила в гости к одной из дальних родственниц мужа. Она ни за что бы не стала жить под одной крышей со сварливой старой девой, бывшей в юности первой кокеткой графства, а ныне стремившейся при остатках жизни попасть в рай, если бы рядом с городом не разместился полк молодых драгун. Милисент вскружила головы всем без исключения молодым людям, не оказывая, впрочем, никому предпочтения. А её мать мнила, что и её чары не оставили мужчин равнодушными, поскольку скучающие офицеры не считали зазорным легкую интрижку со столь своеобразной дамой. По прошествии месяца, во время которого мистер Баттон получал гневные письма родственницы, клеймящей его жену и дочь как новых Мессалину и Магдалину, последние вернулись весьма оживлёнными и в радостном настроении. Новые знакомства поддерживались перепиской, которая была поначалу частой, а потом постепенно сошла на нет, что вызывало гримаску неудовольствия на лице Милисент.
Отец Джулии, осознав, что его отеческие обязанности не ограничиваются покупкой пони на Рождество или щипком за щёку с рассеянно брошенной фразой об умнице дочке, стал неуклюже заводить знакомства, могущие в последствии быть полезными старшей дочери. Та на эти попытки смотрела с ужасом и жалостью, поскольку любила отца, бывшего, в сущности, неплохим человеком, только слегка оторванным от жизни. Манеры отца несколько отличались от принятых в обществе, а его неумение держать себя среди незнакомых людей вызывало очередные сплетни среди соседей. Нелепость отца вызывала насмешки соседей и окружающих, что глубоко ранило Джулию, которая своей просьбой прекратить отцовские демарши, боялась его обидеть.
Однако именно отцовские усилия помогли ему познакомиться с неким баронетом, мнящим себя потомком чуть ли не Вильгельма Завоевателя. Весьма благообразный и худой, как щепка, с замашками короля, он как будто снисходил до вас, когда вы попадались ему на глаза, и словно оказывал великую честь, если заговаривал с вами. Мистер Баттон, который обнаружил в своей родословной каких-то древних вельмож, забавлял его своей непосредственностью и неуклюжестью. А наличие единственного сына у сэра Сворда, якшавшегося с людьми из разных слоёв общества, что задевало спесь баронета, и проматывавшего отцовское состояние, что задевало кошелек баронета, доставляло ему непреодолимое желание избавиться от отпрыска как можно скорее, пока не пострадали репутация и состояние этого самого баронета. Похвалы уму Джулии и восторги о её рассудительности, расточаемые мистером Баттоном к месту и нет, заставили задуматься спесивого вельможу. С одной стороны, несомненный мезальянс – брак с девушкой столь низкого происхождения и имеющую столь недалёких и вульгарных родственников: невозможно, возмутительно, неприемлемо. Но с другой, скорость, с которой сынок расстаётся с деньгами, легкомысленно заявляя, что они для этого и нужны, приводила к мысли, что милостыню просить скоро будет не только его сын, но и он сам. А титул – пусть и честь, но еду и кров на неё не купишь. Поэтому, с видимым неудовольствием он согласился познакомить мистера Ричарда и мисс Баттон, заранее оговорив, что за этим с его стороны ничего не воспоследует, однако, втайне надеясь, что его сын очарует провинциальную девчонку со всей её рассудительностью и он, сэр Сворд, наконец получит в дом человека, который сумеет удержать сына от безумных и бессмысленных трат, а так же от привычек шляться по разным сомнительным местам. На саму мисс Баттон в деле очарования своего сына он надежд не возлагал, поскольку о женщинах вообще был не слишком высокого мнения, а «синие чулки», к коим он причислил мисс Баттон, в его глазах даже женщинами не являлись. Не для того он хотел иметь её своей невесткой.
Однако из знакомства ничего не вышло. На балу у губернатора, где как будто невзначай состоялось знакомство, молодой повеса увидел перед собой ничем не примечательную унылую девицу в очках с книжкой, упорно молчавшую всё время. Что до Джулии, то ей совершенно не понравился развязный молодой человек с манерным поведением, легковесными высказываниями, дурными шутками, в кричащем сюртуке и ярком галстуке. Что вызвало её отвращение, так это его постоянное разглядывание себя в маленькое зеркало и его постоянная демонстрация белоснежных и ровных зубов, сверкавших в столь же постоянных улыбках. Ей не нравилась фальшь, и она не скрывала этого. Он же не понимал, что делает на балу эта серьёзная до суровости девица, столбом стоявшая позади матери и хорошенькой сестры или в углу уткнувшаяся в книжку. Первый же танец с ней принёс ему разочарование: он не знал, о чём с ней говорить. Поскольку сплетни об окружающих её не интересовали, обсуждение нарядов, что удивительно для девушки, было ей не интересно, об охоте он речи не заводил, считая её неженским делом. Хотя танцевала она превосходно. Но говорить всё время о танцах было утомительно. Тем более, что Джулия не была склонна помогать ему поддерживать разговор. Вот Милисент его привлекала больше: весёлая, подвижная, хорошенькая, болтливая, всегда готовая потанцевать, ко всему прочему глупенькая и легкомысленная. Никакой влюблённости она у него не вызвала. Да и не могла вызвать, поскольку при всём своём поверхностном отношении к жизни, он не был лишён известной доли ума. И уж точно ему бы не пришло в голову видеть в Милисент свою будущую жену. Джулию же он, как и большинство мужчин, вообще не воспринял как молодую девушку.
Неудача разочаровала баронета. Вопреки всякому здравому смыслу и своим первоначальным надеждам он во всём винил девушку, не увидев в ней и доли того, что вызывало восторги её отца. Слов нет, её поведение отличалось от принятого в обществе. Но это её поведение не показалось ему приличествующим для жены его сына. Оно подходило, скорее, пожилой экономке в его доме, чем благовоспитанной леди, молодой женщине, матери его внуков и наследников. Поведение же Милисент вызвало у него глубочайшее возмущение и презрение, тем более, что ему пришлось пообщаться и с миссис Баттон. Посчитав себя неизвестно почему обманутым, он решил порвать все свои связи с несимпатичным семейством. Что он и поспешил сделать, наказав то же сыну. Но тот, как обычно, проигнорировал распоряжение отца, и продолжал весело проводить время с младшей сестрой и её матерью, не слишком это, впрочем, афишируя.

Глава 4

Видя свою полную неспособность справиться с легкомысленным отпрыском, баронет стал во всеуслышание заявлять, что он лишит сына наследства, если тот не изменит своих привычек. В ответ на это молодой мистер Ричард пропал из поля зрения света на несколько месяцев. Первые недели строптивый лорд не прилагал никаких усилий, чтобы узнать, куда подевался его непутёвый сын. Но когда обычное время загулов прошло, а наследник не объявился, баронет слегка обеспокоился. Когда же прошёл месяц, а сын не подал вестей, сэр Сворд начал наводить справки, потихоньку впадая в панику. Однако сообщить ему никто ничего не мог. Свет бурлил сплетнями и предположениями. Молодёжь жалела мистера Сворда, считая, что он от отчаяния наложил на себя руки в нищете в каком-нибудь притоне. Старшее поколение поддерживало отца, сэра Сворда, досадуя на распущенную молодёжь, которая не уважает старших, их мнения и опыта. Сам же сэр Сворд по истечении полугода был готов расцеловать своего единственного сына с ног до головы, буде он появится. Поскольку близких родственников у баронета не было, а с дальними он раззнакомился по разным причинам в разное время, он очень не хотел, чтобы труп его сына нашли в какой-нибудь канаве, хотя частенько в сердцах желал ему там очутиться. От треволнений он слёг, проклиная то сына, то своё жестокосердие, то свет, то неизвестно почему мисс Баттон.
Однако по истечение полугода дождливым и холодным вечером непутёвый сын сам постучал в двери отчего дома. Дворецкий, открывший ему в столь несуразный час, хотел было захлопнуть перед его носом дверь, приняв его за нищего бродяжку, настолько непрезентабельно он выглядел. Но бородатый оборванец с бойкими глазами энергично отпихнул плечом остолбеневшего от такой наглости чопорного слугу и бегом, через две ступеньки, кинулся в комнату баронета. Очнувшийся дворецкий громовым голосом, который не ожидал у себя найти, начал созывать слуг. На что бродяга, остановившись в пролёте второго этажа, развернулся и знакомым дворецкому голосом сказал:
- Не орите, Джонс. Соседей перебудите. Я хочу видеть отца.
Дворецкий остолбенел вторично, как и сбежавшиеся переполошенные слуги, на ходу заправляя и застёгивая одежду.
- Мистер Ричард! – шептал он, потрясённый внешним видом своего молодого господина.
А мистер Сворд, с минуту оглядев сборище внизу, кинулся дальше.
Баронет, пребывавший в мрачном настроении и расстроенных чувствах, слышал кутерьму внизу и рык своего обычно спокойного слуги. Успевши лечь, он встал с кровати и как был в ночной сорочке и колпаке лицом к лицу столкнулся со своим сыном, открывавшем в это время дверь в его спальню. Сначала, как и его дворецкий он не узнал в бородатом, кудлатом, оборванном, грязном и дурно пахнувшем человеке своего сына, и хотел уже было грозно, как некогда, вопросить, какого чёрта это отребье врывается в дома почтенных господ. Но, приглядевшись, баронет схватился за сердце. Трудно было понять от радости ли, что сын жив, или от возмущения, что он жив в таком виде. Молодой человек влетел в комнату и подхватил своего отца, вознамерившегося уже падать на толстый ковёр. Уложив потерявшего сознание баронета обратно в кровать, молодой человек выскочил ко всё ещё остолбеневшему сборищу внизу, попутно скидывая рваный плащ и шляпу, разбрызгивая вокруг грязную воду с одежды. Подскочив к приходившему в себя дворецкому, он заорал ему в лицо требование врача. Слуга пришёл в себя, и сила привычки заставила его исполнять свои обязанности. Он вместе с молодым человеком стал отдавать приказания прислуге. В течение следующей четверти часа, мистер Сворд яростно оттирал с себя в ванной комнате грязь и вонь – последствия своей эскапады, а одуревший кучер баронета скакал сквозь дождь и слякоть, усиленно пытаясь вспомнить, зачем и куда. Холодный воздух и душ из мелких, но частых капель дождя привёл его в чувство и восстановил остатки разума, впавшего в ступор при виде молодого господина в одежде оборванца, воплей дворецкого и суеты с приведением в чувство господина пожилого. Он весьма быстро добрался до врача баронета, мистера Клейсорна, поднял его с кровати и, сумбурно объяснив, зачем тот нужен, повёз его обратно. Флегматичный врач в ступор впадать не стал, привычный к фанабериям своих титулованных клиентов и бестолковости некоторых слуг. Он безропотно позволил потащить себя, кое-как одетого, в мерзкую погоду к своему пациенту.
По прибытии его ожидала встревоженная прислуга, бестолково метавшаяся по дому, и относительно чисто отмытый молодой мистер Сворд, избавившийся от своего пикантного запаха помоек и подворотен. Оценив его присутствие и некий беспорядок в одежде после ванны, а также суету прислуги, мистер Клейсорн без лишних слов поднялся наверх. Там он нашёл баронета в прострации, но уже пришедшего в себя. Проделав обычные врачебные манипуляции и влив в больного невкусную микстуру, он потребовал встречи с молодым господином в соседней комнате. Но баронет, обретя себя и отчасти свою прежнюю энергию, потребовал, чтобы упомянутая встреча была в его присутствии. На что столь же энергично возражал врач. Конец спорам положил сам Ричард, просунув голову в дверь отцовской спальни. Заметив его, баронет откинул одеяло и хотел уже кинуться к нему с самому неясными чувствами. Однако твёрдая рука мистера Клейсорна удержала его. Вздохнув, он кивнул Ричарду, и тот приблизился к кровати отца. Отец тут же вцепился в него и разразился слезами на его груди. Однако через несколько минут он оттолкнул сына и сурово, как некогда, вопросил того, какого чёрта Ричард пропал, к каким чертям и за каким чёртом так вырядился, когда вернулся. Ричард улыбнулся и сел к отцу на кровать. Врач бдительно следил за состоянием баронета с другой стороны. Покаянно склонившись, но плохо скрывая лукавство, Ричард сказал, как он был обижен словами отца о лишении его наследства, что своим существованием без него, наследства, хотел показать отцу, как тот неправ и к чему всё может привести. Он рассказывал о том, как пытался жить в Лондоне, переходя из респектабельных квартир в менее приличные, пока не оказался перед выбором находиться в обычном притоне, как со всяким сбродом плавал на корабле во Францию, как какое-то время жил в одном католическом монастыре Бретани в качестве подсобного рабочего, как прибился к бродячей труппе и не слишком удачно пробовал себя на подмостках. Его ироничный рассказ о своих похождениях он подытожил выводом, что он, Ричард Сворд, без наследства прожить сможет. Однако вести образ жизни джентльмена – вряд ли. И, если бы не известие о плохом самочувствии отца, он не вернулся бы в отчий дом, поскольку титул ему был без надобности, великосветское общество утомляло своим лицемерием, однообразием и легковесностью, а окружающая жизнь, оказывается, может быть так разнообразна и интересна. Баронет, слушая рассказ о его похождениях, то хмурился, то невольно улыбался, то возмущённо вскрикивал. Врач наблюдавший за ним с другой стороны кровати, дивился, с какой скоростью его недавно умиравший пациент обретает прежние силы. Закончилось это тягостным молчанием. Гнетущая тишина, казалось, давила на обоих – отца и сына. Прервали её они оба одновременно – отец торжественно обещал не влезать больше в дела сына и только просил его больше не устраивать подобных эскапад, а сын, в свою очередь, торжественно обещал изменить свой образ жизни насколько получится и просил отца не умирать ещё долгое время. Окончание сцены ознаменовалось припадением мистера Ричарда к ногам отца с мольбой о прощении и повторением его обещания об изменении образа жизни. Выздоровевший вдруг отец, в свою очередь, поднял сына от своих ног, прижал к груди и повторил своё обещание. Кульминацией были реки слёз, пролитых обоими Свордами, за которыми наблюдали в умилении и благоговении слуги в дверях. Мистер Клейсорн решительно пресёк затянувшийся спектакль и, выставив слуг, приказал сэру Сворду лечь в постель, предварительно дав выпить ещё одну невкусную микстуру, а мистеру Сворду срочно вкусить что-нибудь съедобного с большой порцией бренди. Поочередно шмыгая носами, отец и сын нехотя выполнили указания врача. Тот дождался ухода из спальни сына, ровного и спокойного дыхания отца, заснувшего после лошадиной дозы успокоительного, и тоже стал собираться. В столовой он был насильно усажен за стол и напоён рюмкой того, что предписывал Ричарду сам. Отказавшись от чрезвычайно позднего ужина и дав себя уговорить только на рюмку бренди с сигарой, он просветил утолявшего голод мистера Сворда о том, что происходило здесь все полгода его отсутствия. Ричарда весьма позабавили умозаключения бездельников света о нём и удивили проклятия его отца по адресу мисс Баттон, о которой он сам давным-давно забыл. Он между делом поинтересовался, как поживает чудаковатое семейство. Мистер Клейсорн, однако, смог его просветить только о благотворительной деятельности Джулии, которая, находясь в Лондоне, не ездила на балы и в театры, а посещала приюты и больницы, предлагая где деньги, где свою помощь. Забывшийся врач с восторгом рассказывал своему удивлённому собеседнику об успехах девушки в роли медсестры. Опомнившись, он безразлично поведал о фуроре Милисент в обществе, о многочисленных интрижках миссис Баттон, о победах среди матрон и их дочек Артура, о том, как изумительно был отделан городской дом этого семейства, благодаря вкусу миссис, и каким успехом пользовались борзые и гончие из псарни мистера Баттона. Ричард задумчиво жевал холодное мясо. Он ведь просто так спросил о мисс Баттон. И то потому, что его отец её почему-то клял, на чём свет стоит. Глядя на зардевшееся лицо врача, Ричарду пришла в голову мысль, не являются ли горячие похвалы того ей чем-то большим, чем признательность врача медсестре за её хорошую работу. Он был недалёк от истины, поскольку серьёзность, исполнительность, ум и такт мисс Баттон затронули в сердце врача некие струны. И он, мистер Клейсорн, возможно, со временем предложил бы мисс Баттон стать его женой, если бы сам уже не был давно и безнадёжно женат на некоей особе, очаровательной и милой в юности, ставшей по прошествии времени несколько бесцеремонной и требовательной. Дети, коими чета Клейсорн успела обзавестись, так же не доставляли врачу особой радости, копируя поведение и манеры, взгляды и суждения маменьки. Поэтому едва заметная печаль, набегавшая на лицо врача, приводила в недоумение Ричарда, не увидевшего в мисс Баттон ничего, что могло бы, по его мнению, эту печаль вызвать. Разговор постепенно иссякал, паузы становились всё длиннее, фразы отрывочнее и короче. И когда Ричард закончил терзать кусок холодного мяса, врач поднялся, чтобы откланяться. Заверив, что он придёт завтра посмотреть состояние своего пациента, он ушёл. Ричард, закончив ужин, махнул рукой на дилемму – бриться ли сейчас или утром, и отправился в свою прежнюю комнату. Найдя своего камердинера дремавшим на стуле, он разделся сам и мгновенно заснул. Взбудораженный его явлением дом, постепенно заснул тоже.

Глава 5

Сама мисс Джулия Баттон пребывала в блаженном неведении относительно недовольства сэра Сворда тем, что не смог сделать с помощью её посредства своего сына добропорядочным молодым человеком, платонических чувств мистера Клейсорна и равнодушия мистера Сворда. Находясь в Лондоне, она бы с большим удовольствием посещала театры, поскольку не видела ничего плохого в том, чтобы посмотреть на сцене то, о чем читала в книгах. Однако общество матери и сестры, а также небрежные сопровождения брата, приходившего в театр только для того, чтобы, обозревая ложи, найти себе очередную матрону, могущую поспособствовать ему материально, лишали её удовольствия. Она хотела в театре смотреть пьесу, а не демонстрировать себя, свои меха и драгоценности. Она хотела наслаждаться игрой актёров, а не заводить новые знакомства или слушать бесконечные сплетни. Однако свет, казалось, выбрал благопристойный предлог для своего времяпровождения. Да и сами актёры, привыкшие, что они только шумовой фон или визуальная отговорка, играли не слишком вдохновенно и правдоподобно. Потому разочарованная девушка каждый раз изобретала новые предлоги, чтобы не участвовать в семейных походах в театр. Отец прекрасно её понимал и не настаивал. Хотя он бы с большей радостью обсудил в ложе с Джулией пьесу, чем служил бы носильщиком ридикюлей или вееров жены и младшей дочери. Матушка несколько раз настойчиво зазывала её, но потом перестала прилагать усилия, «потакать капризам», как она говорила. «Если эта упрямица не хочет, я её упрашивать не буду. Её удел остаться старой девой. Ну и пусть. В конце концов, не могу же я заставить её веселиться и радоваться жизни? Или быть счастливой!» - разглагольствовала миссис Баттон, собираясь на очередной спектакль или приём. Джулия же была благодарна, что её оставили в покое. Она более рьяно стала посещать конторы нотариусов, коммерсантов, инженеров, биржи и бухгалтерии. Она интересовалась содержанием рабочих на предприятиях, в которые она вкладывала деньги с согласия отца, их медицинским обеспечением, зачастую заступая на место санитарок. Именно в эти моменты она и пересеклась с мистером Клейсорном, заслужив его признательность и уважение. Углубляясь в дела отца, она зачастую понимала лучше него, как обращаться с арендаторами, поставщиками, клиентами и потенциальными инвесторами, меценатами и спонсорами. Обнаружив в поместье отца залежи сукновальной глины, она уговорила отца заняться их разработкой. Ошарашенный отец долго пытался вникнуть в технические термины, экономические процессы и юридические фразы. Однако вскоре сдался, признав своё поражение в непонятных ему терминах и действиях. Его непомерно удивило, что его странная дочь как будто не испытывала затруднений при общении с механиками, строителями, мелиораторами, гидравликами, бухгалтерами, брокерами и поверенными. Она свободно сыпала юридическими формулировками с юристами, серьёзно кивала головой на разглагольствования механика, спорила со строителями и инженерами на каком-то совершенно непонятном мистеру Баттону языке. Разъезжая с дочерью, он испытывал адовы муки, предаваясь скуке. Но без него, вернее, его присутствия, его дочь не воспринимали как самостоятельную умную личность. Когда она приезжала одна и просила исправить какую-либо вопиющую глупость, её попросту не слушали, отмахиваясь от «глупостей недалёкой женщины, которая ничего не понимает в мужской работе». Вынужденная терпеть такое отношение, она лишь крепко сжимала губы и ехала обратно отрывать своего отца от созерцания очередного приплода его очередного четвероногого приобретения. Однажды Джулия предложила разводить собак на продажу или вывести новую породу, чтобы страсть отца приносила доход, потому что в ином случае она, страсть, не редко пробивала брешь в бюджете семьи. Однако, подхватив одного из очередных недавно рождённых щенков и прижав его к груди, как будто дочь его сию минуту продаст, он умоляюще принялся просить девушку, чтобы она выбросила эту идею из головы.
- Ты итак готова всё продать, - мрачно сказал он ей. – Ты просто помешана на деньгах. Чего ты ни коснись – у тебя всё сводится к подсчёту прибыли и убытков. У тебя нет сердца. Вместо него столбцы цифр. Оставь мне радость насладиться тем, кто от меня не требует думать о деньгах.
От подобных несправедливых слов Джулия не нашлась что сказать. Она лишь с удивлением смотрела на отца, нежно игравшего со щенком, и на её глаза наворачивались слёзы. Все её труды по вытаскиванию семьи из бедности, все её ухищрения, направленные на латание дыр в бюджете семьи, постоянно пробиваемые расточительным семейством, все её грандиозные планы по укреплению фундамента семейного благополучия – оказывается, всё это считается её меркантильностью, стяжательством и корыстью, её бездушностью и расчётливостью. Молча оттерев глаза, Джулия уехала в контору в Лондоне. Там она собрала все бухгалтерские бумаги со всех торговых, инженерных и брокерских контор и поехала к отцу, вернувшемуся в деревню. Так же, не говоря ни слова, она выложила перед ним всю эту макулатуру, присовокупив счета матери, брата и сестры с ужасающими цифрами, и уехала к очередной дальней родне далеко от дома. Месяц она не подавала о себе вестей. Месяц её отец пытался хотя бы разобраться в бумагах, переданных ему, месяц его одолевали кредиторы, грозя судом, процентами и скандалами. Месяц работники и рабочие требовали оплаты, которую Джулия благоразумно не выдала им, чтобы отец на себе почувствовал, что такое то, чем она занимается. Зато должники его сидели тихо, как мышь под метлой, стараясь не привлекать к себе внимания. По Лондону пошёл слух, что мистер Баттон разорился. Тут же его перестали приглашать на лисьи травли, что его весьма озадачивало, его жену и дочь в модные салоны, что вызывало их истерики и бесконечные слёзы, а сына в респектабельные клубы, что вызывало его глухое раздражение и недовольство. Под различными предлогами или вовсе без оных, соседи и знакомые отказывались от обедов с ними, что вызывало возмущение всей семьи подобным предательством людей, называвших себя их лучшими друзьями. Даже запланированный миссис Баттон бал не вызвал интереса, что привело оскорблённую женщину в состояние крайнего негодования, которое вылилось в очередной поток слёз и истерик. Счета росли, кредиторы свирепели, инвесторы нервничали, должники не объявлялись, знакомые исчезали, младшая дочь целыми днями лила слёзы, беря пример с матери, и грозилась покончить с собой, жена упрекала мужа в никчёмности и нерадивости, а сын угрожал выйти с пистолетом в тёмный переулок грабить прохожих. Утонувший в бумажном море мистер Баттон написал гневное письмо дочери, упрекая её в бессердечии и легкомыслии. На его требование вернуться и поправить дела, Джулия кратко отвечала, что накопленные ею скромные средства позволят ей спокойно жить и без помощи семьи, его, отца упрёков в стяжательстве и корыстолюбии. А что до самого семейства – она передаёт все дела в руки отца с достаточным для жизни капиталом. И поскольку отец считает её столь корыстной, что ей во всём видятся деньги, она предоставляет заботиться о семье ему – альтруисту и бессребренику. А она планирует удалиться от семьи и, возможно, уйдёт в монастырь. Джулия действительно начала задумываться о таком выходе. Имея знания, способность к обучению, таланты финансиста и организатора, которые она у себя вдруг начала обнаруживать, энергию воплощать задуманное в жизнь, настойчивость в достижении цели, она привыкла к тому, что в ней видели «всего лишь женщину». Но не ожидала, что родной отец, которого она любила и жалела, сочтёт её настолько испорченной. Она искала затворничества, чтобы отдохнуть, предаться слезам и грёзам. Но не была уверена, что сможет быть затворницей, посвятившей себя только богу, всю жизнь. Отец же её по прочтении её ответа впавший в гнев от непочтительности и дерзости дочери, хотел было кинуться к поверенному, чтобы лишить её наследства. Однако хмурый поверенный пришёл к нему сам. И оказалось, что лишать и нечего. Все деловые переговоры вела Джулия. Все дела велись от имени мистера Баттона – а как иначе? И в отсутствии Джулии некому было разбираться в хитросплетении финансов и бухгалтерии. Мрачный поверенный, издёрганный инвесторами, кредиторами и строителями, вознамерившимися все скопом получить обратно свои деньги, наслушавшись сплетен о разорении мистера Баттона, предрекал полное разорение – ещё более страшное, чем тогда, когда Джулия только начинала вникать в финансы семьи. И умолял помириться со строптивой дочерью, на которой, как ни крути, держится благополучие семьи. Испуганный мистер Баттон с недовольством согласился. И, оседлав свою лучшую лошадь, поехал уговаривать дочь одуматься, не подумав, как она сможет вернуться назад.
Таким образом, и мистер Сворд, и мисс Баттон повели себя совершенно одинаково, доказывая своим семьям, что они им нужны: несмотря на разницу в темпераментах, они предпочли бессмысленным уговорам самоустранение, чтобы семейства на деле, а не на словах ощутили их нужность.

Глава 6

Пока мисс Баттон впадала в депрессию, а мистер Сворд искал себя в лондонских трущобах, жизнь шла своим чередом. Артур Баттон, неожиданно для всей семьи, закрутил страстный и болезненный роман с некоей итальянской аристократкой. Страстный, потому что он полюбил в первый раз в жизни и панически боялся потерять свою сеньориту Франческу. А болезненный, потому что упомянутая сеньорита имела весьма сурового брата, осведомлённого о похождениях Артура и его склонности жить за счёт женщин. Он не верил в серьёзность чувств и поступков молодого человека, не имевшего постоянного дохода, но смогшего обзавестись весьма легкомысленными и обременительными знакомствами. Единственным достоинством итальянских аристократов была непривычная красота сестры, гордость её брата и древность их рода. Правда, где-то в Италии существовал отчим, который прибрал к рукам небольшое состояние сеньоров Кавальо. Но это предпочиталось не обсуждаться. В придачу мистер Баттон вовсе не жаждал приобрести нищую невестку. А миссис Баттон прямо зеленела от злости, когда видела её на приёмах, поскольку живость итальянки среди чопорных англичан не всем казалась шокирующей и неуместной. Некоторые молодые люди, пресыщенные лицемерными и жеманными соотечественницами, находили пикантное удовольствие в оставлении условностей и разговоров намёками и иносказаниями. Сеньорита Франческа не боялась смеяться от души, когда смешно, язвила, когда ей казалось, что надо поставить человека на место, и громко требовала вина, когда разливали чай. Матушки дочерей на выданье считали её грубой, невоспитанной и неотёсанной. Артур Баттон же видел в ней идеал женщины: красивая, страстная, смелая и в тоже время романтичная и нежная. Он не оставлял её своими ухаживаниями, за что не один раз бывал вызван на дуэль её братом. Но это не останавливало его. Оправившись от ран, он возобновлял свои попытки завоевать её. После очередной дуэли, когда пуля рассерженного брата уложила его в горячке в постель, он узнал, что брат и сестра покинули Лондон из-за угроз мистера Баттона привлечь итальянца к суду, буде его сын умрёт. По его выздоровлении молодые знакомые рассказывали Артуру, с каким отчаянием и слезами сеньорита Франческа покидала Лондон, какие бурные сцены между ней и братом происходили, когда она хотела навестить раненого. Некоторые втайне упивались неподдельным горем молодого человека, лицемерно утешая его.
Едва оправившись, молодой человек кинулся в Италию догонять свою возлюбленную, и в первый раз его издёрганный последними событиями отец не получал от него писем с требованием денег. Только уверения в своей любви к итальянке и мольбы к отцу полюбить её так же, как он. Своим сёстрам он написал только раз, получив в ответ от Милисент письмо, полное пустопорожней светской болтовни, описания своих успехов, драгоценностей, нарядов, пошитых ей, и празднеств, на которых она побывала. Излияния души брата она проигнорировала полностью. Джулия же весьма мягко пожурила своего старшего брата, призывая его вернуться и исполнить свой долг относительно семьи: жениться и продолжить род, а не предаваться безумству страсти, доставлявшей ему одни огорчения, страсти, которая всё равно ни к чему не приведёт. Больше сёстры писем от него не получали. Весьма встревоженный отец звал его обратно, обходя молчанием сеньориту Франческу. Миссис Баттон была довольна: соперница была изгнана из салонов и балов. Что же до сына, она считала, что он достаточно вырос, чтобы ездить, где ему вздумается.

Глава 7

Потом до них стали доходить слухи о какой-то совершенно авантюрной и жуткой истории, связанной с наследством итальянцев. Приезжавшие из Флоренции и Падуи, Венеции и Рима англичане, не скрывая брезгливости, но внутренне наслаждаясь пикантностью ситуации, рассказывали, что сеньорита Франческа взяла на себя роль Мессалины, и довела собственного отчима до того, что он чуть не взял её силой однажды. Сговорившийся с ней брат появился тогда вовремя и пригрозил судом за инцест, если тот не вернёт всё то, что присвоил. Отчим пообещал, но, придя в себя, подал в суд за угрозы и вымогательство. В суд подала и Франческа за домогательства, нарушение воли завещателя и ненадлежащее исполнение своих обязательств душеприказчика и опекуна несовершеннолетних пасынка и падчерицы. Суд тянулся долго, вставая то на сторону сеньориты Франчески, то на сторону её отчима. Пока однажды отчим не исчез. Поддерживать его претензии было некому, и сеньориту Франческу на время оставили в покое. Долгое время об отчиме не было ничего слышно, пока его не выловили однажды у берегов Сицилии. И, поскольку на теле, кроме истощения не было видно ничего подозрительного, что свидетельствовало бы о его убийстве, а местность, где его нашли, славилась агрессивной вспыльчивостью и крепкими семейными связями, то полиция быстро решила, что мужчина просто оступился, гуляя в темноте, и утонул. То, что исчез он за много миль от того места, где был найден, не подавал о себе всё то время вестей, а найден был болезненно похудевшим, решили не учитывать, хотя его многочисленная родня и настаивала уделить больше внимания этим подозрительным фактам, рассчитывая на его состояние. Но, занимаясь делами покойного, выяснились такие нехорошие вещи, что одним недовольным родственникам заткнули рот другие, а сеньорита Франческа и её брат получили всё то, что им причиталось, сделавшись не только одним из уважаемых семейств, но и довольно богатых, окружённых щекочущим нервы ореолом интриги, тайны и романтики. Вокруг сеньориты Франчески сейчас же появились толпы поклонников, а её брата стали одолевать девицы и женщины всех мастей в надежде заполучить его в мужья. Но суровый молодой человек ввёл в своё итальянское общество Артура и благословил его брак со своей сестрой, что вызвало неподдельное изумление его английских знакомых. Возвращаясь домой, они выдумывали самые невероятные вещи, договариваясь до того, что Артур похитил итальянского отчима, заморил его голодом и убил, за что получил руку сестры. Доля правды в этом была, потому как всегда противившемуся браку Артура и сестры сеньору Джованни незачем было соглашаться на него безо всяких оснований. Слухи долго витали вокруг семьи, порождая фантастические домыслы, что закрыло двери некоторых домов перед ними. Но Артур и Франческа были поглощены друг другом: Артур даже перешёл в католичество, чтобы заключить брак с обожаемой Франческой, что вызвало неподдельное бешенство его отца, обычно всегда флегматичного и добродушного. Милисент жаловалась, что её не позвали на свадьбу, изводя своими претензиями весь дом, а Джулия написала только «желаю счастья», присовокупив чек на довольно приличную сумму с пометкой, что это свадебный подарок от неё. Когда её отец узнал об этом, он вторично впал в бешенство, и с ним случился удар, уложивший его в постель. Ухаживать за ним было предоставлено старшей дочери, поскольку Милисент заливалась слезами каждый раз, когда заходила в его комнату, раздражая своими истериками всех вокруг, а миссис Баттон была в постоянном раздражении, что вынуждена была из-за болезни мужа ограничивать своё весёлое времяпровождение. Она и младшая дочь просто уехали в Лондон, оставив все заботы на Джулию. Однако через несколько месяцев к ней присоединился её брат с женой, чья самоотверженная преданность, доброта и живость растопили сердце старого мистера Баттона, и он признал свою невестку и её ребёнка, который уже начал формироваться в чреве молодой женщины. Сам Артур стал степенным и солидным мужчиной, с досадой вспоминавшим своё юношеское поведение. Он принялся помогать сестре в её работе, хотя, как и отец, мало что понимал в терминах и бумагах, охотно предоставляя свою персону, подпись и веское слово к её услугам. Они, правда, не стали задушевными друзьями в силу сдержанности характера Джулии и ещё помнившего и стыдившегося своего легкомысленного прошлого Артура, но начали лучше понимать друг друга. Вскоре их навестил брат госпожи Франчески, сеньор Джованни Кавальо, который бесповоротно влюбился в одну из соседок Баттонов – нежное и трепетное создание хрупкого телосложения с волосами цвета спелой пшеницы, кротким характером и тихим голосом. Его мрачные и немногословные ухаживания беспокоили и пугали семью девушки, но, казалось, не тревожили саму девушку. Его настойчивая преданность заставила смириться родственников, которые были рады избавиться от обузы: девушка была младшей в не слишком богатой семье. Таким образом, бурные события, обрушившиеся на Джулию, её семью и вокруг неё, как будто стали проходить. Её мать и сестра развлекались, отец угасал, сама Джулия вела дела семьи, брат стал ей незаменимым помощником, его жена ждала первенца. Жизнь вошла в спокойное русло к большому облегчению девушки, которая очень не любила перемен и потрясений, в которых ничего не понимала или на которые не могла повлиять.

Глава 8

Однако долго наслаждаться покоем ей было не суждено: миссис Баттон, видимо в помрачении ума, влюбилась до потери чувства реальности в юнца, на двенадцать лет моложе неё. Поздняя любовь её вызывала насмешки в обществе и многочисленные сплетни и фантазии. Миссис Баттон засыпала его подарками, пока прознавшая про то Джулия не положила этому конец, ограничив её доступ к деньгам. Однако миссис Баттон имела свой капитал, вовремя унаследованный от очередной дальней родственницы. Хранимый заботами Джулии, он теперь таял, как снег по весне: миссис Баттон не жалела денег на своего любовника. Она ездила с ним на воды, чему свет не был удивлён, поскольку болезненное состояние мистера Баттона не было тайной и наличие любовника никого не шокировало в этой ситуации. Она постоянно писала и посещала предмет своей страсти. Её опрометчивое поведение не замедлило принести плоды: несколько недель по утрам она весьма плохо себя чувствовала, жалуясь на тошноту и головную боль. Потом обнаружила, что ей стали тесны платья, а ноги стали безобразно отекать. Тревожные подозрения Джулии подтвердились: мистер Клейсорн констатировал беременность. Миссис Баттон была в восторге: она родит любимому человеку его ребёнка. Большего счастья для неё не существовало. Однако молодой альфонс вовсе не жаждал иметь потомство в своём столь раннем, по его мнению, возрасте. Да и сама миссис Баттон давно утомила его своей собачьей преданностью, удушающей любовью и вспышками ревности. Не любивший раньше, он не знал, как отделаться от неё теперь. Его развязное и грубое поведение, ночные загулы с друзьями и не обременёнными моралью женщинами ранили миссис Баттон. Она устраивала скандалы и сцены ревности, которые заканчивались её слезами, мольбами о прощении и страстными просьбами не оставлять её. На что молодой человек хлопал дверью и продолжал кутежи и попойки.
Однажды, после бессонной ночи ожидания миссис Баттон невольно подслушала разговор своего молодого любовника с парой-тройкой его друзей. Они вернулись с очередного кутежа и намеревались продолжить пирушку, полагая, что её нет дома. Циничные высказывания альфонса, уставшего от своей немолодой любовницы, язвительные и жёсткие обсуждения её внешности, привычек и поступков, насмешки над её любовью потрясли миссис Баттон настолько, что с ней случилось нервное потрясение и как следствие выкидыш, а она сама впала в горячку на долгие недели. На руках Джулии было уже двое болезных. И капризная младшая сестра, которая не понимала, почему, не будучи больной или проштрафившейся, она обязана сидеть дома. Однажды в присутствии брата и сестры она, разразившись очередными рыданиями, прокричала, что сбежит с первым же попавшимся офицером или джентльменом. На что её брат, подойдя к ней вплотную, влепил ей звонкую оплеуху. А, когда она потрясённо замолчала, приложив руку к щеке и хлопая большими и влажными глазами, в которых не было ни одной мысли, он пребольно взял её за ухо и, приблизив к ней своё лицо, глядя в эти самые глаза, тихо сказал: 
- Только попробуй выкинуть такую позорную штуку – я сам найду тебя, где бы ты ни пряталась, и убью.
Его тон был серьёзен, глаза холодны, а пальцы, державшие ухо Милисент, совершенно не дрожали. Задрожала сама Милисент. Наслушавшись домыслов в обществе об участии Артура в способе возвращения наследства его жены, она поверила, что брат сделает то, что говорит. Очевидно, нравы итальянцев, их горячая кровь, ревностное отношение к целомудрию девушки, пристрастие к кровавой мести и всё прочее наверняка не могли не сказаться на нём. Джулия, которой он рассказал правду о своих действиях, весьма решительных и печальных, удивлена не была. Она одобряла поведение брата по отношению ко вконец распоясавшейся и разбалованной сестре, которой не было дела ни до кого и ни до чего, кроме своих удовольствий. Переведя взгляд с брата на сестру, Милисент увидела мрачное удовлетворение на уставшем лице сестры и жгучее желание отходить её, Милисент, розгами по мягкому месту. Она надулась и на время перестала устраивать истерики и напоказ лить слёзы. Она затаилась, строя разные планы и мечтая о мести.
А миссис Баттон, вызвавшая новый взрыв сплетен своими похождениями с молодым любовником, потеряла ребёнка. Её муж, узнавший о предательстве жены, о её беременности, болезни и смерти нерождённого ребёнка, получил ещё один удар, после которого, прожив всего сутки, скончался. За несколько минут перед смертью он успел повиниться перед старшей дочерью за своё эгоистичное поведение, за то, что не смог обеспечить её мужем и горячо поблагодарил её за то, что она взяла на себя заботы по ведению дел семьи. Со слезами на глазах, он желал ей встретить достойного человека, который оценил бы её таланты ещё при своей жизни, а не как он – на пороге смерти. Джулия, сердце которой обливалось кровью, искренне оплакивала своего отца, испустившего свой дух у неё на руках. В последующих хлопотах неоценимую помощь ей оказывал Артур, хотя его жена должна была родить со дня на день и он прежде всего должен был заботиться о ней. Через несколько дней после того, как гроб с мистером Баттоном был опущен в могилу, сеньора Франческа родила здоровую черноволосую девочку, которая своим криком смогла бы поднять деда из могилы. Скорбь брата сменилась радостью и хлопотами, которые создавала вокруг себя новорожденная малышка, не давая никому ни минуты покоя. Джулия была на время предоставлена сама себе и скорбела молчаливо у кровати матушки или в конторе за письменным столом с деловыми бумагами.

Глава 9

С приходом весны миссис Баттон оправилась. Но известия о смерти её ребёнка и мужа, а также о том, что она стала бабушкой, радикально изменили её характер. Она целыми днями просиживала в своей комнате с молитвенником или стояла на коленях перед распятием. Когда выходила из дома, то направлялась в церковь, став ревностной прихожанкой. Она не упрекала сына за смену религии, но всякий раз видя его, она замолкала и поджимала губы, бросая неодобрительные взгляды на него и на его жену. Со своей невесткой, сеньорой Франческой, она вела душеспасительные беседы, стараясь наставить на пусть истинный в стезе протестантизма. Она завлекала её на службы в церкви, вычитывала целые главы из библии, сопровождая их комментариями, услышанными от пастора. Сеньора Франческа страдала от скуки в её обществе и старалась как можно быстрее её покинуть, ссылаясь на свою дочь. Что не было неправдой: непоседливый ребёнок не оставлял ни минуты покоя никому вокруг, быстро развиваясь и осваивая по мере укрепления своих маленьких ручек и ножек отчий дом со всеми его потайными уголками, подвалами и чердаками. А миссис Баттон, почувствовав потребность в проповедовании, оставалось только страдать в одиночестве. Она сменила цветные легкомысленные платья на чёрный вдовий наряд и не расставалась с чётками. Когда она не молилась или не читала требник, она вышивала бесконечные покрывала для алтаря церкви, устраивала благотворительные ярмарки и докучала соседям и окружающим своими поучениями и наставлениями, которые вызывали лишь недоверие и ироничные улыбки, благо память о похождениях новоявленной святой ещё была жива. Расточительная в былое время, она стала до крайности скупой. Из лучшей подруги своей младшей дочери она стала её дуэньей. По неосмотрительности Артур проговорился о своём воспитательном действе по отношению к младшей сестре, пояснив, чем оно было вызвано. Миссис Баттон, немедля, направилась к Милисент и влепила ей затрещину, которая по силе могла бы поспорить с оплеухой Артура. Не ожидавшая подобного Милисент даже не стала устраивать привычных сцен со слезами – настолько она была изумлена. А миссис Баттон, прочитав проповедь о нравственной чистоте, дочернем послушании и девичьей целомудренности, лично спорола с платьев дочери кружева и безделушки, банты и ленты. Остолбеневшая Милисент даже не шевельнулась спасать своё добро, поскольку просто не могла поверить увиденному. На сестру она давно махнула рукой, брат удивил её резким изменением поведения в связи со своей безумной любовью, а теперь и матушка… Если уж матушка впала в благочестие, для себя Милисент не видела места на земле, с тоской ожидая, что ей скоро объявят удалиться в монастырь. Пару раз повертев в руках матушкин требник, она со злости зашвырнула его в угол, за что заслужила ещё одну затрещину и порцию нотаций со стороны возмущённой матушки. Милисент погрузилась в тоску и меланхолию, привычные более её сестре, но совершенно незнакомые ей. Между тем чехарда событий снова прекращалась, и жизнь в который раз стала входить в спокойное русло.

Глава 10

Мистер Сворд наблюдал жизненные перипетии семьи Баттонов со стороны, как и весь свет. Его интересовали и забавляли события, случившиеся в этой семье за столь короткое время. Скучная лондонская жизнь не баловала новостями, а тут скандал за скандалом. Его любопытство вызывали сплетни вокруг этой семьи. Его азарт разжигали скандалы, сопровождавшие то одного Баттона, то другую. Недоумение вызывало поведение мисс Баттон. Привыкший к беспомощности, зачастую наигранной и показной, глупости женщин, любящих болтать ни о чём, тратить деньги, взвизгивать по пустякам и без повода падать в обморок, в Джулии Баттон он наблюдал совершенно иную разновидность женщины. Она была спокойна, деловита, возможно, умна и, что немаловажно, пользовалась уважением своего старшего брата и брата его жены. Мистер Сворд свёл знакомство с Артуром, которому, однако, не стал близким другом по причине своего легкомысленного характера. А воспоминания о собственном недавнем легкомысленном поведении для Артура были ещё болезненны. Но он был вхож в дом молодого человека, изумляясь, как и все, резкой перемене его поведения. С сеньорой Франческой они стали друзьями, любящими подтрунивать друг над другом. Их шуточные пикировки через какое-то время перестали заставлять хмуриться сеньора Джованни. Маленькая София стала со временем видеть в нём своего доброго дядюшку, хотя ей много раз объясняли, что это совершенно посторонний человек. А дядюшка – тот мужчина с чёрными глазами, неулыбчивым ртом и серьёзным лицом. Но в силу малого возраста маленькой девочке это было непонятно. И она радостно улыбалась, лопотала и тянула ручонки к весёлому молодому человеку, катавшему её на своей ноге и дарившему ей игрушки и конфеты. Глядя на него, сеньора Франческа и миссис Кавальо, часто навещавшая их и тоже ожидавшая пополнения семьи, не раз, оставшись вдвоём, строили планы женить молодого человека. Однако сам мистер Сворд не проявлял желания стать женатым. Он попросту о том не задумывался. Изредка путешествуя от четы Баттон к чете Кавальо, он был весьма счастлив своим положением приходящего друга семьи. Сэру Сворду такое положение дел не нравилось. Но, памятуя, на что способен его сын, он выказывал своё недовольство весьма осторожно и ненавязчиво. То, что один из представителей плебейской, по его мнению, семьи женился на аристократке, хоть и итальянских кровей, несколько примиряло его со всем семейством. Хотя итальянская аристократия в его глазах значила немногим больше, чем все предки сэра Баттона вместе взятые, были ли они на короткой ноге с королями или нет. Однако титул есть титул. Мистер Сворд вообще не обращал внимания на наличие титулов или королевских особ в генеалогическом древе своих новых знакомых.
Посещая семьи, он неизменно слышал упоминания о мисс Баттон. При чём её брат глубоко уважал её, его жена слегка её опасалась, хоть и хотела подружиться с ней всей душой. Миссис Кавальо настороженно относилась к занятой неженскими делами девушке, которая и не заговаривала о браке. А сеньор Джованни преклонялся перед её умом, энергией и знаниями. Обладая более практичным разумом, чем мистер Артур, он частенько помогал ей дельными советами. Случалось, правил чертежи или беседовал с механиками. Женщины же не могли её понять. Их пугало её вдруг возникшее стремление к независимости. В то время как Элис Кавальо видела смысл своей жизни в рождении и воспитании детей, Франческа Баттон – в жертвенной любви к мужу и дочери, Джулия Баттон не считала это целью своей жизни. За свои двадцать четыре года она ни разу не получила предложений о замужестве, и не рассчитывала получить впредь. Она, конечно, хотела иметь семью и детей. И на её глаза не раз наворачивались слёзы, когда она навещала своего брата и его жену: маленькая София не утомляла её своей непоседливостью. Она вызывала в ней только тихую грусть. Но, поскольку женихи не выстраивались в очередь у её дверей, Джулия решила помогать своей семье тем, чем умела: если не выгодным замужеством, то самоотверженным трудом. А молодые женщины, обладавшие на редкость несхожим темпераментом, не сговариваясь, пришли к мысли, что неплохо было бы свести мистера Сворда и мисс Баттон. На что Артур, заслышавший как-то очередной разговор дам на эту тему, не забыл напомнить, что в своё время его отец уже предпринял попытку познакомить ветреного аристократа и свою серьёзную сестру. Но они не произвели друг на друга хорошего впечатления. А заносчивый сэр Сворд вообще не хотел о ней ничего слышать, видя в ней воплощение всех недостатков женщин, их глупости, занудства и недалёкости.
- Дорогой, ваша сестра просто не умеет себя показать, - ответила на это его жена. – Она как жемчужина в раковине: чтобы понять её красоту, надо её раскрыть. Она не ваша младшая сестра, прошу меня простить, блеск которой виден всем, но за которым ничего нет. Чтобы Джулия понравилась, её надо заставить раскрыть свою душу.
- Сама она ни за что не допустит в свою душу никого, - сказал Артур. – Она очень холодна. Хотя доброта её безгранична, - добавил он, вспомнив вовремя присланный мисс Джулией чек на его собственную свадьбу. Чек, стоивший самой Джулии многих дней упрёков отца, рассерженного, что с ним не сочли нужным посоветоваться, и неудобств самой Джулии, которой надо было покрывать эти расходы из каких-то иных средств.
- Она не холодна, - поправила его жена. – А застенчива и скромна. И до смерти боится быть навязчивой, бестактной, доставить неудобство, ранить бесцеремонностью и нелепостью. Боится быть неловкой и смешной. Не хочет быть такой, как, простите меня, дорогой, но как члены вашей семьи. И от этого она одинока. Она очень ранима и трогательна. Как София, только старше.
Артур рассмеялся.
- Трогательна! Видели бы вы, сеньора, как она ставила на место клерка в конторе или подрядчика на стройке! Вы бы так не говорили!
- То, что она самостоятельная и сильная личность, в отличие от вашей младшей сестры, я не отрицаю. Но это не мешает ей быть ранимой и одинокой, - настаивала его жена.
И, вспыхивавшая как костёр Франческа, тихая и незаметная, как лесной родник Элис взяли в нежное кольцо монолитную и одинокую скалу Джулию. Для завершения картины триумфеминату не хватало Милисент – капризной, легковесной и внезапной, как весенний ветерок. Но две замужние дамы решили не включать в свой кружок столь эгоистичное создание, которое своей глупостью и легкомыслием принесла бы только больше вреда, чем пользы. Они постоянно навещали Джулию. То, чтобы устроить незапланированный пикник, то, чтобы пройтись по магазинам и модным лавкам, то, чтобы выбраться посмотреть на выставки картин модных художников или зазвать на чай к своим знакомым. Джулия не была глупой и понимала причину этого. Она была неизменно благодарна и вежлива, но завоевать её дружбу или хотя бы поговорить по душам не удавалось. Нередко во время этих вылазок она встречала мистера Сворда, которого стала находить уже не столь поверхностным. Он оставил свою привычку таскать с собой зеркало и любоваться своим отражением в нём по поводу и без. Эскапада, стоившая его отцу в своё время постельного режима, повлияла на него, слегка изменив его манеры и привычки. Не став более глубокомысленным, он стал серьёзнее относиться к жизни. Хотя на его весёлом нраве это не слишком отразилось. Так же он сменил свои сюртуки кричащих расцветок и фасонов на вполне приличные костюмы, перестав шокировать почтенное общество своим выбором одежды. А, видя его общение с маленькой Софией, предупредительность по отношению к дамам, она даже удивлялась, проникаясь к нему невольным расположением. Сам же Ричард, не отдавая себе отчёта, стал думать о Джулии всё больше, находя её внешность, особенно без очков, не столь противной и отталкивающей. Её верные суждения, ясность мысли, ум и отсутствие стремления завлечь его или приукрасить себя интриговали его. Он не привык к прямолинейности женских высказываний, что поначалу шокировало его, отсутствию суетной болтовни, едких сплетен и мишурности. Он наблюдал, правда, со стороны, как Джулия справлялась со всеми проблемами и хлопотами, выпавшими на её семью, без слова жалоб и просьб о помощи. Как и её брат, он начал её уважать, как сеньор Джованни, начинал видеть в ней равную, а не «всего лишь какую-то женщину» и как Франческа Баттон остерегался, не понимая её. Слишком суровую, холодную, непроницаемую и бесстрастную маску надела на себя девушка, чтобы молодой человек, не отдававший отчёта в своих зарождавшихся чувствах, мог проникнуть сквозь неё. Слишком много не неё свалилось, чтобы она могла поддаваться своим чувствам, когда есть столько дел по поддержанию репутации и финансового обеспечения своей семьи. Обеспечения, которое могла поддержать только она одна. Хотя Джулия и начала изменять о мистере Сворде своё мнение, но ещё не настолько, чтобы сменить эту свою маску или вовсе снять её. Она боялась быть неловкой, боялась быть осмеянной, боялась быть обманутой. Её сердечко уговаривало её сменить поведение или хотя бы быть мягче. Но разум убеждал, что это делать рано, что слишком много вокруг примеров лицемерия, предательства и как следствие этого разочарования и боли. А боли в жизни Джулии было достаточно. Не хватало ещё терзаться из-за мнения окружающих.

Глава 11

Мистер Сворд, наблюдая успехи Джулии, решил тоже попробовать себя на бирже. Благодаря его беспечности, но вместе с тем и удачливости он, к удивлению своего отца, достиг некоторых успехов, удвоив в относительно короткое время свой капитал. Сэра Сворда это несколько примирило с мисс Баттон, поскольку её советы в приращении капитала были весьма кстати. Однако он не перестал считать, что женщины ничего не понимают в деньгах и делах, приписывая успехи своего сына и самой мисс Баттон удаче первого и вовремя полученным сведениям из третьих рук второй. Благодаря общему делу, мистер Сворд и мисс Баттон часто пересекались в самых необычных местах. Ричард проникался к девушке удивлявшими его чувствами, находя у себя и серьёзность, и основательность, о которых раньше не подозревал. А Джулия в его обществе постепенно оттаивала душой, нередко улыбаясь его невольным нелепостям из-за невежества и забавляясь его открытым нравом. Каждый из них находил в другом то, что уравновешивало бы их собственный характер.
Со временем они стали находить приятность в обществе друг друга. Ричарда больше не раздражала серьёзность Джулии, в которой он нашёл чувство юмора, что в сочетании с острым умом делало девушку ироничной и язвительной. Это не всем нравилось, и Джулия старалась не демонстрировать эту сторону своего характера. Но она чрезвычайно пришлась по душе Ричарду, любившему хорошую шутку и высмеивавшему пошлость и напыщенность. И, видя его отношение, она в его присутствии стала менее холодна, радуя его своими точными замечаниями, серьёзными суждениями и забавными наблюдениями. В свою очередь Джулия стала находить, что весёлость характера вовсе не означает его поверхностности и глупости. Что отдыхать от серьёзных дел в незамысловатых развлечениях может быть вполне приемлемо. Она с тревогой наблюдала, что ненавязчивая опёка во время таких встреч ей совсем не неприятна. Что иногда она с нетерпением ждёт окончания своих дел, чтобы провести несколько часов в обществе мистера Сворда. Со временем она стала замечать, что ожидает его забавных записок или маленьких ничего особенного не значащих подарков – трогательный знак внимания доброго друга. Плававшая как акула в воде среди деловых вопросов и юридической казуистики, она была совершенно неопытна в вопросах любви. Она не знала, как расценивать поведение мистера Сворда и не знала, как назвать свои чувства к нему. Боясь запутаться и выставить себя в смешном свете там, где вполне ничего романтичного и не могло бы быть, она продолжала общаться с Ричардом как его добрый друг и старый знакомый, хотя это давалось ей всё с большим трудом. Чувства заставляли пылать её щёки, а разум крепко держал в узде язык и жесты. И всё это вместе приводило её в отчаяние своей двойственностью.
Милисент, полный профан в делах учёных, весьма успешно разбиралась в делах чувственных, и раньше старшей сестры поняла, что творится у неё в душе, хотя Джулия и прилагала все усилия, чтобы скрыть свои чувства. Обиженная ограничением средств и развлечений, Милисент, поддавшись злобе, решила досадить сестре, которую считала виновницей своих бед вопреки всякому разумению. Повинуясь своей испорченной природе, она стала заигрывать с Ричардом, когда он появлялся в доме, навязывала ему мелкие пустяки, как новоявленная любовница, которой не являлась, но создавала видимость, вынуждала приглашать её на прогулки и танцы, создавая впечатление у окружающих своих более близких отношений, чем это могло бы быть между ним и её сестрой. Ричард Сворд, который начал находить удовольствие от общения с Джулией, оказался не готов к экспансии чувств младшей сестры, поведение которой начал находить всё более непозволительным и навязчивым. Искушённый повеса, он не хотел грубо ставить на место зарвавшуюся девчонку, полагая, что этим он обидит старшую сестру. Всё же родственные чувства есть родственные чувства. Будь на месте Милисент другая, он бы давно нашёл выход из столь двусмысленного положения. Но то, что она сестра женщины, которая ему всё более нравилась, делала его безоружным против столь откровенного поведения неуёмной девицы. Джулию же поведение Милисент не беспокоило. Она знала свою сестру и её порочность и эгоизм. Однако её ранило отношение к ней Ричарда. Она не понимала, почему он поддаётся на провокации и идёт на поводу у столь испорченного существа, хотя и замечала, насколько ему неловко и как он тяготится обществом её сестры. Её сердце, в которое уже заглянула любовь, истекало кровью, а разум говорил, что, как она была права, не открывшись ему. Что постоянство мужчинам не свойственно. Что в их отношениях с мистером Свордом не было ничего такого, что не выходило бы за рамки обычной светской вежливости. Разрываясь между сердцем и рассудком, чувствами и разумом, Джулия стала постепенно отдаляться от Ричарда. Что было не так трудно сделать, поскольку Милисент, движимая обидой, заполняла или старалась заполнить собой всё время мистера Сворда, доходя в своём скандальном поведении до границ приличий.
Мистер Сворд, прекрасно видел положение вещей и, если в чём заблуждался, то это в причинах. Он не был уверен в своих чувствах к мисс Баттон и совсем не знал, что к нему чувствует она. Поэтому в подобных обстоятельствах он просто не знал, как поступить. Появившиеся слухи о его пикантных отношениях с Милисент привели к сплетне, неизвестно кем и для чего пущенной, о том, что его брак с младшей мисс Баттон вполне вероятен. Милисент, когда её о том спрашивали, мило краснела и смущалась, не подтверждая, но и не опровергая сплетен. Сам Ричард Сворд только отмахивался от подобных слов, считая их глупыми недоразумениями, которые исчезнут сами собой так же, как появились. Отъезд по делам Джулии лишь подлил масла в огонь предположений, вызывая новые вымыслы и догадки. Хотя, к подобной нелепой ситуации он не имел никакого отношения.

Глава 12

Некоторое время отъезд Джулии прошёл незамеченным. Милисент отметила лишь, что ей стало свободнее общаться с мистером Свордом, а мистер Сворд был занят тем, что отбивался от навязчивого общества, объясняя и убеждая друзей, что жениться не собирается, и посещал биржу, чтобы приглядывать за своими внезапно появившимися капиталами и отдохнуть от навязчивой девицы. Поскольку у той посещение подобных мест вызывало скуку и ошеломление тем, в чём она совершенно не разбиралась.
В один из ставших редкими дней, когда он смог отделаться от Милисент во время спектакля в театре, он поспешил в дом Баттонов, чтобы навестить Джулию, принести ей извинения за их редкие встречи и отдохнуть в молчаливом обществе разумной сестры от легкомыслия, циничности и глупости младшей, её постоянной непрекращающейся болтовни и эгоизма. В былое время он был рад словоохотливости пустой девчонки, но со временем легковесность и бессмысленность её болтовни стала его утомлять, и он предпочитал спокойную тишину с Джулией нескончаемым пустым сплетням с Милисент.
Его встретила облачённая в привычный глубокий траур миссис Баттон. С того момента, как, придя в себя после своей горячки, она узнала о смерти мужа и ребёнка, миссис Баттон не снимала чёрных платьев с глухим воротом, чёрных шёлковых митенок и чёрного чепца с узкой лентой белых кружев. Столь же узкая лента окаймляла манжеты рукавов. Довершало картину огромное распятие на её монументальной груди, которое одним своим видом могло привести к покаянию толпу грешников.
Чопорно заведя обязательный разговор о погоде и глубокомысленно кивая на банальные фразы, миссис Баттон не прекращала вышивать какое-то ужасающе огромное полотно с религиозным сюжетом. Благосклонно, но с недовольством на лице выслушав несколько нервно высказанную мистером Свордом надежду на здоровье, на его вопрос о Джулии она сурово поджала губы.
- Моя дочь очень пренебрегает приличиями. Не дело благовоспитанной леди якшаться с клерками, грязными рабочими, адвокатами и прочим сбродом. Это неженское дело. Она слишком пренебрегает своим долгом. Ей уже давно пора выйти замуж, а не носиться по всему графству как какому-то посыльному.
Она быстро взглянула на мистера Сворда. Тот перехватил её взгляд, заметив в нём неодобрение. Миссис Баттон вернулась к вышивке. Поспешно выразив согласие, мистер Сворд поинтересовался местоположением Джулии в данный момент.
- Она уехала в …шир. Какие-то проблемы со строящейся деревней рабочих. Уоркинг, кажется. Зачем ей понадобилось этим бедным людям строить целую деревню – не пойму. Когда-нибудь эта руда там закончится, и деревня не понадобится. Деньги, выброшенные на ветер.
Поговорив на общие темы ещё немного и получив адрес Джулии в …шире, мистер Сворд откланялся.
Выходя от миссис Баттон, мистер Сворд задавался вопросом, какую руду и какая компания разрабатывает в …шире, что там так срочно понадобилась мисс Баттон и строительство деревни. Он не слышал ещё ни о чём подобном на бирже. И уж точно не мог взять в толк, что там может делать мисс Баттон, чем она может помочь и что предпринять.
Он завернул на биржу и в контору, где мисс Баттон от имени отца и брата вела дела, чтобы выяснить этот вопрос. Но там ему никто не мог ответить. Только никем не подтверждённым слухом о какой-то железной дороге в той местности мистер Сворд и смог разжиться. Что повергло его в ещё большее недоумение – какая связь между разработкой руды, строительством деревни и возможной железной дорогой? Свои дела и дела своей семьи Джулия предпочитала вести сама, не посвящая в подробности посторонних. Каждому она поручала только отдельный участок работы, не заставляя углубляться в дела других клерков. Поэтому общее положение дел было известно только ей. И даже, если все клерки объединятся, они всё равно не будут знать всего. Потому что в делах принимали участие помимо них ещё и юристы, и инженеры, и механики, и мелиораторы, и строители. Заместителей и помощников у Джулии не было. Иногда ей помогал сеньор Кавальо, внося свежие идеи и проводя переговоры с особо ортодоксальными представителями деловых или рабочих кругов. Его присутствие, хоть он и был итальянцем, что вызывало надменные гримасы, было, всё же, предпочтительнее, чем её указания и распоряжения. Видеть в женщине руководителя ни один мужчина не мог себе позволить без урона для себя своей чести и достоинства.
Выяснив, что в …шире у Джулии есть небольшой недавно купленный дом, называвшийся незатейливо Уиллидж, куда она поселила немногочисленную старую прислугу, мистер Сворд собрал свои вещи и выехал, одолеваемый ещё большим количеством вопросов. На его счастье он избежал встречи с Милисент, которая, увлечённая соблазнением некоего офицера в театре, ослабила своё внимание к мистеру Сворду, уверенная, что теперь-то уж он от неё никуда не денется. Заметив, что он улизнул от неё, она, не досмотрев спектакль, на который пришла, чтобы продемонстрировать новое платье, которое смогла выпросить у сестры, в ярости вернулась домой. Встреча с маменькой её не порадовала: та начала попрекать её за транжирство, распущенность и тщеславие, приводя цитаты из псалмов и библии, а под конец недовольно сообщила, что мистер Сворд был, интересуясь Джулией, и уже ушёл. Милисент бросилась к себе в комнату и со злости разбила несколько безделушек. На шум вошёл её брат, который в этот день навещал мать и решил остаться на обед. Видя рассерженную сестру, мечущуюся по комнате, он спокойно подошёл к кувшину с водой и опрокинул его на голову Милисент. Переждав её дикий визг, он спокойно сказал:
- Не прекратишь капризы – поедешь в деревню. Будешь сидеть там, в лесной сторожке под замком. Твоё поведение давно желает лучшего. Удивляюсь, как тебя здесь терпит наша мать. И Джулия.
- Плевать я хотела на Джулию! – воскликнула Милисент, топнув ногой. Вода стекала по её лицу, и она смахивала струйки. – Госпожа Финансистка! Мисс Корпорация! Леди Бизнес-совершенство! – издевательски кривлялась она. – Рыба снулая, вот она кто! Строит из себя господа бога, а сама не видит, что у неё под носом делается! И вы все вокруг неё прыгаете, как дрессированные собачки!
Она на секунду передохнула. Брат с интересом смотрел на неё, ожидая, что она ещё скажет.
- Мать! – с новой силой закричала Милисент. – Раньше это была матушка, а теперь ходячая проповедь добродетели! Это как я могу вытерпеть их обеих! Никто меня не любит! Все только поучают и запрещают! Я такая несчастная! – Она разразилась слезами и кинулась к дивану. Несколько минут её плечи содрогались в рыданиях на подлокотнике.
Её брат подождал, но, видя, что конца этому не близится, он негромко, но чётко спросил:
- А что ты сделала для других? Что ты сделала для того, чтобы иметь развлечения, платья, драгоценности? Ты разбила дрезденскую пастушку. А кто её купил? Кто её сделал? Ты её разбила, уничтожила, а хоть каплю труда ты в неё вложила? Ты всё время тратишь не свои деньги и испытываешь родных своими жалобами и капризами. А когда к тебе относятся так, как ты того заслуживаешь, ты начинаешь кричать, что тебя не любят. Если бы тебя не любили, тебя бы вышвырнули на улицу: живи, как хочешь. Если тебе что-то не нравится – дверь открыта.
Он повернулся, чтобы уйти. Милисент зарыдала ещё пуще.
- И запомни, - холодно сказал он в дверях, не обращая внимания на её спектакль. – Если я ещё раз услышу, увижу или узнаю, что ты продолжаешь себя так вести, как до сих пор, я не посчитаюсь ни с чем и либо выдам замуж за первого, кто подвернётся, или отправлю в монастырь, подальше от сюда. Желательно в Новый Свет, к дикарям. Это моё последнее слово. Ты его слышала. Больше я повторять не буду.
Он взялся за ручку и вышел. Милисент ещё некоторое время повсхлипывала, а потом, видя, что зрителей не прибавляется, задумалась. Менять своё поведение она ни в коем случае не хотела – она слишком любила себя и всё, что могло бы принести ей радость или удовлетворение. Но и жить в четырёх стенах монастыря где-то в глуши или подвергаться опасностям в фортах Нового Света ей совсем не хотелось. Пренебрегать словами брата вовсе не следовало: очень он изменился после женитьбы на итальянке. Она стала перебирать варианты выхода. Работать, как сестра, она считала ужасающе неприемлемым. В чём была солидарна со своей матерью, не догадываясь об этом. Всё время просить денег у брата, когда он недвусмысленно заявил, что этого делать не следует – безумие, а у сестры – унижение. Разговаривать с матерью – бесполезно. Богатых подруг, за чей счёт можно было бы жить, у неё нет, а на молодых людей, которые бы теряли голову от любви к ней и осыпали её подарками – неурожай. В основном это были младшие сыновья не слишком богатых семейств, которые сами искали богатых невест. Родственники же, кои могли бы облагодетельствовать её наследством или хотя бы содержанием, уже сделали всё, что было в их силах, оставив этот мир потомкам, а своё состояние - наследникам, остальные же были непозволительно бедны. Оставалось одно – замужество. Но не абы с кем или, как элегантно выразился братец, с первым, кто подвернётся, а с тем, с кем решит она. Избранник должен быть богат, стар, чтобы не стеснять её молодость и побыстрее умереть, и слепо любить её, чтобы выполнять все её капризы. Милисент задумалась. В голову как назло не приходило ни одного имени. Её взгляд остановился на осколках фарфоровой статуэтки. Сворд! Сэр Сворд, отец Ричарда! Милисент улыбнулась. Это было бы хорошей шуткой. Она бы посмеялась над гордецом, осмелившимся отвергнуть её, Милисент – красивую, юную, весёлую – ради своей унылой заумной сестры, которая даже не была миловидна. Не захотел быть её поклонником, так будет пасынком. То, что сэр Сворд её терпеть не может, можно исправить. Слухи и сплетни об отношениях её и Ричарда давно гуляют в свете. А теперь она ещё ничего не объясняет по поводу слухов о предстоящей свадьбе. Можно вполне предстать несчастной жертвой, которую обманул ветреный сынок. Надо почаще навещать старика и играть при нём роль кроткой и покорной скромницы. А когда он перестанет плеваться при её имени, можно будет постараться его соблазнить. Старики падки на молоденьких. Глядишь, и он не устоит.
Довольная своим замыслом, Милисент позвала горничную, чтобы сменить платье на самое неброское и привести в порядок мокрую голову. Действовать она решила немедленно, и в качестве предлога выбрала отъезд Ричарда – дескать, ей очень надо знать его адрес. А там дальше – как пойдёт.
Пока Милисент строила планы, мистер Ричард Сворд ехал в лёгкой карете из Лондона. Зачем ему понадобилось объясняться с Джулией, он бы затруднился сказать. Сам он об этом не задумывался, а другие его не спрашивали. Возможно, если бы он дал себе труд поразмыслить об этом, он бы весьма удивился.

Глава 13

Подъезжая к поместью, он не заметил никакой стройки вокруг. Только небольшой уютный дом, к которому вела ровная дорожка. Вокруг дома располагались аккуратно подстриженные кусты высотой чуть ниже человеческого роста. Они стояли плотной стеной вместо изгороди. Сад, видневшийся слева от дома, казался цветущим и ухоженным. Нигде не слышалось шума молотков или ругани рабочих, что свидетельствовало бы о близком строительстве.
Встречен Ричард был чисто одетым и гладко выбритым дворецким почтенных лет. Не отвечая на вопросы, он проводил его к пожилой служанке, а сам, захватив саквояж молодого человека, удалился готовить ему комнату. Пожилая женщина что-то увлечённо вязала. Подняв глаза на мистера Сворда, она поспешно отложила рукоделие и поднялась. Представившись и назвав себя, он с удовлетворением увидел, что его имя не совсем незнакомо пожилой даме.
- Мисс Джулия не предупреждала, что её кто-то здесь посетит. Поэтому, прошу прощения, но мне нечего вам предложить. Если вы захотите остаться, - тут облачко пробежало по её лицу, – то комната будет готова через час.
Мистер Сворд заверил женщину, что сам не знал о том, что приедет. Поблагодарив за заботу, он согласился выпить чаю, который добрая женщина приготовила и подала в гостиной, куда расторопной служанкой были принесены булочки в плетёной корзинке.
- Это мисс Джулия сама пекла, - с любовью сказала женщина, глядя на горку булочек. Потом, вздохнув, добавила: - Просто не представляю, когда она это успела сделать. Я сегодня встала рано, а её уже нет. Только булочки на столе да чайник вымытый.
- Мисс Джулия всегда рано встаёт? – спросил Ричард, пригубливая ароматный чай.
- Ох, сударь! - Старушка всплеснула руками. – Как сюда приехала – ни минуты покоя. Её отец говаривал, что она хорошая хозяйка. Лукавил. – Женщина снова вздохнула. – Она лучше всех. В доме ни один продукт не портится, всё употребляется вовремя. А чистоте и аккуратности нашего дома может позавидовать и королевский дворец – вы и сами видите. – Она обвела рукой небольшую уютную комнату. Действительно, аккуратно расставленная мебель не производила впечатления тесноты и захламлённости. Белоснежные салфетки бросались в глаза. Фортепиано, стоявшее у окна, блестело лаком. – Мисс Джулия всегда следит за опрятностью не только своей, но и слуг. Комнаты всегда натоплены, трубы прочищены, на серебре ни пятнышка, на полках нет пыли. Лошади сыты и вычищены, карета всегда на ходу. И при этом она сама может приготовить что-то совсем невероятное. Сколько раз видела её на кухне. Хотя я этого и не одобряю – готовить удел поварихи или прислуги, а не благородной леди. Но разве её переспоришь?
Старушка, заметно уставшая от одиночества и горевшая желанием поболтать со знакомым своей дорогой хозяйки, поставила чашку на блюдце и мечтательно произнесла:
- Однажды некий итальянский слуга одного нашего соседа посетовал, что давно не ел какую-то пасту. Мисс Джулия очень заинтересовалась. Она расспрашивала этого слугу, в Лондон ездила… А через неделю или две сама приготовила нечто непонятное. Тот слуга только причмокивал, когда возмущённо восклицал, что тимьян и базилик в пасту никто никогда не клал. На что мисс очень спокойно отвечала, что тогда она будет первой. А когда она посыпала всё это тёртым сыром, тот итальянец за голову схватился. А как она готовила соус из помидоров, так он вообще сбежал из кухни и что-то кричал на своём варварском языке. Но потом мисс пригласила его на пробу. Вы представляете? – Старушка возмущённо повернулась к мистеру Ричарду. – Наша мисс как служанка ждала приговора своему умению у какого-то итальянского слуги! – Старушка, разволновавшись, хлебнула чаю. Немного успокоившись, она продолжила: - Этот итальяшка долго нюхал, жевал, молчал, а потом так затараторил, что я чуть не оглохла. Мисс же только улыбалась. Когда он затих, она сказала, что он хвалил её поварское искусство. Тогда он её перебил и затараторил уже на нормальном языке, что он в восторге от талантов мисс. После этого мисс угостила этим мистера Баттона, матушку, брата и сестру. Мистер Баттон ничего не говорил – видимо, не распробовал. Миссис Баттон и мисс Милисент сразу перепачкались, потому что не знали, как есть спагетти – мисс Джулия так назвала то, из чего состояло её блюдо. Они видели это в первый раз в жизни и очень его ругали. Хотя почти ничего не попробовали. Мистер Артур наоборот, попробовав это, заявил мисс Джулии, что пригласит своих друзей и соседей, когда она снова приготовит это необычное кушанье. А мисс, видя, что батюшка её молчит, а матушка и сестра ругаются, сказала брату, что он над ней издевается. Потом она спокойно встала из-за стола и объявила, что никогда в жизни не будет больше им готовить. Мистер Артур был в ужасе: он ведь мог первым ввести моду на эту самую пасту, которую у нас не знали. Да и вряд ли знали в Лондоне. А мистер Баттон был явно разочарован: я слышала, как он говорил, что распробовал это необычное блюдо с пикантным вкусом и на чём свет клял жену и младшую дочь. Мне потом довелось попробовать. Не скажу, что я была рада – вкус странный и непривычный. Мне не то, чтобы не понравилось. Но я предпочитаю пирог с почками, чем это непонятно что.
Старушка снова замолчала. Её взгляд скользил по комнате. Остановившись на диванных подушках, старушка встряхнулась и воскликнула:
- А как она вышивает! – Она указала на подушки, отличавшиеся ненавязчивым узором, гармонирующим с обивкой дивана. – Одежду для кукол детей бедняков она шила сама, - добавила старушка, с гордостью глядя на гостя. – Рисует она просто очаровательно! Я-то не разбираюсь, но её учитель рисования говорил, что у неё недюжинный талант. Её голос прелестен – слушая его, душа поёт. А исполнение на рояле выше всяких похвал. Скольких молодых девушек я слышала – ни в какое сравнение не идут их неумелые попытки. Она ещё играет на скрипке и этой варварской гитаре – ну чисто ангел небесный! Слушая её, благодаришь бога за то, что он одарил её столькими милостями!
Старушка восторженно сложила руки, в её глазах блеснули слёзы. Но постепенно экстаз уступил место грусти.
- Однако всё портит учёность, - вздохнула она, смахивая слезу. – Мисс Джулия слишком умна для женщины. Всегда такой была, сколько её помню: одни книжки на уме. Женщине не нужно знать больше двух языков – родного и французского, чтобы не прослыть уж совсем невеждой. А она знает четыре. Не обязательно разбираться в каких-то ветхих историях дикой Азии и сумасшедшей Европы. Достаточно знать историю своей страны. А она беседует об императорах и королях как о своих знакомых. И уж вовсе не нужно забивать себе голову всеми теми вздорными вещами, какими она забивает её в Лондоне. Для этого есть её брат, служащие, клерки, наконец. Виданное ли дело, чтобы молодая женщина спорила с юристами, бухгалтерами, инженерами, финансистами, чтобы копалась в земле, разбираясь в свойствах горных пород! Она не должна стирать бельё, пропалывать огород, мыть полы. Это неслыханно!  Она ведёт себя как одна из этих мужланов, а не как благовоспитанная девушка из благородной семьи! Может, вы как её друг сможете повлиять на неё? Убедите её, что не дело леди находиться в грязи в этой деревне. Это деревня рабочих людей. Господам там делать нечего. Каждому в этом мире всевышний отвёл своё место. – Она перекрестилась. – Она, конечно, очень добра – поселила меня в тишине и покое, сделала экономкой этого милого домика, избавила от чёрной работы (для этого сюда приходит девушка из деревни, которую мисс наняла помогать мне)… Но всё же нехорошо, что она путается со всякими рабочими. Они все сплошь невежи и грубияны. И от них можно подцепить любую заразу.
Ричард замер с куском булочки во рту. Джулия стирает бельё и моет полы? Он чуть не подавился, быстро запив не дожеванный кусок чаем. Видимо, старушка что-то путает. Не может же столь утончённая девушка, у которой столько талантов, по уверениям этой пожилой служанки, заниматься чёрной работой!
Он прокашлялся, перевёл дух, поспешно покивал головой и не менее поспешно согласился с доброй женщиной. Клятвенно уверив её, что сделает всё возможное, чтобы переубедить Джулию, он попросил объяснить, где ему её найти. Старушка повздыхала и позвала конюха. Вошедший молодой человек, почти мальчишка, получил задание проводить господина к хозяйке. Тот с сомнением глянул на Ричарда, но промолчал.
На конюшне, седлая лошадь, он серьёзно сказал, глядя на мистера Сворда:
- Я-то вас провожу. Только, сударь, будьте добреньки, не мешайте мисс. Она там хорошим делом занята, честным и ничуть не зазорным. Ну, малость, грязным. Ну так не радости ради мисс ручки пачкает!
- Что же она там делает? – забавляясь трогательной заботе мальчишки, спросил мистер Сворд.
- Она помогает многим хорошим людям, - серьёзно сказал конюх. – Она помогает, понимаете? А остальные только языками горазды молотить. Господа только в своих гостиных хороши, когда от нечего делать рассуждают, как нам помочь. А мисс на самом деле помогает. Она вообще говорит мало. А дело делает. Сама. Вы представляете? Леди помогает нам, простым рабочим!
Ричард решил не продолжать выпытывать у разошедшегося конюха подробности, а самому всё увидеть. Его шокировало, что благородная девушка может стирать бельё как обычная прачка. И подобное он хотел увидеть своими глазами, чтобы им не поверить. Насупившийся конюх, хмуро поглядывая на него, медленно тронул поводья своей лошади.

Глава 14

Ричард следовал за конюхом по довольно сносной дороге. Было видно, что хозяин (в данном случае, хозяйка) внимательнейшим образом следит за её состоянием. Неясно только, зачем это было нужно – вкладывать деньги и силы в то, что недолго будет приносить прибыль.
По прошествии нескольких миль, проезжая мимо зеленеющих полей, ярких полян и густых лесков, Ричард услышал отдалённый шум. Заинтригованный он поехал быстрее. Наконец вдалеке показались жилые постройки. Перед ними лежало поле, поделённое на участки, ограниченные кольями там и сям. На тех участках зеленели разнообразные растения, некоторые клочки были переполоты, но там ещё ничего не росло. Сами постройки были невелики, но аккуратны, чисты и добротны. Перед некоторыми были маленькие садики на три-четыре дерева и нескольких кустов. Из труб на крышах шёл дым, из немногих окон слышался плач детей. Ричард удивился: это был основательный посёлок, в котором жили не относительно зажиточные арендаторы, а обыкновенные рабочие и их семьи. Теперь Ричард вполне понял недовольство миссис Баттон: руда действительно когда-нибудь закончится, и что будет с деревней? Уоркинг захиреет и будет обузой для Джулии. Получается, она вложила свои деньги и деньги семьи в это строительство зря? Ричард не мог поверить. Он уже успел узнать деловую жилку Джулии: она бы не выбросила на ветер столько денег, да ещё и сразу. Видимо, ей что-то известно, что ещё никто из занимающихся подобными делами не знает. Может, слухи о будущей железной дороге здесь не были просто слухами? Он решил, когда найдёт её, подробно расспросит.
Проезжая мимо аккуратных домиков, он услышал женские голоса и взрывы смеха. Наконец в одном из двориков он увидел группку женщин: собравшись в кружок, они в жестяных тазах стирали бельё, рядом молчаливая девочка расчёсывала тряпичной кукле волосы. Среди прачек выделялась худощавая фигурка невысокой девушки, стоявшей спиной к Ричарду. Она говорила что-то окружавшим её женщинам, те смеялись, расплёскивая воду из тазов. Голос девушки показался Ричарду знакомым, как и фигура. Он остановился у деревянного забора, прислушиваясь. В это время толстая румяная прачка пихнула девушку в бок и кивнула на него, что-то сказав на ухо. Девушка, слегка повернув голову, быстро посмотрела в его сторону. Ричард задохнулся: он узнал в этой бедно одетой с красными руками и мокрым передником девушке Джулию.
- Мисс Баттон! – удивлённо воскликнул он. – Что вы здесь делаете?
Разговоры и смешки мгновенно смолкли. Повисла напряжённая тишина. Вдруг потемневшие лица прачек мрачно обратились к Джулии. Та невозмутимо им что-то сказала и подошла к забору, за которым восседал на лошади Ричард.
- Какого чёрта вы здесь делаете? – негромко спросила она, сделав, как служанка, книксен перед ним. Ричард отказывался верить своим ушам, как перед этим глазам: в устах благовоспитанной леди невоздержанная ругань. Хотя, если учесть, с кем она якшается, удивляться не приходится. Он сам приобрёл много не слишком похвальных и приемлемых в обществе привычек, когда пускался в свою авантюру. Но он мужчина, и на его поведение смотрели снисходительно. – Какого беса вы здесь забыли?
- Я забыл? – снова воскликнул Ричард.
- Да, дьявол вас забери! – прошипела мисс Баттон и со злостью ударила по шаткому заборчику. Тот зашатался, лошадь Ричарда шарахнулась в сторону.
- Сударыня, - вмешался юный конюх. – Я его предупреждал. Простите меня.
- Ты не виноват, Питер, - сказала девушка, всё ещё глядя на Ричарда. – Когда джентльмен захотел, он сделает то, что хочет. Даже, если окружающие против, или он может им помешать.
- Что вы такое говорите? – вскричал Ричард, осаживая лошадь.
- Помолчите же, ради бога! – прошипела мисс Баттон, сжимая штакетины забора. – Минутку держите рот закрытым. А потом тихо ответьте мне, что вам здесь надо.
Ричард повиновался яростно сверкнувшему взгляду и замолчал. Он слез с лошади, бросив поводья молодому конюху, и подошёл к забору.
- Мисс Баттон, - начал он тихо. – Что вы здесь делаете?
- Я здесь работаю. Людям помогаю, деньги зарабатываю. А вы зачем здесь?
- Я? Я… - Ричард запнулся. А и правда, зачем он здесь? Извиниться за отдаление в Лондоне можно было бы тогда, когда она сама в Лондон приедет. Порвать с её сестрой и поставить ту на место надо было раньше, не сейчас, когда всё уже слишком далеко зашло и основательно запуталось. Выяснить, зачем ей деревня Уоркинг можно было тоже в Лондоне по её возвращении. Так зачем он кинулся искать её? Зачем так хотел увидеть? – Я хотел увидеть вас, - сорвалось с его губ раньше, чем он успел додумать свою мысль.
- Зачем? – Она испытующе смотрела на него. Она хотела услышать от него прямой ответ. Она хотела знать точно, чтобы прояснить и своё отношение к нему. Она была рада его видеть. Но её обижали его отношения с её сестрой и его нерешительность. Её возмутило его вмешательство в её дела. Её привело в бешенство то, что своими неуместными восклицаниями он чуть было не выдал её. А может уже выдал. Она запуталась в своих чувствах, и ей была нужна ясность.
- Так значит ты… вы мисс Баттон? – услышала она за спиной голос. Обернувшись, девушка увидела обращённые на неё суровые лица прачек, во взглядах которых не было недавней доброты и веселья. Только злость от обманутых ожиданий и ненависть. Ненависть человека рабочего, но бедного к человеку праздному, но богатому.
- Видите, что вы наделали? – зло сказала Джулия Ричарду. Она повернулась к озлобленным женщинам. – Ну и что?  Я не говорила вам, что меня зовут иначе. Я пришла работать с вами. И вы сами решили, что я чья-то служанка. Я с вами полола огороды, готовила еду на огне для ваших мужей и отцов, пока строились ваши дома, стирала их одежду. За что вы теперь злы на меня? Да, я мисс Джулия Баттон. Которая дала работу вашим мужьям и братьям, дала жильё, плату за которое сейчас не требую, построила больницу в деревне и вентиляторы в шахте. Здесь, где воздух чище и простору больше. Здесь, где вы не ютитесь в одной комнате десятком и не дышите смрадом лондонской копоти. Здесь, где у вас есть свой огород, на котором вы можете выращивать себе зелень без гнилья и червей. Тут даже паб есть. А публичный дом возник вообще помимо меня. – На некоторых лицах мелькнули улыбки. – И что с того? Я не из тех американских плантаторов прошлого века, что заставляют работать за гроши или еду. Я не из тех финансистов, что загоняют бедняг в шахты без вентиляции, воды и света. Не из тех, что на спичечных фабриках заставляют дышать фосфором, от которого случается некроз челюсти и отёк легких. Не из тех, что заставляет чесать мохер, разбирать верблюжью шерсть или альпаку, от которых появлялась сибирская язва, убивающая на третий день. Как бы я могла знать, что вам нужно, если бы не жила среди вас? – Она снова оглядела хмурые лица. – Помнишь, Пэт, - обратилась она к худощавой женщине с проседью в волосах, – ты решила, что твой муж тебе изменяет? – Лицо женщины на мгновение смягчилось. – А что оказалось? Он просто работал в две смены подряд в течение трёх недель. Поскольку боялся, что ему не хватит денег на вашего пятого малыша, что родился недавно. Откуда бы мне это было знать? А, живя здесь, я всё видела своими глазами. Твоему мужу увеличили заработок, и он перестал пропадать ночами. – Женщина с проседью улыбнулась. – А ты, Сью? – Она посмотрела на бойкую молодую женщину со светлыми волосами. – Когда здесь, в деревне мужчины маялись животами, все хотели спалить твой паб. Однако я выяснила, что тебе поставили не совсем качественное мясо, которое через полдня уже начало подтухать. И всё утряслось.
- Ну да, - бросила Сью, нервно приглаживая волосы. – Только сколько окон повыбили да столов со стульями поломали.
- Но ты же за них не платила, - сказала Джулия, слегка улыбнувшись.
- Ну… да… - Сью стушевалась и спряталась за спины остальных.
- И могла бы я всё честно узнать, если бы приехала сюда в карете и с зонтиком от солнца! – Джулия снова улыбнулась. Некоторые лица улыбнулись в ответ. – Вы представьте: я и с зонтиком! В этом платье выхожу из кареты!
Первые ряды прачек прыснули со смеху. Вслед за ними засмеялись и остальные женщины.
- Вы чуть было всё не испортили, - гневно прошипела Джулия, не оборачиваясь к Ричарду. – А сейчас уезжайте туда, откуда приехали. Позже поговорим.
- Но я не могу оставить вас здесь! – Аристократическая гордость и рыцарские порывы взяли верх над оскорблённым мужским самолюбием.
Джулия повернулась к нему, облокотившись о планку забора перед собой.
- Я сюда приезжаю уже полгода, - спокойно сказала она. – Здесь обычные люди, а не дикие звери. Да, в них меньше фальши и светского лоска. Они не так утончённы и культурны, они грубы и невежественны. Но они люди. И не собираются меня убивать.
- Пока они не знали, кто вы – возможно, - серьёзно сказал Ричард, кляня себя за несдержанность. – Но, благодаря моему легкомыслию…
- Глупости, вы хотели сказать, - съязвила Джулия.
- Пусть так, - передёрнулся Ричард. Он и сам понимал правдивость слов Джулии. Однако ей не следовало так безжалостно озвучивать свою мысль. – Пусть благодаря моей глупости. Не в словах дело. А в том, что они теперь знают, кто вы. И сорвут на вас свою досаду.
- Досаду? – изумилась Джулия. – На что?
- Повод всегда найдётся. Давайте лучше уедем от сюда на день-два.
Джулия помедлила. Она достаточно здесь прожила, чтобы понять: в чём-то мистер Сворд прав. Эти импульсивные люди быстро переходили от покорности к гневу, от ярости к состраданию. Их ум был ограничен работой и заработком за неё. Если бы они посчитали себя обманутыми, они бы, возможно, избили её и разнесли шахту и завод. Она уже видела только что ненависть в глазах прачек.
- А знаете, что? – спросила она, подходя к группке женщин. – Почему бы нам не устроить майские гулянья?
Женщины молчали, недоумённо глядя на неё.
- Я заплачу вашим кормильцам за работу на этой неделе, а они это время отдохнут и проведут с вами. Я прикажу завезти пиво для них и сидр для вас. Что скажете?
Женщины переглянулись. Сью выступила вперёд, протянув руку:
- Джулия, ты святая. Где мой дружок только ни работал, но такой хозяйки у него не было. – Она схватила руку Джулии обеими руками и встряхнула. – Леди ты там или не леди – наплевать. Ты человек хороший.
Одна из прачек дёрнула её за юбку.
- А что? – обернулась к ней Сью. – Она жила с нами и звалась Джул. И так и будет. И пусть хоть кто скажет плохое про нашу подружку – порежу каждого. – Она обратила жёсткий взгляд на женщин. – И мужьям передайте. Это наша Джул, - сказала она, указывая на Джулию. – И будет ею, пока живёт здесь.
Женщины начали переговариваться и кивать.
- Это ты хорошо с пивом придумала, - вполголоса сказала Сью Джулии. – Им даже не столько отдых нужен. Но всё же, не отпускай далеко своего красавчика. – Она кивнула на Ричарда. – Мало ли что.
- Он предлагает мне уехать на день или два, - так же вполголоса сказала Джулия, обеспокоено пробегая глазами по переговаривающимся женщинам.
- Дело. Только ехать надо после начала гуляний. Когда мужики перепьются. На радостях она позабудут, что ты нас обманула.
- Но я не обманывала! – возмутилась Джулия.
- Формально нет. Но они-то будут обижены, что ты не говорила, кто ты. А когда человек обижен, ему не до формальностей. Ты же здесь не один день живёшь.
Джулия кивнула. Она распорядилась, чтобы лошадей прибывших мужчин накормили, и направилась к отдельно стоявшему вдалеке строению. Ричард, оставшись без лошади, немного помялся и кинулся её догонять. Мальчик-кучер усмехнулся, подмигнул Сью, которая показала ему кулак, и бегом кинулся следом. Женщины, возбуждённо переговариваясь, вернулись к своей работе, поминутно прерывая её, чтобы обменяться домыслами или руганью.

Глава 15

Вернувшихся вечером из шахты и завода мужчин ждали две новости. Не успели они возмутиться, услышав первую, как их тут же выбили из колеи второй. Растерянные, они стояли и ходили по центральной площади деревни. Собирались в группки и переговаривались между собой и своими жёнами и сёстрами. На слова Сью, что бойкая девчонка Джул, оказавшаяся их хозяйкой, милосердной и щедрой мисс Баттон, дала им неделю оплаченных выходных в честь майских гуляний, да ещё и обещала завезти на всех выпивку, недоверчиво качали головами. Но когда поздно ночью повозки с бочками привезли запыхавшиеся лошади, площадь огласил ликующий крик. Сью вытащила упиравшуюся мисс Баттон в самый центр и повторила свои слова, который говорила прачкам днём. Однако в этот раз за её плечом стоял молчаливый высокий и широкоплечий верзила со сжатыми пудовыми кулаками и суровым выражением лица, а сама она демонстрировала длинный и острый нож за поясом. Мисс Баттон решительно вышла вперёд, с тёплой улыбкой отстранив Сью, которая хотела её удержать.
- Я виновата перед всеми вами. Хотя я не лгала вам. Но я прекрасно могу понять ваше возмущение, ваше недоверие и даже вашу ненависть ко мне. За это я прошу вашего прощения.
Она наклонила голову, окружённая молчаливой стеной рабочих, которые, устав от дневного труда, огорошенные вечерними новостями, сейчас, ночью, не знали, что и думать. Суровые и хмурые лица глядели на склонённую перед ними голову леди в простом платье прачки. Гнетущее молчание затягивалось, становясь почти осязаемым. Ричард потихоньку придвинулся к ней.
- Люди! – вскричала Сью, выскакивая вперёд и протягивая к толпе руки. – Что такого ужасного случилось? Ну, подумаешь, Джул не сказала, что она не Джул! Большое дело! Ты, Том, - Она ткнула в стройного смазливого красавчика с буйными светлыми кудрями, - когда обещал Салли жениться, чтобы иметь право залезть ей под юбку, не сказал ей, что у тебя жена и ребёнок. – Том покраснел и что-то промямлил себе под нос. В толпе заулыбались. – А тут благовоспитанная леди трудилась наравне с нами всеми. А теперь ещё прощения просит. А за что? Да за то, что мы сами решили, что она Джул. Ну так какого чёрта вам надо? Выпивка есть, неделя отдыха, за которую ещё и заплатят! Кончайте бычиться! Айда разливать пиво!
Её слова толпа, в основном мужчины, встретила восторженным рёвом. Стоявшие около бочек дюжие молодцы вскрыли их и организованно стали разливать пиво и сидр по кружкам, появившимся как по волшебству. Толпа расслабилась, суровые лица мужчин просветлели, женщины заулыбались. Откуда ни возьмись появились музыканты, зазвучала весёлая музыка. Те, которые успели выпить, разделились на пары, и площадь превратилась в танцевальный зал. Ричард со всё возрастающим беспокойством смотрел на этот спонтанный ночной праздник. Он переводил взгляд с танцующих пар на Джулию, чувствуя себя неловко и неуместно на этом сборище бедняков. Она была спокойна и даже улыбалась. Это невоздержанное и вульгарное веселье её не пугало. Он вдруг подумал, что она чувствует себя на своём месте, и это удивило его. Хотя ему ещё не встречались леди, которые бы сами растирали в руках почву, чтобы знать, какие мелиоративные мероприятия нужно проводить, и подписывали деловые документы, связанные с промышленностью и производством. Может, чтобы лучше вести дела, пора слезть с аристократического Олимпа? Он тряхнул головой.
В это время к нему и Джулии подбежала запыхавшаяся Сью и стала тащить девушку в центр площади танцевать. Джулия упиралась и отмахивалась, ссылаясь на неумение танцевать вообще, а эти танцы в частности. Но Сью, встав перед ней и уперев руки в бока, твёрдо сказала, что своим отказом она их обидит. Всех. Джулия сдалась, и две девушки легко побежали к танцующим. Ричард следил за ней. Казалось, на его глазах случилось преображение: педантичная, серьёзная, корректная, занудная и в чём-то деловая леди уступила место неистовой, легкомысленной, весёлой и шаловливой нимфе. Ричард не верил своим глазам: так это и есть суть этой странной девушки? Её лицо разрумянилось, волосы растрепались, глаза сияли, а ровные белоснежные зубки сверкали между смеющихся полуоткрытых влажных губ. Она была красавица! Куда делась эта серая мышь, что, нацепив очки, вечно что-то писала, читала или вышивала? Куда делось это олицетворение долга и приличий, скуки и правил хорошего тона? Он видел саму жизнь. Она кружилась перед его глазами, прыгала и выкидывала коленца, при виде которых батюшку Ричарда хватил бы удар. Он невольно залюбовался этой новой Джулией. А, когда она, круто повернувшись в танце, лукаво подмигнула ему, он был окончательно покорён. Сомнений нет: он любит эту странную девушку. Любит мучительно и трудно, как-то даже нелепо, но со всем пылом своей непостоянной души. Именно её – суровую и весёлую, практичную и легкомысленную, он хотел видеть рядом с собой всю жизнь. Именно она ему нужна. С её категоричностью и страстностью, независимостью и широтой взглядов. Он должен сказать ей о своей любви. И дураком был, что не сделал этого раньше. Теперь он понял, зачем помчался за ней из Лондона очертя голову. Он бы куда угодно за ней помчался, если бы ей вздумалось поехать.
Развесёлая музыка смолкла, сменившись медленной мелодией, обещавшей более интимные танцы. Джулия направилась к своему месту. По мере того, как она шла, Ричард видел, как она менялась: лукавая и весёлая Джул исчезала, таяла как снег весной, а вместо неё проступала холодная, спокойная и величественная мисс Баттон. Сердце Ричарда заныло. Ну зачем она надевает такую непроницаемую маску? Зачем окружает себя стеной отчуждения и хорошего тона? Хоть головой бейся в эту каменную преграду. Он готов был закричать от отчаяния, схватить её за плечи и трясти до тех пор, пока не падёт с неё это холодное благовоспитанное спокойствие. Да, он англичанин, придерживающийся условностей и традиций, правил хорошего тона и приличий. Но вовсе не сноб, как большинство господ, мнящих себя вершиной человечества. Поездив в своё время по свету, пообщавшись с самыми разными людьми из разных слоёв общества, он прекрасно понимал порывы Джулии, хоть и не одобрял её действий. Всё же разница между чернью и прислугой и господским классом должна быть. Иначе жизнь превратится в хаос. Хаос, в который вылилась не такая уж давняя революция во Франции с казнью короля. Британия уже пережила нечто подобное, когда был казнён Карл Стюарт. И ничего хорошего это не принесло. Не надо, всё же, смешивать прислугу с господином.
Быстро взглянув на него, Джулия взяла его за руку и тихо произнесла:
- Надеюсь, карета готова?
- Карета? – Ричард был удивлён. Он не подумал, как они будут уезжать. Сам он приехал на лошади.
- Мисс, - встрял молодой кучер. – Я подготовил карету ещё час назад.
- Спасибо, Питер, - Джулия благодарно пожала его руку. – Ты хороший друг.
- Рад служить вам, мисс. – Питер расплылся в глупой улыбке.
- И, надеюсь, ещё не раз послужишь. А теперь. – Она снова быстро взглянула на Ричарда, - не будем терять времени.
И она решительно направилась с площади в сторону отдалённых домиков. Ричард готов был надавать себе мысленно тумаков по затылку. Он же сам предложил ей уехать ненадолго! Ну что за идиот! Похоже, в глазах Джулии он выглядит нелепым и глупым барчуком, годным только на то, чтобы проигрывать в карты и травить лис. Неспособный сам ни сапоги застегнуть, ни под носом у себя часы найти. Он ведь не был таким. Неужели это мисс Баттон так на него действует?  Или это его любовь к ней сделала из него недотёпу?
Он вздохнул и направился вслед за ней и своим кучером, который столь легко сменил хозяина на хозяйку.

Глава 16

Дорога в Лондон прошла в гнетущем молчании. Джулия в карете читала и писала бумаги, нередко что-то бормоча себе под нос, а Ричард ехал на лошади рядом и пытался придумать тему для разговора. Ничего удивительного, что во время общих трапез, когда им случалось оказаться за одним столом, Джулия бросала на него удивлённые взгляды. Он сам чувствовал себя неловко: всегда бойкий на язык, сейчас, когда он осознал, что любит Джулию, он не мог связать и двух слов. Никогда не страдавший излишней застенчивостью, он чувствовал себя крайне не в своей тарелке. Он был благодарен Джулии, что она не донимает его расспросами, досужим любопытством или неуместной жалостью. Когда он сумел, отводя глаза, выдавить из себя пару скупых фраз, в которых извинялся за возникшую между ними холодность до их отъезда из Лондона, Джулия лишь мимолётно улыбнулась и серьёзно сказала, что ничего подобного не заметила, но, если он так говорит, значит у него были причины поступать так, как он поступал. После её ответа он внимательно посмотрел ей в глаза. Ему ответил столь же прямой взгляд без тени обиды или насмешки. Впрочем, прочитать что-либо в этих закрытых для всего мира глазах было вообще невозможно. Но Ричард тем не менее почувствовал облегчение. Если бы Джулия думала как-то иначе, то при своём прямом характере она не преминула бы его уведомить о том. Весьма вежливо, тактично и настойчиво, но довела бы до его сведения своё отношение к нему.
Джулию же терзали сомнения. Она помнила, что он видел её недостойное поведение на майских гуляниях в деревне. Все эти пляски под вульгарную музыку, после которых она выглядела неприлично растрёпанной и запыхавшейся. То, что она ему подмигнула, когда всеобщее веселье вскружило ей голову и заставило потерять контроль на краткое время, вызывало у неё румянец на щеках и жестокое порицание себя. Ничего удивительного, что он сторонится её. Подобное её поведение его шокировало и наверняка вызвало презрение. Джулия корила себя за то, что поддалась порыву. Но она так устала быть серьёзной, ответственной, деловой, устала присутствовать на приёмах, где должна была следить за собой и ни на минуту не расслабляться, устала терпеть мужскую надменность и молчать при этом, прятать свой ум и соглашаться, кивая и улыбаясь, что женщины стоят несоизмеримо ниже мужчин, даже если эти мужчины полные идиоты. Даже в деревне, где она играла роль, она была вынуждена следить за собой. Но здесь наоборот она следила, чтобы не выдать своего непростого положения. В этом ей помогал управляющий, мистер Фейтфул, которого она наняла после долгих поисков. Мужчина средних лет, из обедневшего дворянства, но не чуждый авантюрной жилки, он был не против, что его фактической хозяйкой была мисс Баттон. А когда он убедился, что она не просто глупая кукла, как большинство современных женщин, его уважение возросло многократно. Как и Ричард, он боялся за Джулию первое время. Но, заметив, как девушка освоилась среди рабочих, он волноваться перестал. Он скептически смотрел на её нововведение в шахтах – вентиляторы, а телеграфа он вообще боялся, хотя и признавал, что он во многом упрощает жизнь и работу. По поводу мечты Джулии о телефонной линии он слышать ничего не хотел, поскольку не верил, что таковое вообще возможно – говорить на расстоянии. Однако его консерватизм приносил известные плоды. И сейчас Джулия могла полностью доверить ему деревню, шахту и завод, пока она разберётся со своими чувствами, делами и проблемами, которые они создавали.
Глядя на терзания Ричарда, она терзалась сама. Наверняка прирождённая деликатность удерживала его от порицаний и нотаций. Но рассчитывать на прежнее дружеское отношение она уже не надеялась. И всё же, в конце концов, почему мужчинам разрешается скинуть ярмо условностей и время от времени развлекаться в обществе куртизанок, карт и вина, а женщина должна быть образцом приличий даже во сне? Почему молодая здоровая девушка не может расслабиться ненадолго и побыть просто человеком, а не ходячей добродетелью? Да хотя бы потому, что минутная слабость может обернуться днями и месяцами сожалений. О чём свидетельствует хотя бы пример её матери, миссис Баттон, которая, поддавшись своим страстям, испила горькую чашу разочарования. Как там говорилось в испанской пьесе?

                Будь проклята людская честь,
Нелепый вымысел, губящий
То, что сердцам всего дороже!
Кто выдумал тебя? И всё же
Ты нас у пропасти грозящей
Спасаешь, отводя от края*.

Как же это верно. Глядя на Ричарда, Джулия сменила возмущение на порицание себя. И всё же… Нет, если хочешь скинуть светский лоск и равнодушную вежливость, делать это надо за много миль от знакомых мест, среди тех людей, которые не знают ни тебя, ни твоих знакомых. Людей, которые увидят тебя однажды и забудут навсегда. А Ричард… Джулия должна была с сожалением себе признаться, что его доброе отношение к ней потеряно навсегда. Вряд ли джентльмен будет хорошо относиться к леди, которая ведёт себя как базарная торговка. И не каждый сможет вынести то, что у женщины есть ум и она может его применить с большим успехом, чем большинство мужчин. Это причинило ей боль и заставило грустить остаток дороги. Но она была успокоена, решив для себя придерживаться обычного ровного общения, не выходящего за рамки обычной светской вежливости. Хоть душа её была печальна, ум обрёл опору, и она в уже более ровных, хотя и нерадостных чувствах въехала в Лондон. В конце концов, определённость, хоть и причинявшая боль, гораздо лучше, чем неизвестность.
Ричард наоборот, видя, как она постепенно вместо напряжённой и настороженной становилась более спокойной, уверенной в себе, хоть и нерадостной, впадал в беспокойство. Возможно она решила, что будет мешать ему и Милисент и предпочла самоустраниться? И теперь их общение будет только общением деверя с золовкой? И именно поэтому она так успокоилась? Или, возможно, она решила посвятить себя своим делам и на него у неё уже не остаётся времени? Весьма огорчительно, хотя не так, как если бы она перестала любить его. Если она вообще когда-нибудь его любила. Тогда ему останется действительно только жениться на Милисент, чтобы хоть иногда видеть её саму.
Едва он до этого додумался, как пришёл в ужас – он не собирался жениться на Милисент, он надеялся просить руки самой Джулии.
Запутавшись в своих мыслях и сомнений по поводу мыслей и чувств Джулии, Ричард захотел недвусмысленно объясниться с девушкой, и уж тогда что-то решать. Если она не любит его – добиваться её любви. Если думает, что он любит её сестру – разубедить в этом.
Однако события, не имеющие к ним никакого отношения, отодвинули на время столь важный для них обоих разговор.

Глава 17

Едва Джулия по приезде посетила свою контору, как её встретил взволнованный старший клерк, потрясая письмом одного из своих корреспондентов.
- Вы слышали, мисс? В Париже волнения! Не хватало ещё повторения девяносто третьего года! Вот к чему приводят проигрыш в войне и слабость правления! Чума на эту Францию! Что за беспокойная страна! Как вести дела в таких условиях?
Мисс Джулия слушала его бессвязные восклицания и пыталась сообразить, что бы это могло значить. Занимаясь делами, она была в курсе событий во Франции – от этого зависела её прибыль. Неужели что-то ещё случилось? Углубившись в последнее время в дела семьи и собственные переживания, погрузившись в события, связанные с открытием новой угольной шахты и постройкой деревни Уоркинг рядом с залежами железной руды, сокрытием того, что новая железная дорога будет проходить совсем рядом с её деревней и, следовательно, земля там будет стоить много больше, чем она вложилась, а по завершении всех этих событий  – вниканием в дела людей ей совершенно посторонних, она перестала слишком внимательно следить за событиями в мире. Нет, она прекрасно знала, что на континенте шла война. Знала, кого с кем. Поскольку, как это ни цинично, но именно война помогла её семье окончательно стать на ноги после всех событий, к которым приложили руку все члены семьи, за исключением самой Джулии. Именно война на континенте помогла девушке осуществить свой неслыханный план постройки Уоркинга. Уголь, медь, олово, свинец нужны обеим сторонам, чтобы убивать друг друга. И благодаря деловым качествам и хитрости девушки заводы обеих враждующих сторон, равно как и их союзники покупали металлы и руду в том числе и у неё, не догадываясь друг о друге. Но Джулия знала и ещё одно: война была недавно закончена. Закончена позорной для Франции потерей Эльзаса и Лотарингии, отошедшей Германии по мирному договору. Видимо, это, а так же уязвлённая национальная гордость, приправленная мучительными воспоминаниями о былых победах императора Наполеона, нехорошими брожениями в Европе вообще и в самой Франции в частности, снова готовой свергнуть своего правителя, экзальтированными личностями мистического направления, плодящими секты восточных и псевдовосточных вероучений, и приводило к тому, что Европу трясло как в лихорадке, а оборотистые купцы, тем временем, снимали сливки и ловили рыбку в мутной воде всеобщей напряжённости и приближающейся истерии. И уж конечно неугомонная Франция, вкусившая славу властительницы половины Европы, познавшая нужность и полезность наполеоновского юридического права, оскорблённая поражением непобедимой армии от диких московитов, которые в своё время шлялись по Парижу, как по своей передней, и униженная краткими ста днями Наполеона после Корсики, жаждала хоть на ком сорвать свою досаду, когда основной бой уже проигран. Как Джулия могла проглядеть это? Как она, славившаяся своим умом и проницательностью, могла пустить на самотёк то, что ещё не закончено? Конечно, деловые партнёры начали юлить и тянуть в страхе потерять свои деньги, а конкуренты уже начали разведывательные набеги в те области, которые Джулия держала под контролем. Одним из конкурентов, пока доставлявшим не слишком много хлопот, был англичанин французского происхождения Фолс, который Джулии не нравился своей манерой вести дела. Вроде бы честный, прямолинейный, не скрывающий своих радикальных взглядов, он, тем не менее тихой сапой перебивал цены на оловянные руды мисс Баттон и всё настойчивее выходил на рынок железных руд. Чем бы ни занимался сей джентльмен, пусть это и плохо пахло, но никто и никогда ещё не находил доказательств его двуличия. Он никогда не подписывался даже под тем, что сам декларировал. Никогда не призывал никого к свержению чего бы то ни было, никогда напрямую не поносил конкурентов и не вредил им. Однако деловые партнёры мисс Баттон знали, если на заводе случается внезапная и необъяснимая неполадка, если вдруг рабочие начинают возмущаться оплатой, которой ещё вчера были довольны сверх меры, если вдруг у конкурента откуда-то появились сведения, не известные даже среди своих партнёров, несомненно тут приложил руку мистер Фолс, хоть и доказать ничего невозможно. За его прямо-таки мистическую информированность и удачливость, возмутительные высказывания, хотя за ними ничего не стояло и дальше дело не шло, а также своеобразную внешность за глаза называли демоном, что ему самому чрезвычайно льстило. А его магнетизм и обаяние складывали к его ногам десятки женщин, имевших несчастье оказаться поблизости от его чар. И мужчины находили его образцом мужественности всех времён. Даже те, кого он разорил или очернил, пребывали в какой-то восторженности перед ним какое-то время, пока здравый смысл не прочищал мысли. Но тогда уже поделать ничего было нельзя. Когда его обаяние переставало действовать, люди приходили в себя. Но было уже поздно: это пресловутое обаяние уже успевало нанести им непоправимый вред. И вот теперь эта скользкая личность прощупывает оловянные и свинцовые рудники, ходя кругами вокруг Джулии. Он даже сделал ей деловое предложение, которое Джулия должна была серьёзно и вдумчиво проанализировать. Хотя предложение было сделано её брату как владельцу, решить должна была именно Джулия, поскольку Артур, придя к ней с этим письмом, честно признался, что пытался понять, чего от него хочет эта многословная и витиевато выражающаяся личность, но не понял ровным счётом ничего. Это было ещё до её отъезда в Уоркинг. И теперь ответ откладывать уже было нельзя. А поспешно, не подумав, отвечать – неосмотрительно и глупо. Тем более с такой изворотливой личностью. Внимательно читая фразы письма, которые можно было понять двояко, Джулия убила два с половиной дня в размышлениях, какой же ей ответ дать. Наконец она решила сама съездить в Париж, чтобы составить личное и собственное представление о мистере Фолсе, а так же вывезти всех тех людей, что ещё оставались в этой неугомонной стране, от которой можно было ждать чего угодно.

Глава 18

Ричарда же по возвращении ожидал сюрприз. Милисент, вознамерившись отомстить ему, а заодно и увеличить свой капитал и поправить положение в обществе подходящим замужеством, начала посещать его отца. Нежный голосок, наивный вид, который девушка напускала при нём, постоянный восторг на любое высказывание джентльмена, даже, если он нарочно говорил глупости, не обманули сэра Сворда. Первоначальное появление девушки, о которой он был не слишком высокого мнения, возмутило его. Его снобизм и надменность после демарша сына поколебались, но всё ещё оставались в его крови. И хоть он стал более демократично смотреть на положение вещей, не поменял радикально своих взглядов, оставаясь верен своим прошлым привычкам. Но спектакль, разыгранный Милисент, его позабавил. Её слёзные заверения в том, что его сын обещал на ней жениться, но теперь от чего-то тянет, сначала возмутили его, как любого благородного джентльмена. Но, поразмыслив, он вспомнил, что сам Ричард не выказывал при нём ни намёка на желание жениться на этой девушке. Более того, он досадовал, что всюду на неё натыкается в последнее время. Сына раздражало, что она мешает ему общаться со старшей сестрой. Сэр Сворд не видел особой разницы между сёстрами, считая одну занудой, а другую пустой кокеткой, но помнил негодование сына, которого преследования Милисент стали утомлять. Именно потому он и уехал из Лондона, как он говорил. Сэр Сворд, возмущённый двуличием девушки, неоднократно указывал ей на дверь. Но та в очередной раз залившись слезами, смиренно просила прощения и восторгалась его умом. Сэра Сворда заинтересовало поведение девушки, которую он знал как легкомысленную и своевольную мотовку. Он решил посмотреть, чем закончится этот, разыгрывающийся для него спектакль, тем более, что ему редко удавалось развлечься. Поэтому, решив сделать вид, что сдался, он прикинулся слабым и больным и поручал Милисент различные дела, с которыми могла бы справиться служанка или посыльный. Он удивлялся сам себе: всегда до самой малости придерживавшийся правил приличия и хорошего тона, высоко ценивший свою родовую честь и имя, некогда брезговавший даже упоминать имя чудного семейства, после фортеля сына он стал относиться к жизни немного проще, хотя многое продолжал не одобрять. Но его заинтересовало поведение девушки, а желание порезвиться за её счёт пересилило все понятия о приличиях и чести.
Ричард приехал как раз тогда, когда Милисент, мнившая, что ей удалось так быстро завлечь глупого старичка своей молодостью, восторженностью, смирением и кротостью, уже начала намекать сэру Сворду, что неплохо было бы ему, ещё нестарому и полному сил джентльмену ввести в дом юную хозяйку. Сэр Сворд забавлялся, слушая эти вкрадчивые речи. Он прекрасно понял, чего хотела девушка, и пользовался этим вовсю. Она была у него и секретарём, и сиделкой, бегала по поручениям и ставила компрессы, читала ему скучные для неё книги, от которых у неё закрывались глаза, и слушала его брюзжание. Появляясь каждый день в его доме, она проклинала свою несчастливую судьбу, которая привела её к этому невыносимому старику, но мнила, что уже совсем скоро он, очарованный ею, на ней женится. А там, глядишь, и не заживётся долго. Главное, чтобы успел оставить завещание. Правила приличия, которые она попирала своими каждодневными походами к нему, она просто игнорировала, как и предпочитала не обращать внимания на сплетни о ней в свете, на которые отвечала только надменной гримасой или недомолвками и намёками.
Размечтавшись, она не замечала, что хитрый пожилой джентльмен вовсе не жаждал иметь женой подобное создание, и уж тем более не спешил умирать. Он уже побывал на пороге смерти, и не стремился перешагнуть его. Для Милисент он не раскрывал кошелёк, не дарил ей безделушек, не оплачивал её туалеты или походы в театры, куда она его зазывала. Он даже ни разу не оставлял её ни на обед, ни на ужин, надменно позволяя лишь прислуживать себе. Но Милисент, ослеплённая собой и уверенная в своих чарах и ловкости, ничего этого не видела. А приехавший Ричард нашёл эту ситуацию не менее забавной, чем его отец, поражаясь глупости и недалёкости девицы и её самоуверенности и слепоте.
- Эта девица настолько глупа и самоуверенна, что не воспользоваться этим, особенно, когда она сама так навязывается, просто грех, - говорил, усмехаясь, сэр Сворд сыну.
- И вам не жаль эту глупышку? – спрашивал сын.
- Нисколько. Я её множество раз прогонял. Я ей бесчисленное количество раз говорил, что от меня она ничего не дождётся. И что? Она пропускает мои слова мимо ушей и приходит снова и снова. Хорошо. Пусть так. Или она настолько глупа, или самоуверенна. Что тоже глупо. В любом случае, то, что она не хочет слышать и понимать, питая какие-то свои дурацкие надежды, которым я не дам сбыться за мой счёт, - это не моя проблема, а её. Если ей нравится мне угождать – почему я должен от этого отказываться?
И пожилой джентльмен отводил душу в придирках и нотациях, обрушивая на Милисент все глубины своего непростого характера. Девушка же, сжав зубы и твердя, как молитву, что скоро всё изменится, терпела и проклинала брата с сестрой, обрёкших её на такое существование.

Глава 19

Ричард оставил в покое своего отца, который наслаждался жизнью в полной мере, отводя душу с Милисент, и искал способа объясниться с Джулией так, чтобы не осталось двусмысленностей и неясностей. Но Джулия погрузилась в свои дела, постоянно была в разъездах, и ему не удавалось её застать. Он постоянно приходил туда, где она только что была, но уже ушла. Общие знакомые даже стали подтрунивать над ним и его постоянными опозданиями, заключая между собой пари на то, как скоро они всё же встретятся и где именно.
Но однажды ему повезло. Придя к дому Джулии, он узнал, что девушка ещё не выходила, а миссис Баттон ушла в церковь. Благодаря проснувшейся религиозности, можно было надеяться, что она задержится там надолго. Что до Милисент – она ещё утром отправилась к его отцу.
Служанка провела его в гостиную. На кресле он заметил небрежно брошенную вышивку. Необычность сюжета, яркость красок, простота и мастерство исполнения удивили его. Издалека до него долетели грустные звуки музыки. Он пошёл на звук. До него доносился печальный и чарующий голос. Он остановился в коридоре у приоткрытой двери и заглянул внутрь: белые тонкие пальцы Джулии перебирали струны гитары, грустное лицо было обращено к окну, а взгляд был устремлён куда-то, куда Ричард и не чаял заглянуть. Ноты падали словно капли, и Ричарду казалось, что он сейчас увидит серебристую капель, слетающую с дрожащих струн. Джулия пела печальную песню на итальянском, завораживая и голосом, и исполнением. Вдруг она легонько прижала все струны разом, прервав исполнение на полутоне. Грубым диссонансом прозвучали резкие аккорды: это Джулия откинула инструмент на диван и уронила лицо в ладони. Ричард не видел, чтобы она рыдала – плечи её не тряслись, звуков слышно не было. Но сквозь тонкие пальцы скатилось несколько слезинок и упало на платье. Сердце Ричарда сжалось. Он хотел было войти, чтобы утешить её в её печали, но не посмел, боясь поставить девушку в неловкое положение тем, что видел её тогда, когда она думала, что одна. Да и он сам мог бы оказаться в неловкой ситуации, если бы Джулия поняла, что он наблюдал за ней. Как будто шпионил. Некрасивая ситуация. Ричард остановился, раздумывая.
Наконец она отняла руки от лица, вытерла глаза, пригладила волосы и встала, проведя руками по платью. Ричард отшатнулся от двери и заметил, что Джулия перешла в другую часть комнаты, к столу и стала перебирать бумаги. Это были, как смог заметить молодой человек, акварели, выполненные лёгкими, как будто прозрачными мазками. Мастерство, как ему показалось, сквозило в каждом штрихе. Однако было слишком далеко, чтобы делать неоднозначные заключения. Он бы хотел рассмотреть их поближе, но девушка в гневе бросила их на пол. Рядом на столе лежала куча ниток. Девушка подняла и растянула этот ворох, оказавшийся шалью с замысловатым рисунком. Она была не окончена. Мисс Баттон со злостью потянула за нить, распуская шаль. Некоторое время она аккуратно сматывала в клубок своё творение, пока не распустила его до конца. Ричард чуть не застонал: он прекрасно видел замысловатый рисунок и догадывался, какого мастерства, терпения и упорства требовало создание этого чуда. Джулия собрала рабочую корзинку, смяла и швырнула рисунки в потухший камин и вышла через вторую дверь, не заметив Ричарда.
Едва она ушла, как молодой человек вошёл в комнату, кинулся к камину и поднял измятые листы. Он аккуратно разгладил вечерний пейзаж, подёрнутый закатным солнцем, зелёную рощу в лучах утреннего золотого рассвета, изгиб реки, сверкавший как чешуя неведомой рыбы, озеро с кувшинками и выводок утят за уткой на его берегу. Всё дышало светом и свежестью, жизнью и как будто хотело сойти с бумаги. Ричард аккуратно сложил листы и спрятал во внутренний карман сюртука. Нет, эта женщина не была «синим чулком», о чём Ричарду ворчливо говорил его отец. Это была нежная и ранимая душа, которая не могла найти себя в этом мире и потому была одинока и замкнута. Это была страстная и мятущаяся душа, подчинённая разуму, приличиям и долгу. Это была двойственная натура, которая сводила его с ума и которой он хотел обладать, защищать и радовать.
Он медленно вышел из комнаты и остановился перед креслом, на котором небрежно лежала вышивка. Едва обратив на неё внимание при входе, Ричард сейчас взял рукоделие в руки. Это был не заурядный сюжет цветов или страстей святых для алтаря церкви. Он с удивлением рассматривал умиротворённую голову Венеры Боттичелли, стыдливо прикрывавшую грудь и скромно стоявшую на недоконченной раковине. Он разглядывал сочетание цветов и стежков, дивился оборотной стороне, на которой практически не было узелков.
Задумавшись над противоречивостью натуры девушки, он не сразу услышал решительные шаги. Дверь в гостиную отворилась, и в комнату вошла совсем иная Джулия – холодная, бесстрастная, уверенная в себе. Заметив вздрогнувшего от неожиданности Ричарда, она слегка смягчилась и с безукоризненной вежливостью предложила располагаться и выпить чаю. Если она и заметила, как он разглядывал её вышивку, то виду не подала. Ричард, выбитый из колеи тем, что он видел и слышал и нынешним приёмом, машинально сел и отказался от чая. Он молчал, собираясь с мыслями. Джулия ждала. Она гадала, зачем он пришёл и внутренне репетировала свой ответ на его несомненно вежливые извинения и ссылки на занятость, благодаря которой они уже не смогут так часто, как раньше, видеться. Она была готова к его охлаждению и ждала только его прямого объяснения, чтобы поставить точку и жить дальше. Будет больно. Но по её мнению, лучше рвать сразу, чем постоянно испытывать боль недоговорённостей и недомолвок, лицемерной вежливости и равнодушия. В конце концов, у неё есть и свои дела. Непонятные волнения во Франции, бессвязные письма её корреспондентов, интриги мистера Фолса требовали её внимания. Она уже распорядилась привести в порядок бумаги, заканчивала неотложные дела и собиралась ехать во Францию. У неё было мало времени: новоявленное бордосское правительство объявило своим местопребыванием Версаль и потребовало оплаты всех векселей, проходили волнения и выборы, неясное положение парижской национальной гвардии вкупе с растущей безработицей, возрастающим рабочим радикализмом, угрозами Бисмарка и вознёй с парижской артиллерией, создавали осложнения для ведения дел. Францию потихоньку лихорадило, и это сказывалось на деловой активности, контрактах и прибыли. Джулия уже некоторое время осторожно сворачивала дела с Францией, поскольку очень хорошо изучила историю Французской революции. А прошедшие три четверти века убедили её, что появление рабочих союзов, которые громогласно требовали повышения оплаты, сокращения рабочего дня и улучшения условий труда не то временное явление, которое можно игнорировать. На её собственных предприятиях почвы для появления таких союзов не было, поскольку Джулия старалась опережать события: рабочий день она установила короче, чем на подобных предприятиях других владельцев, оплату она положила чуть выше. Но основное нововведение, неслыханное прежде, было то, что её рабочих, получивших травму во время работы, лечили за её счёт. Более того, она начала открывать учреждения для их маленьких детей. Правда, таких учреждений было ещё немного. Но работавшие на неё женщины были спокойны за своих детей. Что сказывалось на производительности их труда. Поэтому стачек, как во Франции, на её предприятиях не было, и бланкистский коммунизм, который вошёл в моду с появлением Международного товарищества рабочих и радикальной революционной фракции не нашли понимания на её предприятиях. Однако Джулия, можно сказать, сидела на чемоданах. Её тревожило положение своих людей во Франции и в частности в Париже. Она отвечала за них, они ей доверились. И она посчитала себя обязанной обеспечить им безопасное путешествие в Англию. Для этого ещё не всё было готово. И она очень бы хотела закончить побыстрее выяснение отношений и спокойно заниматься кутерьмой в своих делах.
Ричард молчал. Он никак не мог собраться с мыслями. Его представление об этой девушке дважды претерпели изменения за короткое время. Её нынешняя светская вежливость – что это? Она, несомненно, была рада его видеть: он заметил, как смягчилось её поведение при виде него. Но в то же время отсутствовала та доверительная душевность, что появилась у них до её отъезда из Лондона. Он не знал, как начать. Он не знал, что сказать.

Глава 20

Нежный звон часов заставил его вздрогнуть. Джулия уже подумывала сама начать разговор, чтобы не терять времени.
Наконец Ричард вздохнул.
- Я понимаю, мой визит задерживает вас и ваши дела, - неловко начал он, не глядя на девушку. – Но вот уже некоторое время я хочу сказать вам… Спросить вас… Это очень важно для меня… - Он замолчал. Джулия ждала.
Наконец она поднялась и подошла к камину.
- Может, лучше начать мне? – спросила она, перебирая безделушки. Ричард молчал. – Сударь, я вполне понимаю вашу неловкость. Поэтому разрешите, я освобожу вас от объяснений. Наше пребывание в деревне повергло вас в шок, и вам очень трудно сказать мне, что вы бы хотели свести к минимуму наше знакомство. Что ж, вы вполне вольны это сделать. Я могу вас понять. Не хочу сказать, что это повергнет меня в недоумение или обрадует, но время, проведённое в вашем обществе, будет приятным воспоминанием для меня.
Она замолчала, ласково глядя на него. Он же пребывал в полном остолбенении. Она подумала, что он пришёл с ней порвать? И она взяла на себя роль объясниться с ним? Столь прямо и недвусмысленно? Это против всех приличий!
Он непонимающе смотрел на неё, пытаясь осмыслить её слова. Женщина взяла на себя труд объяснений! Неслыханно! Джулия ощутила лёгкое беспокойство.
- Я ведь права? – спросила она, подходя. – Вы это хотели сказать?
- Нет. – Он рывком встал.
- Как? Разве вы не хотите прекратить наше знакомство?
- Нет! – Он подошёл к ней и сжал её руки. – Я пришёл вам сказать совершенно другое.
Её большие влажные глаза смотрели на него, её губки были от него так близко. Он видел жилку на её нежной шейке, которая слегка подрагивала под прозрачной кожей. Её маленькие пальчики были в его руках, а голову дурманил её запах – неуловимый пряный запах с цветочным оттенком, тревожный и нежный одновременно, будоражащий кровь и одновременно настраивающий на платоническое обожание. Это был её запах. Только её. И его ни с чем не спутаешь.
Ричард стряхнул с себя наваждение, отпустил пальчики девушки и прикрыл глаза, чтобы снова не потерять голову от её так много говорящего взгляда.
- Джулия… Мисс Баттон… Вот уже несколько недель я хочу сказать вам, что вы лишили меня покоя. Что в каждой встречной женщине я вижу вас. Что я не могу думать ни о чём, кроме вас. Я стал рассеян, неуклюж и зол. И всё от того… Да, мисс Баттон, я люблю вас.
Он замолчал. Ощутив движение воздуха, он открыл глаза и заметил, что девушка, хмурясь, села. Её лицо было серьёзно, а глаза как будто читали невидимую книгу.
- Мисс Баттон. – Он сел рядом и снова взял её руки в свои. – Я настолько люблю вас, что не могу без вас жить. – Он опустился перед ней на колено. – Мисс Баттон, я прошу вас выйти за меня замуж.
Джулия внутренне ахнула. Вот так поворот!
Она смотрела на него и не могла понять: серьёзно ли он это говорит или решил подшутить над ней? Знатный, богатый, относительно независимый – и она, дочь простого эсквайра, которая – о ужас! – сама зарабатывает себе на жизнь.
Джулия внимательно смотрела на Ричарда, а тот всё более нервничал. Почему она молчит? Ответила, хотя бы, вежливой неопределённостью, но не это гнетущее молчание.
Наконец Джулия осознала, что молчание неприлично затянулось. Она слегка кашлянула, чтобы прочистить вдруг сжавшееся горло и придать себе уверенность, которую не ощущала.
- Мистер Сворд. – Её голос дрогнул. Она глубоко вздохнула. – Мистер Сворд, ваше предложение для меня оказалось очень неожиданным. Признаюсь, я не ждала от вас, да и вообще от любого мужчины, подобных предложений в ближайшее время. Я удивлена и смущена. Дайте мне некоторое время, чтобы осознать ваши слова. С матушкой тоже нужно поговорить и с братом. Разрешите, я не буду давать вам ответ сейчас? – Она прикоснулась своими пальчиками к его судорожно сжатым рукам.
Ричард медленно расслабился. Что ж, она весьма воспитанно и тактично дала ему понять, что он оглушил её своим признанием и предложением. Почему? Разве любая девушка не ждёт предложения руки и сердца? Разве сама Джулия не ожидала этого, особенно после их последней поездки? Досада потихоньку начала закрадываться в его мысли: а стоит ли эта женщина того? Но, взглянув в её бездонные полные участия глаза, он отринул неуместные мысли. Она права. Им надо проверить крепость своих чувств. Хотя о своих она ему ещё ничего не сказала…
- По крайней мере, скажите, - не глядя на неё, спросил он, усаживаясь обратно в кресло. – Имею ли я надежду на вашу взаимность, если вы отказываете мне в вашей руке?
В душе Джулии что-то возмутилось: она не отказывала ему в руке и не давала повода допрашивать её. Она встала. Ричард откинулся на спинку кресла и сцепил руки на колене ноги, небрежно закинутой на другую. Джулия подошла к окну. Не стоит отвечать сгоряча – это может привести только к ссоре. Но и обращаться с собой как с собственностью она не позволит. Пусть другие женщины подчиняются фанабериям мужчин и смотрят им в рот, ловя любое, даже глупое, слово. Она этого не допустит. И, если она потеряет его расположение – так тому и быть. Значит он недостоин её. А уважать того, кого презирает, подчиняться ему она не сможет.
- Мистер Сворд. – Она повернулась к нему от окна. – Позвольте внести ясность. Я вам не отказываю в своей руке. – Ричард открыл рот, чтобы что-то сказать, но она прервала его взмахом руки. – Я просто не могу этому поверить. А вы мне не даёте времени это осознать. Это неблагородно – требовать от меня ответа тогда, когда я в полной растерянности. Своего расположения я ни в коем случае не хочу вас лишать. – Она твёрдо смотрела в его глаза, слегка расширившиеся от удивления при таком прямом ответе. – И вашего не хочу терять. – Он моргнул. – Сейчас я занята несколько иными вопросами и не далее, как на следующей неделе намеревалась поехать на континент по делам. Я человек неопытный и мало видела людей и свет. – Он невольно улыбнулся этому её заявлению. Она нахмурилась. – Потому давайте вернёмся к этому разговору по моём возвращении. Если у вас, конечно, не изменится мнение. Я вам ничего не обещаю. Но и не отказываю. Просто хочу отложить наш разговор.
Она замолчала. Молчал и он. Очень элегантно его поставили на место. Самостоятельная и независимая женщина не позволит, чтобы ей указывали, приказывали или ею руководили. Не слишком полезная черта для хорошей жены. Даже вредная. И всё же… Ричард невольно улыбнулся. Именно такая женщина ему интересна. Именно такая притягивала его. С волей, развитым умом и глубокой душой. Такая женщина рождена покорять и властвовать. И не потерпит рядом с собой слабого и глупого мужчину. Только равного себе. С такой женой никогда не будет скучно даже в сельской глуши летом. И если ему удастся доказать ей, что он именно тот, кто ей нужен, если осмелится соответствовать её представлению об идеальном муже, это поднимет его самого в собственных глазах.
Он встал и подошёл к окну.
- Мисс Джулия, я был не прав. – Он протянул руку. – Прошу меня простить. Я слишком боялся вашего категорического несогласия. Или того, что вы скажете, что не любите меня или любите другого. Я был несдержан. И не имел права от вас требовать немедленного ответа.
Джулия недоверчиво смотрела на него и робко пожала протянутую руку.
- Давайте остановимся на том, что я вам сделал предложение, а вы его рассматриваете. Ни о какой помолвке пока речь не идёт. Однако разрешите называть вас просто Джулия. – Он сжал ей руку.
- О, сэр… - Джулия была вторично удивлена, с одной стороны, подобным пониманием, с другой – таким проявлением дружбы.
Она обхватила его руку своими пальчиками и порывисто сжала. Но, опомнившись, она слегка порозовела и быстро выпустила его ладонь.
- Простите, сэр, - с непривычной для себя робостью сказала она, опустив глаза.
Он любовался её неожиданным смущением, так красившим её. Затем, поддавшись порыву, он приподнял её подбородок и медленно приблизился к её губам. Те послушно приоткрылись. Но хотела ли она ответить на его поцелуй или что-то ему сказать, он не дал себе труда задуматься, нежно прикоснувшись к этим двум раскрывшимся лепесткам. Девушка замерла. Он нежно обхватил её плечи и уже более уверенно целовал её губы, совершенно потеряв голову и забывшись. Лёгкая дрожь пробежала по спине Джулии. С тихим стоном, она обхватила его голову, запутавшись в его густых волосах. Неумело и неловко она отвечала ему, но его обожгла затаённая страсть, которая как пружина сидела в ней и ждала случая вырваться. Её губы были всё требовательнее, а тело сильнее прижималось к нему. Её руки властно обнимали его спину. «Если она столь страстна от одного только поцелуя, то какова же она как любовница?» - мелькнуло в его голове. Но тут же другое соображение сменило его: эта страсть - не является ли жаждой того, что уже было опробовано однажды и чего она была лишена, но нетерпеливо жаждала? Не является ли это распущенностью похотливой женщины? Не одаривала ли она своим расположением кого-то ещё?
Он резко отстранился. Её затуманенные глаза, казалось, не видели его. Выражение её лица невозможно было описать: и восторг, и удивление, и страсть – всё отражалось на нём. Он рассматривал её, одолеваемый своими мрачными мыслями, а она медленно приходила в себя. Постепенно лицо её потухло, лишь лёгкая улыбка блуждала по нему. Однако, взглянув на него, она тоже исчезла. Джулия резко отодвинулась.
- Прошу прощения, сэр, - сказала она холодно, проведя рукой по припухшим губам. – Мне не следовало… Надо было с самого начала прекратить…
Джулия отошла от окна и села в кресло. Она поверила в его искренность, а зря – ведь он всего лишь мужчина. Её прямоту он считает шокирующей, ум – неуместным, а проявление чувств – распутством. Нет, несмотря на его слова, он таков, как все они – ограниченный, самоуверенный, лицемерный и эгоистичный. Разум твердил, что не стоило ей поддаваться в очередной раз чувствам – мужчины этого не оценят. Англичанка должна быть холодна, как статуя, благопристойна, как испанский двор, и бесчувственна, как саркофаги предков.
Он мрачно смотрел на неё. Ему очень хотелось схватить её за плечи и спросить, вытрясти из неё – сколько любовников у неё уже было? Но, взглянув в ставшими вдруг холодными глаза, он почувствовал, что она скорее презрительно стряхнёт его руки со своих плеч и вызовет слуг, чем испугается и ответит. Он скрипнул зубами.
Молчание затягивалось. Джулия пришла в себя, холодно оценив ситуацию. Дурацкое положение. Хотя, кто глупее в нём выглядит, ещё вопрос: ведь он сам начал её целовать. И чего он ждал? Что она его оттолкнёт? Тогда он бы решил, что она жеманится. А он ведь только что признался ей в любви и требовал её признания в ответ. Её ответный поцелуй чем не ответ на слова? Так что ему, господи спаси, надо?
- Думаю, сэр, вам пора, - произнесла Джулия, поднимаясь. – Если вам угодно забрать свои слова обратно, не вижу в этом препятствий, - небрежно добавила она.
Ричард дёрнулся. Чёрт знает что! Нет, ему надо проветрить голову, а то в ней такой кавардак, что он уже не понимал, что он, собственно, хочет.
Он молча поклонился и вышел, хмуря брови и покусывая губы. Джулия медленно села, обхватив плечи руками. Две скупые слезы скатились по её щекам.

Глава 21

Спустя несколько дней мисс Джулия Баттон отбыла во Францию. Всё это время она не видела Ричарда и не писала ему. Что до него, то он разрывался между беспочвенной ревностью неизвестно к кому и любовью, одолевавшей его и лишавшей сна. Однажды его отец даже поинтересовался, что стряслось с его сыном, что он мечется, как кошка на раскалённой крыше. Уже потерявший от мыслей голову, Ричард поделился с отцом своими сомнениями и размышлениями. Ответом на это было категоричное заявление:
- Ты дурак. Дурак, потому что имел глупость влюбиться. И дурак, потому что, влюбившись, сомневаешься.
Сэр Сворд был в хорошем расположении духа: перед тем, как услать Милисент с очередным дурацким поручением на другой конец города, она взбила ему подушки в необъятном кресле, укрыла ноги пледом, придвинула поднос с чаем к его руке, даже намазала тосты маслом. Сэр Сворд уже подумывал, не отказать ли этой глупышке какую-нибудь мелочь по завещанию. Но очень уж ему не хотелось встречаться с нотариусами и юристами. Их речи нагоняли на него скуку, а бумаги вызывали ужас. Он предпочитал наслаждаться одиночеством и редкими визитами сына. И развлечений в виде помыкания Милисент ему было достаточно.
Сейчас он сидел в уютной комнате с камином, в котором весело потрескивал огонь, наслаждался полумраком, сигарой и бренди. Нынешнее явление сына не испортило его настроения.
- Умная женщина – это ошибка природы, - вещал он сыну, прихлёбывая из бокала. – Женщине ум не нужен, он ей только мешает. Зачем женщине знать философию Аристотеля? Чем ей помогут тезисы Фомы Аквинского? Зачем ей разбираться в мировоззрениях Бэкона? Женщина должна хорошо выглядеть, играть на фортепьяно, петь, рисовать, шить и молчать. Иначе, куда мы придём, если женщины начнут писать философские трактаты и руководить в делах? Эта женщина в своём уме? – откладывая газету, спросил сэр Сворд. – Какого чёрта ей понадобилось влезать в финансы и торговлю! Спаси нас бог от решительных женщин: они от цивилизации камня на камне не оставят. Женщина-коммерсант! Фу! Попахивает конюшней.
- У неё весьма неплохо получается вести дела.
- И каков круг её общения? Купцы, стряпчие, банкиры, финансисты, торговцы, ремесленники? Сплошное отребье! Кто подобную женщину возьмёт замуж? Твоё увлечение этой странной девушкой мне непонятно. Неужели она не хочет семьи – детей и мужа – как всякая порядочная женщина? Неужели ей не нравится танцевать на балах, покупать платья и драгоценности, слушать комплименты мужчин? Это же неслыханно, чтобы женщина руководила! Зачем ей руководить заводом, если есть её брат? На худой конец, брат его жены? Женщины неспособны к руководству, ими самими требуется руководить и направлять их ввиду несовершенства их ума. Что толку, если женщина будет пропадать в конторах и якшаться с клерками? Женщина среди мужчин столь низкого пошиба – большой соблазн, недалеко и до греха. Просто неприлично. Мир перевернулся, если ты так спокойно к этому относишься.
- Я просто не вижу в её увлечениях ничего ужасного, отец, пока это укладывается в рамки приличий.
- В рамки приличий не укладываются, как ты сказал, сами «увлечения». Подобная женщина никогда не будет твоей женой и моей дочерью. Я не собираюсь одобрять подобное бесстыдство.
- Не вижу ничего бесстыдного в том, что она преумножает свой капитал таким способом, а не виснет на шее мужа, вытягивая из него деньги. Да и будет она моей женой или нет – решать мне. Если вы откажете мне в благословении, мне придётся обойтись без него.
- Дерзкий щенок! – вскричал сэр Сворд, вскакивая с кресла. Он ещё какое-то время буравил глазами сына, но вовремя вспомнил, что тот уже проделал, доказывая ему своё право на самостоятельность. Снова пережить неопределённость потери сына или вообще потерять его навсегда он не хотел. Он всё же любил его, хоть и бранил постоянно за несоответствие собственным понятиям о благовоспитанном отпрыске. Поэтому, с трудом придя в себя, он как мог спокойно сел обратно в кресло и взял в руки отринутую газету. - Как хочешь, Дик, а я не одобряю такого поведения со стороны женщины. Оно неприлично. Ни одна уважающая себя семья не будет приглашать вас к себе. Перед вами будут закрыты двери всех порядочных домов…
- Это меня волнует меньше всего, - вставил Ричард. – Меня мало волнуют пустые сплетни досужих бездельников.
- И мне совсем не нравится твоё увлечение, назидательно произнёс его отец.
- Но это не увлечение, отец. – Ричард опустил глаза в бокал, в котором плескались остатки виски, и поболтал его. – Я люблю её, - тихо добавил он.
- Ну и люби себе, - вспыхнул сэр Сворд. – Зачем ты тогда битый час ноешь здесь?
- Вы меня не слушали, отец, - с досадой сказал Ричард, вставая. Он отставил бокал и подошёл к окну. Откинув тяжёлую штору, он посмотрел на темнеющее звёздное небо. – Я хотел поговорить совсем о другом.
Он помолчал. Затем повторил отцу описание своей последней встречи с Джулией, как он застал её играющей на гитаре, как объяснился ей в любви и сделал предложение, как они чуть не поссорились и как он поцеловал её.
- И что? Она мило покраснела и упала в обморок или с криками убежала? – брюзгливо спросил сэр Сворд, вертясь в своём кресле, чтобы видеть сына.
- Нет. Она ответила, - задумчиво сказал Ричард.
- Что сделала? – пожилой сэр даже подскочил в своём кресле от удивления.
- Да, отец. Она мне ответила. Да так, что я вынужден был уйти.
Он досказал своё повествование и замолчал. Пожилой сэр от возмущения потерял дар речи.
- Чёрт знает что! – наконец вскричал он. – Вот они, плоды образования и просвещения! Женщины теряют стыд и переходят все грани приличий! – В возмущении он стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
- Вы думаете, сэр? – Ричард обернулся к креслу.
- А как иначе? Хорошо, что эта девка проявила свою натуру сейчас. А каково бы тебе было, если бы после свадьбы ты обнаружил лишнюю растительность на своём лбу?
- О свадьбе речь не шла.
- И больше не пойдёт. Я против этой потаскушки. Если ты решишь жениться на ней, я лишу тебя наследства.
Ричард улыбнулся: уже некоторое время подобные угрозы его перестали страшить. Благодаря удачным спекуляциям, вложениям и советам Джулии, Ричард был вполне обеспеченным молодым человеком. И сам мог одарить наследством кого угодно.
Пожилой сэр верно понял улыбку сына и, нахмурив брови, добавил:
- Лишу наследства тебя и всё оставлю этой глупой кукле Милисент. Надеюсь, хоть это заставит тебя думать.
А вот это было уже серьёзно. Ричарду не было дела до наследства отца, но то, что он одарит им такую корыстную пустышку, как Милисент Баттон, это недопустимо. Пусть бы хоть бедным раздал или одарил приют для детей-сирот.
- Итак. – Пожилой сэр поплотнее уселся в кресле и сложил на груди руки. – Если ты женишься на этой бесстыжей девке, я оставлю всё её сестре. И можешь продолжать улыбаться дальше.
Ричард закусил губу. Он очень хотел ударить отца за оскорбление Джулии. Но и его самого терзали сомнения. А вдруг он прав? Но, с другой стороны, он знал Джулию не один день. И ни один из знавших её не сказал порочащего её слова. Даже её сестрица, уж как она ни не любила Джулию, как ни поносила её, но ей и в голову не приходило усомниться в её нравственности. Даже наоборот, она прочила старшей сестре участь старой девы. А то, какая затаённая страсть нечаянно выплеснулась однажды наружу на майских праздниках в деревне? Он совсем запутался. И, несмотря на довольно поздний час, он решил навестить семью её брата, чтобы в тихих семейных радостях забыть на время о путанице в мыслях.

Глава 22

Несмотря на глубокий вечер, Ричард был радушно принят в доме Артура Баттона. Миссис Франческа, уже уложившая дочь, заметила озабоченность Ричарда, и после нескольких попыток отвлечь его разговорами, оставила мужчин одних, мудро рассудив, что без неё они быстрее разговорятся.
Артур Баттон видел, что его друга что-то гнетёт, но по тому, что Ричард ничего не говорил, отдавая дань светской беседе, хозяин дома решил, что не будет лезть к нему в душу и навязывать своё внимание. Когда будет готов, гость сам перейдёт к причине своего внезапного посещения.
Их неторопливая беседа текла о погоде, здоровье родных, политике и как-то незаметно подошла к человеческим отношениям. Здесь Ричард, помрачнев, замолчал. Но, собравшись с духом, снова поведал свою историю о последней встрече с Джулией. Артур его внимательно слушал, не перебивая, но под конец не выдержал и разразился удивлёнными восклицаниями.
- Дорогой друг, вы уверены, что говорите о моей сестре? – От удивления он позабыл про свой бокал с портвейном. Ричард кивнул.
Артур Баттон задумался. Его старшая сестра всегда представлялась ему незыблемой скалой: невозмутимой, несокрушимой, суровой, бесчувственной и целомудренной. В детстве эти её качества пугали его, хоть он и был старше. Он видел в ней заводной счётный механизм без чувств и эмоций. Став взрослее, он догадался, что у его сестры есть душа и ей не чуждо сострадание. Её помощь тогда, когда все от него отвернулись, её спокойствие и уверенность в глупой ситуации с матушкой и хлопоты, связанные со смертью отца не столько сблизили его с ней, сколько заставили уважать. Он редко видел, как она смеётся, да и просто улыбка была нечастой гостьей на этом невозмутимом лице. А тут вдруг оказывается, что его сестра не холодная скала, а спящий вулкан! Это его удивило и обрадовало. Поскольку английская сдержанность в течение всей его жизни держала его в напряжении. И именно потому, что его жена не стеснялась в проявлении своих чувств, он и любил её столь же слепо и преданно, как в первые дни знакомства. В её обществе и в обществе своей непосредственной дочери он отдыхал душой. От условностей, приличий, чопорности, намёков и лицемерной вежливости. Однако он был англичанином и понимал своего друга: эмоциональность Франчески Кавальо его тоже сначала шокировала. Но, видя её искренность, он с радостью отдался её темпераменту. И мысли о распущенности женщины его не посещали. Он обдумывал, как бы ненавязчиво подвести Ричарда к такому пониманию природы своей сестры, чтобы не шокировать его ещё больше.
- И вот, мой друг, я не знаю, что мне теперь думать, - мрачно закончил мистер Сворд свой монолог. Воцарилось молчание.
- Знаете, Дик, мы привыкли, что англичанки – это холодные куклы. Но ведь они люди. Более того, женщины, - наконец сказал Артур Баттон, покачивая портвейн в бокале. – То, что вы говорите, для меня весьма удивительно: ведь свою сестру я знаю с совершенно другой стороны. Стопроцентная англичанка! Однако не стоит искать второго дна в её душе. Джулия никогда не была лицемерной. И если она столь пылко ответила вам, это может означать только одно: она вам настолько доверяет, она вас любит. Даже я не смог добиться хотя бы проблеска истинных её чувств. А ведь я её брат.
Он замолчал. Молчал и Ричард. Подобная трактовка не приходила ему в голову. После деревенских праздников он понял, что Джулия – девушка страстная и пылкая. Но не ожидал от неё столь недвусмысленных доказательств этого. И тем более, озабоченный собственными чувствами к девушке, он не задумывался, что же именно и как чувствует к нему она. То, что она может любить его так, как Франческа Кавальо любит Артура Баттона не приходило ему в голову. Он был уверен, что она относится к нему так же, как к её брату его английская жена. Это, конечно, было не то, чего хотел бы он, благодаря своей столь же пылкой натуре, но, по крайней мере, привычно и понятно. Страстность Джулии его радовала и пугала одновременно. То, что её брат не считал её поведение непотребством, а даже наоборот был рад, что сестра не ходячий кондуит с цифрами, его успокоило. Ему надо привыкнуть думать относительно этой женщины иначе, чем он привык думать о женщинах вообще. Ибо, если чувства Джулии действительно таковы, как предполагает её брат, это дорогого стоит. Подобная женщина не предаст его, будет идти с ним рука об руку по жизни «в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии», пока смерть не разлучит их. Такая женщина не поступит, как миссис Баттон, которая на склоне лет решила погнаться за ускользающей юностью. Она будет поддерживать его даже, если он сам разлюбит её.
Придя к такому заключению, он решил на следующий день поговорить с девушкой, признаться, что вёл себя, как осёл. Что, если её привело в растерянность его предложение, то и его, в свою очередь, выбила из колеи её пылкость.
Успокоенный, он встал и протянул Артуру руку.
- Я непозволительно помешал вашим делам и отвлёк от семейных радостей своими проблемами. Прошу великодушно меня простить. И передайте мои извинения миссис Франческе. Это очень мудрая и тактичная женщина. Вам с ней повезло.
Артур пожал протянутую руку.
- Как говорит моя жена, бог даёт каждому по его заслугам. Хотя я склонен думать, что меня он одарил авансом: я ничем не заслужил такой женщины.
Он проводил его к дверям.
- А что до того, помешали ли вы или нет, не говорите глупостей: вы в нашем доме желанный гость в любое время дня и ночи. И не нужно ложной скромности или церемоний, если вам понадобится наша помощь или просто совет.
Они снова пожали друг другу руки и простились, весьма успокоенные друг относительно друга.

Глава 23

На следующий день Ричард направился к дому Баттонов, чтобы поговорить с Джулией, как решил, и просить её прощения. На пороге дома он столкнулся с управляющим, который выходил, что-то бормоча себе под нос.
Заметив Ричарда, мистер Фейтфул вежливо поздоровался.
- Если вы хотите видеть мисс Баттон, то, как мне сообщила её матушка, она ещё вчера выехала в Париж.
Ричард, уже взявшийся за ручку двери, остановился.
- Куда, вы сказали, она уехала? – повернувшись к нему, спросил он.
- В Париж, сударь. По делам своей фирмы. Там какие-то волнения начались…
- Своей фирмы! – воскликнул Ричард.
- Согласен, - ответил управляющий. – Несколько неожиданно и непривычно для женщины заниматься подобными делами. Многие из тех, что сотрудничали с ней, узнав, что она женщина, разорвали контракты, боясь убытков от её глупого управления. Но её это не остановило. Да, она понесла расходы и кое-где лишилась прибыли. Её отец хватался за голову и клял её на чём свет стоит, пока был жив. Но она выкарабкалась. Правда, договорилась с отцом, что везде будет фигурировать его имя, а она – как бы исполнять его поручения…
- Неглупо.
- Согласен. Однако те, что работали с ней давно, знали, что это уловка. Но, поскольку всё наладилось, им было абсолютно всё равно, кто руководит делами – мужчина или женщина. Главное, что дела делаются, а прибыль поступает. И то, что женщина нашла выход там, где мужчина попросту застрелился бы, как раз и подкупило продолжить с ней вести дела.
Они помолчали.
- Значит, Париж, - сказал, задумчиво, Ричард. – Город легкомыслия и скорби, романтичного флирта и суровой реальности, блеска света и нищеты клошаров, легкомысленных мужчин и решительных женщин. Боже! С ней может случиться что угодно!
- Вполне вероятно, - кивнул мистер Фейтфул. – Тем более, что с марта там какая-то нехорошая возня, в которой задействованы пушки, национальная гвардия и какая-то коммуна. Но мисс Баттон трезвомыслящая женщина.
- Когда вас закружит Париж, вы потеряете голову, несмотря на всё своё здравомыслие. А она – женщина! Париж же наводнён французскими мужчинами. Понимаете? Французскими! Мужчинами!
- Сдаётся, вы меня не слышите, - с досадой вздохнул управляющий. – Сейчас в Париже не до флирта. Туда стягиваются войска.
- Что вы говорите! – воскликнул Ричард. – Так какого чёрта она поехала туда именно сейчас?
- Видимо, у неё имеется своя информация, она знает больше, чем мы.
- В любом случае, она должна была ехать в сопровождении. С кем она поехала?
Мистер Фейтфул снова вздохнул.
- Она должна была ехать со мной и моей семьёй – я их везу на Лазурный берег через Париж – надо забрать какую-то родственницу жены. Но мисс уехала вчера. И, по-видимому, одна.
- Одна? – вскричал Ричард, напугав проходивших мимо матрон, шарахнувшихся от него с испугом. – Как так можно! Чёрт знает что!
- Согласен. К сожалению, не могу вам сказать, что сподвигло её ускорить отъезд. Видимо, положение дел изменилось.
Изменилось положение дел или перевернулся мир, но встревоженный словами о беспорядках в Париже, Ричард припомнил, что уже, начиная с февраля, в клубе мужчины разглагольствуют о положении дел во Франции. Однако, занятый своими делами и разъездами, углублённый в свои эгоистические переживания, он совершенно не обращал внимания на эти разговоры. Даже, когда Джулия говорила ему про поездку на континент, он пропустил это мимо ушей. А теперь она там! Ну, или на дороге туда. Бог знает, что с ней может случиться!
Наскоро попрощавшись с удивлённым управляющим, задумчиво смотревшим ему вслед, Ричард кинулся домой готовиться к поездке. Послав одного слугу в пароходную компанию разузнать, когда отходит ближайший корабль, он переполошил горничных и камердинеров указаниями о быстром сборе своих вещей. Другой слуга был послан в дом к миссис Баттон с совершенно безумным в своём написании письмом, заставлявшим больше недоумевать, чем прояснять мысль автора. Конюх тоже был переполошён требованием о срочной подготовке кареты для поездки в Дувр. В этой суете и суматохе Ричард оказался обладателем двух кают второго класса, от которых в последний момент пыталась отказаться некая пышнотелая дама, считавшая, видимо, что переживает свою вторую молодость. Её настойчивые требования не находили понимания ни у помощника капитана корабля, на свою беду зашедшего в билетную кассу, ни у кассиров, продававших билеты. И основательно замороченный спешкой и суетой, созданными мистером Свордом, слуга выкупил у пышущей попеременно злостью и отчаянием дамы оба билета, слегка переплатив. Только по дороге домой он сообразил, что две двухместные каюты его хозяину ни к чему. Однако тот на это ничего не ответил, спросив только, удалось ли достать место на пароходе. После этого в страшной спешке он помчался в Дувр, едва не загнав лошадей, сел на корабль, оставив оглушённого слугу чуть не галопом следовать за собой.
Придя в себя на пароходе, Ричард критически осмыслил своё положение, признав, что он безнадёжный дурак, который гоняется за фантомом и постоянно опаздывает. Увидеть, объясниться, защитить. Что с ним, на божескую милость, случилось? С каких пор и почему он стал таким безнадёжным болваном? Любовь ли заставила его поглупеть или он был таким изначально и это только сейчас проявилось? Какого чёрта он гоняется за женщиной, которая постоянно куда-то спешит и убегает от него?
В каюте он сел за стол и под тихий плеск волн написал пространное письмо отцу, обосновывая своё неожиданное путешествие, и миссис Баттон, в котором более тонко, чем в первом письме, намекал на свои чувства к её дочери и на возможность помолвки с нею.
Закончив эпистолярную работу, он предался размышлениям. Однако мысли его разбредались в разные стороны, и он решил отвлечься и почитать. Подозвав задремавшего слугу, он приказал распаковать багаж и дать ему книги.
В свёртках с книгами ему попались помятые рисунки мисс Баттон. В каком помрачении ума он прихватил их с собой и по какой причине прислуга уложила их в его багаж, он не знал. Даже было удивительно, что в той спешке, что он устроил, прислуга сумела собрать всё, что требовалось ему в поездке. А рисунки? Они были с ним в кармане сюртука. Как они попали в багаж? Но был рад тому, что они с ним. Он разглядывал каждый рисунок, вспоминал лицо и голос Джулии и не заметил, как заснул.

Глава 24

А днём ранее Джулия, облокотясь о перила, провожала взглядом берега Англии. Несколькими минутами назад она была оглушена встречей. Мистер Фолс, казавшийся ей по делам весьма скользким типом, оказался довольно привлекательным человеком лет тридцати пяти. Высокого роста, с чёрными волосами, чуть длиннее, чем было принято носить мужчинам, с чёрными горящими глазами, бледным лицом, высоким лбом и прямым носом он произвёл на неё странное впечатление. Находясь рядом с ним, её пробирала дрожь непонятного свойства. Но в то же время ей хотелось постоянно ему что-то доказывать и спорить с ним. В компании дам довольно неюного возраста он восхищался суфражистками, громогласно вещал о независимости женщин, поощряя их к самостоятельным путешествиям и мышлению, что вызывало неудовольствие на лицах мужчин. А Джулия хотела ему ответить, что в мире жестокости женщина не может противостоять мужчине хотя бы в силу своей физической слабости. Когда он столь же громогласно сожалел, что женщины в силу своего несовершенства не могут себя проявить ни в науках, ни в искусствах, ей хотелось спросить, а кто обеспечивает мужскому гению уют и комфорт, чтобы он изобретал и творил? Кто избавляет его от мелких хлопот, связанных с кредиторами, слугами и повседневными заботами? Кто следит за тем, чтобы он не умер с голоду и писал чернилами на бумаге или красками на холсте, а не пальцем на песке? Но худшее ждало её после. Когда их представили, мистер Фолс принялся расточать цветистые похвалы «мистеру Баттону», который вёл дела столь хорошо, что нередко перебегал дорогу ему, мистеру Фолсу. Когда же Джулия скромно ответила, что её отец не так давно умер, брат в дела не вникает, а всем занимается она сама, мистер Фолс посмотрел на неё, как на сумасшедшую.
- Дорогая моя, если бы я знал, что веду дела с женщиной, я бы порвал с вами и вашими партнёрами все дела, - сказал он, вызывающе глядя на неё. – Где это видано, чтобы женщина совала нос в дела мужчин! Эдак дойдёт до того, что женщины полезут на кафедру за учёной степенью или того доброго будут набирать кабинет министров и командовать армией!
- Но у нашей благословенной королевы Елизаветы неплохо получалось руководить государством, - возразила Джулия, чем вызвала досаду на породистом лице мистера Фолса. – И нынешняя наша королева Виктория неплохо с этим справляется.
- Однако благословенные королевы Мария и Анна не достигли каких-либо успехов.
- А короли-мужчины добивались успехов всегда? – спокойно спросила Джулия, внутренне закипая.
- Человек несовершенен. Каждый может ошибаться, - высокомерно сказал мистер Фолс.
- И женщины, в том числе, - настаивала Джулия.
- Не дело женщины совать нос туда, о чём она понятия не имеет! – взорвался мистер Фолс. – И не ваша забота заниматься мужскими делами! Можете вы понять своими куриными мозгами, что ваше место в детской, гостиной и на кухне! И больше нигде!
- Но вы же сами восторгались «мистером Баттоном», пока я не сказала вам, что я женщина! – воскликнула Джулия.
- Думаете, это вас оправдывает? Вы за отца писали письма и думаете, что разбираетесь в его делах? Милочка, запомните, не вам тягаться с мужчинами. Найдите себе мужа, выходите замуж за него, рожайте от него детей, а остальное оставьте мужчинам.
- Однако, судя по Франции, мужчины не слишком успешно справляются, - холодно сказала Джулия, еле сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей.
- Сразу видно, что вы в политике не смыслите. Впрочем, как и любая женщина, - самодовольно обронил мистер Фолс. – Повторяю, займитесь вышиванием и не суйтесь туда, куда женщинам не дано в силу своей глупости.
- Зачем же вы настаивали на самостоятельности женщин? – возмущённо спросила Джулия. – Зачем вы призывали дам самостоятельно мыслить и действовать?
- Эти глупые гусыни всё равно ничего не поняли, - самоуверенно усмехнулся мистер Фолс. – А я хотел позлить их мужей, этих надутых англичан, считающих, что весь мир принадлежит им.
Джулия замолчала. Ей очень хотелось ударить кулачком по этим пухлым чувственным губам, чтобы пошла кровь, чтобы его чёрные глаза, осенённые пушистыми ресницами, вылезли из орбит. Хотелось вцепиться в его чёрную и густую гриву, которой позавидовала бы любая лошадь, и вырвать с корнем клок его волос, за которыми, как она заметила, он трепетно ухаживал. Но вместе с тем… Вместе с тем его близость странно тревожила её, вызывала нередко туман в мыслях и сухость во рту. Во время всего пути ей не раз представлялись картины, как он её целует. Вряд ли он испугался бы её страсти. Во время всего путешествия их яростные стычки, казалось, доставляли ему удовольствие. Он намеренно провоцировал её, понося женский ум и неспособность мыслить логично. Джулия сдерживалась, приводила доводы, аргументы, умеренно и продуманно цитировала классиков и проводила исторические примеры, незаметно подводя к выводам. Казалось, мистер Фолс соглашался с ней, оговариваясь, правда, какими-то глупостями. Но в следующий раз всё начиналось сначала.
Наконец, утомлённая бессмысленным словоблудием, она вообще перестала отвечать на его возмутительные слова, переводя разговор на другую тему. Подобное поведение досадовало его ещё больше, и он уходил искать иную жертву для упражнений своего ума и язвительности.
Однажды, когда до Кале оставалось всего ничего, Джулия вышла на палубу в последний раз повышать морским воздухом, он подошёл к ней и встал рядом. Она с неудовольствием хотела уйти, но он остановил её, фамильярно положив свою руку на её, лежавшую на поручне.
- Прошу вас, Джулия, не уходите. - Джулия вздрогнула от такой наглости и убрала руку. Он посмотрел на поручень, где она была, и в свою очередь убрал свою руку. – Вы очень необычная женщина, - начал он, глядя на море. – Достаточно умны, независимы и уравновешены. Вы не склонны к суетности и тщеславию, свойственным большинству женщин. Но в то же время тверды, упрямы и горды, как мужчина. Я в первый раз встречаю такое сочетание в женщине.
- И потому вы постоянно изводите меня, мистер Фолс? – спросила Джулия, выразительно выделив «мистер» перед его именем.
- Извожу? – Он удивлённо посмотрел на неё. – Джулия, недостойно вас произносить такие глупые слова! Мы с вами беседовали, обменивались мнениями.
- Мистер Фолс. – Джулия снова сделала недвусмысленное ударение на первом слове. – Мистер Фолс, всё, что вы делали – это издевались надо мной. Насмехались, унижали, оскорбляли, но никак иначе. Сэр.
- Очень жаль, Джулия, что вы так восприняли мою манеру общения, - равнодушно сказал мистер Фолс, игнорируя её намёки. – А я подумал, вы поколеблете моё мнение о женщинах.
- Для начала, для вас я мисс Баттон, - жёстко сказала Джулия. – А что до вашего мнения – мне это безразлично.
Она повернулась, чтобы уйти. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как оказалась в крепких объятиях мистера Фолса.
- Не так быстро, красавица. – Он пожирал её лицо глазами. – Не лгите, милочка, - прошипел он ей. – Я видел ваши глаза. Каждый раз, когда мы рядом, они выражают томление. Ваше тело дрожит от желания, когда я поблизости. Вы мечтаете обо мне, сознайтесь! Вы ведь жаждете этого? – спросил он и неожиданно впился ей в губы. Это был грубый властный поцелуй хозяина, совсем непохожий на нежное прикосновение Ричарда.
Опешив от подобной наглости, Джулия на минуту остолбенела. А губы мистера Фолса властно терзали её губы, его объятия причиняли боль. Придя в себя и отбросив магическую власть дьявольской личности над ней, она стала энергично вырываться. Однако он был сильнее.
- Не рвись, - жарко шептал он ей в ухо, от чего её волосы шевелились. – Ты же этого хочешь. – И он стал грубо гладить её спину и мять плечи.
Джулия разозлилась. Она не девка, в конце концов! Припомнив своё времяпровождение в деревне с рабочими, она со всей силы наступила ему каблуком на ногу. Охнув от неожиданности, он отпустил её, а она, не дав ему опомниться, ударила его носком ботинка пониже колена. От чего он совсем неинтеллигентно схватился за ногу. Джулия дрожала от ярости, сжимая кулаки.
- Всё, что вы обо мне сказали, это вам внушила ваша похоть! Это вы жаждете меня целовать и обнимать! Это вы мечтаете обо мне, а не я о вас! Да будь вы последним мужчиной на земле, я не согласилась бы даже идти с вами рядом! Вы просто мерзавец!
Она вытерла губы рукой и, пристально глядя ему в лицо, смачно плюнула на палубу. Затем окатила его презрительным взглядом, брезгливо поджав губы, и быстро пошла к своей каюте.
Дрожа от ярости, она повалилась на кровать и, позабыв сдержанность, зарыдала в голос. На звук в проёме двери показалась головка служанки – бледная с кругами под глазами. Мучимая всю дорогу морской болезнью, она, тем не менее, сейчас собирала вещи для скорого прибытия.
- Боже мой, мисс! – воскликнула она, подавляя тошноту. – Что с вами?
Джулия мгновенно пришла в себя и села на кровати, отирая слёзы пальцами. Озабоченная служанка подала ей платок.
- Спасибо, Мери. Со мной всё в порядке.
- Наверно это всё тот гнусный чернявый дьявол, что приставал к вам всю дорогу, - убеждённо сказала девушка, собирая безделушки с туалетного столика.
- Скажи мне, - вдруг в порыве откровенности спросила Джулия. – Что ему от меня надо?
Девушка остановилась.
- Да просто его бесит, что вы умнее его, - безапелляционно сказала она, подумав. – Я тут со слугами беседовала. Прогорел он на этой континентальной войне. Откусил больше, чем смог прожевать. Да и рабочие его во Франции тоже ввязались в эту заварушку с коммуной. А в Англии его просто ненавидят. И не только рабочие. Кредиторы за ним охотятся, банки требуют выставить имущество с молотка для оплаты всяких там векселей, процентов и прочих банковских дел. Да ещё его брак с баронессой де Суси расстроился…
- Почему?
- Он рассчитывал на её богатство, титул и связи, а она – на его деньги и оборотистость. А тут он разоряется, она – вот-вот тоже. Какие же тут выгоды? А у вас дела идут, как надо, несмотря на все его тирады о том, что женщины глупы и не способны думать.
- Значит, ты думаешь, он ненавидит меня только поэтому?
- А почему же ещё? Он вам завидует – ясно, как божий день! Кабы вы были его женой – он бы вас палкой отходил и запер бы одну в комнате. А так – что он вам может сделать? Только оскорблять вас и распускать слухи.
- Слухи? – Джулия вскочила. – Что за слухи?
- Да, ерунда, - смутилась Мери, снова принимаясь складывать вещи. Джулия подошла к ней и мягко взяла за руки.
- Какие слухи обо мне распускает этот человек? – твёрдо спросила она.
Служанка опустила глаза, слегка покраснев.
- Он утверждает, что вы бегаете за ним, - еле слышно сказала она. Джулия вздрогнула. – Но ему никто не верит! – тут же воскликнула девушка, в свою очередь схватив хозяйку за руки. – Ведь все видели, как вы ему отвечали, как постоянно его сторонились! И как он сам гонялся за вами, чтобы снова язвить и оскорблять!
Джулия вздохнула. Действительно, присутствие этого человека рядом тревожило её, заставляло чаще биться сердце, его внешность была необычна и волновала её, уверенность суждений и полное пренебрежение условностями импонировало ей, хотя суть их была ей неприемлема. Не сказать, что она мечтала ощутить его объятия или почувствовать вкус его поцелуя. Она представляла это себе. Но одно дело – воображение, а другое – реальность. Да ещё такая грубая! Поведение мистера Фолса выбило из её головы весь романтический бред и запретные мечты. Он же, в свою очередь, действительно сам искал её для упражнений в своём грубом остроумии. И, возможно, служанка права.
- Я вообще удивляюсь, как вы удерживаетесь от того, чтобы не стукнуть его по голове, - говорила тем временем Мери. Джулия улыбнулась, вспомнив своё предосудительное поведение на палубе. Ей было стыдно. Но она была собой горда.
Видя, что хозяйка пришла в себя, служанка стала болтать о всяких пустяках, благодаря чему Джулия совершенно успокоилась.

Глава 25

Подготовившись к выходу, Джулия послала служанку смотреть, когда выйдет мистер Фолс. Ей очень не хотелось с ним сталкиваться и снова выслушивать его язвительность. Мистер Фолс сошёл одним из первых в полном одиночестве, торопясь и, как заметила Мери, слегка прихрамывая. Последнее доставило Джулии чувство удовлетворения. Теперь она надеялась, что они будут общаться исключительно на расстоянии и по вопросам совместных дел.
Однако в порту её настроение омрачилось: на её вопросы о поездке в Париж водители дилижансов её хором отговаривали, ссылаясь на нездоровую обстановку и восставшую национальную гвардию.
- Если в вас заподозрят шпионов – хоть версальцев, хоть федералистов – вас расстреляют, как два месяца назад Клемана-Тома и Леконта. И не посмотрят, что вы дамы, - заявил Джулии и её служанке почтовый служащий.
- Но ведь эти господа были генералами и командующими национальной гвардии, - возразила Джулия. – А генерал Леконт вообще отдал приказ стрелять в безоружных людей.
- Но Клеман-Тома вообще был ни при чём, - в свою очередь возразил служащий, с подозрением глядя на Джулию. – Он уже к тому времени не командовал.
Он помолчал, оглядывая дам.
- Да и, при всём уважении, мадемуазель, уж очень вы много знаете для приезжей англичанки.
- Мой брат ведёт дела с вашими банкирами. И он должен знать, что к чему, иначе прогорит. А я спрашиваю у него, - прямо глядя в глаза служащему, ответила Джулия.
- Ладно, дамы. Хотите лезть к чёрту в пекло – дело ваше. Уж зачем вам это надобно – ума не приложу, - заявил служащий. – Благодарение Тейссу, почта у нас работает, как часы. Чего не скажешь о Риго и его полиции. Будут у вас места в почтовом дилижансе. С несколькими остановками до Парижа вы доберётесь. А там уж – храни вас бог.
И, проделав необходимые формальности, он проводил их к дилижансу.
Однако через день его ждало новое потрясение: миловидный светловолосый запыхавшийся англичанин со слугой тоже спрашивал место до Парижа. В полном удивлении почтовый служащий начал было рассказывать ему про ситуацию во Франции вообще и в Париже в частности. Но, не дослушав душераздирающую историю о двух расстрелянных генералах, курьёзных перипетиях парижского форта Мон-Валерьян, пушках на Монмартре и нейтральных северных и восточных фортах, бывших в руках Бисмарка, молодой англичанин его перебил вопросом о своей соотечественнице, которая могла приплыть днём раньше, сопровождаемая служанкой.
- Да, сударь, - ответствовал служащий, косясь на ассигнацию в руках странного англичанина. – Была здесь молодая мадемуазель. Весьма решительная дама. И что подозрительно, в курсе наших французских дел.
- Её брат деловой человек, - нетерпеливо наугад бросил Ричард. Служащий кивнул: дама ответила так же. Ричард перевёл дух: он не был уверен, что могла сказать Джулия.
Успокоившись на счёт благополучного окончания плавания и присутствия девушки на континенте, Ричард уже более спокойно слушал разглагольствования словоохотливого служащего. Однако по мере продвижения повествования его потихоньку охватывала паника: судя по всему, в Париже всё идёт к новой революции. А это совершенно не подходит благородной девушке: бог знает, как всё повернётся. Смерть уже не была абстракцией, а вполне реальной возможностью. С островов события во Франции виделись более спокойнее. Нужно любыми средствами догнать эту неугомонную девицу и не дать ей въехать в осаждённый Париж. Чёрт с ними, с убытками! Если преисполненная ответственности и обязательности она попадёт под пулю, ей деньги точно не понадобятся. В своём беспокойстве Ричард забывал, что от Джулии зависели не только деньги и банкиры, их ссужавшие или на ней зарабатывавшие, но и люди: те, кто работал на её заводах, те, с которыми она заключала контракты, те, которым она поставляла каменный уголь, железную руду, медь, свинец, цинк, для которых разведывала месторождения каменной соли, олова, держатели акций её предприятий, некоторые из которых жили исключительно на дивиденды с этих ценных бумаг. Да и её родные, в конце концов. Стараясь не терять головы от беспокойства, он потребовал почтовых лошадей, и пока их ждал, наскоро пробежал глазами свежие газеты. То, что он прочёл в них, не доставило ему успокоения и, понукая ворчащего слугу, он галопом кинулся догонять неспешно ехавший дилижанс, опередивший его, однако, на несколько часов.
- Всегда говорил, что англичане сумасшедшие, - бормотал служащий, пересчитывая ассигнации. – Чёртовы иностранцы. Чтоб вам пусто было…
Но «чёртовы иностранцы» его не слышали, несясь во всю прыть по пыльным дорогам и пугая пробегавших зайцев.

Глава 26

А в это время в Лондоне разыгрывались не менее душераздирающие сцены.
Наспех нацарапанное сумбурное письмо Ричарда, посланное со слугой, переполошило миссис Баттон. Более обстоятельное, спокойное и всё объясняющее послание, написанное с борта парохода, было еще в пути. Как и миссис Баттон. Пылая праведным гневом, она прорвалась к сэру Сворду, у которого в то время копошилась Милисент.
- Милостивый сударь! – возопила она, тыча рукой с письмом Ричарда в Милисент. – Что это такое? Что это значит?
Сэр Сворд, на которого снизошло новое развлечение, не мог не съязвить:
- Любезная мадам, это ваша дочь. Или вы её не узнали?
Мадам, понемногу приходя в себя, с достоинством обмахиваясь письмом, презрительно бросила:
- То, что эта женщина – моя недостойная дочь, это я вижу. Как и то, что она весьма легкомысленно ведёт себя с неженатым мужчиной. Хоть и почтенных лет. – Сэр Сворд недовольно скривился, а миссис Баттон удовлетворённо кивнула. – Но к этому я ещё вернусь. Я хочу спросить, что за блажь, за дикая идея пришла в голову вашему сыну устроить за моей спиной помолвку с моей дочерью?
- Что? – одновременно воскликнули сэр Сворд и Милисент.
Оттолкнув услужливые руки девушки, пожилой джентльмен проворно подскочил к миссис Баттон и чуть не вырвал письмо из её рук. Пробегая короткое послание к матери девушки глазами, он всё более впадал в изумление. Из бессвязных восклицаний, непоследовательных фраз и частью недописанных слов можно было сделать вывод, что мистер Сворд и мисс Баттон зачем-то сбежали во Францию, чтобы там объявить о помолвке, причём сама мисс Баттон о том не знает. Мистер Баттон, блаженной его памяти, был не прав, отец Ричарда – старый осёл – может поступать, как хочет, Милисент – катиться ко всем чертям с его наследством или без оного. А Париж полон похотливых мужчин, которые устраивают баррикады и воюют с правительственными войсками.
Не отрывая глаз от столь оригинального послания, сэр Сворд, не глядя, сел в первое попавшееся кресло. Потрясение было слишком велико, чтобы он стал придерживаться условностей и хорошего тона, указав на возмутительное поведение миссис Баттон, ворвавшейся к нему в неурочное время без предварительного приглашения или уведомления.
Глядя на его лицо, миссис Баттон окончательно пришла в себя и чопорно села на краешек кресла, благопристойно сложив руки на коленях.
- Я хотя и не баронесса, не маркиза, не графиня, - скучным голосом начала она. – И тем более не герцогиня, однако, правила приличия я соблюдаю. Что такое моральный долг – я знаю. – Сэр Сворд, не отрываясь от письма, хмыкнул. Не обращая на его иронию внимания, миссис Баттон продолжила: - Поэтому, несмотря на ваше высокое происхождение, на мнение лично о вас в обществе, я не собираюсь предоставлять свою дочь в вашу семью. Я не хочу, чтобы она вошла в ваш дом, в ваш вертеп как жена вашего сына.
Сэр Сворд поднял глаза от письма, которое перечитывал уже в третий раз, и внимательно посмотрел на миссис Баттон.
- Вы считаете наш дом вертепом? – Он с сомнением оглядел строгий наряд дамы и её постную физиономию. – Но в обществе нас считают… - заносчиво начал он.
- Простите, сударь, - надменно перебила его миссис Баттон. – Можете утверждать всё, что угодно о вас и о вашем доме. Но я думаю, что подобное место – не для девушки воспитания моей дочери. – Она бросила гневный взгляд на Милисент. Та упрямо вздёрнула подбородок. – Несмотря ни на что. Тем более, что у неё не такое уж высокое происхождение, чтобы, после того, как она вошла в ваш дом, её считали приличной девушкой.
- Вы странные вещи говорите, сударыня, - холодно сказал сэр Сворд, медленно складывая письмо сына. – Я не понимаю вас.
Миссис Баттон поудобнее устроилась в кресле, но по-прежнему сидела прямо, будто проглотив палку, и её сложенные руки благопристойно покоились на коленях.
- Я и мои дочери никогда не выходили из дома без сопровождения. Причём, сопровождение гувернантки – это, так сказать, ширма. По крайней мере, так считают в нашем кругу. Сопровождать должен брат или отец, упокой господь душу мистера Баттона. – Миссис Баттон набожно подняла глаза к потолку. Затем перевела суровый взгляд на сэра Сворда. – И именно так было всё время, пока мои дочери не столкнулись с вами и вашим сыном. Мой несчастный муж просто из ума выжил, когда решил познакомить вашего сына с моей дочерью. Благодарение богу, что тогда ничего не вышло. И я была бы рада, чтобы на этом всё и закончилось. Увы, моя глупая дочь пренебрегла мнением света и своей репутацией. Она решила продолжить общение с вашим сыном. А моя вторая дочь? Она решила устроить свою судьбу столь недостойным способом. – Ядовитый взгляд в сторону Милисент пропал втуне: та в это время была занята удобством пожилого джентльмена и не смотрела на неё. - Мои благопристойные дочери! И ваша семья! Вам законы общества не писаны. Об этом знаю я, знает моя дочь. – Ядовитый взгляд снова пронзил Милисент. – Знают все слуги, знает вообще весь наш круг. Простите, мы не вращаемся в вашем обществе и не имеем понятия, как следует высокородным господам выходить в свет: в сопровождении или в одиночку. А также, верхом или пешком. У нас свои принципы и свои правила, своя мораль. Простите, если они вас не устраивают. Меня же не устраивает, что после общения с вашим сыном моя старшая дочь умчалась, не сказав мне ни слова, на континент, а младшая непозволительно ведёт себя в вашем доме, роняя свою честь и достоинство.
- Я ничего не роняю, мама, - надменно сказала Милисент.
- Я сейчас говорю не с тобой, - не глядя на неё, бросила миссис Баттон. – Сэр, я сказала всё, что хотела. – Она встала. Сэр Сворд встал вслед за ней. – Моя дочь не выйдет замуж за вашего сына. Я не допущу этого.
- Это уж решать не вам. - Недовольный самоуверенностью гостьи, сэр Сворд чуть не скрипнул зубами. Он и сам был не в восторге от брака своего сына со столь своенравной и упрямой девушкой низкого, по его мнению, происхождения, тем более так непозволительно открывшей свои чувства его сыну. Но чувство противоречия, завладевшее им, упрямство и желание поставить на место столь нелепую даму, кичащуюся своей благопристойностью, хотя ещё не так давно радовавшую свет скандальным поведением, заставило его пойти наперекор этой напыщенной ханже. Ему очень хотелось, чтобы она потерпела поражение. И, если для этого потребуется признать брак своего сына с её дочерью, чтобы досадить этой даме, он признает. Хотя бы на словах с этой дамой. Слова ведь ничего не значат.
- Я её мать. – Миссис Баттон гордо выпрямилась. – И я лучше знаю, что ей нужно для её же блага.
Она стояла, гордо глядя на него, надменно вздёрнув подбородок. Затем повернулась, чтобы уйти. Сэр Сворд невозмутимо остановил её:
- Возможно, сударыня, вы и сказали, что хотели, этой вашей возмутительной и оскорбительной тирадой. Но я просто обязан вам ответить.
Он властно махнул рукой. Недовольная миссис Баттон вынужденно подчинилась, медленно сев. Сел и сэр Сворд, закинув ногу на ногу, чем вызвал мимолётное оскорбленное выражение лица у дамы.
- Ввиду вашего вопиющего поведения, которое не укладывается ни в какие рамки, я должен прочитать вам некое нравоучение, чтобы у вас не осталось иллюзий относительно моих мыслей, как у меня относительно ваших. Прежде всего, хочу сказать, что, поддавшись чувствам недостойным, я вчера наговорил сыну много чего, о чём сожалею. То, что я недавно его чуть было не потерял, заставило меня много думать. Во время его поисков я познакомился с неким пастором и его занимательным прихожанином. Когда у нас зашёл разговор о своевольстве детей, пастор, точно так же, как и вы, сказал, что отец лучше знает, что нужно для его сына. Попутно он помянул историю из библии, где Авраам приносил в жертву Исаака. Бог послал ангела, указавшего отцу на ягнёнка. Хотя многие еретики считают, что это сатана искушал нашего прародителя, чтобы не допустить исполнения божьей воли. – Сэр Сворд нахмурился на жест миссис Баттон, уже открывшей рот, чтобы гневно пресечь подобное богохульство. – Но не о теологии сейчас речь. – Он надменно махнул рукой, как бы отметая все возражения, могущие прервать его речь. - Я продолжу. Когда пастор ушёл, его почтенный прихожанин рассказал мне занимательную историю из своего детства. Ему её рассказала мать. Когда та матушка была девочкой, её отец, дед прихожанина, однажды поставил её перед собой и сказал: «Знаешь, доченька, несмотря на то, что ты рождена в законном браке, я должен тебя убить, потому что мне нужен первенец-сын. Нужен был сын, чтобы мне унаследовать земли и титул, не разделяя между другими детьми. Таково было завещание нашего предка. Так будет лучше и для меня, и для тебя. Для тебя, потому что ты не будешь жить в нищете». Матушка прихожанина тогда очень испугалась. Девочку спрятали, объявив мёртвой. И, хотя жила она не слишком богато, но сумела скопить себе приданое и выйти замуж за достойного человека. Неужели эта несчастная девочка должна была позволить себя убить, позволить отцу взять грех на душу? Ведь её отец тоже считал, что лучше неё знает, что для неё лучше. Сия простая история заставила меня тогда задуматься.
- Сударь, ваш возмутительный рассказ говорит только о слабости вашей веры, - возмущённо сказала миссис Баттон, вставая. – Вы непозволительно вольнодумны. Вы на дороге в геенну огненную. И, хуже того, отвлекая и смущая, вы и меня ставите на эту дорогу. Отрицая долг матери, вы уподобляете её волчице, бросающей своих детенышей.
- Ни в коей мере, сударыня. – Сэр Сворд закурил сигару, услужливо поданную Милисент. Миссис Баттон села. – Я вам хочу сказать, что как раз всё, что делается в обществе – это и есть наносное, ширма. Лишь с исчезновением моего сына я стал это понимать. На самом деле, ваше благочестие, ваш скромный наряд и походы в церковь – всё это говорит о том, что вы хотите казаться святой дамой. Ваш «долг матери» - это не что иное, как дань условностям, как бы кто плохо не подумал о благочестивой миссис Баттон, воспитавшей дочерей, которые посмели делать то, что им вздумается. Скажите откровенно, по сколько раз в день вы открываете молитвенник? А я вам скажу, и мой духовник подтвердит, что я не увешиваю стены распятиями, не истязаю себя плетьми, веригами и постами. Однако на исповедь, отпущение грехов, причастие и конфирмации я хожу не только по воскресеньям и к своим богатым знакомым. Давно ли вы сами были вольнодумны и беспечны? И кто дал право вам судить других? Возмутительное поведение! Участь моего сына, дошедшего благодаря моей неосмотрительности до нищеты, заставила меня думать, что не все бедняки заслуживают своей жизни, хоть и рождены в недостойных семьях. Мой духовник может вам подтвердить, что пусть я и не слишком богобоязнен, а сын мой любит иногда вставить крепкое словцо, но мы с ним гораздо ближе к богу, чем любой, бьющий себя в грудь протестант или тем более пуританин, который застёгнут на все пуговицы с головы до ног, чтобы грех не проник в его душу через его обнажённые части тела, вечно мрачен и суров, как будто богу приятно видеть своё творение в вечном унынии и истязаниях, а так же готов по памяти цитировать библию, к месту или нет, забывая, что слово бога живо, а не мертво на страницах книг. Мой сын тратит уйму денег на то, чтобы уничтожить работные дома – эту тюрьму для простонародья, помогает нищим, вдовам и сиротам, хотя мне это не слишком нравится: возня с отребьем не дело будущего лорда. Поэтому не думайте, что такая плохая партия мой сын. Если бы вы знали его лучше, вы бы поняли, почему ваша дочь сбежала с ним.
- Господь всемогущий! – Миссис Баттон вскочила. – Сбежала с ним! Что скажут в свете! Какой позор!
- А ведь забавно получилось, - улыбнулся сэр Сворд.
- Забавно? - возопила возмущённая дама.
- Я вычитал в письме сына к вам, что он поехал вслед за ней, а не вместе с ней. Но, стоило мне оговориться, как вы подумали плохо о своей собственной дочери. Честное слово, если у такой… - Он помолчал, оглядывая миссис Баттон, - эксцентричной матери выросла столь своевольная дочь, которая, по словам моего сына, делает успехи там, где мужчины опускают руки, то я тем более беру свои слова о ней назад. Видимо, передавая свою встречу с ней, он сказал что-то, чего я не понял. Или он сам не понял, что хотела ваша дочь.
- Их встреча? Они встречались?
- Да, третьего дня. В вашем доме.
- Какое бесстыдство! – Возмущённая дама задыхалась, пылая праведным возмущением.
Выпив воды, поданной Милисент, и отдышавшись, миссис Баттон обрела нормальный цвет лица
- Ни минуты моя дочь не останется в этом гнезде порока! – вскричала она, указав на Милисент.
- Но, матушка! – воскликнула девушка. – Я нужна сэру Сворду!
- Мне? – Пожилой господин усмехнулся. – Вот уж кто мне не нужен – это вы. Ваша излишняя суета раньше меня забавляла. Но стала утомительной. Я прекрасно вижу ваши финты и прекрасно слышу ваши разговоры. И при вашей матушке прямо говорю: миледи Сворд вы не станете. Вы же, миссис Баттон, не поняли ничего из того, что я вам сказал. Дамы, ваша компания меня порядком утомила. Посему, будьте любезны, покиньте мой дом. Мне бы хотелось хоть минуту передохнуть в одиночестве от вашего общества.
Он позвонил. Пришедшему слуге он, указывая на двух остолбеневших дам, громко сказал:
- Том, внимательно посмотри на этих милых леди. Младшую ты часто наблюдал у нас в последнее время. Старшая мне сегодня наговорила разных дерзостей. Поэтому, очень тебя прошу, меня для них нет. Я уехал, заболел, умер – всё, что угодно. Но видеть их в моём доме у меня больше нет желания.
Невозмутимый слуга моча выслушал распоряжения, ни словом, ни взглядом не выдав охватившего его веселья.
- Вам всё понятно, дамы? – обратился к женщинам сэр Сворд.
Глядя на эту немую сцену, ему хотелось расхохотаться. Милисент, выпучив глаза и приоткрыв рот, стояла бледная с красными следами на щеках. Миссис Баттон так крепко сжала губы, что они побелели. Её взгляд метал молнии, а по лицу краснели бурые пятна.
Не сказав более ни слова, миссис Баттон весьма грубо схватила за руку дочь и потащила к двери. Девушка всё ещё не могла понять, что произошло. Пробежка по лестнице, по которой неслась миссис Баттон, словно её преследовали фурии или дикие звери, грубо волоча за собой пребывающую в ошеломлении дочь, слегка встряхнула последнюю. А, выйдя на свежий воздух, она наконец всё поняла.
- Да как он мог! – вдруг вскричала она, вырывая руку из тисков матери. – Я столько для него делала! Я терпела оскорбления его сына! Я унижалась перед ним! Как он посмел!
- А кто тебя просил? – зашипела миссис Баттон, оглядываясь по сторонам: не дай бог, знакомые увидят. – Зачем ты прокралась в эту недостойную семью? Сын оскорбил – тебе показалось мало? Зачем ты приходила сюда чуть не каждый день, одна, без приглашения? Этот старик, он посылал за тобой?
- Нет, но…
- Но? Вот и получай за свою глупость. Надо было его сначала женить. А уж потом облагодетельствовать своим вниманием, чтобы он отписал тебе наследство. А так? Чего ты добилась? Тебя выставляют, как нерадивую служанку. Так тебе и надо.
Она замолчала, переводя дух, а Милисент потрясённо смотрела на неё.
- Завтра же едешь с деревню. Лондон тебя развращает. А к осени я подыщу тебе жениха, богобоязненного, благочестивого и скромного, чтобы весной справить свадьбу. Ты становишься просто невозможна.
Игнорируя слёзы дочери, она направилась к карете. А Милисент, глядя ей в спину, зарыдала в голос.
Что же до пожилого лорда, то, глядя из-за занавески на сцену внизу, он веселился от души. Однако, посерьёзнев, он расположился в кресле и задумался. Странное собственное поведение вызвало у него недовольство и тревогу. Уж не заразился ли он возмутительными идеями своего сына? С какой стати он стал так говорить миссис Баттон о её дочери Джулии, к которой раньше был более чем равнодушен и в которой даже женщину не видел? Великий боже! Куда катится мир, если даже он, незыблемый столп общества, заразился возмутительными и вольнодумными идеями, которые в иное время просто не пришли бы ему в голову? Недостойное поведение! Вопиющее нарушение всех принципов!

Глава 27

Пока младшую сестру таким образом спускали с небес её корыстных мечтаний на суровую реальную почву, Джулия со своим дилижансом застряла под Парижем на пригородном постоялом дворе, именовавшемся гостиницей. В сам Париж мало кто хотел ехать, и Джулия уже готова была идти туда пешком, если бы не кордоны из различной принадлежности войск, выискивавших то ли предателей, то ли шпионов.
Доведённую до крайности этими препятствиями, а также ненужным соседством с мистером Фолсом, оказавшимся здесь раньше неё и успевшим довести одну половину встревоженных людей до белого каления, а другую весьма удачно расположив к себе, её одолевали мысли о том, что её ждёт в самом Париже в связи с последними событиями. А мистер Фолс, пережив неудачу с ней, возомнил, что она настолько потеряла голову от страсти к нему, что свести с ума хочет его самого. Потому и кокетничает с ним столь своеобразно. То, что она приехала после него, по его мнению, было доказательством её страсти – Джулия просто-напросто его преследует. То, что он уехал раньше по единственной более или менее свободной дороге на Париж, ему не пришло в голову. Как и то, что не будь возни в самом Париже, они бы не встретились вовсе в его предместьях. Джулия уже не знала, какими словами оттолкнуть этого навязчивого и самовлюблённого кавалера, поскольку, чем больше она его сторонилась, чем холоднее ему отвечала, чем чаще отвергала знаки его внимания, тем, казалось, он всё больше уверялся в том, что она неравнодушна к нему. Джулия действительно была неравнодушна: она начинала его ненавидеть. Отчасти из-за того, что не могла усмирить своё тело, отчасти из-за самодовольства самого джентльмена.
Однажды, запершись в тишине комнаты переполненной гостиницы, она решила честно заглянуть себе в душу.
Да, мистер Фолс был премерзким человеком, беспринципным, скользким, наглым, грубым и самодовольным. Его эгоизм и полная неспособность слышать собеседника вызывали презрение Джулии. Но вместе с тем, когда ему было надо, он мог быть вкрадчивым, очаровательным, милым и любезным. Прямо дьявол, под стать своей сатанинской внешности, за которой он заботливо ухаживал, всячески подчеркивая и не забывая демонстрировать красоту своих длинных волос. В его присутствии Джулия начинала нервничать и беспокоиться. Его близость вызывала у неё странное томление и мысли: она хотела прикоснуться к нему и обнять, почувствовать его пухлые губы на своих губах. Но, глядя в его чёрные холодные глаза как в бездонную и бездушную пустоту, она вспоминала их последнюю встречу наедине. Его глубокая уверенность в своей неотразимости для неё, упёртое самоуверенное убеждение в том, что она от него без ума, отрезвляли её и наполняли её душу возмущением. Однако, стоило им оказаться рядом, как странное и ненужное беспокойство вновь охватывало её. И вдруг, сейчас, наедине с собой ей пришла в голову дикая мысль: а может поддаться соблазну? Дать себя увлечь его властностью и магнетизмом, покориться его страсти и утолить свою? Может, тогда наступит порядок в её мыслях и покой в душе?
Секунду в голове Джулии зияла пустота. Потом она шлёпнула себя рукой по лбу: о чём она думает? Что с ней, господи, спаси, творится? С ума она сошла, что ли? Ей почаще надо на голову выливать холодную воду, гулять и углубляться в свои бумаги. Праздность и безделье ведут к соблазнам и впадению в грех. За минуту удовольствия и безумства она рискует покрыть себя позором до конца жизни. А репутация у неё уже сейчас итак своеобразная. Если же она пойдёт на поводу у своей похоти, то сама себя перестанет уважать. Что уж говорить о других. Мистер же Фолс, как заметила Джулия, не отличался скромностью, повествуя о своих похождениях со всеми подробностями, именами и титулами. Джулия ужаснулась себе и своим мыслям: попасть в коллекцию к такому человеку, стать очередной скабрёзной его историей – что может быть хуже?  Так низко пасть!
Плеснув в лицо холодной воды, Джулия критически оглядела себя в зеркале: ничего такого, чтобы возбудить интерес столь пресыщенного мужчины. Вынув несколько шпилек, она поменяла причёску, чтобы выглядеть более непривлекательно. А, выкопав из саквояжа свои очки, которые она одевала только когда читала или разбирала бумаги, она решила их носить всё время, чтобы её, ставшая ещё более непривлекательной внешность, сильнее отталкивала навязчивого кавалера.
Оглядев себя в зеркале, Джулия осталась довольна результатом: на неё смотрела едва знакомая женщина, старше неё самой и весьма непривлекательной внешности. Только полный безумец решился бы ухаживать за такой.
Выражение лица вошедшей служанки удовлетворило её окончательно.
- Господи, мисс! – всплеснула руками потрясённая девушка, выпучив глаза. – Что это такое вы над собой сделали! Какой ужас!
- Надеюсь, мистеру Фолсу это понравится, - ядовито сказала Джулия, натягивая перчатки.
- Мистеру Фолсу? – Девушка непонимающе смотрела на свою хозяйку. – Но не слепой же он!
- Вот именно, - многозначительно отозвалась Джулия.

Глава 28

Закрывая дверь своей комнаты, она в конце коридора мельком увидела фигуру мистера Фолса. Прибавив шагу, девушка поспешила вниз. Краем уха она слышала мягкую поступь своего навязчивого кавалера за спиной. Повернувшись к нему, она с удовлетворением заметила замешательство на его лице. Секунду тот подбирал слова, но справился с собой и ядовито сказал:
- Весьма похвально, что вы решили ради меня улучшить свою внешность. Но, право, не стоило этого делать. Я, конечно, польщён, но не надо меня лишний раз убеждать в своей склонности ко мне. Я итак это знаю.
Джулия едва не задохнулась от возмущения, но сумела сдержать себя. Она оглядела тщательно одетую фигуру мистера Фолса и вспомнила, сколь трепетно он относится к своим волосам. Они вились и падали мягкими локонами на плечи, были тщательно вымыты и уложены один к другому.
- Чтобы доставить мне удовольствие, - столь же ядовито отозвалась Джулия. – Вы бы могли отрезать свои длинные волосы. С ними вы похожи на женщину. Не говоря уж, что они вас безбожно старят.
Теперь мистер Фолс чуть не задохнулся от возмущения, машинально поднеся руку к голове, как будто Джулия уже подступила к нему с ножницами. Она с насмешкой наблюдала за его манипуляциями, наслаждаясь своей маленькой победой.
В это время в двери гостиницы входил мистер Сворд, на ходу срывая перчатки. Джулия, увидев его, с неприкрытой радостью и восклицанием приветствия поспешила к нему, как путник в пустыне спешит к оазису. Ричард, слегка выбитый из колеи треволнениями за неё и предстоящим объяснением с ней, при виде её преувеличенной радости и преображённой внешности, застыл, как будто наткнулся на стену. Однако Джулия, благо со спины её не видел мистер Фолс, изобразила на своём лице такую гримасу, что он, натянув улыбку, в свою очередь кинулся к ней с восклицаниями приветствия и радости. За спиной Джулии он заметил помрачневшее лицо демонического красавца, смотревшего на него с ненавистью. Подоспевшая к Ричарду Джулия так крепко вцепилась своими маленькими пальчиками в его локоть, заставляя развернуться и следовать за собой, что он чуть было не охнул. Что здесь, чёрт подери, происходит?
Выйдя из гостиницы, Джулия, не переставая радостно тараторить всякий вздор, увлекла его подальше от дверей и возможных наблюдателей. Когда, по её мнению, их не могли видеть из гостиницы, она отпустила многострадальный локоть Ричарда. Тот сразу же схватился за него и стал потирать.
- Прошу у вас прощения, мистер Сворд, за столь необычный приём, - сказала она, становясь собой. Её щёки покрывал лёгкий румянец смятения и стыда, а глаза, не смотревшие на него, беспокойно перебегали с предмета на предмет. – Я не дала вам времени обустроиться. Но это всё равно бесполезно – гостиница переполнена. Однако я уступлю вам смежную со своей комнату. Здесь не Англия, здесь на это смотрят проще. – Она мило покраснела, отводя глаза. – Но я не о том хотела вам сказать. Кавалер, которого вы видели за моей спиной в гостинице, почему-то решил, что я жить без него не могу, и повсюду преследует меня своим вниманием.
- А вы? – спросил Ричард, подозрительно.
- А я не знаю, какими словами и как вообще дать ему ещё понять, что это не так. Он считает это капризами и кокетством, а мне-то что делать?
Она опустилась на ближайшую скамью, так кстати оказавшуюся рядом.
- Я же не могу вызвать его на дуэль, не могу прилюдно оскорбить его – от этого пострадает моя репутация. А она итак небезупречна. – Джулия стрельнула глазами по лицу Ричарда. Тот нервно дёрнул бровью. – К тому же, он может это снова принять за форму кокетства, чтобы разжечь его кровь. Поэтому я поступила несколько поспешно, когда так налетела на вас при встрече. Просто мне очень нужна ваша помощь. Возможно, наличие счастливого соперника отвадит его от меня. Пожалуйста, не поймите меня неправильно – я вовсе не собираюсь вас использовать. Но мне действительно нужна ваша помощь.
Она подняла на него серьёзные глаза, в которых не было и тени насмешки. Только настороженность и робость в ожидании его ответа. Против столь откровенного и недвусмысленного призыва о помощи, он не мог устоять. Он сел рядом и прижал руку Джулии к груди, обхватив её обеими руками, как трепещущую птичку, что вот-вот улетит, и с чувством произнёс:
- Я всецело в вашем распоряжении.
Затем он осторожно поцеловал её пальчики, стиснувшие его руку в знак признательности.
- Вы из-за этого столь необычно выглядите? – спросил он, оглядывая её лицо и круглые очки, делавшие её похожей на сову.
Джулия кивнула. Она ещё не знала, как отнестись к его словам: слишком свежа была в памяти их последняя встреча. Но ей было так спокойно рядом с ним. Тепло его рук, казалось, согревало ей душу. Она смотрела в его красивое лицо и не видела в нём высокомерия и насмешки. Пусть глупые дурочки восторгаются демоническими красавцами и их готическими тайнами, что на самом деле дань моде, мыльный пузырь и завеса из слов. Пусть присутствие этого человека не заставляет чаще биться её сердце, а прикосновения не вызывают томления и дрожь в ногах, но она может ему доверять. Наверное. Да и не нужна ей испепеляющая испанская страсть, от которой теряешь честь и разум, ей вполне достаточно тех чувств, что вызвал в ней тогда поцелуй Ричарда. Пусть он и изменил мнение о ней, но он с ней честен. И не станет для реализации своих амбиций унижать и высмеивать её или пользоваться её уязвимым положением.
Они сидели, наслаждаясь близостью друг друга. Ричард подыскивал слова, чтобы объясниться, чтобы не осталось недоразумений и недомолвок. А Джулия просто отдыхала в приятной компании, наслаждаясь покоем, которого её так долго лишал навязчивый мистер Фолс.
- Джулия… Мисс Баттон… – начал Ричард, заметно волнуясь. – В нашу последнюю встречу я вёл себя непозволительно дерзко. Я обидел вас, о чём очень сожалею. Я был так эгоистичен в своих переживаниях, что совсем забыл о ваших. Если вы не простите меня, я вас пойму. И всё равно останусь вашим верным рыцарем до тех пор, пока вы сами не сочтёте нужным дать мне отставку. – Он слегка улыбнулся. – Моё поведение непростительно. – Он снова посерьёзнел. – Оно вызвано эгоизмом и предрассудками. Ваш брат очень хорошо дал мне это понять…
- Артур? – Джулия побледнела, отстраняясь. – Вы ему рассказали?
- Да. Я был вынужден. Мне не с кем было посоветоваться… Мой отец высказался несколько… категорично…
- Ваш отец? – Джулия отшатнулась, вскочив. Ричард медленно поднялся за ней. – Ещё и сэр Сворд обо всём знает? – Джулия приложила похолодевшие ладони к запылавшим щекам. – Боже! Какой позор! Как я теперь покажусь в Лондоне?
Ричард хотел было взять её за руку, но она вырвалась.
- Зачем вы это сделали? – В её глазах стояли слёзы, но сами глаза метали молнии. – Вы понимаете, что вы наделали? Вы погубили меня! Даже вернее, чем этот несносный Фолс!
Она закрыла лицо руками. Через минуту, успокоившись, она посмотрела на него.
- Надеюсь, моей матушке вы ничего не сказали? – спросила она холодно.
- Я написал письмо перед отъездом…
Джулия застонала, бессильно ударив его кулачками в грудь. Он тут же завладел её руками. У неё уже не было сил вырваться.
- Мне остаётся только поселиться в этой богом проклятой Франции. Назад мне дороги нет. – Она опустила голову.
- Прошу вас, Джулия, успокойтесь, – как можно ласковее сказал Ричард, робко касаясь ладонью её щеки. – Ваш брат вас поддерживает. Он рад, что вы оказались не такой, какой вас видит свет. Вашей матушке я написал лишь, что поехал вслед за вами в Париж. Ведь, в самом деле, здесь сейчас неспокойно, и одинокая женщина подвергается большим опасностям, чем та, которую сопровождает мужчина. Да вот, хотя бы, пример этого мистера Фолса. – Он несмело улыбнулся. Робко улыбнулась сквозь полные слёз глаза Джулия. Это напоминало лучик солнца между серых туч. – А отец мой – джентльмен. Он не будет повторять мои откровения. Вашей репутации ничего не угрожает. Если же вы согласитесь простить меня – я буду самым счастливым из смертных.
Он прикоснулся губами к пальчикам Джулии, не сводя взгляда с её лица. Девушка смахнула слезинку, готовую уже было скатиться по щеке, и с грустной улыбкой сказала:
- Вы заметили, сэр, что я только и делаю, что прощаю вас? Я прямо как Розина в «Женитьбе Фигаро».
- Только я не граф Альмавива, - серьёзно сказал Ричард, снова целуя её пальцы. – Скажите же, что вы меня прощаете. Дайте мне надежду на счастье.
- Я вас прощаю, мистер Сворд, - с лёгкой улыбкой сказала Джулия, гладя его по щеке. Он перехватил её руку, и поцеловал в ладонь, в запястье с внутренней стороны, благодаря чему по её телу пробежала дрожь. Секунду он смотрел в её лицо, а потом с лёгким стоном приник к её губам, обхватив её хрупкие плечи. Она, удивлённо выдохнув, приоткрыла губы для поцелуя и отдалась безумству чувств, снова вцепившись, как в первый раз, в его густую шевелюру, блуждая пальцами между его кудрей. Они ласкали его затылок, благодаря чему дрожь наслаждения пронзала его тело. Её очки царапали его лицо, и он незаметно снял их с её лица и положил в свой карман, не отрываясь от тёплых влажных соблазнительных губ, с ещё большей страстью впитывая в себя её суть.
- Вот значит как, - буркнул себе под нос мистер Фолс, наблюдая из кустов за влюблённой парой. – У этой недотроги есть любовник. – Довольная улыбка пробежала по его губам. – Ничего. Это временно. Когда его не будет – ты будешь моей. Я заставлю тебя полюбить меня, потерять от меня голову. А потом выброшу, как использованный носовой платок. Никто ещё не смел мной пренебрегать. И ты не посмеешь.
Мысль о том, что девушка может хранить верность даже за гробом возлюбленного, а замена одного другим – не перемена блюд или смена костюма, не приходила ему в голову. Лёгкая увлечённость, которую он поначалу испытывал к Джулии, была вызвана её необычностью и непохожестью на всех известных ему доселе женщин. И если бы Джулия повела себя как все они – удовлетворила его честолюбие самца и пополнила коллекцию, - он бы заскучал и быстро оставил её в покое, не заботясь о её репутации в настоящем и чувствах в будущем. Но её неуступчивость, способность постоять за себя, здравый смысл и смелые суждения породили его удивление, недоверие и, наконец, ненависть. Одним своим существованием она показывала ему все пороки собственной натуры, всю мерзость его поведения и недостойность его характера. Он не был дураком, и прекрасно знал, что из себя представляет. Однако ещё ни один человек не заставлял его почувствовать себя столь гадко. Ни один не смел выставлять его в таком свете. И эта женщина – какая-то женщина! – тоже не имела на то никаких прав. Он хотел раздавить, уничтожить её, чтобы она валялась у него в ногах, моля снизойти до неё. А он бы выставил её за дверь. То, что столь неуступчивая девушка согласится броситься со скалы в море, только бы избежать подобного унижения, он отметал сразу. Этого просто не может быть.
Он тихонько удалился, оставив пару наслаждаться друг другом.

Глава 29

Позже, вечером, укрывшись плащом, он тихонько выскользнул из гостиницы и направился в ту часть города, о которой приличные французы предпочитали не знать. Среди отставших солдат, шлюх, дезертиров, ополченцев, воров и жуликов он хотел нанять людей для убийства своего соперника. Однако его всегдашняя удача на этот раз изменила ему: в полумраке притона его признал бывший кредитор, которого давным-давно он пустил по миру, да ещё и засадил за решётку за незначительные проступки против своей персоны, когда тот попробовал возмутиться и потребовать свои деньги назад. Несчастный, обнищав до непотребного состояния, перебрался во Францию, чтобы сделаться наёмником всё равно кого. И благодаря волнениям, которые уже много месяцев потрясали Париж, ему вполне удавалось сносно жить. Но жажда отомстить его не покидала. Он собирался накопить денег, чтобы вернуться в Англию, найти своего врага и убить его. И поэтому встречу в притоне он посчитал знаком божьим. Как только мистер Фолс, вручив двум подозрительным личностям задаток, уговорившись назавтра указать, кого те должны были убить, вышел из подозрительного заведения, так его настигла сабля мстителя, с ненавистью твердившего своё имя в лицо ошеломлённого нападением противника. Мистер Фолс не успел даже защититься и весьма скоро испустил дух под карающей рукой. Мститель для верности ещё несколько раз пронзил уже умершее тело, призывая на голову вероломного должника всех демонов ада и желая провалиться ему прямиком туда. Редкие свидетели быстро прошмыгивали мимо, стараясь не попадаться никому на глаза, чтобы не получить, в свою очередь, нож в спину. Оглядевшись, мститель обыскал труп и забрал всё ценное, рассчитывая, что убийство спишут на грабителей, которых в этом месте больше, чем блох на уличной собаке. Да и материальный ущерб нужно было себе компенсировать. Хоть это оказалось несоизмеримо меньше, чем он в своё время вручил мистеру Фолсу. Оглядев свою добычу, он растворился во тьме мрачных улиц подозрительного квартала. Двое неудачливых убийц так и остались с одним задатком на руках, проклиная коварного нанимателя и ожидая новых заказов от более покладистых клиентов.
Джулия и Ричард недоумевали по поводу вдруг исчезнувшей помехи, наслаждаясь обществом друг друга и хрупкой гармонией, возникшей между ними. Вняв просьбе Ричарда, Джулия вернула свою внешность в прежний вид и спрятала очки в несессер.
По прошествии нескольких дней тело, найденное в скандальном месте, связанное с ним опознание и быстро проведённое в связи с неспокойной обстановкой следствие внесли разнообразие в скучное течение ожидания неизвестно чего. Постояльцы гостиницы были напуганы происшествием, но одновременно и получили удовольствие от подобного события, позволившего им пощекотать себе нервы без ущерба для своей персоны. Быстро просчитав, что влечёт за собой смерть такого делового человека, дождавшись официального объявления и заверения смерти, Джулия бросилась писать наследникам, партнёрам и конкурентам мистера Фолса. Благодаря своим деньгам, ей удалось раньше всех отправить гонцов в разные стороны. Недосягаем был пока Париж. А самые ответственные дела, как бывшие, так и возникшие в связи со смертью мистера Фолса, сейчас лежали именно там. Джулия металась как тигрица в клетке, злясь от бессилия, Ричард хмурился. Он был бы рад вообще уехать от сюда. В Англию. Безумием было рваться в пекло.
Одно желание Джулии было услышано. Некий бесстрашный до безумия солдат национальной гвардии взялся проводить их спокойными путями в Париж.
Одолжив в гостинице трёх лошадей и оставив слуг стеречь багаж, благо сделать это было нетрудно: Ричард и его слуга заняли смежную комнату из представленных Джулии, которую она любезно уступила, чтобы у мистера Фолса не осталось сомнений в её предпочтениях, хоть в этом и отпала нужда, трое авантюристов во весь опор кинулись в Париж.

Глава 30

К их большому удивлению они повстречали на дороге войска на марше. Это был арьергард частей огромного войска Мак-Магона, стоявшего под Парижем. По мере продвижения путешественникам становилось известно, что версальцы почти без боя брали один форт за другим, пока наконец не вступили в неохраняемые ворота Парижа, которые по легкомыслию или злому умыслу были распахнуты настежь. Ричард уже было начал думать, что всё закончилось, однако он ошибался: перегороженный баррикадами Париж, усиленный артиллерией, был в руках федералистов, которые просто так сдаваться не собирались. И уже на подступах к городу он слышал отдалённый гул артиллерии, говорящий о том, что, если вне Парижа всё выглядело спокойно и мирно, то внутри города всё обстояло не так благодушно.
Вступив в Париж, Ричард увидел самую нестоящую резню: в тесных улочках города не было возможности развернуть фронт и обмениваться перестрелками. Федералисты стреляли из окон, с саблями бросались из-за угла. Если под натиском войск версальцев защитники должны были оставлять позиции, то дома поджигались или взрывались. Однако быстрое продвижение версальцев дало возможность федералистам уничтожить только несколько зданий и улиц. Вокруг валялись окровавленные и искалеченные тела, среди которых были и обычные гражданские – мужчины и женщины. В лужах крови плавали куски амуниции, знамён и части тел. От грохота взрывов и криков людей закладывало уши. Гарь и копоть висели над землёй, смрад, порох и запах горящей плоти витали над улицами. Особо сообразительные версальцы кинулись сжигать документы, благодаря чему запылали ратуша, министерство финансов, счётная палата и Тюильри. Тогда же стало известно о расстрелянных шести десятках заложников федералистов, содержавшихся в тюрьмах Парижа.
Среди всего этого безумия Джулия рвалась к дому, в котором расположились люди, которых она обязалась вывезти из Парижа ещё до начала подобных беспорядков. Не ожидая подобного, она случайно оказала им плохую услугу, поместив их в одном месте, где их было так удобно перебить всех одного за другим. Испуганные люди не ожидали подобного развития событий и не были подготовлены к войне в самой столице. Джулия рассчитывала вывезти всех раньше. Как уже начинала это постепенно делать, не ожидая столь стремительного развития событий. Однако обстоятельства опередили её, и пароход, который должен был увезти людей, был подготовлен только недавно. А уж о возможности доехать до порта не было и речи: Джулия просто не успела всё довести до конца. И поэтому она как одержимая пыталась прорваться к этому несчастливому дому, чтобы хотя бы своим присутствием успокоить людей. Чтобы показать им, что о них не забыли и не бросили на произвол судьбы и несчастливой звезды французов.
Уворачиваясь от пуль и летящих ядер, Ричард заполучил саблю, вырвав её из рук какого-то умершего солдата. Он спешил за Джулией, которая, движимая одной ей понятной целью, торопилась в центр Парижа.
- Куда вас несёт? – кричал ей Ричард, одной рукой пытаясь удержать её, а другой отбиваясь от бросившегося на него перепачканного копотью и кровью безумца.
- Я должна помочь своим людям! – кричала Джулия, вырываясь.
- Вы ничем им не поможете! – отвечал Ричард, приканчивая своего противника и повернувшись к двум другим. – Возвращайтесь назад!
- Нет! – вскричала Джулия и нырнула под пикой какого-то солдата в переулок.
Ричард, отступая, поспешил за ней.
Немного передохнув, он заметил, что Джулия стучит в дверь какого-то дома. Ответом ей был выстрел из окон верхних этажей. Схватив её за руку, он побежал, петляя, в глубину переулка, который вывел их на площадь, где рвались ядра. Быстро оглядевшись, Джулия рванулась через площадь к другому переулку, черневшему впереди. Из него ей навстречу с криками и воем выскочил конный отряд в простреленных мундирах, перепачканных кровью. Окровавленные обнажённые сабли тускло сверкали на солнце. Джулия успела вжаться в стену, когда перед её носом просвистела сверкавшая сталь. Не оглядываясь на неё, отряд влился в битву на площади.
Подоспевший Ричард резко развернул её к себе. По его лицу тёк пот, волосы слиплись, тонкая струйка крови сочилась из рассечённой левой брови. Его костюм был измят и порван, влажные пятна поблескивали, теряясь в черноте ткани. Рука, державшая саблю, и сама сабля были в крови, глаза его метали молнии.
- Что вы делаете? Здесь идёт бойня! – кричал он ей в лицо, перекрывая шум боя. – Вы одна не можете никого спасти! – Он затряс её за плечи, оставляя кровавые следы на её платье. – Вас просто убьют! У вас и оружия нет!
- Там мои люди! – вырываясь, кричала Джулия. – Понимаете? Мои! Я за них в ответе! Они доверились мне! И я хотя бы должна знать, что с ними всё хорошо! Пустите меня! – Она повернулась, чтобы уйти.
- Вы никуда не пойдёте! – Он схватил её за руку и крепко сжал. – Я вам запрещаю!
Она резко развернулась, сверкнув на него глазами. Её волосы, выбившиеся из-под съехавшей на бок шляпки, были влажными и висели сосульками, лицо запылено, а губы крепко сжаты в ниточку.
- Кто вы такой, чтобы мне что-то запрещать? – Она резко взмахнула рукой, вырываясь из его хватки. – Вы не имеете на меня никаких прав! Да даже, если бы и имели, чёрт меня побери, если бы я позволила вам указывать мне! Пустите меня!
И она снова рванулась сквозь гущу бегущей безумной толпы. Он поспешил за ней и снова схватил её за руку, на этот раз причинив боль.
- Почему? - закричал он ей, попутно рубя саблей какого-то безумца с диким взглядом, замахнувшегося на Джулию. – Почему вы так спешите туда? – Его сабля снова свистнула в воздухе, отбросив чей-то клинок. – Вы боитесь за своего любовника?
Джулия в бешенстве развернулась. Её яростные глаза, метавшие молнии, заставили Ричарда отпустить её руку. Она было замахнулась, чтобы влепить ему пощёчину, но порыв ветра от взрывной волны взметнул её юбки, обдав Ричарда пылью и песком.  Разметавшиеся волосы хлестнули её по лицу. Она сжала ладонь в кулак и с силой взмахнула ею.
- Нет у меня любовников! – крикнула она. – И никогда не было! Почему вы заставляете каждый раз меня оправдывать себя и свои действия? – Она отмахнулась от свистящих пуль, как от надоевших мух, видимо, не осознавая этого. – Почему вы не можете понять, что люди – это не мраморные куклы, а женщины – не мраморные куклы, падающие в обморок! – Она как бы между делом оттолкнула молодчика, который, спеша и вопя, налетел на неё. – Вы, всю жизнь проживший в неге, указываете мне, чья жизнь всегда борьба! Вы один раз решили поступить независимо и самостоятельно, без чужих денег, а уже считаете, что всё знаете! Вы живёте на капиталы, которые не вы заработали! А я всю жизнь зарабатывала сама! И даю заработать другим! И уже поэтому несу за них ответственность! Люди не виноваты, что они здесь и сейчас. Они этого не выбирали! Это мои интересы заставили их тут быть! И я должна позаботиться, чтобы они вышли от сюда живыми!
Она снова резко повернулась и кинулась в безумную толпу. Она пробегала мимо мертвецов и умирающих, перепрыгивала через разорванные ядрами части тел и внутренности, поскальзывалась на крови. Ричард с ужасом смотрел на эту фурию: она либо не видела ничего вокруг, либо не осознавала этого.
Вдруг на неё налетел громила с горящими глазами и схватил за плечо. Резкий рывок, и ткань порвалась. Подоспевший Ричард с размаху опустил саблю на его безоружную руку, отрубив её. Джулия лишь кинула быстрый взгляд на искалеченного и вопящего негодяя, на Ричарда и побежала дальше. Ричард спешил за ней, попутно размахивая саблей на направленные на него ружья или занесённые клинки. Как же она, всё же, несправедлива! Он живёт не для себя – иначе, разве бы он не поехал за ней в этот чёртов Париж? Он охранял её, защищал, как сейчас, и она же его обвиняет в себялюбии и эгоизме! Неблагодарная, вздорная, упрямая, оголтелая женщина! Но как она прекрасна в гневе! Как преданна даже незнакомцам! После всей этой кутерьмы они обязаны объясниться снова. Иначе – к чему это?
Он догнал её и снова хотел схватить за руку.
- Пустите меня! – крикнула она. – Вы ещё хуже того мерзавца Фолса! Тот, хотя бы, не скрывал, чего хочет! А вы боитесь меня! Прочь!
Она снова вырвалась из его рук и сделала всего несколько шагов, как недалеко разорвалось ядро. Джулию взрывной волной откинуло в сторону, и она ударилась всем телом о стену дома. Сквозь пелену тумана, застлавшего ей глаза, и тошноту, тягуче поднимавшуюся к горлу, она поискала глазами Ричарда. Он лежал всего в нескольких футах от того места, где зияла воронка.
- Нет! – закричала она, прекратив ощупывать свой затылок и рванувшись к лежащему телу.
Где пригибаясь под пулями, где на четвереньках, уворачиваясь от копыт лошадей, Джулия добралась до Ричарда. Он лежал бледный с закрытыми глазами. По его груди расплывались пятна крови, а из-под головы вытекала кровавая лужа. Казалось, он не дышал.
- Боже! Ричард! – бормотала Джулия, судорожно хлопая его по щекам. – Ну же! Дик, очнись!
Она растирала ему руки, но глаза Ричарда оставались закрыты. Только еле заметно поднимавшая и опадавшая грудь говорила о том, что он жив. Тогда она, усевшись прямо на мостовой, стала отрывать полосы от своей нижней юбки, чтобы перевязать его раны. Раз или два пули чиркали булыжники рядом с ней. Джулия не обращала внимания на вопли солдат, ржание лошадей, грохот выстрелов и взрывов вокруг неё. Она часто прикладывала ухо к груди Ричарда, чтобы уловить тихие и неровные толчки сердца.
Закончив с перевязкой, она, собрав свои силы, потащила его в переулок, куда так стремилась недавно. Затащив его в какую-то нишу, она села рядом, задыхаясь и вытирая ладонью пот со лба, размазывая по лицу грязные полосы. Темнота переулка скрыла на время их от окружающего мира.

Глава 31

Медленно-медленно сознание возвращалось к Ричарду. В его темноту стали проникать звуки: он уловил перестукивание ложечки о чашку и чей-то юный весёлый смех. Повернув голову посмотреть, он застонал от резкой боли. Смех тут же смолк, и он услышал юный голос совсем рядом с собой.
- Нет-нет, мсье! Что вы! Не надо так дёргаться! Мсье доктор сказал, что будет вообще чудо, если вы очнётесь! А вы уже танцевать хотите!
Девушка рассмеялась собственной шутке. Чуть дальше Ричард услышал шорох одежды ещё одного человека. Он попытался разомкнуть губы и что-то сказать, но чьи-то тонкие пальчики прикрыли их.
- Нет-нет, мсье! Разговоры потом!  И не смейте снимать повязку с глаз! Успеете ещё на меня налюбоваться!
Она снова звонко рассмеялась. Второго голоса не было слышно.
- А теперь я поищу мсье доктора. Должен же он знать, что его прогноз не оправдался! – Она хихикнула. – Я вас оставлю с мадемуазель. Она немая. Но разговоры вам сейчас ни к чему.
Девушка снова хихикнула и застучала каблучками, удаляясь.
Через некоторое время Ричард уловил движение воздуха, и его ноздрей коснулся странный аромат – еле уловимый пряный запах с цветочными нотками, странно терпко-тревожный и нежный одновременно, заставлявший бурлить кровь и навевающий на романтические воспоминания. Какая-то мысль шевельнулась в его голове, но он не успел её осознать. Мягкие пальцы коснулись его губ, слегка их раздвигая. Он повиновался, и в его рот осторожно полился густой тёплый бульон. Он несколько раз судорожно глотнул, потом успокоился и выпил всё, что ему давали. Нежная рука ласковыми движениями отёрла пот на его лбу. Он хотел поднять руку, чтобы прикоснуться к ухаживавшей за ним руке, но та словно налилась тяжестью, и он несколько раз бессильно шевельнул пальцами. Их тут же накрыла мягкая рука и слегка пожала.
Некоторое время он лежал без мыслей и ощущений. Где он? Почему на его глазах повязка? Что с ним?
Понемногу память возвращалась. Он вспомнил, что был на какой-то площади. Толпы людей орали и стреляли. А рядом с ним что-то сверкнуло, бабахнуло, в грудь как будто врезалась шестёрка лошадей, а на голову обрушился дом. Мягкая чернота накрыла его и большего он не помнил. Зачем он был на площади? Где? Почему стреляли люди? Он усиленно пытался вспомнить. Но тупая боль, накатывавшая на него, пеленой застилала ему разум.
Оставив попытки вспомнить, он пытался разговаривать с ухаживавшей за ним дамой. Но его горло издавало хриплые звуки, а нежные пальчики всякий раз ложились на его губы, требуя молчания. Он смирился и задремал.
Разбудил его юный голос, который совсем недавно вещал о танцах и заливисто смеялся.
- Ну вот, мсье, я привела вам доктора. Он вас осмотрит и пропишет лечение, раз уж вы решили не умирать и сами можете кушать.
Резкий высокий голос девушки снова вызвал головную боль, и Ричард поморщился.
- Жаннет, будь добра, проведай остальных раненых. А я пока расскажу мсье Сворду всё, что ему нужно знать. Если понадобится, мадемуазель Ба… - он на секунду замялся. – Бакстон мне поможет.
Девушка, по-видимому, фыркнула. По крайней мере, Ричарду послышался именно такой звук. Мсье Сворд… Медленно Ричард вспоминал, кто он и что произошло. И вдруг его пронзила мысль – Джулия! Что с ней? Он судорожно дёрнулся, словно хотел вскочить с постели. Но крепкие мужские руки его легко уложили обратно.
- Нет-нет, мсье, не так быстро. Я вполне могу понять ваше волнение: вы сопровождали даму, не так ли? – Врач помолчал. – С вашей дамой всё в порядке. Она сейчас на пути в Лондон, - как сквозь зубы сказал он.
Горькое разочарование охватило Ричарда. Он рисковал своей жизнью, чтобы она попала в этот чёртов Париж. Он унизился перед ней – открыл свои чувства, прося и умоляя её не лезть в бойню, смирился с её привычками, воспитанием и характером. Он даже просил её руки! И что в ответ? Полное пренебрежение. Его просто выкинули, как ставшую ненужной вещь. Медленно он вспомнил их последний разговор, когда она обвинила его в эгоизме и себялюбии. Он тогда, поддавшись рыцарским чувствам, кинулся за ней и получил разорвавшееся ядро в грудь. А она? Она просто уехала в Лондон. Даже не дождавшись, пока он придёт в себя, чтобы попрощаться. Не говоря уж об элементарной благодарности. Вероломная, жестокая и коварная – как она могла? Это не в её честном и прямом характере. Может от него что-то скрывают? Может она вообще умерла?
От этой мысли он застонал. Врач, проводивший полагающиеся манипуляции, похлопал его по плечу.
- Ну, не стоит. Не так уж сильно я потянул вашу повязку.
- Мисс… Баттон… - прохрипел Ричард растрескавшимися губами. – Она… точно… жива?
- Вы думаете, я вас обманул, чтобы успокоить? – голос врача стал холоден. – Нет, сэр. Я не привык врать. – Голос его дрогнул. - Ни больным, ни здоровым. Мадемуазель Баттон нашла нужных ей людей, собрала бумаги, уладила, какие сумела, дела и выехала в Лондон. Рудники и заводы не терпят отлагательств. Так она сказала.
Значит уехала. Ричард откинулся на подушки. Темнота давила на него. Он был беспомощен. И это выводило его из себя.
- Когда… я… смогу… снять?.. – спросил он про повязку.
- Когда на то будет время. – Голос врача слегка потеплел. – Не хочу вас пугать, но вы крепко приложились затылком, помимо рваных ран на груди и сломанных рёбер. И у меня есть опасение, что вы можете лишиться зрения. По крайней мере, сколько раз я уже проверял, ваши зрачки не реагировали. А как надолго вы не будете видеть – время покажет.
- Что… с Парижем? – Говорить дальше становилось всё проще. Только слабость одолевала его.
- Париж взят версальцами. Бои шли всего неделю. Теперь город приводится в порядок.
- Где… я?
- В небольшой лечебнице на окраине города. Мадемуазель… Бакстон любезно передала нам свой дом.
- Могу я… поблагодарить… - Ричард протянул руку. Её охватили мягкие нежные пальчики, что так недавно кормили его бульоном. – Мадемуазель… мисс немая?
Возникла небольшая пауза.
- Да, мсье. Последствие детской болезни. – Голос врача был странно напряжённым.
Голова Ричарда снова начала ныть, и он застонал.
- Оставлю вас на мадемуазель Бакстон, - заторопился врач. – Она даст вам микстуру, и вы снова поспите.
Сильные мужские руки оставили Ричарда, а две пары ног торопливо удалились. Смешливая Жаннет не переставала ворковать с врачом где-то рядом. Что её удерживало от словоизвержения при Ричарде, он не знал.
Мягкие руки настойчиво приподняли его за плечи и нежно прикоснулись к губам. Выпив горькую микстуру, Ричард с помощью тех же нежных рук устроился на подушках и не заметил, как заснул.

Глава 32

Долгие дни в его сознании ничего не менялось. Он просыпался в темноте, лежал в темноте, ел в темноте, принимал микстуры, слушал разглагольствования врача и глупые шутки Жаннет, чувствовал запах лекарств, крови и гниющей вокруг плоти, ощущал прикосновения нежных пальцев незнакомки, которая не брезговала не только кормить его, но и омывать. И всё это в полной темноте. Он беседовал с ней. Рассказывал о своей жизни, отце, и однажды словно потоком полились слова о Джулии. Он рассказывал незнакомке, которую не видел и не знал, как она выглядит и сколько ей лет, о своей мучительной любви к девушке, которая, как он теперь понимает, не любит его вообще. Он рассказывал о её непростом характере, склонности до глупости к самопожертвованию, о её страстности и силе духа. Он был восхищён ею. Но через минуту восторги, с которыми он описывал свою любовь, сменялись горечью. Он говорил, что всё это, все эти сокровища души не для него. Что он для неё ничего не значит. Что он зря добивался её любви или хотя бы дружбы. Пусть она его не любит, но элементарная благодарность должна быть! Это из-за неё он оказался здесь, беспомощный и ослеплённый во власти незнакомых людей.
Не раз в продолжение его монолога нежные пальчики покрывали его губы, чтобы дать ему передохнуть и поспать. И не раз он после чувствовал солоноватый привкус. Он понял, его слова растрогали незнакомку. Это вызвало у него неудовольствие: почему она? Почему на её месте не Джулия? Но поделать было ничего нельзя, и он стал меньше говорить о себе и своих переживаниях. Однако он чувствовал странное расположение к этой даме. Возможно потому что аромат, сопровождавший её, был смутно знаком Ричарду. А может пожатие её пальцев заставляло вспомнить пальчики Джулии. Он продолжал её любить. Но какая-то сердобольная сиделка не могла заменить её ему, как бы он ни был расположен к ней. Ему не нужно было участие. Ему была нужна любовь. Любовь Джулии.
Когда шуршание платья затихало в дверях, и он думал, что остался один, Ричард с мучительной тоской размышлял, что, появись сейчас Джулия здесь, он бы простил ей её предательство. Быть уверенным, что она жива, пришла к нему справиться о здоровье – за это он был готов отдать своё зрение. Но её голос не раздавался рядом. Только голоса иных болезных сопровождали его выздоровление. Он слушал разговоры, в которых поносили правительство, федералистов, Бисмарка, версальцев, короля. Слышал споры о будущем Франции, стоны раненых и весёлый смех Жаннет и других девушек, ухаживавших за больными. Слышал ворчание санитарок, которые заменяли девушек, когда те уставали. Слышал перестук костылей тех, кто выздоравливал. Но не видел ничего. И, главное, рядом не было Джулии. Он остро ощущал тоску по ней. Не раз ему врач говорил, что надо бы написать девушке, чтобы она приехала и поддержала его. Но Ричард отказывался. Если ей счастливее без него – пусть так и будет. Если она не любит его, ему будет неловко от её жалости. Не жалость ему нужна, а её любовь.

Глава 33

Спустя долгое время, сколько именно, Ричард не знал, поскольку был лишён возможности следить за часами, его врач решил наконец не только проверить его глаза и сменить повязку, но и вовсе не накладывать её: Ричард смутно начал отличать свет от тени, что давало надежду, что он не ослеп совсем. Врач запретил в его комнате зажигать свечи и отдёргивать шторы, чтобы резкий свет не повредил начинающим выздоравливать глазам.
Поначалу Ричард различал лишь смену теней. Но потом его зрение начало восстанавливаться, хотя ему было ещё трудно весь день держать глаза открытыми – они сильно уставали. Как только он смог различать силуэты людей, его сиделка, мисс Бакстон, куда-то делась. Его снова посетило разочарование: он успел привязаться к этой молчаливой женщине, ему было уютно в её ненавязчивом присутствии, тепло её рук успокаивало его. Что ж, было время, он уходил от женщин, теперь они уходят от него. На вопрос врачу, почему мисс Бакстон больше не рядом с ним, врач с явным смущением сказал, что она уехала. И тут же отвлёк своего больного физическими нагрузками, поскольку раны на теле Ричарда уже начали заживать. Тому предстояло не только заново учиться видеть, но и ходить, и держать ложку.
По прошествии нескольких месяцев, когда его раны на теле затянулись, зрение более или менее пришло в норму настолько, что он уже мог читать крупный шрифт газет, он начал собираться в Англию. На вопрос врачу, сколько он должен ему за лечение и уход, тот, снова смутившись, сказал, что всё оплатила мисс Бакстон. И даже оставила ему, Ричарду, более чем щедрую сумму на возвращение. Хотя её дела в Париже и пострадали. Это вызвало возмущение у молодого человека, оскорблённого подобным поведением незнакомой ему женщины. Ричард спросил об адресе дамы, чтобы поблагодарить её и вернуть потраченные на него деньги. Но врач не знал. Тогда Ричард решил поискать в вещах. Возможно, дама могла по забывчивости или рассеянности что-то оставить. Перебирая вещи, Ричард наткнулся на очки. И тут его словно обожгло: точно такие очки он снял с лица Джулии, когда они в последний раз целовались. Круглые, делавшие её похожей на сову. Впоследствии он вернул их ей, и она спрятала их в саквояж. Он спросил врача. Но тот, опять смутившись, сказал, что подобных оправ много. И мисс Баттон он не знает. Воспрявший духом Ричард, сам не знал, чего ждать и на что он может надеяться, решил не выпытывать более у пребывавшего в постоянной неловкости врача, а сам, в Лондоне, выяснить у Джулии, возвращая ей очки, что это значит. Вернувшиеся силы были слабым отголоском его былой выносливости, и поэтому из больницы он выехал в карете.
Заехав в пригород, где он и Джулия оставили своих слуг и вещи, он с удивлением узнал у пребывавшего в беспокойстве молодого человека, что Джулия и служанка спешно уехали, оплатив все расходы и даже заплатив вперёд, поскольку неизвестно, когда Ричард и его слуга съедут. Сама Джулия появилась незадолго перед этим, пребывая всё это долгое время неизвестно где. Служанка была в истерике, и слуге Ричарда приходилось её успокаивать каждую ночь. Когда появилась, Джулия выглядела как привидение: заштопанное платье, бледное лицо, потухший взгляд. Но решительность оставались при ней. Она поставила на место возмущённого хозяина, заткнув ему рот деньгами, и отбыла без всяких слов и пожеланий через день.
Слушая слугу, Ричард убеждался в том, что, скорее всего, «мисс Бакстон» была Джулия, которой зачем-то понадобилось изображать из себя немую и слышать его упрёки в её неблагодарности, чёрствости и нелюбви. Ему всё больше хотелось знать, к чему эта мистификация, и он поспешил в Лондон, в очередной раз подтвердив мнение французского хозяина, что все англичане – сумасшедшие.

Глава 34

Всю дорогу домой Ричард не переставал ломать голову, зачем Джулия, а он уже убедил себя, что это была именно она, хотела остаться не узнанной. Если она была больна или если она тяготилась его беспомощным состоянием – тогда понятно её нежелание быть узнанной: зачем ей обуза в его лице? Но «мадемуазель Бакстон» была при нём. Она ухаживала за ним с заботой и нежностью. Она своими руками меняла его грязные повязки и омывала его окровавленное и воспалённое ранами тело. Так почему она не хотела, чтобы он её узнал? Ей было стыдно за это милосердие? Конечно, не дело леди возиться с ранеными – это неприлично, неприемлемо, это возмутительно. Для этого есть медперсонал – служанки и санитары. Но Ричард слышал, как, видимо, в коридоре врач выговаривал ей за то, что она не отходит от его кровати. За то, что плохо и мало питается и почти не спит. Если бы ей было стыдно, вряд ли бы она настолько жертвовала собой. Ведь в Лондоне ей не было стыдно делить лекарское дело с мистером Клейсорном. А тут ещё его слуга добавил сомнений: приехавшая дама была тенью прежней Джулии – похудевшая, осунувшаяся, в каком-то поношенном платье. Она сразу легла спать по приезде, даже не выпив чаю. Служанка смогла её разбудить только часов через десять. Усталая мисс потребовала хозяина и, запершись с ним, о чём-то беседовала. Причём, поначалу хозяин был возмущён и хотел её выставить, о чём кричал из-за дверей. Но под конец он вышел слегка ошеломлённый, но вполне подобострастный. В его речи даже стало проскальзывать уважение. А потом, не дав слуге опомниться, она со служанкой собрали свои вещи и съехали. Перед отъездом мисс Баттон сказала ему, что вскоре появится его хозяин, которому наверняка потребуется помощь. А до этого молодой человек может его ждать, не беспокоясь об оплате. Слуга даже спросить ничего не успел: мисс Баттон сказала только: «Так надо» и отбыла в первом же дилижансе. И теперь слуга просто не знает, что и думать. Не знал и Ричард. Но более всего его беспокоило, как Джулия добралась до Англии. Исходя из последних событий, она платила всем и вся: устроила его в отдельную палату, оплатила лечение и лекарства, оставила денег ему на дорогу (вот это уж вовсе возмутительно!), оплатила гостиницу и даже возможное проживание в ней выздоравливающего Ричарда. А ведь ей ещё деньги на дорогу нужны были.
Додумав до этого места, Ричард впал в нешуточное беспокойство. Его, конечно, возмутило, что женщина посмела оплачивать его потребности, но недовольно и скрепя сердце, он был вынужден согласиться, что в этом она была права. Больше его беспокоило, что Джулия могла настолько поиздержаться, что вообще не добралась до Лондона. Его желание вернуться в Англию стало всепоглощающим. Эта беспокойная девица запросто попадёт в какую-нибудь переделку по пути: ведь не бездонный же у неё кошелёк.
Только ступив на английский берег и выяснив в порту, что, вроде бы похожая по описанию девушка в сопровождении подруги, обе одеты весьма бедно и скромно, сошла с парохода, он слегка успокоился. Единственный человек, который смог дать ему столь расплывчатые сведения, цинично заявил, что за пассажирами третьего класса никто никогда не следит: их очень много, и они никого не интересуют.
Ричард вздрогнул – третий класс! Благородная леди – среди отребья, ремесленников, рабочих, прислуги и прочих представителей низшего класса! Нежная хрупкая девушка – в зловонном трюме на деревянной кровати из не струганных досок (если она вообще есть)! Видимо, у девушки не осталось денег на приличную каюту. Ричард продолжал расспрашивать служащего, но тот не знал, куда подевалась девушка со своей подругой. И посоветовал порасспрашивать на почте. Однако расспросы ничего не дали, и Ричард, кляня Джулию за её предусмотрительность и добросердечие, на почтовых лошадях галопом помчался в столицу.

Глава 35

Лондон встретил Ричарда бурлящим от сплетен, как кипящий котёл. Разговоры шли о Джулии. Сначала о её внезапном отъезде (говорили, что она поехала выходить замуж за французского графа, а Ричард погнался за ней, чтобы вызвать его на дуэль), а потом о её столь же внезапном возвращении неизвестно откуда в подурневшем виде. Сплетницы, со знанием дела кивая головой, уверяли друг друга, что Джулия либо родила ребёнка от того графа, либо потеряла его. Поскольку иной причины кругам под глазами, подурневшему лицу и уставшему виду они находить не хотели. В самом деле, прошло уже больше полугода, как Джулия и Ричард уехали, вызвав переполох в своих семьях. И давно прошло рождество с балами и праздниками. Настали городские будни, унылые и скучные. Не о чем почесать языки. А тут вернувшаяся Джулия, да ещё в таком виде! Просто раздолье для фантазии и неисчерпаемый источник домыслов. Джулия никому ничего не объясняла, балов не давала, и сама в них не участвовала, а сразу кинулась к своим поверенным, клеркам и юристам. Как шептались в обществе, те всё это время считали дела Джулии плохими. Но в мае что-то изменилось вскоре после её отъезда. Смерть мистера Фолса оказалась ей на руку, и её своевременные распоряжения, ещё до официального объявления о его смерти в Лондоне, весьма подняли её шансы в делах. Но заварушка в Париже и её долгое отсутствие сказались на прибыли. Вернувшиеся служащие рассказывали ужасы Парижской коммуны, что делало их в глазах соотечественников героями. На вопросы, как им удалось выбраться, те смущались, краснели или срочно начинали заикаться. Только один из них сказал прямо, что мисс Джулия запретила им об этом говорить. Что породило новую волну слухов и домыслов, среди которых фигурировали контрабандисты, трюмы с двойным дном, продажные таможенники и жулики всех мастей. А так же Джулия в роли то предводительницы пиратов, то в роли коварной авантюристки, сумевшей обмануть парижское правительство, каким бы оно ни было, и вывезти людей и многочисленные сокровища у него из-под носа.
На Ричарда этот ворох выдумок обрушился буквально с первых шагов его появления в доме отца. Тот, развеселившись от его возвращения после столь долгого отсутствия, с нескрываемым удовольствием поведал ошеломлённому сыну об изгнании из своего дома миссис Баттон и Милисент, что ненадолго дало пищу языкам, и о ворохе чуши, выдуманной о нём самом, Ричарде, и Джулии. Выпалив все сведения перед ошеломлённым сыном, он уже спокойнее поведал о том, что был весьма встревожен его приключениями на континенте. И если бы не еженедельные письма Джулии, он, сэр Сворд, давно бы оставил этот бренный мир и его, Ричарда, в нём без своего покровительства. Если бы не Джулия, вынужден был признать пожилой джентльмен, он бы не дожил до возвращения своего сына. Разумная девица описывала ему всё, что случилось с самим Ричардом, не скрывая его ран и кратковременную потерю зрения, поддерживая в нём, сэре Сворде, надежду на скорое выздоровление сына и его возвращение в Лондон. И таким образом, вечер, долженствующий было пройти тихо и спокойно, когда престарелый отец наслаждался обретённым покоем рядом с блудным сыном, прошёл бурно и весело.
Когда отец выдохся, Ричард степенно и серьёзно поведал ему о своих приключениях, чем вызвал несколько раз у потрясённого отца восклицания гнева, досады, страха и недоверия, поскольку Джулия, как оказалось, весьма сильно смягчила описание событий. Когда же Ричард поведал ему о своих умозаключениях по поводу «мадемуазель Бакстон», его отец замолчал, задумавшись.
- Никакая мисс, мадемуазель или миссис Бакстон в Лондоне в последнее время не появлялась, - наконец серьёзно сказал он. – По крайней мере, среди приличных леди. Появилась мисс Баттон. И то всего неделю назад. И, как я слышал, собирается в свою шахтёрскую деревню у чёрта на рогах.
Неделю! Ричард вздрогнул. Но на берег Англии Джулия сошла за две недели до него. А сам он в Лондоне уже давно. Где же она пропадала? Не пешком же шла?
Вспомнив скудость наряда и отсутствие финансов, Ричард вздрогнул вторично – с этой женщиной всего можно ожидать. Она не попросит помощи, если только справится сама. Ричард стукнул по подлокотнику кресла, в котором сидел: чёрт бы побрал эту своевольную упрямицу!
Однако чёрт или не чёрт, но с ней надо встретиться, вернуть ей очки и выяснить, что значило её таинственное поведение в Париже.
Успокоенный такими соображениями, Ричард ушёл спать, выкинув из головы французских графов, дуэли, контрабандистов, тайные беременности и трюмы с двойным дном.
А его отец, оставшись один, перечитывал письма Джулии и сына, которые тот написал ему перед отъездом. Он хмурил брови и цокал языком. Однако то, что его сын был ранен, жестоко страдал и более или менее вылечился, он был вынужден признать, было как виной, так и заслугой Джулии. Его сын был строптивым и упрямым. Мисс Джулия тоже. Но она была преданна, и уже этим искупила свою вину. Сэр Сворд подумал, что, возможно поспешил, оскорбив эту девушку в глазах сына. Её происхождение, хотя и вызывало нарекание и недовольные гримасы у лондонского общества, компенсировались её безупречными манерами истинной леди и трогательной заботой о нём самом, когда она информировала его о состоянии сына, поскольку тот сам этого сделать не мог, а отсутствие его могло изрядно обеспокоить пожилого джентльмена. Её страстность, хоть и предосудительна, была ерундой по сравнению с её же преданностью и самопожертвованием. Возможно, его взбалмошный сын не так и неправ, когда решил жениться на ней.
И сэр Сворд, вовсе не успокоенный своими размышлениями, заснул беспокойным сном. В котором, однако, не было всех тех приключенческих штучек, что лезли в голову его сыну.

Глава 36

За несколько дней до этого Джулия, сходившая с ума от беспокойства за состояние Ричарда, судорожно пересчитывала оставшиеся в её кошельке деньги. Доехать от Дувра до Лондона со служанкой, которая стала непозволительно много есть, неприлично толстела, часто жаловалась на тошноту и падала в обмороки, не было никакой возможности. Оставить девушку по дороге, снабдив деньгами, и продолжать путь, Джулия не могла – оставшаяся в её руках сумма была слишком мала. Пришлось бы всю дорогу идти пешком. Скрепя сердце, Джулия заложила всё более или менее ценное и направилась к своим банкирам. На её несчастье там оказался сын одного из её конкурентов, который, поняв её затруднительное положение, тут же нашёл выход: продать ему несколько акций одного из её заводов. На возражения Джулии, что владельцем является её брат и требуется его согласие, а не её, ловкий молодой человек махнул рукой.
- Все знают, что сделки заключаете вы. Мы с вами оформим куплю-продажу, а согласие брата вы получите задним числом.
Джулия, осознавая безвыходность положения, после некоторого раздумья согласилась продать несколько акций по смехотворно низкой цене.
Успокоившись на счёт денег, она остальную дорогу домой посвятила размышлениям. Разум и сердце вели непрекращающийся диалог в её голове.
Ты же любишь Ричарда, - твердило сердце, - ну почему бы не признаться в этом?
Признаться? – останавливал разум. – А если он не любит тебя? Ты окажешься в глупом положении со своим признанием. Даже не глупом – позорном! А если любит? Ты же не знаешь, о чём он сейчас думает. Вдруг он предложит тебе быть просто любовницей? С его легкомысленным отношением к жизни он вполне может предложить такой выход. Это же позор! Ты же сама перестанешь его уважать после этого. А что, если вдруг он захочет жениться? Он же потребует, чтобы ты перестала заниматься своей работой и сидела дома, устраивала приёмы для соседей и возилась с детьми, которых бы рожала каждый год. Ты себя перестанешь уважать, если согласишься на это. Ты же не будешь иметь никаких имущественных прав: после брака всё имущество переходит к мужу, и он имеет все права распоряжаться им по своему усмотрению. Ты будешь незащищена, если ему вздумается когда-нибудь выставить тебя на улицу.
А вдруг всё не так? – не уступало сердце. – Вдруг он будет уважать тебя и твой выбор? Вдруг он не будет настаивать ни на чём подобном? Вдруг он обеспечит тебя саму на всю оставшуюся жизнь? Отвергая его, ты можешь лишиться счастья.
А вдруг всё именно так? – не уступал разум. – Сколько ты видела вокруг мужчин, которые бы считались с мнением женщины? А сколько мужей пользовались судебной системой, чтобы оставить женщину ни с чем? Каролина Нортон, жены майора Муртона и Томаса Харлоу, леди Уорсли, актриса Джулия Гловер – мало тебе примеров? Не все такие умные и не всем так везёт, как миссис Уэлдон.
Зато ты прожила бы несколько счастливых дней, недель, а может и лет, - не уступало сердце.
Счастливых? – возмущался разум. – Как ты могла бы быть счастлива, если бы тебя лишили любимого дела и заставили бы заниматься тем, что тебе не нравится? Миссис Уэлдон не захотела жить в таком счастье.
Миссис Уэлдон не любила мужа. Она вышла замуж, чтобы избежать родительской опёки и гнёта. А рядом с любимым человеком было бы неважно, каким ты делом занимаешься, - не сдавалось сердце. – Это был бы любимый человек. И был бы рядом.
Важно! – не уступал разум. – Важно, чтобы вы оба любили друг друга. А если ты отказываешься ради него от себя – это не любовь.
Это высшее проявление любви – самопожертвование! – твердило сердце.
Именно, - утверждал разум. – Это жертва, а не любовь. Думаешь, мужчина оценит это? Мужчины принимают жертвы женщин ради них как должное, и требуют большего.
Но разве женщины не должны уступать? – защищалось сердце.
Почему? – возмущался разум. – Разве мало талантливых женщин рождается на свет? Нет, не меньше, чем мужчин. Но где талантливые художницы, композиторы, писательницы, учёные, путешественницы, исследовательницы? Они посвятили свою жизнь мужьям.
Разве это плохо?
Они зарыли в землю свои таланты, а могли бы реализовать себя.
И остаться в одиночестве?
А что в этом такого?
Но одиночество! Это так страшно!
Во-первых, ничего ужасного. У тебя есть брат и его семья, которая тебя любит. У жены твоего брата тоже есть брат и семья, которой ты небезразлична. А значит, ты не одна. Во-вторых, ты ни от кого не зависишь, и можешь заниматься тем, чем нравится тебе, а не окружающим. И в-третьих, тебя никто не сможет разочаровать, обидеть, унизить или вообще выбросить, как ненужную вещь. Твоя жизнь была бы твоей и зависела бы только от тебя. А не от прихотей окружающих. Тебе не надо было бы решать чужие проблемы, участвовать в чужих заботах. Ты была бы в тишине и покое, без потрясений, чужих хлопот и ненужных событий.
Зато ты была бы защищена, жила бы в любви и счастье, - не сдавалось сердце.
Какое же это счастье, если ты зависима? – недоумевал разум.
Но если тебя будут любить? – убеждало сердце.
А будут ли? – вопрошал разум. – Разве это любовь? И вообще, о чём разговор, если ты совсем не знаешь, как он к тебе относится?
Значит надо узнать, - не сдавалось сердце.
Надо, – соглашался разум, но тут же добавлял: - Вот только не надо узнавать это, объявляя о своих чувствах. Это надо узнать иначе. Так, чтобы быть уверенной. А ещё неплохо было бы узнать, что он думает о будущем. Вашем вместе или своём собственном. А потом уже делать выводы.
Выводы! – возмущалось сердце. – Почему бы просто не поддаться чувствам и просто жить?
Поддавшись чувствам, - останавливал разум, - можно пожалеть о последствиях.
Зато ты познаешь, что значит жить, - призывало сердце. – Жить! А не рассчитывать, анализировать и предполагать.
Возможно, но последствия могут быть серьёзными, - останавливал разум. – И лучше быть уверенной в себе, чем остаток жизни сожалеть и стыдиться.
Но ты будешь жить!
Лишь то время, что поддавалась чувствам. И не обязательно это будет прекрасная жизнь. А всё остальное время? Мгновение безумства – и полная сожалений жизнь после.
Но тебе будет, что вспомнить!
Что? Что повела себя как наивная девочка, и теперь сожалеешь? Предпочитаю не желать тебе такого счастья.
Но…
Свои чувства надо оставить при себе, - резюмировал разум. – А что до Ричарда – есть разные способы узнать о том, что он думает. Главное, не выдавать себя. Сейчас для этого рано. Хотя, для этого вообще всегда рано.
Ты слишком много требуешь от мужчин, - укоряло сердце.
Нет. Я лишь хочу, чтобы мужчины не требовали слишком многого от женщин вообще и от тебя в частности. Да ещё и не давая ничего взамен.
И, придя к такой мысли, Джулия решила придерживаться подобного поведения. Наверняка Ричард был оскорблён тем, что она «уехала». Будучи слепым и не видя её под именем «мисс Бакстон», он выразил ей свои истинные чувства, которые тронули Джулию. Если после такого он сможет её простить, значит его поведение достойно признательности. Если нет – значит нет. В любом случае, Джулия будет знать, что делать.
Про утерянные очки Джулия вспомнила только в Лондоне. И никак не могла предположить, что они перевернут с ног на голову ею упорядоченные мысли и заставят поступить так, как призывало сердце и чувства, а не разум и благоразумие.

Глава 37

Дав себе как следует отдохнуть денька три, Ричард направился к дому Джулии, совершенно позабыв слова отца о том, что она собиралась куда-то ехать к чёрту на рога. Там он с удивлением нашёл её в полном смысле слова снова сидящей на чемоданах, что вызвало у него недоумение и досаду: он рассчитывал на обстоятельный разговор в спокойной обстановке. Однако Джулия, поглядывая на часы, прикреплённые к её поясу, проводила его в кабинет и закрыла дверь, в ожидании глядя на него. Слегка выбитый из колеи суматохой, связанной с очередным отъездом, а также изменениями во внешности девушки, делавшими её похожей на привидение, он вместо заготовленных слов молча протянул ей очки. Глядя на них, она слегка вздрогнула. Но мгновенно взяла себя в руки.
- Где вы их нашли? – спросила она, глядя ему в лицо.
- В той больнице, где вы ухаживали за мной, - столь же прямо сказал Ричард, не сводя взгляда с её лица. Тень румянца на мгновение показалась на её щеках и пропала.
- Я благодарю вас, что вы озаботились вернуть их мне. – Она наконец взяла очки из протянутой руки Ричарда.
Мимолётное прикосновение её пальчиков словно током пронзило его тело. Он накрыл рукой руку Джулии и задержал в своих ладонях.
- Джулия, - мягко спросил он. – Мисс Джулия, зачем вы таились? Зачем слушали мои несправедливые слова? Почему уехали, не дав мне возможности поблагодарить вас?
Джулия минуту стояла и смотрела на него. Потом, мягко высвободив свою руку из ладоней Ричарда, которым сразу стало холодно и неуютно, она подошла к креслу и села.
- Я вела себя в высшей степени возмутительно, - помолчав, начала она, отложив очки и сцепив пальцы. – Я несправедливо обвиняла вас. А вы столько для меня сделали! Мне было стыдно смотреть вам в глаза. И потом… - Она помолчала, блуждая глазами перед собой. – Я не была уверена. Вы говорили о своей любви… Не перебивайте. – Она остановила открывшего было рот Ричарда движением руки. – Но мы с вами понимаем любовь по-разному. Вы считаете, что любить – значит обладать и владеть любимой. Я понимаю любовь как отдачу всего себя без остатка любимому человеку. И я не знала, смогу ли я согласиться с вашим пониманием любви. Я не была уверена, любите ли вы вообще или это просто желание добиться и обладать. Что мне демонстрировал мистер Фолс… - Ричард поморщился. – Да, да, я понимаю. Я была не права. Ваши слова там, в больнице, когда вы, не зная, кто я, говорили мне о своей любви, убедили меня, что пора перестать слушать свой разум и хоть раз послушать своё сердце. Но тут другое соображение настигло меня: что, если, ухаживая за вами, я угрызения совести, заботу, жалость и стремление облегчить страдания раненого по моей вине человека, принимаю за любовь? Мне нужно было уехать, отвлечься и подумать. Я не могла обрекать вас на любовь без взаимности, на благодарность вместо любви. Вы бы это почувствовали и сами начали бы тяготиться тем, что привязали меня к себе, связали словом.
Она замолчала, а Ричард не мог придти в себя. Сначала его возмутили её слова. Но по мере того, как она молчала, а он думал, то, что она хотела ему сказать, проникло в его сознание. Она не хотела его привязывать к себе, если вдруг она его не любит. Она не хотела, чтобы он страдал от того, что она не любит его так, как любит её он сам. Он понимал благородство мужчин. Но благородство этой смертельно уставшей женщины что-то совершенно фантастическое – такого просто не может быть! Женщины не способны!.. Он осёкся, глядя в её бледное лицо, запавшие глаза, согбенную под тяжестью откровенного признания фигуру в кресле. Женщины – пусть их! Но это нечто совершенно непонятное – настолько выше их всех и, если говорить честно, мужчин тоже.
Он сделал несколько шагов к ней.
- И что вы думаете теперь? – с дрожью спросил он. Его сердце бешено колотилось.
Она подняла на него глаза и спокойно сказала:
- Моё признание уронит меня в ваших глазах. Возможно, оно будет лишним – последние события вполне могли повлиять на ваши мысли и чувства. – Она встала, сложив руки и сцепив пальцы. – Но я должна вам сказать. Должна. – Она секунду молчала, глядя ему в глаза. – Я люблю вас.
Тишина упала на Ричарда. Он не слышал тиканья часов в кабинете, пения птиц за окном, хлопот слуг за дверью. Слова Джулии словно отрезали его от внешнего мира. Он не ослышался? Она его любит? Это недосягаемо благородная, самоотверженная, заботливая, смелая, умная и потрясающе талантливая женщина любит его?
Не понимая, что делает, он упал перед ней на колени, спрятав лицо в складках её юбки и целуя ей руки.
- Господи боже! – воскликнула Джулия. Она бы отпрянула от него, но ей помешало кресло. И, не удержавшись, она упала в него, вырывая свои руки. – Прекратите немедленно! Что это вы затеяли!
Отдышавшись и придя в себя, Ричард вновь завладел руками Джулии.
- Я не смел надеяться, - говорил он, глядя ей в глаза. – Там, в больнице, я бы всё отдал, чтобы услышать вас, увидеть. Я не попросил бы тогда даже поцелуя, если бы вы только были рядом!
- Но я и была рядом. – Лёгкая улыбка совершенно изменила лицо Джулии. Она провела рукой по его светлым волосам, легко коснулась шрама на его левой брови. – Я всё время была рядом с вами.
- Но я этого не знал. Я думал, вы не любите меня. И не собирался вас принуждать. Мне было бы достаточно только видеть и слышать вас. Я бы даже не стал прикасаться к вам и говорить о любви, хотя, видит бог, это очень трудно.
- Я знаю. Врач уговаривал меня признаться. От этого, он говорил, возможно, выздоровление пойдёт быстрее: если вы будете знать, что я рядом. Но мне казалось, я только причиню вам вред: ведь я столько наговорила до того, как… - Она опустила голову. Ричард поднёс к губам её руку, глядя в её лицо.
- Потому врач и не знал, что сказать, и был так напряжён, когда я спрашивал о вас?
Джулия грустно улыбнулась.
- Мсье Жубер – хороший врач и честнейший человек. Ему стоило больших трудов не выдать меня. В отличие от Жаннет. – Бледная улыбка показалась на её губах. – Мне приходилось каждый раз удерживать её, чтобы она не проговорилась. Невозможно болтливое создание.
Ричард улыбнулся в ответ.
- А потом? Почему вы так долго ехали в Лондон?
Джулия отвернулась.
- У меня кончились деньги, - с трудом говорила она. – И я вынуждена была… - Она замолчала. Сердце Ричарда похолодело. – Вынуждена была заложить всё, что у меня было ценного, - прямо глядя на него, продолжила Джулия. – И взяла в долг у конкурентов под акции одного из моих заводов. – Она снова замолчала. – Ни один уважающий себя деловой человек не будет иметь со мной дел, если это станет известно. Это позор и конец моим деловым связям.
У Ричарда отлегло от сердца. Он опасался худшего. Но, глядя в серьёзное лицо Джулии, он понимал, что позорно для неё было и то, и другое.
- Джулия, вы умная. Вы придумаете, как всё исправить, - произнёс он, пожимая ей руки.
- Я рада, что вы столь высокого мнения обо мне. – Она встала. Встал и Ричард. Она подошла к окну. – Но, боюсь, здесь ничего не поправить. Надо думать, как сохранить то, что есть.
Они помолчали. Джулия смотрела в окно, а Ричард неловко стоял рядом.

Глава 38

- Джулия, - начал он, снова взяв её за руку. – Я уже как-то просил вашей руки. Возможно, сейчас не время для этого. Но… - Он опустился перед ней на колено. – Мисс Джулия Баттон, согласитесь ли вы стать моей женой?
Джулия слегка улыбнулась, зардевшись.
- Да, - просто сказала она.
Ричарда снова словно оглушило. Он с минуту стоял на коленях, а потом вскочил и закружил ошеломлённую Джулию в своих объятиях. Её удивлённый возглас сменился заразительным смехом, и она начала похлопывать кулачками по его плечам, чтобы он поставил её на место. На шум открылась дверь, и показалось испуганное и вместе с тем озабоченное лицо служанки. Глядя на кружащуюся пару, она изумлённо ахнула и прикрыла рот ладошками.
- Кстати, - лукаво поглядывая на служанку, сказала Джулия, когда Ричард слегка отдышался. – Во время нашего путешествия, сдаётся мне, случилась ещё одна помолвка. – Служанка покраснела. – Как вы смотрите на то, чтобы женить вашего слугу? Он согласится?
Ричард оглянулся на девушку в дверях. Её нездоровый вид бросался в глаза, а странно пополневшая талия наводила на размышления.
- Пусть только не согласится, - серьёзно сказал Ричард, но в глазах его плясали чертенята. – Я сам с него шкуру спущу, - прорычал он, и перепуганная девушка с визгом убежала по коридору.
- Что за шум? Что происходит? – В дверях показалась монументальная фигура миссис Баттон. – Как вы посмели напугать бедную Мери?
Отсмеявшись, Джулия подошла к матери и взяла её за руку.
- У меня для вас новость, матушка. Вам лучше сесть.
Та надменно кивнула и церемонно села в первое попавшееся кресло, недовольно поджав губы.
- Миссис Баттон, - Ричард вышел вперёд и, скрестив руки, встал перед ней. – Я просил руки вашей дочери. И получил её согласие.
Минуту дама сидела, словно оглушённая, затем резво вскочила и закричала, покрываясь пятнами:
- Её согласие? Вы должны были спросить согласия у меня как у её матери! А я его никогда вам не дам! Никогда!
Она тяжело дышала, глаза её сверкали. Невольно в Ричарда закралась мысль, что в Джулии проявилась натура её матери.
- На каком основании, матушка, вы можете мне что-то запретить или разрешить? – послышался холодный спокойный голос Джулии.
- Я твоя мать! Я лучше знаю! Ты должна повиноваться мне! – выкрикнула дама.
- При всём моём уважении, матушка, - так же спокойно и холодно сказала Джулия. – Я давно совершеннолетняя, зарабатываю сама, от вас и брата не завишу. Что до того, кто и что лучше знает, то о своей жизни позвольте мне судить самой. Ваши упования на то, что мать лучше знает, что хорошо для её ребёнка, в вашем лице не выдерживают никакой критики.
- Кто старое помянет… - начала миссис Баттон.
- Помнится, я к вам уже обращалась с просьбой, - продолжила Джулия, не дав ей договорить. – И вы предпочли тогда, чтобы я справилась сама. Я и справилась. И потому позвольте мне самой решать, что для меня лучше. Под вашей опекой осталась Милисент. Почему бы вам не озаботиться устройством её судьбы?
Возмущённая женщина несколько раз порывалась что-то сказать, в ярости открывая и закрывая рот, и наконец выкрикнула:
- Неблагодарная! Своевольная! Скверная дочь! Непочтительная! Непокорная! Ты ещё пожалеешь, что посмела так говорить со мной! Убирайся из этого дома! Чтобы духу твоего не было! И этого белобрысого дьявола с собой забери!
- Охотно, матушка, - сказала Джулия. Но блеснувшие глаза дали понять Ричарду, что она тоже приходит в ярость. – Только позвольте заметить, что содержать этот дом стоит не один шиллинг, что вы по воскресеньям жертвуете нищим. Впрочем, это мой дом. И уходить от сюда или нет, кому и когда – решать мне. Теперь, если вы успокоились, разрешите мне продолжить сборы. Помолвка помолвкой, но мои обязанности ещё никто не отменял.
Миссис Баттон хотела что-то сказать, но лишь прошипела, как залитый водой костёр, и вышла, громко хлопнув дверью.
Джулия повернулась к помрачневшему Ричарду.
- Вы всё-таки едете, - упавшим голосом сказал он.
- Только туда и обратно, - успокаивающе положив руку на плечо Ричарда, сказала Джулия, заглядывая ему в глаза. – Меня слишком долго не было. Надо посмотреть, как там дела.
Их сердца забились быстрее. Ричард схватил её руку и поднёс к губам. Джулия медленно погружалась в его глаза. Помотав головой, она отогнала наваждение и мягко убрала руку.
- А у вас здесь много дел. – Она снова положила руку ему на плечо. – Нужно позаботиться об оглашении, известить знакомых и друзей, поженить наших слуг, чтобы Мери не родила у алтаря. – Ричард грустно улыбнулся лёгкой улыбке Джулии. – Да и подготовиться к свадьбе бы не мешало: подвенечный наряд у меня не висит в ожидании в шкафу. Он будет шиться, пока я занята. Да и неприлична такая поспешность.
- Как бы я хотел жениться на вас прямо сейчас. – Он нежно обнял её за плечи и притянул к себе.
- Я тоже, Дик, - тихо сказала Джулия, положив голову ему на плечо. Его сердце бешено колотилось.
- Как ты меня назвала? – спросил он, хрипло, взяв в ладони её лицо.
- Дик, - улыбнулась Джулия. – Мой милый друг Дик Сворд. Мой любимый и единственный.
Ричард порывисто вздохнул и крепко прижал к себе девушку так, что она от неожиданности чуть не задохнулась.
- Не хочу тебя отпускать, - шептал он, прижимая её к себе. – Ни сейчас. Никогда. Я боюсь, ты уйдёшь – и всё кончится.
- Не кончится, - задушенно говорила Джулия, пытаясь хоть немного вздохнуть. – Через месяц-два всё только начнётся.
- Обещаешь? – Он снова взял её лицо в ладони, глядя в глаза.
- Я надеюсь.
Он помрачнел.
- Дик, я могу говорить только за себя. – Она погладила его по щеке. Он поцеловал её в ладонь. – Я вернусь, и мы, если вы не передумаете, поженимся.
- Я не передумаю. – Он стиснул её плечи. – А ты? Ты обещаешь? Ты обещаешь, что всё будет хорошо?
- Но ведь я не бог. Всё может случиться. Вспомните, хотя бы, Париж.
Ричард скрипнул зубами.
- К чёрту всё. Я еду с тобой!
- Со мной? – Джулия отстранилась. – Но…
- Ты меня убедила. А делами позволим заняться моему отцу и твоему брату. Миссис Кавальо и сеньора Баттон займутся оповещением родных и близких и подготовкой наряда. А мы будем вместе.
- Вы уверены? – Джулия внимательно смотрела в его глаза.
Ричард улыбнулся.
- Да, я уверен. Мы с тобой слишком долго отдавали дань предрассудкам, разуму и чужим интересам. Сейчас я хочу быть с тобой. И даже ты сама не помешаешь этому. Никто не помешает.

Глава 39

Лёгкий стук в дверь прервал их диалог. Предваряемый служанкой, в кабинете появился гость, которого Джулия явно не ждала. Её лицо сразу напряглось и помрачнело.
- Мистер Ноубл, разрешите представить вам мистера Сворда, - церемонно сказала она. Вошедший поклонился. – Мистер Сворд, разрешите представить вам мистера Ноубла, моего делового конкурента.
Мужчины холодно и церемонно раскланялись. Джулия, сочтя свою миссию выполненной, села. Молчание затягивалось. Но она не собиралась его прерывать: не она пришла в дом своего делового врага – он пришёл к ней. Она не хотела разыгрывать из себя прилежную хозяйку – она его не приглашала. Джулия ограничилась тем, что, изобразив на своём лице вежливое недоумение, ждала, кто же прервёт паузу.
Мистер Ноубл кашлянул, поёрзал на предложенном стуле и, слегка смущаясь, начал:
- Мисс Баттон, вы, несомненно, удивлены моим приходом. Однако у меня конфиденциальный разговор к вам по весьма щекотливому вопросу. И это я бы хотел оставить между нами…
- Мистер Ноубл, - начала Джулия. – Мистер Сворд оказал мне честь просить моей руки. И я, со своей стороны, оказала честь ему, согласившись с его предложением. Посему всё, что вы хотите сказать мне, можете говорить при нём. У меня от него не было тайн раньше и не хотелось бы, чтобы они были впредь. – Джулия подняла глаза и с нежностью посмотрела на стоящего рядом с её стулом Ричарда. Он взял её за руку и слегка пожал.
- Нет тайн? – вопросил мистер Ноубл, изобразив вежливое удивление. – Никаких?
- Совершенно. – Джулия спокойно посмотрела на него.
- Мадам, вы ставите меня в неловкое положение. – Мистер Ноубл покачал головой. – Мой разговор касается вашей недавней встречи с моим сыном и его поведении в отношении вас. Я не сомневаюсь, что мистер Сворд благородный человек. – Он вежливо поклонился Ричарду, получив в ответ настороженный кивок. – Но я вынужден просить вас уделить мне время наедине. Иначе неловкость моего положения скажется на моём красноречии.
Джулия улыбнулась. Столь витиеватое начало от столь серьёзного джентльмена обещало интересный разговор.
- Ричард, прошу вас, - обратилась она к мистеру Сворду. – Оставьте нас ненадолго.
Ричард кивнул и направился к двери. Джулия остановила его взмахом руки.
- Но будьте поблизости. Мы не закончили наш разговор.
Ричард удалился. Ему даже в голову не пришла забавность ситуации: Джулия, как королева на троне, раздавала указания и давала аудиенции.
Мистер Ноубл проводил его взглядом, успокоившись, откинулся на стуле, помолчал и снова прочистил горло.
- Мисс Джулия… Мисс Баттон, не так давно вы встретились с моим сыном, когда возвращались в Лондон. Вы были в весьма затруднительном положении. И мой сын не придумал ничего лучше, как воспользоваться им к своей выгоде в ущерб вам и собственной чести…
- Мистер Ноубл, - прервала его Джулия. – Когда я заключала сделку, я делала это по своей воле и с открытыми глазами. Я была вправе установить любую цену или количество акций, или послать вашего сына ко всем чертям с его предложением. Но мы пришли к соглашению. И что сделано, то сделано.
Мистер Ноубл слегка поморгал, выбитый из колеи откровенностью и прямотой Джулии. А крепкое выражение из её уст заставило его усомниться в своём слухе. Он помолчал, приходя в себя, и продолжил:
- И тем не менее, я не считаю, что такой способ ведения дел приемлем мной или моей компанией. Поэтому я посчитал нужным вернуть вам ваши акции, столь недостойно полученные моим сыном от вас…
- Я не могу принять их, - вставила Джулия.
- Так же я возвращаю ваш с ним договор, - продолжил мистер Ноубл, как будто она его не прерывала, - чтобы вы могли распорядиться им по своему усмотрению. Уверяю вас, копии с него никто не делал.
С этими словами мистер Ноубл выложил на стол пакет с бумагами. Ошеломлённая Джулия машинально перебрала их, почти не вчитываясь в суть.
- Прошу вас внимательно всё проверить.
- Уверяю вас, это лишнее. Я не могу их принять. – И она решительно отодвинула от себя пакет.
- Я не сомневался, что вы так ответите. – Мистер Ноубл встал. – В деловых кругах о вас уже сложилась репутация как честного коммерсанта. Поэтому я приехал лично, чтобы переубедить вас. – Он насильно вложил пакет Джулии в руки и сжал их. Джулия машинально взяла пакет. – Я тоже ценю свою деловую честь. Поскольку хочу зарабатывать деньги, а не судиться. Репутация для меня важна, как для девушки её девственность в первую брачную ночь. – Лёгкий румянец едва коснулся его щёк. – И поскольку мой сын поступил необдуманно и неосмотрительно, заботясь о сиюминутной выгоде, как обычный торгаш на восточном суку, я пришёл сам исправить нанесённой моей репутации урон. Я не знаю, что вы могли слышать в связи с этим инцидентом, но я не хочу слышать ничего. Мы с вами честные игроки. И давайте честно придерживаться правил игры.
- Вы говорите о честной игре? – Джулия иронично улыбнулась. – А уводить из-под носа уже почти заключённый контракт – как это вписывается в представления о вашей чести?
- Игра есть игра, - слегка улыбнулся мистер Ноубл. – Но даже у самой жёсткой и беспринципной игры есть свои правила. Мой сын их нарушил. Я пришёл исправить. Не заставляйте упрашивать вас – это было бы неблагородно.
- Теперь вы ставите меня в неловкое положение. – Джулия нахмурилась. – Я вовсе не хочу, чтобы вы меня умоляли. Но прошу меня понять, я заключила с вашим сыном сделку не по принуждению. И пусть всё было оформлено небезупречно, я не имею к нему претензий. И не просила вас быть посредником в вопросе, который уже решён мной и закрыт. Со стороны это будет выглядеть странно, если я возьму документы назад.
- Я понимаю ваши сомнения, мисс. – Мистер Ноубл прошёлся по библиотеке. – Именно поэтому я тщательно следил, чтобы слух о постыдном поведении моего сына не разошёлся. О том, что ваши акции у него, знаю только он и я. С вашей стороны, я надеюсь, вы не ставили в известность кого бы то ни было.
- Только мистера Сворда. – Джулия отложила пакет и скрестила руки, серьёзно глядя на нахмурившегося мистера Ноубла. – Этому человеку я доверяю настолько, что согласилась выйти за него замуж, как я вам уже сказала.
- Хорошо, мисс. Я надеюсь на ваше благоразумие.
Он слегка поклонился и направился к выходу.
- Сударь, - остановила его Джулия. – Мне кажется, вы что-то забыли. – Она указала на свёрток, который положила на стол.
Мистер Ноубл обернулся, кинул взгляд на свёрток и нахмурился.
- Мне казалось, мадам, мы пришли к соглашению.
- Сударь, - возразила Джулия. – Мы с вами изложили наши побуждения и мнения. Но к соглашению ещё не пришли.
- Хорошо. Тогда вот вам мой ответ: я ни при каких обстоятельствах не прикоснусь к этим документам. Это моё последнее слово. И вы можете делать с этим, что хотите.
Ошеломлённая Джулия машинально прикоснулась к пакету на столе.
- Прошу вас внимательно всё проверить, - повторил он.
- Я доверяю вам, мистер Ноубл, - растерянно сказала Джулия.
- Для делового человека вы весьма беспечны, - с неодобрением заметил он, хмурясь.
- Прошу прощения, - спохватилась Джулия. – Я немного ошеломлена, - проговорила она, взяв себя в руки. Она проверила бумаги, читая одну за другой, и порвала в клочки договор, швырнув обрывки в камин. – И всё же, наша сделка с вашим сыном была честной. Он имел все права на эти акции…
- С формальной, юридической точки зрения, сделка была честной, хоть и небезупречной – ведь владельцем завода формально является ваш брат. Но предпосылки для этой сделки были бесчестны. Именно поэтому я вырвал эти бумаги из рук моего сына и принёс вам лично. Поскольку, зная вашу щепетильность, я был уверен, что вы откажетесь их принять.
- Скажу вам, мистер Ноубл, что ваша честность весьма редкая вещь вреди делового мира акул и волков.
- Я недостоин ваших похвал, мисс Баттон. Поскольку я рассчитываю на возврат всей суммы, одолженной вам… - Джулия напряжённо замерла. - …когда вы сочтёте это нужным, - с намёком на улыбку, закончил он. Джулия сдержала облегчённый вздох. – И, надеюсь, подобное происшествие не скажется на наших дальнейших деловых отношениях.
- С моей стороны не вижу никаких причин не желать этого, - улыбнулась Джулия и протянула ему руку. Он, поколебавшись, слегка её пожал. – Но как же ваш сын?
- Он поступил как негодяй и должен быть наказан за это.
Мистер Ноубл повернулся, чтобы уйти. Но вдруг обернулся к девушке.
- Разрешите поздравить вас с вашим будущим браком и позвольте откланяться. – Он сделал движение, чтобы уйти.
- О, какая я нерадивая хозяйка! – воскликнула Джулия, всплеснув руками. Она остановила его, положив руку на его рукав. – Я прошу вас остаться на чай и составить мне компанию.
- Я думаю, это будет неловко, учитывая наши деловые интересы…
- А я думаю, что вы снова ставите в неловкое положение меня после столь великодушного жеста с вашей стороны, отказавшись от такой малости с моей. – Она слегка улыбнулась. - Я прошу вас. Иначе я буду думать, что у вас остался какой-то осадок после общения со мной. И буду опасаться вашей неискренности или подвоха.
Она посмотрела ему в лицо и повторила:
- Я прошу вас. Вашим собеседником может быть мистер Сворд, если вас тяготит моё общество или если вы по каким-то причинам не захотите говорить со мной или матушкой.
- Вы очень решительны и прямолинейны для женщины, - произнёс мистер Ноубл. – Жаль, что мой сын не вас выбрал себе в жёны. Мы могли бы быть полезны друг другу.
- Я откровенна и прямолинейна с теми людьми, которым по-настоящему доверяю и которых безусловно уважаю. Мне тоже жаль, что вы не мой деловой партнёр.
Она снова протянула ему руку. Тот, слегка улыбнувшись, на этот раз прикоснулся к ней губами.

Глава 40

Удовлетворённый вид Джулии, когда она открыла дверь кабинета, успокоил Ричарда, и он, протоптавший тропинку по ковру в коридоре, облегчённо вздохнул, увидев её лицо. Он сам не знал, чего вдруг испугался.
- Мистер Ноубл был столь великодушен, что я упросила его о ещё одной милости: он останется на чай, - с улыбкой сказала Джулия. – Я предупрежу прислугу, а вы, пожалуйста, проследуйте в гостиную.
Она направилась по коридору, слегка пожав руку Ричарду, как бы говоря, «потом всё объясню». Ричард, пытаясь освоиться со своим новым положением хозяина этого дома, повёл неожиданного гостя, на ходу пытаясь нащупать нить беседы. Но мистер Ноубл был холоден и строг. Он весьма неохотно отвечал на вопросы, казалось, погрузившись в свои мысли.
Миссис Баттон выйти отказалась наотрез, надменно заявив Джулии, что ей нечего делать в обществе неблагодарной дочери, распутного аристократа и презренного торговца. Джулия не стала указывать матери, что та сама жена и дочь обычных эсквайров, и ещё не так давно вела себя совсем не целомудренно. Всё же дочерняя покорность, несмотря на оскорбления матери, была ей присуща. Она лишь хотела спросить, не подать ли ей чай в комнату.
- Нет! – с надрывом сказала миссис Баттон. – Ты слишком хорошо дала мне понять, что я в собственном доме всего лишь гостья. И не имею права что-то хотеть. Я буду молиться о том, чтобы господь укрепил мой дух в этом испытании. – Она набожно сложила руки и возвела очи горе. – Чтобы он смягчил твоё сердце и направил тебя по стопам добродетели. Бойся искушения, дочь моя! – театрально простирала она руки к дочери. – Дьявол может таиться и под самой привлекательной личиной. Ты же падаешь всё ниже! Ты занимаешься богомерзкими делами, к которым женщина даже касательства иметь не должна! Ты поддаёшься обольщению и соблазну распутника! Берегись, дочь моя! У тебя ещё есть время спасти душу!
- Вы предлагаете мне уйти в монастырь? – с холодным бешенством спросила Джулия, утомлённая бессмысленной проповедью.
- В твоём случае это было бы самым лучшим выходом! – возопила миссис Баттон. – Ты погрязла в грехах! Непокорная, неблагодарная дочь! Безбожная женщина – ты остаток дней должна провести в покаяниях! Твои недостойные занятия отражаются и на нашей репутации, мисс, - наставительно говорила миссис Баттон. – Мне стыдно говорить соседям, чем вы заняты и где пропадаете. А эта недостойная поездка в Париж? Да ещё в обществе мистера Сворда, первого распутника Лондона! Какой позор! И чем вы там занимались? С чем приехали? Все эти недостойные людишки с их мерзкими делами! А вы – дочь дворянина! Торговка! Стряпчий! Какой ужас! И это поведение дочери дворянина! Женщины! Это немыслимо! Неслыханно! Нам уже отказали в четырёх домах. Чего вы добиваетесь, мисс? Если ты с твоим вздорным и упрямым характером никогда не выйдешь замуж – это ужасно. Но ты прокладываешь такую же судьбу своей сестре! А у неё есть все шансы сделать хорошую партию! Возьмись же за ум – прекрати терять своё достоинство среди отребья! Пожалей хотя бы остатки нашей репутации!
- Нашу репутацию в разное время порочили все, кому не лень. Я же преумножаю наше состояние. Или вы не знаете, что чем больше у девушки приданое, тем меньше смотрят на её репутацию и пересчитывают предков?
- Боже милостивый! Что ты говоришь!
- Я говорю, что я не оставлю своих занятий до тех пор, пока деньги, которые я зарабатываю тяжким трудом, не заткнут рот сплетникам и не лишат памяти злоязычников. Пока будут живы истории ваших похождений и женитьбы брата, обстоятельства смерти отца и развязное поведение Милисент, я буду преумножать наше состояние тем способом, каким сочту нужным. И мне глубоко безразлично мнение посторонних людей, единственное занятие которых – перемывать кости соседям. И я стараюсь ради вас и Милисент, чтобы ублажить таковых недостойных людей.
Миссис Баттон потрясённо открывала рот, напоминая рыбу, выброшенную на сушу. Её лицо пошло пятнами, грудь начала тяжело вздыматься, а глаза сверкать.
- Неслыханно! – вскричала она, судорожно обмахиваясь платочком. – Какая наглость! Какая дерзость! Какое унижение! Какое недостойное поведение! Какой ужас, что умер ваш отец, а я дожила до такого позора! Что я дожила до того, что собственная дочь меня в грош не ставит! Что она смеет рассуждать сама, игнорируя наставления матери! Что настолько забыла дочерний долг, что смеет указывать и дерзить матери! О небеса! За что мне это!
Она упала в кресло, тяжело дыша.
- Моя дочь! Моя дочь смеет упрекать меня! Смеет оценивать моё поведение и поучать! Господи! Зачем я дожила до этого! – Она всё сильнее обмахивалась платочком.
- Почему вы вопрошаете здесь? – холодно спросила Джулия, начиная, однако закипать. – Задайте этот вопрос пастору.
- Замолчи, негодяйка! – вскричала миссис Баттон, махая на неё рукой с платочком. – Ты хочешь убить меня! Я чувствую, что умираю!
Джулия пожала плечами и вышла. Через минуту к миссис Баттон вошла горничная с солями. Миссис Баттон разразилась рыданиями, причитаниями и проклятиями.
Видя, что с матерью разговора не получилось, Джулия оставила её играть её собственный спектакль перед горничной со слезами, истериками, религиозным экстазом и цитатами евангелия на устах. Она убедилась, что её матушка окончательно спятила.
Милисент не соизволила даже придумать причину для своего отсутствия на чаепитии, и мистеру Ноублу пришлось довольствоваться обществом Ричарда и Джулии.
Постепенно отходя от своих мыслей, он нашёл в своей хозяйке остроумную собеседницу, подкованную в разных областях знаний. Отошедший на второй план Ричард ничуть не был этим обижен. Он со стороны наблюдал, каким обаянием окутала Джулия этого чопорного и холодного человека, что тот стал оттаивать и даже шутить, несколько грубовато, видимо, с непривычки, и пытаясь флиртовать в несколько тяжеловесной старомодной манере. Но Джулия ни словом, ни жестом не выразила неудовольствия, презрения или самоуверенного превосходства. Она была тактична и обворожительна, вызвав гордость за свой выбор у Ричарда и оставив в очаровании своего обаяния мистера Ноубла.
Прощаясь, мистер Ноубл обратился к Джулии, целуя ей руку:
- Я могу лишь сожалеть, что мой сын не оценил вас. Вы весьма необычная молодая женщина. Подобных вам мне не доводилось встречать.
Он повернулся к Ричарду.
- Вы приобретаете сокровище, сэр. Желаю вам сил его сберечь.
Затем он снова повернулся к Джулии.
- Не забудьте, мисс. С завтрашнего дня мы с вами снова враги. Но я преисполнен к вам уважения и почтения.
Он церемонно поклонился и не спеша вышел.
- Так зачем он приходил? – спросил Ричард, когда они с Джулией вернулись в кабинет. Без обиняков Джулия вкратце рассказала содержание беседы с мистером Ноублом. В доказательство она указала на распотрошённый пакет. Опомнившись, она собрала бумаги, бегло просмотрела и убрала под ключ.
Ричард подошёл к Джулии и обнял её.
- Вот видишь. Тебе ничего не пришлось делать самой. Всё разрешилось без тебя.
- Я этого не ожидала, - проговорила Джулия.
Она некоторое время нежилась в его объятиях, пока некое практическое соображение не пришло ей в голову.
- А вам для женитьбы не следует получить разрешение? И надо позаботиться об объявлениях и оглашении. На это нужно время. А я бы не хотела медлить с поездкой в Уоркинг.
- Ты напиши туда письмо. Может не всё так плохо, как ты думаешь.
Джулия направилась к столу и быстро набросала несколько строк. Затем, позвонив, она сказала Мери, вручая ей запечатанный конверт:
- Отправь это с нарочным. И пусть дождётся ответа.
Мери присела и исчезла. Джулия стала мерить шагами комнату.
- Я не могу сидеть просто так, - сказала она Ричарду, который наблюдал за ней. – У нас есть ещё одно дело – поженить наших слуг. Вызывайте своего, а я позову Мери.

Глава 41

Как ни рвалась Джулия съездить проведать дела на заводе и шахте, хлопоты дома не давали ей времени на это. В течение недели она ждала ответа на своё письмо, без шума поженив, тем временем, не слишком упиравшихся слуг и отправив Милисент с матерью в Уиллидж. Обещание миссис Баттон отправить младшую дочь в деревню, данное ей после выдворения из дома сэра Сворда, так и осталось пустым звуком. Да и поместье семьи Джулия не считала достаточно уединённым для Милисент, чтобы она не натворила бед и не подпортила собственную репутацию ещё больше. Этот отъезд стоил ей целого дня уговоров истерически кричавшей сестры, нотаций матери и головной боли после их отъезда. Она с облегчением вздохнула, когда их карета скрылась за поворотом дороги.
Ричард занимался разрешением на брак, забавляя отца своим энтузиазмом. Сэр Сворд ещё не определился в своём отношении к Джулии, и приглашение от молодой женщины на чай позволяло ему сделать свои выводы. Джулия же, помня нелицеприятное мнение о ней отца своего жениха, всё время была напряжена, что не способствовало хорошему мнению о ней сэра Сворда.
Однако, когда разговор зашёл о литературе и технических новинках века, Джулия понемногу успокаивалась, оказавшись в своей стихии, и весьма разумно беседовала с пожилым джентльменом. Препроводив её в библиотеку, он сначала весьма скептично смотрел на её выбор книг. Но, увидев, что она увлеклась литературой о паровых двигателях и финансовой системе Европы, он потерял дар речи от возмущения. Недоверчиво он беседовал с ней о насосах и экономике, удивляясь всё более и более. А Джулия, почувствовав себя в своей среде, совершенно освоилась, отбросив скованность и неуверенность. Ричард с удовлетворением наблюдал за метаморфозами своего отца. А тот не мог оправиться, ужасаться ли ему таким суфражистским суждениям молодой женщины или радоваться, что она не пустая глупышка. Джулия вызвала его неудовольствие прямым вопросом, который поставил его в тупик, хоть он и не собирался в этом признаваться.
- Вы считаете, что женщина не должна интересоваться финансами, техникой, политикой, но только уметь играть на пианино, петь, вышивать, рисовать акварели и щебетать пару фраз на двух-трех языках, перемывать кости соседям, обсуждать внешность знакомых, ужасаться реалиям жизни, мило краснеть на пустые комплименты и падать в обморок от крепкого выражения портового рабочего, и в то же время такое поведение вы считаете глупым, а женщин – неумными. Но либо женщина – умна и не скрывает этого, что не нравится большинству мужчин, либо глупа, как они того хотят. Но тогда почему вы жалуетесь?
В первый раз пожилой джентльмен не нашёлся, что ответить на столь прямой вопрос женщины. С мужчиной он бы поспорил. Хотя бы по той простой причине, что мужчины придерживались его точки зрения. Но как спорить с женщиной, которая не хочет жить по не ею установленным законам?
- Скажите, мисс, чем вас не устраивает нынешнее образование женщин? По-моему, всего того, что они знают и умеют, вполне достаточно для их – вашей – жизни.
- По-вашему, образование – это бренчать на рояле, когда никто не хочет слушать, петь плохо поставленным голосом глупые песенки, писать в альбом пошлые стишки, скакать под весёленькие мотивчики по залу с малознакомым мужчиной, развлекая его банальностями и глупостями, вышивать бесконечные скатерти, никогда не заканчивающиеся носовые платки и алтарные покрова, подсчитывать число яиц в курятнике, летом собирать в саду безвкусные букеты для гостиной, а зимой захламлять дом сухими цветами, щебетать пару заученных фраз на французском, неумело рисовать акварельки, вязать шали, которые кроме прислуги никто не наденет, и столь же плохо шить платья непонятно для кого? Это, по-вашему, образование для женщины? Если так, я бы предпочла такового вовсе не получать.
- Но зачем вам философия, история, физика? Зачем вам знать химию и астрономию? Для чего вам эти знания, как и многие другие, столь же лишние? Кого ими вы хотите поразить?
- Я никого не хочу поражать. Мне это просто интересно.
- Хорошую жену должен интересовать дом и дети. И муж, в первую очередь. А всё остальное – блажь и капризы.
- Пусть так. В таком случае, я не хочу быть хорошей женой.
- Чёрт побери! Весьма резкие слова для женщины, тем более, вашего молодого возраста. Чему удивляться, что у вас до сих пор не было мужа!
- При таких условиях я не хочу никакого мужа. Если мужчине нужна я, пусть принимает такой, какая я есть. А иначе – он мне не нужен.
- Какое самоуверенное заявление!  Решительное, я бы сказал. Я не удивлён, что с таким характером вы до сих пор одиноки.
- Пусть. Лучше быть одной, чем с недостойным, которого я не уважаю и к которому не испытываю склонности. Лучше быть одной, чем с самоуверенным дураком, вся заслуга которого только в том, что он мужчина. Лучше быть одной, чем с маменькиным сынком, который в Оксфорде или Кембридже волочился за служанками или проигрывал отцовское наследство в карты. Лучше быть одной, чем с пропойцей или скупцом.
- Вы весьма безапелляционны. Нехорошее качество для жены. Все несовершенны. И вы, сударыня, тоже.
- Я говорю о том же самом. Есть недостатки, есть грехи, есть пороки. С первым я могу примириться и не обращать на это внимания. Второе могу простить, если человек всё осознал. Третьего не приму никогда.
- Повторю, я не удивлён, что вы были одиноки. Такая решительная женщина отпугнёт кого угодно.
- Пусть. Меня одиночество никогда не страшило.
- Однако вы передумали.
- Всё возможно. Я просто нашла такого мужчину, какого хотела.
На это сэру Сворду нечего было возразить, и он благоразумно оставил столь неоднозначную тему. Недовольно хмуря брови и покусывая губы. А Джулия, опомнившись, поспешила принести ему извинения за свою горячность и безапелляционность, чем ещё более расположила к себе своего будущего родственника. Он вовремя припомнил, как она обеспокоилась его чувствами, когда она и его сын умчались на континент, и информировала его о состоянии здоровья его сына, чтобы не доставлять ему ненужных тревог и огорчений.
В конце концов, Джулия сумела обаять и его, хотя мнения упрямого джентльмена по поводу места женщины в мире и жизни мужчины окончательно поколебать не смогла.
- Я не знаю, что у вас получится из брака с моим сыном, - брюзгливо сказал сэр Сворд, прощаясь. – Всё же, самостоятельная и умная женщина – это вызов природе. Однако я рад, что он женится на вас, а не на девице, подобной вашей сестре. Вот тут бы точно хорошего ничего не вышло.
Джулия сделала вид, что пропустила укор, хотя нелицеприятный отзыв будущего свёкра о её сестре и задел её. Но она слишком хорошо знала, что он прав.
От самой же Милисент и её матери не приходило никаких сообщений. Джулия и не ждала их. Ей вполне достаточно было хлопот со своими делами.

Глава 42

Миссис Кавальо и сеньора Баттон, извещённые о предстоящем событии, не переставая наносили визиты Джулии, принося то образцы тканей на платье, то рецепты пирогов на торжество, не забывая каждый раз поздравлять Джулию и желать ей и Ричарду всего самого хорошего. Сеньора Баттон, как любительница украшений, раздобывала адреса мастерских и ювелиров. И обеих дам удивляло, что ни Джулия, ни Ричард ещё не начали подыскивать дом, в котором они оба поселились бы после свадьбы. А Джулия сейчас не могла думать ни о чём другом, как о письме из своей деревни с заводом – Уоркинга. Однако по истечении времени пришедшее, оно её успокоило. Управляющий, нанятый впопыхах вместо давнего преданного работника, мистера Фейтфула, у которого возникли проблемы в семье и поэтому попросившего отставку, весьма подробно отчитывался в своих действиях и тратах, которые слегка удивили Джулию. Так же её неприятно поразил тот факт, что новый управляющий ничего не писал о рабочих и их семьях, о больнице и деревне. Она сожалела, что перед отъездом в Париж в спешке вынуждена была променять проверенного и честного мистера Фейтфула с его внезапно заболевшей на курорте матерью, на эту мало знакомую туманную личность. И всё же грамотно написанное письмо немного успокоило её, хотя её и удивили вдруг возросшие расходы. Не бог весть что, но для этого просто не было оснований.
Ричард наконец получил разрешение на брак, оглашение было совершено, объявления даны, осталось только присмотреть и подготовить дом, пошить платье и разослать приглашения. Однако это грозило растянуться не на один месяц. И Джулия уже намекала Ричарду, что она с большой радостью избавилась бы от хлопот с заводом, чтобы потом спокойно уехать с ним на медовый месяц. Но Ричард хотел, чтобы в Уоркинг они поехали уже будучи женатыми. Это никак не устраивало Джулию: она просто не могла бросить дела на столь долгий срок. И между ними стали возникать первые ссоры: он не мог понять её одержимость делами, а она не могла понять его упрямства. И всё же, будучи оба разумными людьми, они старались не доводить дело до разрыва. Они всё же любили друг друга. Хотя разум и нашёптывал Джулии, что это только начало и, поддавшись чувствам, она может потерять независимость и обеспеченное будущее, которое строила сама. Однако, видя, как Ричард переживает её успехи и неудачи, она не позволяла себе срывать на нём свой гнев: в конце концов, его можно понять. Он ведь любит её. Хотя и эгоистической мужской любовью. И хочет быть с ней, как говорится, «в радости и в горе, болезни и здравии». Именно поэтому она не находила себе места: ведь он не виноват, что она сейчас такая тревожная и непоседливая. Ей оставалось только ждать и принимать участие в делах, которые её мало интересовали в данный момент. Выбор платья или дома волновали её меньше, чем условия труда её рабочих и прибыль, которую могли дать или не дать нововведения на её предприятиях. Безо всякой причины она ждала, что что-то должно случиться. Она не понимала сама себя. Она не понимала причин свой тревоги, но с каждой неделей ей всё больше хотелось уехать.

Глава 43

Когда её непонятное волнение достигло апогея, перед дверями её дома появился весьма колоритный дуэт: взъерошенный юноша с бойкими глазами и хмурый молчаливый гигант. Перепуганная служанка, которая только несколько дней назад смущённо краснела под венцом и ожидала обещанного мисс Баттон медового месяца, решила, что социалисты, которых она навидалась во Франции, пришли устроить революцию в Лондоне, причём, начать с их дома. С безумным блеском в глазах она поведала о посетителях хозяйке, которая сама поторопилась их встретить.
- Гарри! – воскликнула она, увидев гиганта. – Питер! Что вы здесь делаете?
Вопреки всем правилам приличия, она сама проводила их на кухню, где распорядилась хорошо накормить. Испуганная Мери следовала за ней, стараясь не остаться в одиночестве. Неясно было, чего она более опасается: оставить одну госпожу или себя.
Пока гости ели, причём рот Питера не закрывался не только на еду, успевая сказать сотни комплиментов служанкам, крутившимся рядов в надежде разжиться новостями, Джулия гадала, что же сподвигло в середине месяца в разгар работы уехать её рабочих с завода. Она не могла дождаться, пока они закончат, чтобы расспросить подробнее.
Питер шустро управился, умудрившись обаять кухарку – суровую женщину с красными руками, и служанок. Слуги, молодые люди, тоже не остались в стороне – бойкий юноша успел переброситься с ними не одной парой слов, из которых заключил, что все служанки в доме заняты и ловить ему нечего. Степенный Гарри ел неторопливо и основательно, молча и сосредоточенно. Он не смотрел по сторонам и никого не хотел обаять. Ему были безразличны шутки его молодого спутника, даже, если они задевали его самого.
Покончив с трапезой, Джулия разогнала слуг, к большому неудовольствию Питера и, изнывая от беспокойства, обратилась к путникам.
- Так что же случилось, что вы здесь? – Она переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять. Но ей ничего не приходило в голову.
- А случилось то, мисс, - наверное, в первый раз серьёзно сказал Питер. – Что ваш управляющий – либо вор и лжец, либо вы сами, при всём моём к вам уважении, мисс, хотите выжать из нас все соки за гроши.
- Да что стряслось? Говорите толком! – воскликнула Джулия, начиная догадываться.
- Полгода назад, когда у мистера Фейтфула начались семейные проблемы, вы его отпустили и заменили на Дональда Авида, американца.
- Это я помню, - прервала Джулия. Этот Авид был ей предоставлен агентством по подбору персонала и был нанят впопыхах без предварительной проверки, только согласно бумажным рекомендациям, на которые Джулия написала запросы, но не успела дождаться ответов. За всё это она до сих пор упрекала себя. Невесть кто, невесть откуда в то время он был для неё хоть небольшим, но спасением. Успокоенная его отчётами, она пока не собиралась его менять. Она хотела всё проверить сама. Но это постоянно откладывалось по различным причинам, на которые Джулия не могла повлиять.
- Ну, так вот, - продолжал Питер. – Он первым делом удлинил нам рабочий день на два часа…
- Что? – Джулия вскочила.
- …И сказал, что это по вашему распоряжению…
- Мерзавец! – Джулия заметалась по кухне. Мери забилась в самый тёмный угол, в страхе наблюдая за ней.
- Потом он потребовал, чтобы мы платили за воду, которой мылись в душевой после смены, за еду в столовой во время работы, а перед тем как мы уехали, начал говорить, что надо платить аренду за землю, на которой стоят наши дома.
- Да как он посмел!
- И всё это, он утверждал, делалось по вашему распоряжению.
- Какой негодяй! – твердила Джулия, вышагивая по кухне и сжимая кулаки. – Куда он девал деньги за всё это? – вдруг спросила она, резко остановившись перед Питером.
- Сначала он упирался и говорил, что это не нашего ума дело. Но Гарри, - Питер кивнул на гиганта, который даже бровью не шевельнул, - объяснил ему, что с нами так говорить нельзя, и он был вынужден сказать, что всё высылал вам. У вас, дескать, какие-то денежные проблемы, и вы можете потерять завод и шахту.
- Ложь! – вскричала Джулия, в ярости взмахнув рукой.
- Паровые котлы работают на износ, - послышался голос Гарри. – Если их будут так топить, то они лопнут быстрее, чем вы моргнёте.
Джулия мгновенно всё поняла. Её банально обкрадывали. Этот американский ловкач привык зарабатывать на всём. Ему плевать на деловую репутацию Джулии. А её саму он, похоже, вообще в грош не ставил, считая, что глупая женщина ничего не поймёт. Она и в самом деле глупа, подумала Джулия, раз, поддавшись чувствам, пустила на самотёк дела. Бог знает, можно ли ещё их поправить! Одно несомненно: она больше не будет медлить. Сегодня же отдаст распоряжения, а завтра она уедет. Вместе с Ричардом или без него.
- На шахте люди недовольны, - мрачно сказал Гарри. – Мальчишка Гольдблюм, наслушавшись про социалистов, мутит воду. Назревает бунт. А этот Авид как будто всё делает для того, чтобы это ускорить.
Повисла тягостная тишина. Мери в своём углу затаила дыхание, Питер и Гарри выжидательно смотрели на неё.
- Сегодня вы ночуете здесь, - хмурясь, сказала Джулия. – А завтра я еду с вами.
Она распорядилась разместить рабочих, а сама кинулась писать письма: банкирам, деловым партнёрам, Ричарду. Одновременно с этим она приказала Мери собирать вещи.

Глава 44

Во время этой суматохи появился Ричард. По смятённым лицам снующих слуг он понял, что случилось что-то ещё. Быстро пройдя в кабинет, он заметил встревоженную Джулию, озабоченно приводившую в порядок бумаги.
- Что стряслось? – спросил он, входя.
- Случилось то, что я давно уже должна была быть в Уоркинге, - раздражённо сказала Джулия, разрывая какую-то бумагу. – Но вам во что бы то ни стало надо было, чтобы мы уехали женатыми. Хотя это вполне могло подождать – эти хлопоты так быстро не закончатся. А я теперь на грани катастрофы. – Она подняла на него глаза. – Я не знаю, зачем вы постоянно оттягивали отъезд. Могу только подозревать: вы хотели, чтобы я разорилась и полностью зависела от вас. Может, вам невыносима мысль о том, что я независима и имею свои деньги и своё дело. Это мне неизвестно. Но выглядит всё именно так.
Ричард ошеломлённо молчал. Чем он мог заслужить подобный упрёк? Не он ли всегда поддерживал её, даже уходил в тень подальше от её финансовых дел, когда она обсуждала сделки на бирже со своими многочисленными соратниками и конкурентами? Что за недоверчивая вероломная упрямица?
Тут его охватило холодное бешенство. Чёрт с ней, со свадьбой – обвенчаться можно в любой сельской церкви по дороге. Чёрт с ним, с приёмом – его можно устроить по возвращении. Но он не позволит её подозрительности разрушить их любовь.
Он подошёл к ней и взял её за плечи. Она хотела вырваться, но он крепко держал её. Слегка наклонившись, он посмотрел ей прямо в глаза.
- Конечно, мне не нравится, что ты занимаешься такими делами, якшаешься с разными мужчинами и распоряжаешься собственностью брата. Я всё же мужчина. Это мои обязанности. Однако я прекрасно понимаю, что в таких вопросах ты разбираешься лучше меня. То, что ты независима, я знаю давно. Да, это мне тоже не нравится. Удел мужчины – защищать и оберегать женщину, содержать и заботиться о ней. И ты при всей своей независимости тоже в этом нуждаешься. Только в другом смысле. Да, мне не нравится многое. Но я тебя люблю. И буду поддерживать в том, что ты сочтёшь нужным делать. Хоть баллотироваться в парламент. – Он слегка улыбнулся. Джулия хмуро смотрела на него. – Я не знаю, зачем мне надо, чтобы перед отъездом мы поженились. Недавно и ты не знала, почему была так тревожна. Всё прояснится со временем…
- Я еду завтра, - категорично сказала Джулия. – С вами или без вас.
Она что, не слушала его? Он судорожно стиснул ей плечи, вызвав гримаску на её лице. Опомнившись, он отпустил её, глядя в сторону.
- Завтра я еду с тобой, - хмуро сказал он. Потом поднял глаза на неё. – А сегодня ты поедешь со мной. Сейчас.
Он порывисто схватил её за руку и потащил из кабинета. Возмущённая Джулия пыталась протестовать и вырываться. Но сегодня Ричард был настроен более чем решительно.
- Хотя бы объясните, куда мы едем? – воскликнула Джулия уже на улице, едва успев накинуть на себя плащ по дороге.
Ричард подозвал кэб, не слишком вежливо впихнул в него Джулию и сел сам.
- Собор святого Стефана! – крикнул он, обернувшись, кучеру. – И полгинеи, если довезёте за двадцать минут!
Хлыст свистнул, щёлкнул и карета резко дёрнулась.
- Что вы делаете? – вскричала Джулия.
- Я говорил, что мы поженимся перед отъездом, - серьёзно сказал Ричард, крепко держа её за руку. – Мы поженимся через двадцать минут, если кучер успеет.
Джулия задохнулась. Вот это поворот! Ричард одержим ею, как она – своей работой.
Она раздражённо замолчала, забившись в угол и поглядывая из него на Ричарда. После долгой паузы она спросила:
- А почему собор святого Стефана? Для быстрой свадьбы не нужен помпезный храм.
- Рядом с собором колледж. Поэтому проще найти свидетелей для венчания, - кратко сказал Ричард. – И потом, там служит мой хороший друг, который поженит нас без вопросов и причитаний. – Он чуть улыбнулся. Джулия всё ещё хмурилась в своём углу. Она думала, как будут разочарованы миссис Кавальо и сеньора Баттон, а также другие, которым были разосланы приглашения. Видимо, Ричарду это просто не пришло в голову.
Кэб остановился у ворот собора довольно скоро. Расплатившись, Ричард, провёл Джулию внутрь и весьма быстро нашёл своего знакомого, оказавшегося степенным пастором, не намного старше самого Ричарда. Тот, выслушав его сбивчивую историю, просмотрев разрешающие бумаги, недовольно нахмурился, однако повелел служке разыскать на улице двух студентов соседнего колледжа, которые чаще были снаружи учебного заведения, чем внутри его. Недолгое ожидание завершилось ко всеобщему удовольствию, и через положенное время Ричард и Джулия стояли на ступенях собора уже как муж и жена, а студенты умчались в ближайший паб праздновать столь знаменательное событие. Джулия всё ещё не могла отойти от страстного поцелуя Ричарда, скрепившего их союз. На её руке тускло поблёскивало старомодное кольцо – подарок Ричарда. Зачем он постоянно носил его с собой – раньше он бы не смог сказать. Видимо, оно ждало своего момента. Кольцо его матери, которое он хотел торжественно надеть на пальчик Джулии во время неспешной и пышной церемонии. Однако пришлось без лишних сантиментов, торопливо и чуть ли не мимоходом надеть его сейчас.
В наступающих сумерках и начинающем накрапывать дожде он смотрел на Джулию, которая, казалось, уже обдумывала, как она будет решать свои проблемы. Невозможная женщина! Сегодня их брачная ночь – а ей как будто дела нет!
- Я думаю, брачную ночь лучше отложить до завтра, - вдруг услышал он спокойный голос Джулии, которая как будто прочитала его мысли. – Я надеюсь, вы меня понимаете.
Он её понимал. Что, однако, не уменьшало его недовольства. Ведь он её муж, в конце концов! Он имеет все права поступать так, как подобает мужу. Но Ричард снова проглотил раздражение: в конце концов, это его блажь, чтобы они уехали женатыми.
Проводив Джулию до дома, он вернулся к себе и тоже занялся сборами, забавляя отца своим недовольством и досадой.
А дома Джулия всё ещё приходила в себя от скорости, с которой прошла её свадьба. Высокородный лорд, а женился как простой конюх – без цветов, гостей, выездов, лент и толпы зевак. Однако, тряхнув головой, Джулия занялась неотложными сейчас делами, продолжая приводить в порядок бумаги, от чего её отвлёк Ричард своим появлением.

Глава 45

Утром, едва она успела спешно позавтракать, как у её дверей ждала карета. Ричард нетерпеливо гарцевал рядом. Джулия загрузилась в экипаж с кипой своих бумаг, туда же запихнула новую горничную – молоденькую перепуганную девчонку, двоюродную сестру Мери, спешно вызванную ей на замену. Питер и Гарри разместились на запятках. Несколько минут – и они помчались из Лондона.
Всю дорогу в карете Джулия что-то нервно писала, исправляла, переписывала, складывала черновики в одну стопку, а исправленные бумаги в папку. Ханна, новая горничная, забившись в угол, с испугом следила за её действиями. Это была её первая работа, и она до смерти боялась сделать какой-нибудь промах, боялась быть уволенной. Она приехала на свадьбу своей двоюродной сестры, которая очень просила заменить её. По приезде Джулия поселила её в своём доме. Мери успела просветить кузину на счёт работы, обязанностей, характера и пристрастий хозяйки, её предпочтений и недовольств, а также по поводу её занятий совсем неженскими делами.  И теперь новая горничная смотрела на свою хозяйку с благоговением и испугом, как на непонятное божество. Одно радовало девушку: по словам Мери, Джулия не имела склонностей бить слуг и даже кричать на них. На мелкое и редкое воровство смотрела сквозь пальцы, но не прощала предательства и крупных краж. Девушки много беседовали о хозяевах. Большей частью говорила Мери, а Ханна имела слишком мало опыта в общении с господами, чтобы иметь свое мнение. Однако из разговоров с кузиной она вынесла весьма сумбурные и противоречивые сведения о своей хозяйке. И теперь, наблюдая её сама, она не знала, что и думать.
А Питер всю дорогу был странно молчалив. Когда случались остановки, и он был вынужден обедать с ней за одним столом, он не смел поднять на неё глаз, краснел и заикался на простых словах. Хмурый Гарри понимающе поглядывал на него, но ничего не говорил. Занятая своими делами Джулия рассеянно заметила смятение молодого человека. И в редкие минуты отдыха от цифр и отчётов попросила Ханну хотя бы в ближайший год не выходить замуж, поскольку она слишком занята сейчас, чтобы заниматься благополучием слуг. Из разговоров с Мери Ханна поняла, что хозяйка проявила необычайную щедрость: не только оплатила венчание слуг, но и дала Мери кругленькую сумму, на которую она и будущий ребёнок смогут жить, не слишком, впрочем, шикуя, даже, если её муж потеряет работу. Она специально оформила всё так, чтобы муж не имел касательства к этим деньгам. Однако Мери предпочла пока остаться при Джулии, занимаясь не слишком обременительной работой до родов. Она была готова целовать ботинки своей госпожи за её неслыханную заботу о себе и своём ребёнке. Наслушавшись рассказов горничных, которых выгоняли на улицу лишь только живот начинал расти, Мери с ужасом ждала приближения этого дня. И подобная благотворительность Джулии сделали из Мери самую верную и преданную служанку. Молодой человек, что обеспечил ей эти неприятности, с женитьбой не торопился по причине отсутствия денег. Против самого брака он ничего не имел, да и девушка ему нравилась. Но с циничностью мужчины он отговаривался тем, что ему трудно будет обеспечить жену, а тем более жену с ребёнком. Джулия и Ричард вдвоём устранили это препятствие, обеспечив семью небольшими средствами. Джулия ещё долго раздражённо повторяла Ричарду возмутительную фразу его слуги, добавляя, что беременная женщина остаётся вообще без средств и работы, в то время, как мужчина может продолжать работать, если ему не взбредёт в голову блажь сделаться каким-нибудь бродягой без дома и средств. Ричард считал, что девушка прекрасно понимала, откуда берутся дети, и если она попала в такую беду, то виновата сама. На что Джулия резонно замечала, что без посредства мужчины ни одна девушка в подобную беду не попадает. И если уж искать виновных – то виновны оба. Ричард тогда не смог её переубедить и согласился материально поддержать своего слугу, не слишком, впрочем, раскошелившись: ведь работу его слуга не терял.
Всё это Ханна узнавала из слов Мери и наблюдая за своей хозяйкой. Она не собиралась замуж, что было удивительно для девушки. Она хотела сначала накопить денег, а уж потом идти под венец. Её удивляло отношение Джулии к слугам, и она не знала, что ей думать – ведь сравнить ей было не с чем. Питер ей понравился. Но не более. Да и знала она его всего ничего. Поэтому со спокойной совестью и робостью в голосе пообещала хозяйке не торопиться с замужеством.
Ричард же, со своей стороны, не видел ничего, кроме Джулии. Он терпеливо сносил их раздельные кровати в гостиницах и отсутствие должной покорности в жене. Он боялся, что, если будет настаивать, то заслужит не повиновение, а презрение – весьма странная черта характера, если учесть, что в его время мужчинам требовалась от женщины скромность, молчание, покорность и безоговорочное признание первенство мужского ума над примитивным и неспособным к обучению женским. Ричард имел много возможностей убедиться в ошибочности этого утверждения. Он с иронией наблюдал, с каким умом и тактом управляют своими мужьями миссис Кавальо и сеньора Баттон, с какой изворотливостью выходила Джулия из семейных неурядиц, как ловко отвечала на ехидные, лицемерные и лживые слова сочувствия от знакомых и с какими знаниями беседовала с людьми, когда ездила на стройки и в поля. И хотя он не был готов признать превосходство её ума, глупой он её не считал. Иначе бы просто не смог полюбить. Он бы не смог полюбить женщину, которую не уважает.

Глава 46

Подъезжая к Уоркингу, минуя свою усадьбу Уиллидж, куда она отправила свою мать и сестру, Джулия обнаружила странную тишину, а маленький домик, в котором она жила раньше, оказался занят чужими вещами. Замурзанная девушка, выполнявшая роль служанки, сообщила, что это дом управляющего, в котором он сдаёт комнаты всем желающим вне зависимости от того, чем они будут в них заниматься. Это взбесило Джулию: она не продавала и не дарила свой дом кому бы то ни было и тем более не давала распоряжений превращать свой дом в гостиницу. Недрогнувшей рукой выкинув чужие вещи из своей комнаты, Джулия, даже не передохнув, направилась к заводу. Ричард поспешил за ней, оставив слуг разбираться с их вещами. Питер и Том, едва приехав, улизнули по своим делам. На заводе возмущённую Джулию встретил какой-то клерк в очках и с кипой бумаг. Он важно сказал, что управляющий в данный момент отсутствует. Если леди что-то хочет ему сказать, пусть запишется на приём. Это окончательно вывело её из себя и она, не слишком выбирая выражения, сказала, что она сама спишет и его, и управляющего. Оставив клерка с разинутым ртом стоять и пялиться ей вслед, Джулия чуть не бегом помчалась к дому управляющего. Ричард неодобрительно покачивал головой, еле поспевая за ней.
Дойдя до дома управляющего, Джулия неприятно поразилась: выровненные замощённые дорожки вели к дому, который оказался в полтора раза длиннее и на этаж выше того, что помнила Джулия. Кованые ворота и большой сад довершали картину.
Толкнув калитку и пройдя по дорожке, Джулия наткнулась на запертую дверь. Закипая, она обошла вокруг дома и обнаружила своего управляющего, развалившегося в кресле с сигарой и рюмкой коньяка. Початая бутылка стояла рядом. Невдалеке подрезал кусты мужчина, в котором Джулия с удивлением узнала одного из мастеров, обслуживавших паровые котлы. Едва сдерживаясь, она подошла к управляющему и резко спросила:
- Почему вы и он, - она кивнула на «садовника», - не на рабочем месте? Почему он здесь?
Дональд Авид посмотрел на неё, лениво встав с кресла и, подойдя, нарочито долго затянулся, выпустив дым ей в лицо. Джулия поморщилась.
- А какое дело леди до моих дел? – Он равнодушно смотрел на Джулию сверху вниз. – Кто вы вообще такая, дамочка? – Он отошёл к креслу и сел. – Идите, займитесь домом, детьми, садом, пирогами. – Он небрежно махнул рукой, как будто отсылая прислугу. – Не ваше дело, кому и где находиться.
Подобное хамство возмутило Ричарда, стоявшего позади Джулии. Он уже ринулся было надавать по физиономии нахалу, но Джулия опередила его. Она шагнула к креслу и, схватив за грудки управляющего, резко поставила его на ноги. Её лицо застыло от бешенства, а глаза метали молнии.
- Кто я такая? – прошипела она в лицо возмущённому подобным обращением мужчине. – Кто я такая? – повторила она, отпуская его.
Дональд Авид с достоинством оправил костюм и хотел было уже что-то сказать Джулии, как голова его резко дёрнулась: глухой шлепок, и на его левой щеке краснело пятно.
- Тебе ещё неясно, кто я такая? – взорвалась Джулия. – Я та, что наняла тебя! – воскликнула она. Неуловимо взмахнула рукой, шлепок, и правая щека управляющего стала такого же цвета, как левая. – И я же могу тебя уволить, алчный пёс! Американская собака! Кто тебе дал право обворовывать того, кто тебе платит? – кричала Джулия. Пощёчины сыпались на лицо управляющего градом, он даже не успевал увернуться. – Кто тебе дал право считать чужое имущество своим, а наёмных работников – своими слугами? Моё место в саду и на кухне? Тогда твоё – в тюрьме!
Джулия остановилась, тяжело дыша. Пришёл в себя и Дональд Авид. Он мрачно смотрел на неё.
- Сегодня же требую предоставить все бумаги и отчёты и ключи. А завтра не желаю видеть вас здесь, - с холодной яростью сказала Джулия. – И не заставляйте меня повторять дважды. – Она повернулась, чтобы уйти.
- А иначе что? – нахально спросил ей в спину Дональд Авид. – Затопчете меня вашими ножками?
Джулия развернулась и со всей силы ударила наглеца в живот. Тот согнулся, а она, взяв двумя пальцами его за подбородок, подняла его голову, слегка наклонившись к его лицу.
- А иначе вы познакомитесь с британской тюрьмой. Вы хотите, чтобы я досконально изучила ваши отчёты и выставила вам счёт? Я думаю, это не в ваших интересах. Уносите ноги, пока я не передумала.
Она резко отпустила подбородок управляющего, от чего тот непроизвольно мотнулся, и направилась к выходу.
- Твоё счастье, курица, что ты женщина, - зло сквозь зубы произнёс Дональд Авид.
Джулия резко развернулась. Секунда свиста, и между ботинок управляющего завибрировала ручка кинжала. Тот изумлённо смотрел на неё, потом поднял глаза на Джулию.
- Если бы я была мужчиной, - с холодным бешенством сказала она, – я бы тебя так уделала, мама бы не узнала. А потом просто проткнула бы твоё чёрное сердце. А я женщина. И я подаю на тебя в суд. Сейчас я позову сюда людей, чтобы они тебя связали, а завтра мы поедем в ближайший город, где ты посидишь до суда в не слишком приятной компании.
И она набрала в грудь воздуха, чтобы закричать.
- Не надо, мисс. Я всё понял. – Он откинул сигару и выплеснул остатки коньяка. – Был неправ. – Он помолчал. Затем, как будто его душили, выдавил: - Приношу свои извинения.
- Тогда, будьте любезны, убирайтесь, - почти ласково сказала Джулия. – Пока вы не заставили меня снова передумать. И имейте в виду, - добавила она в спину управляющего. – Ваши прежние отчёты всё ещё у меня. Бухгалтерия на заводе. А туда я вас больше не пущу. Потому, если вы захотите навредить мне, подумайте не один раз. Я могу пострадать, не спорю. Но вы потеряете несоизмеримо больше.
- Угрожаете мне? – с ухмылкой повернулся к ней Дональд Авид.
- Разве это угроза? – Джулия удивлённо подняла брови. – Угрозы – оружие слабых, осознающих свою уязвимость. Я говорю то, что есть. Предупреждаю, если хотите.
Управляющий с досадой фыркнул и скрылся в доме. Джулия, не доверяя ему, осталась ждать. «Садовник», видя, что спектакль кончился, незаметно исчез.
Ричард подошёл к Джулии и обнял её за плечи.
- С каждым разом ты удивляешь меня всё больше.
Джулия улыбнулась и положила голову ему на плечо. Некоторое время они простояли, наслаждаясь покоем и временной передышкой. Затем Джулия села в кресло, которое освободил Дональд Авид. Ричард некоторое время постоял около неё, затем сел у её ног. Они тихо беседовали, склонив головы друг к другу. Наконец Джулия краем глаза заметила движение за оградой.
Через несколько минут она высвободилась и, наклонившись, выдернула кинжал из земли.
- Не знал, что ты ходишь с ним, - нахмурившись, сказал Ричард.
- Неблагоразумно с моей стороны надеяться на благородство окружающих, - спокойно сказала Джулия, убирая кинжал в рукав. – Как вы можете убедиться, это присуще далеко не всем.
- И часто ты пускала его в ход? – всё ещё хмурясь, спросил он.
- Сегодня в первый раз.
- Ты могла попасть в него.
- Не могла. Я знала, куда метить, - ответила Джулия и, поднявшись с кресла, повернулась лицом к толпе, которая входила в сад. Ричард развернулся вслед за ней, обеспокоенно оглядывая людей.
Не давая вошедшим – хмурым мужчинам и мрачным женщинам – приблизиться, Джулия сама сделала шаг к ним навстречу.
- Я Джулия Баттон, - произнесла она. Ричард невольно вздрогнул – для неё их свадьба ничего не значит? – Ваша хозяйка. Прошу у вас прощения, что так надолго оставила вас. Но у меня возникли дела во Франции. Пришлось их решать. Однако все нововведения управляющего мной одобрены не были – я вообще о них не знала. Конечно, они отменяются. Сам управляющий с сегодняшнего дня не работает. Его указания вас больше не касаются.
В дверях дома показался Дональд Авид. Он остановился, с насмешкой глядя на Джулию.
- Ни дать, ни взять – пастух со своим стадом! – громко и с издевкой сказал он. Затем, медленно спускаясь по ступеням, добавил: - За остальными вещами я пришлю позже. Надеюсь, здесь они будут в сохранности?
- Мистер Авид, позвольте вам напомнить, что вы тут больше не работаете, - спокойно сказала Джулия, повернувшись к нему. – А ваше пребывание здесь не снискало вам друзей, как я могу заметить. – Она посмотрела на мрачные лица рабочих. – Поэтому меньше слов, за которые вы можете поплатиться, больше дела – уезжайте. Или вы хотите, чтобы эти милые люди проводили вас?
- Снова угрожаете мне, леди? – с насмешкой спросил Дональд Авид, подходя к Джулии.
Джулия вздохнула.
- Какой вы мерзкий человек, мистер Авид, - произнесла она. – Везде вам видятся угрозы. Вы не представляете для меня никакого интереса, чтобы я вам грозила. Тогда я вас предупреждала, сейчас спрашиваю. Если вам угодно строить из себя шута, героя или идиота, я умываю руки. – Она театрально взмахнула рукой, как бы открывая ему путь, и посторонилась.
Дональд Авид сделал шаг со своими вещами, но ему преградили дорогу напряжённые фигуры и мрачные лица. Их выражение ничего хорошего не предвещало. Он оглянулся на Джулию, стараясь скрыть свою беспомощность и растерянность. Однако в глазах его плескалась бессильная злоба.
- Расступитесь же! – крикнул он. – Дайте пройти!
Он сделал шаг. На плечо ему легла тяжёлая закопчённая рука, весьма ощутимо надавив на него.
- Оставьте, Чарли, - произнесла Джулия. – Это лишнее.
Высокий крупный детина со всклокоченной бородой нехотя убрал руку. Управляющий обернулся к Джулии с улыбкой, явно намереваясь сказать какую-то гадость. Но шустрый Питер дал ему ощутимого пинка под зад.
- Иди-иди, - произнёс он, ухмыляясь. – Пока тебя по косточкам не разобрали.
Дональд Авид злобно сверкнул глазами и снова открыл было рот. Джулия снова вздохнула.
- Мистер Авид, вы просто не знаете меры. Ни в воровстве, ни в болтовне. Замолчите же и уйдите. Или мне придётся, всё же, вас связать и вызвать полицию.
Дональд Авид крепко сжал зубы и руки со своими вещами и быстрым шагом прошёл сквозь расступавшуюся толпу.

Глава 47

Когда он ушёл, люди снова собрались вокруг Джулии, выжидающе глядя на неё. Ричард невольно встал рядом с ней, чтобы в случае нападения защитить её. Но Джулия улыбнулась. Она положила руку на его плечо и весело сказала:
- Некоторые из вас уже видели этого молодого человека. Своим прошлым приездом он оказал нам честь, присутствуя на наших майских праздниках. – Она улыбнулась, но ответных улыбок не последовало. – Сейчас этот молодой человек здесь как мой муж. Перед приездом сюда мы обвенчались. И я предлагаю вам отпраздновать это событие. Поскольку наша свадьба была несколько поспешна, мы проведём повторную церемонию здесь. Любой желающий может прийти. На это время и всю следующую неделю все рабочие освобождаются от работы. Кроме тех, что наблюдают за котлами. Я составлю график, чтобы они сменялись каждые четыре часа. За это время им будет выплачена двойная оплата. Если есть добровольцы, я жду вас в конторе через час. Также, по случаю моей свадьбы будет накрыт стол на центральной площади, чтобы любой желающий смог поесть тогда, когда ему угодно. Об этом я тоже дам распоряжения. Цены на продукты в лавках будут снижены наполовину. Торговцам я возмещу разницу. Ну а с баром Сью и девочками фрау Блюхер, чьё заведение, как я успела заметить, процветает, вы договаривайтесь сами. Что скажете?
Ричард стоял рядом в полном ошеломлении. Бочка вина два года назад – куда ни шло. Но то, что она устраивает сейчас – это неслыханно! И когда она успела заметить процветание борделя – Ричард вообще не мог понять, где тот может находиться.
Видимо, подобные мысли посетили и рабочих, молчаливо глядевших на неё. Наконец из толпы вырвался молодой человек, почти мальчишка, с густыми чёрными волосами и сверкающими чёрными глазами.
- Да она просто хочет купить нас! – закричал он, коверкая слова. В толпе начали переговариваться.
- Вы, если не ошибаюсь, Исидор Гольдблюм? – спокойно спросила Джулия.
- И что с того? – задиристо спросил юноша.
- Если вас чем-то не устраивает работа или ваш хозяин, вы можете поменять и то, и другое. Вы не раб на плантации. Я же хотела извиниться перед всеми вами за недостойный выбор управляющего. Это моя вина. И я хотела за неё таким образом попросить прощения. Если это вас оскорбляет – я ничего не могу поделать. Меня оскорбляет вид нечёсаных косм, которыми вы щеголяете. Но я понимаю, что шахта – это не музыкальный салон. И не предъявляю вам претензий. И, повторяю, если вас что-то не устраивает, вы можете в любое время получить расчёт.
- Заткнись, цыплёнок, - шикнул на юношу мужчина постарше. – Такой работы ты нигде не найдёшь. А то, что творил тот ворюга-управляющий, у других хозяев тебе раем покажется. А тут тебе в раю ещё рай устраивают!
- Хорош рай! – закричал Исидор Гольдблюм, размахивая руками.
- Не нравится – вали! – резко бросил Гарри. – Он подошёл к Джулии и встал рядом. – А я предпочитаю нашу хозяйку. Она ни разу нас не обманывала.
- Джул, я с тобой. – Из толпы выскочила женщина, в которой Джулия с трудом узнала некогда костлявую Сью. Слегка округлившиеся формы не затушили её воинственности.
- Никогда не обманывала? – надрывался Исидор Гольдблюм. – А этот американец? Это ведь она его выбрала! А он нас гнобил!
В толпе все заговорили разом. Исидора Гольдблюма никто не слушал. Каждый старался перекричать другого. Среди этой стихии незыблемым островом была Джулия в окружении Ричарда, Гарри, Сью и примкнувшего к ним Питера, который в комической злобе щерил зубы и раздувал ноздри. Отсутствие Ханны вернуло ему его шаловливый характер. В руках его, однако, сверкал немаленький нож, которым он как бы невзначай изредка помахивал.
- Так когда начнём? – вдруг раздалось из толпы. Гомон постепенно смолк.
- Я сегодня сделаю распоряжения, - ответила Джулия. – А завтра, надеюсь, всё будет выполнено. В крайнем случае, через неделю, если что-то пойдёт не так. Но я надеюсь на лучшее. Но при любых обстоятельствах я предупрежу вас.
- Как? – раздался тот же голос.
- Если хотите, сама постучусь в каждый дом, - усмехнулась Джулия. – Правда, боюсь, это займёт много времени. Лучше вывешу объявление на центральной площади.
В толпе засмеялись. Из толпы послышались выкрики, на которые Джулия отвечала с юмором, что расположило к ней часть озлобленных людей. Она шутила с ними, не выказывая ни заносчивости, ни снобизма. Постепенно напряжение спало.
Наблюдая за метаморфозами толпы, Джулия, не сдержавшись, с досадой бросила вполголоса:
- Почему за глупое поведение мужчин должна расплачиваться я, тратя свои силы, деньги, рискуя здоровьем и репутацией?
- Не говори, подруга, - отозвалась Сью.

Глава 48

Сказанное в сердцах Джулией было услышано и весьма задело Ричарда. Она могла бы не вспоминать его промаха. И уж тем более, ставить его на одну доску с подлым мерзавцем, не имеющим понятия о приличиях! Поэтому остаток дня он был весьма холоден, что было отмечено Джулией. Но она пока отложила выяснение отношений. Слишком много было нужно ей сделать.
Когда наконец поздно вечером Джулия вернулась в свою комнату и без сил повалилась на кровать, терпение Ричарда лопнуло. Он, в конце концов, мужчина. А его, как в плохой пьесе заставляют играть «кушать подано» или вообще безликую статую Командора. Как Джулия могла, не посоветовавшись с ним объявить своё решение хоть о повторном венчании, хоть о неделе выходных, хоть о двойной оплате работающим? Она его в грош не ставит! Да ещё эти намёки на его промах в прошлом году!
Ричард уже давно потерял свою беззаботность и лёгкость характера. Серьёзность Джулии заставляла его быть ответственным, а её фанатичная преданность работе и забота о людях, работающих на неё, заставили на некоторые вещи пересмотреть взгляды. Он видел, как она весь вечер выбивалась из сил, принимая рабочих, строча письма и подсчитывая убытки. Много раз он хотел увести её от дел, которые женщина делать не должна. Но вместе с тем он видел, что она справляется, подчиняя себе цифры и заставляя суровых рабочих выслушать её. Но всему есть предел. Он не позволит обращаться с собой, как со слугой. Он её муж, это она должна ему подчиняться! И он намерен ей это доказать.
С этими мыслями Ричард встал, намереваясь пойти к Джулии, чтобы призвать её к порядку. Но тут открылась дверь, и на пороге показалась она сама, смертельно усталая, бледная, с кругами под глазами. Ричард кинулся к ней и помог дойти до кресла. Едва сев, Джулия откинулась на спинку и тяжело вздохнула. Помолчав, она подняла на него глаза:
- Вы были безмерно терпеливы, Дик. – Она протянула ему руку. Он взял её ладонь и сел к ней на подлокотник. – А я вас совсем забыла. – Она грустно улыбнулась. – Признайтесь, вы очень обижены на меня, и сейчас досадовали, что женились на мне? – Она внимательно посмотрела на него.
- Признаюсь, я был рассержен, - произнёс Ричард, целуя её в голову и прижимая к своему плечу. - Но вовсе не досадовал. Я знал, что ты непростая женщина и знал, что легко мне не будет. И я не раскаиваюсь в своём выборе. Но мне безмерно обидно, что ты не посоветовалась со мной.
- В чём? – вскинулась Джулия. Хоть она и была усталой, но остатки энергии для борьбы и защиты ещё теплились в ней.
- Хотя бы по поводу нашего повторного венчания.
- Неужели вы были бы против? – удивлённо спросила Джулия.
- Нет, конечно, но…
- Тогда о чём разговор? А тогда мне это показалось хорошей идеей – устроить таким образом неделю выходных.
- И об этом ты тоже не посоветовалась. Как и о компенсации лавочникам и двойной оплате рабочим.
- Но зачем? – Джулия повернулась, внимательно глядя на Ричарда.
- Затем, что я твой муж, - веско сказал Ричард. – И всё, что ты делаешь, касается и меня.
- Всё, что я делаю на заводе и в шахте, касается меня и моего брата. – Джулия встала и походила по комнате. – У вас нет прав на эту собственность, потому что она не моя.
- Я не говорю о собственности! – удивлённо воскликнул Ричард. – Я говорю об уважении.
- Но, Дик, если бы я вас не уважала, я бы вам и слова не сказала. Вы бы остались здесь в блаженном неведении, а я бы решала все вопросы без вас. Просто то решение, что я приняла, было неожиданным и для меня тоже. Вы же видели настроение толпы, сами слышали Гольдблюма. А я бы не хотела, чтобы растерзали даже такого мерзкого человека, как Дональд Авид, не говоря про нас с вами. Мне пришлось сказать это. Иначе, бог знает, чем бы всё кончилось!
- Однако вы сказали, что вам приходится расплачиваться за ошибки мужчин, - хмуро произнёс Ричард. – Не ожидал, что вы меня определите в компанию к вашему управляющему.
- Но ведь я была права! – воскликнула Джулия, подойдя к Ричарду. – Да, мне не следовало так говорить. – Она подошла вплотную и взяла Ричарда за руки. – Я не хотела вас обидеть. Но ведь это правда. – Ричард хмуро смотрел мимо неё. – Боже мой! Почему я должна всё улаживать и всех успокаивать! – воскликнула Джулия, встряхнув руки Ричарда. Она отошла от него, приложив руку к голове. – Как было бы проще, если бы я изображала из себя глупую куклу, падающую в обморок на каждом шагу. Вы не представляете, как я устала всем угождать и под всех подлаживаться. – Она повернулась к нему. Её лицо ещё сильнее побледнело и стало похоже на гипсовую маску. – Я думала, что нашла в вас помощь и поддержку, а оказалось… - Она замолчала. Её плечи поникли. Она медленно пошла к двери. – Я пришла к вам извиниться, хотя я ни в чем не виновата, - произнесла она, взявшись за ручку двери и не глядя на него. – Хотела, чтобы вы успокоили меня и помогли собраться с силами. Я так устала! И мне так нужно было ваше участие и поддержка! Но, видимо, я многого хочу. Хотя мне казалось, это такая малость…
Её голос прервался, и сверкающая слеза скатилась по щеке. Она быстро смахнула её и решительно открыла дверь. Ричард быстрым шагом пересёк комнату и обнял её за плечи.
- Прости, я эгоист, - произнёс он, гладя её волосы. – Мне надо было больше думать о тебе.
Он нежно поцеловал её глаза и крепко обнял. Джулия, едва стоявшая на ногах, держалась из последних сил. И, когда Ричард её отпустил, она покачнулась. Подхватив её под руку, он проводил её до дверей её комнаты. Джулия была слишком усталой и измученной, чтобы протестовать. Она покорно разрешила себя раздеть горничной и без сил повалилась на кровать. Когда через несколько минут Ричард хотел проведать её и пожелать спокойной ночи, Ханна сообщила, что хозяйка уже крепко спит. Ему не оставалось ничего иного, как вернуться к себе.

Глава 49

Все последующие дни Джулия старалась не обделять вниманием Ричарда. Она часто спрашивала его совета, хотя в том не было нужды, и покорно выслушивала его ответы, нередко пряча улыбку.
Повторное венчание произошло на глазах всей деревни, поскольку деревенская церковь не смогла вместить всех желающих увидеть торжество. Шумное празднование состоялось на центральной площади за общим столом, уставленном простой, но обильной едой. Как и обещала Джулия, приготовления заняли не слишком много времени, и неделя оплаченного отдыха наступила весьма скоро.
Брачная ночь не разочаровала обоих. Ричард был рад, что не торопил события и доставил Джулии радость, а не себе мимолётное удовлетворение впопыхах. Джулия же открыла для себя новый мир, который с энтузиазмом начала исследовать и познавать. Её страстная натура приводила Ричарда в недоумение и восторг. Он не переставал удивляться странному характеру этой женщины – под ледяной оболочкой таился такой вулкан страстей! Он не мог поверить днём, что эта суровая и холодная женщина прошедшей ночью доводила его до изнеможения своей ненасытностью и горячностью.
Со временем они открывали друг в друге и себе качества, которым раньше не было места в их жизни. Как оказалось, Ричард неплохо разбирался в финансах и, что удивило его самого, в механике. Он нашёл удовлетворение, копаясь в различных механизмах. И, хотя это не соответствовало его положению, но грязь, налипавшую на его руки во время открытия для себя нового увлечения, он считал лучшим доказательством своей нужности и полезности. Он даже пытался что-то изобретать, без особого, правда, успеха. Джулия только улыбалась, глядя на эти попытки добиться её одобрения. Она не мешала ему, а хвалила, удивляясь его успехам. Конфликт между её разумом и чувствами на время затих. Чувства были в восторге от такого понимающего, нежного, терпеливого и снисходительного мужа, а разум предусмотрительно советовал не спешить с выводами.
Неделя отдыха подходила к концу. Наступали будни.

Глава 50

Хотя Ричард и нашёл себе занятие, чтобы не страдать от безделья или предаваться праздности, когда все вокруг работают, но не потерял своей наблюдательности. Развлечений здесь не было никаких, да и Джулии это не требовалось – она была слишком занята своими делами. А Ричард, благодаря наличию свободного времени, стал присматриваться к жизни в этой странной деревне. И однажды заметил, что с недавнего времени в их доме стал появляться какой-то подозрительный мальчишка. Причём Джулия в это время находилась неизвестно где. Он хотел расспросить горничную Джулии. Но девушка весьма решительно заявила, что ничего не знает. Её дело заниматься гардеробом и удобствами хозяйки, а не совать нос в её дела. Из чего Ричард сделал вывод, что, даже, если горничная что-то знает, ему она не скажет. Слишком велико было благоговение и преданность, внушённые новой горничной её кузиной к своей хозяйке.
Тогда он решил сам понаблюдать за пареньком и узнать, что ему нужно в доме. Паренёк уходил утром, когда Джулия уезжала в ближайший город или на шахту, и приходил вечером. Что может быть у благородной леди с плохо одетым юнцом? Зачем он приходит в их дом? И почему вдруг сейчас? Раньше Ричард его не видел. Или просто не обращал внимания. Считать этого паренька любовником своей жены – это расписаться в собственной глупости. Во-первых, они поженились так недавно. Во-вторых, их обоих вполне устраивали их отношения в спальне. А в-третьих – Джулия и этот ребёнок? Это кем надо быть, чтобы просто о таком подумать? Конечно, ни о какой интрижке речи нет. Но что тогда?
Вконец заинтригованный, он однажды подстерёг мальчишку, когда тот выходил из комнаты Джулии. Схватив парня за локоть, он резко развернул его, собираясь гневно спросить, какого чёрта он делал в комнате его жены. Однако возмущённый вскрик и длинные волосы, выбившиеся из-под кепки во время этого демарша, привели его в недоумение: на него смотрела Джулия. Он отпустил её и невольно сделал шаг назад. Джулия, поморщившись, потёрла пострадавший локоть.
- Что на вас нашло, сударь? – недовольно спросила она.
Ричард оглядел фигурку девушки. Спору нет, выглядела она необычно. Мужская одежда делала её маленькой и хрупкой, тогда как в женском платье она выглядела достаточно обычной женщиной, пусть и излишне худощавой.
- Что это значит? – спросил Ричард, указывая на костюм Джулии. – Ты с ума сошла?
- Как вы себе представляете, сударь, женщину в платье в шахте? Спускаться под землю в юбках неудобно и непрактично.
- Так ты сама действительно спускаешься вниз? – Ричард схватился за голову. – Это неслыханно!
- А вы думали, я шутила, когда говорила об этом?
- Я думал… - А, действительно, о чём он думал? Ему в голову не могло прийти, что женщина, леди, его жена будет сама лазать по штрекам и спускаться в забой. В его глазах потемнело. Это выходило за всякие рамки, не укладывалось в голове. Не дай бог, об этом просочатся слухи! Он сам, конечно, весьма демократичен, и может в каком-нибудь пабе вытерпеть присутствие чьего-нибудь камердинера или дворецкого рядом с собой. Но это! Так потерять своё достоинство и унизиться до обычных рабочих! Да в Лондоне их перестанут принимать в приличных домах!
- Я как-то говорила, - произнесла Джулия. – Для того, чтобы знать, в чём проблема, надо изучить ситуацию. А как я могу исправить ошибки, если буду знать ситуацию из третьих рук?
- Ты хочешь сказать, что сама ставишь распоры и вывозишь землю? – глупо спросил Ричард.
- Нет, конечно. – Джулия пожала плечами. – Но я вижу, к примеру, что в одном месте грунт осыпается, в другом подмывается, и могу рассчитать изменение траектории бурения. Если нужно, дам распоряжения о распорах, сваях или ещё чём-нибудь. Но я должна видеть своими глазами.
Ричард молча осознавал услышанное. Он не мог поверить! Пока он предавался глупостям, его жена как какой-то чернорабочий лазила под землёй в компании далеко неблагородных мужчин, рискуя получить какой-нибудь балкой по голове или ещё чего похуже от грубых рабочих. Она сумасшедшая!
- Кстати, Гарри был прав по поводу котлов. Дональд Авид их использовал по максимуму. И я не знаю, сколько они протянут даже при той меньшей нагрузке, что я распорядилась давать. Я приказала лишний раз близко к ним не подходить. Не хватало ещё взрыва.
Ричард молчал. Он не понимал её, переставал понимать. Пусть она руководит финансами, стройкой, заводом, шахтой. Пусть когда-то она даже стирала бельё с прачками. Но самой работать под землёй? Так, чего доброго, она распустит слуг и будет сама готовить, стирать, чистить серебро, шить себе и ему одежду. Ричард содрогнулся. Это уже не демократизм, а попахивает социализмом. И революцией в его собственной семье.
- Ты понимаешь, что ты делаешь? – тихо спросил он.
- Дик, - мягко сказала Джулия. – Если вы рассчитываете, что я буду в гостиной развлекать соседей и приезжую знать игрой на фортепьяно или пустыми разговорами и сплетнями, то вы с самого начала знали, что этого не будет. Я не создана целыми днями вышивать нескончаемые покровы на алтари в церквях или нарезать цветы для комнат. Я не хочу всю жизнь считать яйца для пирога и число бриллиантов на платье жены нашего соседа. Я хочу совершенно иного. И я умею это делать. Мне очень жаль, что вы считаете, что я сошла с ума, когда делаю то, что делаю. Меня это огорчает и ранит. Но я не изменю своему долгу.
- Твой долг – повиноваться мужу! – взорвался Ричард. Он уже был сыт по горло всем этим.
Джулия молчала. Её лицо застыло. Вот видишь, говорил разум, мужчина всегда остаётся мужчиной. А муж – это худший вид мужчин. Он уже считает тебя своей собственностью, хотя вы поженились совсем недавно. Всё начинается с малого, и твоя жизнь скоро превратится в ад, поскольку он не смирится. Да и кто бы тебе позволил на его месте?
- Мне очень жаль, что вы так думаете, - холодно сказала Джулия. – Я думала, что вышла замуж, а не поступила в услужение.
Ричард кипел от негодования. Чёрт знает что!
Он схватил её за руку и втащил в её комнату, захлопнув дверь.
- Уж не хотите ли вы запереть меня тут? – с усмешкой спросила Джулия.
- Если понадобится, свяжу и запру. Ты потеряла разум, Джулия. Потеряла представление о реальности.
- Я очень хорошо всё вижу, - с холодной яростью сказала Джулия, вырывая свою руку. – И я вижу, что ошиблась, поспешила с замужеством. Видимо, женщинам, подобным мне, не нужно вовсе выходить замуж. Мужчинам не нужен союзник и партнёр. Нужна служанка и любовница. А я на подобную роль не гожусь. Очень жаль, что вы этого не поняли. Наверно наш брак был ошибкой.

Глава 51

Ричард стоял оглушённый. Что она такое говорит?
- Как ты можешь считать наш брак ошибкой, если я люблю тебя! – воскликнул он, схватив её за плечи.
- А что люблю я, вас не интересует? – холодно спросила Джулия.
- Ты говорила, что любишь меня, - мрачно сказал Ричард.
- Да. Но это не значит, что я должна в вас раствориться, как сахар в чашке с чаем. Чай, при этом, чаем и останется. Только сладким. А сахара уже не будет.
- Что ты говоришь?
- Я хочу сказать, что моя любовь к вам не затмевает мне весь мир. Возможно, вам неприятно это слышать, поскольку мужчины хотят, чтобы женщины видели только их и ничего вокруг. Я имела возможность в этом убедиться. Но вам было известно, какова я. И вы сами говорили, что я не похожа на других женщин.
Ричард молчал. Молчала и Джулия, глядя на него.
- Я не отступлюсь от своей работы, - наконец сказала она. – Если вы запрёте меня в комнате – вылезу в окно. Вы меня хорошо знаете, чтобы понять, что я так сделаю.
Ричард открыл было рот, чтобы что-то сказать, как глухой гул прервал его. Стены комнаты содрогнулись.
- Что за чёрт? – вскричал он.
Джулия подбежала к окну. Увидеть она могла мало что, поэтому, оттолкнув Ричарда, кинулась вон из комнаты. Он, после некоторого колебания, последовал за ней.
На улице он заметил бегущих людей. Среди них мелькала кепка Джулии. Она подбежала к какому-то дому и что-то крикнула через забор. В ответ ей раздался крик, а маленький мальчик торопливо вывел непритязательного вида лошадку. Джулия легко вскочила ей на спину, вцепилась в верёвку, заменявшую удила и стукнула по бокам каблуками. Лошадка побежала вперёд резвой рысцой, переходящей в галоп. Ричард не верил своим глазам! Ни дать, ни взять амазонка, да и только!
Он вернулся к дому и оседлал одну из своих лошадей, спрашивая себя, почему так же не поступила Джулия. Пришпорив лошадь, он помчался вперёд.
На пути ему попадались испуганные и перепачканные люди. «Котёл взорвался!» - услышал он с одной стороны. «Река затопила шахту!» - кричали с другой. Ричард пришпорил лошадь. Если во время перестрелки в Париже Джулия кидалась в самое пекло, чтобы спасти своих людей, то сейчас, когда есть реальная опасность им утонуть или сгореть, она точно будет в самом центре катастрофы. Надо не пустить её туда. В стремлении спасти, она может погибнуть.

Глава 52

Въехав на холм, за которым протекала река и стоял завод, Ричард увидел впереди себя Джулию на её лошади, которая скакала галопом. Вокруг метались люди. Одна из стен здания завода обрушилась, обнажая внутренности, вокруг корчились, лежали, что-то тащили и разбирали люди. Из дыры в стене валил чёрный дым и откуда-то сверху вырывались языки пламени. Шум стоял невообразимый. Ричард слышал только обрывки фраз, из которых понял, что река затопила завод и начинала подбираться к шахте.
Переведя взгляд на шахту, он заметил толпу людей, которые суетились у входа.
Джулия со всех ног своей маленькой лошадки кинулась к заводу, на ходу что-то крича окружающим людям. Ричард поспешил за ней.
Не доезжая до разрушенной стены, Джулия спрыгнула с лошади и поспешила к проёму. Ричард с ужасом подумал, что она сейчас кинется в огонь. Но нет. Она быстро организовала цепочку, по которой курсировали вёдра из ближайшего колодца. Какого-то пожилого рабочего который хотел кинуться внутрь, чтобы спасти своего сына, она резко остановила, и что-то ему говорила. Обезумевший старик не слушал её. Но она продолжала ему говорить. Пока в проёме не показались закопчённые мокрые люди, ведшие под руки молодого человека в разорванной и грязной одежде, с которой стекала вода. По его телу струилась кровь. Джулия нервно оглянулась, и её лицо просветлело: Ричард тоже повернулся посмотреть, что же её обрадовало. С пригорка спускалась повозка, в которой сидела группка женщин. Раненого молодого человека положили на тюфяки, и вокруг него захлопотали молодые женщины, отгоняя обрадованного и обеспокоенного одновременно отца.
Убедившись, что кроме раненого молодого человека у взорвавшегося котла никого не было, Джулия бросилась к шахте. На минуту отвлёкшись, наблюдая за слаженными действиями рабочих, разбиравших завалы, Ричард потерял Джулию из вида. Он мог только догадываться, куда она делась, и тоже поспешил ко входу в шахту. Ему навстречу двигались раненые и мокрые люди с искажёнными лицами. Раньше он никогда не видел так близко людского горя. Что бы он ни пережил, когда оставил в своё время Лондон, это было совершенно иное. Ричард начал понимать Джулию. Хоть и не одобрял её действий.
Он слез с лошади и повёл её в поводу. Он никогда не спускался в шахту и понятия не имел, куда ему идти. Но резонно рассудил, что двигаться надо туда, откуда шли люди. Его обгоняли мужчины с лампами, заключёнными в металлические сетки, усталые и испуганные пони, на которых лежали и сидели грязные и мокрые раненые люди, которые стонали и вскрикивали. Некоторые, которые ещё могли идти сами, тащили на себе тяжёлые деревянные балки. Шум от криков, гула воды и работающих насосов, которые на бегу распорядилась запустить Джулия, чтобы выкачать воду, закладывал уши. Ричард уходил в темноту шахты за мелькавшими впереди фонарями. Стараясь не отстать, чтобы не заблудиться, он слышал разговоры мужчин о том, что механические клети, которые в самом начале при разработке шахты потребовала установить Джулия, гораздо удобнее длинных деревянных лестниц, и раненых быстрее можно поднять на поверхность. Ричард с опаской втиснулся за ними в эту самую клеть, и она не спеша стала спускаться в темноту. Его медленно охватывал страх. Но мужчины, казалось, не замечали тёмной бездны. Их разговоры стали кружиться вокруг катастрофы. Некоторые на чём свет стоит кляли прежнего управляющего – Дональда Авида, который довёл оборудование до износа. Хотя этого стяжателя предупреждали все. Обсуждали и Джулию, качая головами. Мужчины, как и Ричард, не понимали её одержимости вникать во все мелочи, самой присутствовать при работах и, главное, общаться с ними самими. Они не знали, как себя с ней вести. Её отношение не было покровительственным, как госпожи к слугам. Но в то же время она не была одной из них. Они не доверяли леди, которая хотела вести себя с ними на равных. Им это было непонятно. Они осуждали её. Но вместе с тем в их тоне проскальзывало уважение: на шахте, на заводе она ввела столько нововведений, что работа у неё среди рабочих считалась престижной. И они дорожили местом, ревниво оберегая его от новичков. Ричард дивился. Находясь в тени и за их спинами, он старался молчать и слушать.
Когда клеть опустилась, мужчины и Ричард вышли. Их место тут же заняли испуганные и раненые. Ричард высматривал Джулию. Но её не было видно. Он продвигался вперёд за мужчинами, которые в некоторых местах подправляли влажные сваи или ставили новые подпорки. Шум воды усиливался.
Через мучительно долгое время, которое показалось Ричарду вечностью, они вышли к месту, в котором шумно плескалась вода. Ричард заметил, что она стала стекать не только по стенам, но и ноги его утопали в жидкой грязи. Чем дальше они уходили, тем выше поднимался уровень воды и сильнее слышался шум.
Наконец они вышли к стене, из которой фонтаном хлестала вода. Напротив неё, на возвышении стояла Джулия и руководила рабочими, которые заваливали стену камнями и мешками с песком. В неверном свете мерцающих ламп и игры теней он видел серьёзное и сосредоточенное лицо Джулии и её маленькую собранную фигурку. Она давала чёткие указания, в результате никто никому не мешал: одни мужчины заделывали промоину, другие подтаскивали мешки или камни, третьи уносили раненых. Один из мужчин метался рядом с насосом, что-то нервно выкрикивая. Когда последний раненый был уведён, работа пошла быстрее. Джулия слезла с возвышения и ушла в темноту с шахтёрской лампой в руке исследовать стену дальше. Из промоины, из которой, казалось, вытекла вся река, теперь редкие ручейки пробивали себе дорогу. Ричард недоумевал – зачем это было нужно делать, если через несколько часов вода смоет эту шаткую преграду. Мужчины остановились передохнуть. Самые энергичные отправились за Джулией, преодолевая прибывающую воду.
Вдруг впереди послышался грохот, и шум воды резко усилился. Мужчины закричали и бросились вперёд. Это было весьма затруднительно сделать, поскольку вода стояла уже по пояс. Им навстречу выскочил перепуганный паренёк, совсем ещё мальчишка.
- Я к стене, а она лопнула!.. – бессвязно кричал он. – Балки упали!.. Прямо по голове!.. А вода прибывает!.. Я не могу один!..
Ричард оттолкнул мальчишку, который не упал только потому, что его удержала вода, и кинулся в темноту. В неверном свете фонарей, чудом висевших на ещё целых балках, он увидел, что стена в одном месте раскололась и из неё хлещет вода, которая разрушила балки напротив. Один обломок придавил Джулию, другой ударил её по голове. И теперь под завалом из дерева и камней она лежала без сознания в прибывающей холодной воде. Пока она ещё поддерживала её тело, которое удерживал обломок балки. Но весьма скоро Джулии грозила опасность утонуть.
Сквозь воду, разгребая препятствия руками, Ричард кинулся разбирать завал, зовя Джулию по имени. Оцепеневшие мужчины очнулись и поспешили ему на помощь. Лицо Джулии уже погружалось в воду. Ричард кричал всё отчаяние, отталкивая тяжёлые камни и борясь с прибывающей водой. Наконец он добрался до Джулии. Самый могучий мужчина, напрягая мышцы, приподнял конец балки. Ричард рывком вытащил бессознательное тело Джулии, похлопывая по щекам. Казалось, Джулия не дышала. Он прижал её к груди и как мог, поспешил наружу, не заботясь о мужчинах, балках и стенах.
Подбежав к клети, он осторожно опустил Джулию на влажную землю. Из её рта струйкой потекла грязная вода. Однако, разобраться, как работает клеть, он впопыхах и без возможности сосредоточиться не сумел. С досадой стукнув по двери клети, он подхватил Джулию, пребывавшую всё ещё без сознания, на руки и поспешил на лестницу, специально оставленную Джулией для непредвиденных случаев или при поломке самой клети. Влажные ступени скользили под его ногами, а дерево, которыми они были обиты, прогибалось под ним. Расшатанные перила норовили ускользнуть из-под рук. Ричард поднимался медленно, задыхаясь от усталости и тревоги. Он звал Джулию, разговаривал с ней, просил у неё прощения за что-то. Но Джулия не отвечала.
Поднявшись наверх, он зажмурился от яркого света после темноты шахты. К нему подскочили двое мужчин, чтобы принять Джулию. Но он, грозно крикнув на них, крепче прижал к себе свою ношу и, не видя ничего вокруг, пошёл вперёд. Его нагнала телега с женщинами, которые перевязывали раненых, лежавших в ней. Ричарда, всё ещё не отпускавшего Джулию, чуть не насильно усадили в неё. Он не осознавал ничего, кроме того, что его Джулия, его отрада и боль, его непростая любовь, сейчас безжизненно лежит в его руках.
Доехав до дома, он, не выпуская своей ноши из рук, понёс её в спальню. Ханна, увидев свою хозяйку в бессознательном состоянии, грязную и мокрую на руках хозяина, который, казалось, ничего не видел вокруг, медленно осела по стенке, выпучив глаза и прикрывая руками рот, раскрытый в беззвучном крике. Такой её нашла кухарка, которая не слишком любезно отхлестала её по щекам и привела в чувство. Она приказала ей бежать на конюшню, чтобы послать Питера в ближайший город за врачом. А самой потом возвращаться к хозяйке. Перепуганной девушке, на глазах которой показались слёзы, потребовалось повторить дважды. Она наконец кивнула и убежала искать посыльного. Редкие слуги собрались на кухне, переговариваясь между собой. Степенный и мрачный камердинер Ричарда, который всегда был невозмутимым, как египетский сфинкс, спустился сверху, не говоря ни слова. На все расспросы он отвечал только, что хозяин просил его не беспокоить и что ужинать они сегодня не будут. Большего от него никто ничего не добился. А доставленный врач так же степенно и спокойно был им проведён в спальню Джулии. После чего двери были наглухо закрыты от окружающего мира.

Глава 53

Рана на голове Джулии не вызывала особой тревоги у врача, как и синяки не её теле. Озабоченность вызвала температура, от которой Джулия стала горячей, как печка. Она по-прежнему не приходила в сознание. А через несколько часов стала метаться по постели, надрывно кашлять и бредить. Ричард, который покинул её только, чтобы переодеться в сухое и дать горничной переодеть её саму, в отчаянии сидел у её постели. Он в сотый раз допрашивал врача, который уже не скрывал раздражения, в сотый раз объяснял, что у Джулии развивается скоротечная чахотка от пребывания в воде и поездке в мокрой одежде по улице. Ричард не отходил от кровати. И лишь когда Джулия после очередного кровопускания и компресса слегка успокоилась, он спросил врача, можно ли её перевезти в Лондон. Тот, относившийся к Джулии неприязненно, подумал некоторое время и разрешил поездку через два дня при условии, что её состояние останется без изменений. Заручившись уверениями Ричарда, он ушёл, бормоча себе под нос, что именно так всё должно было случиться, когда женщины лезут туда, где им не место.
Все два дня назначенного срока Ричард просидел у кровати Джулии, отирал ей пот и поправлял одеяло, которое она разбрасывала в беспамятстве.
Когда она в очередной раз впала в забытье, Ричард распорядился заложить экипаж, обложив его подушками и пледами. Закутав Джулию, он сам отнёс её вниз и всю дорогу просидел рядом, держа её за руку.
В Лондоне он также не позволил никому прикасаться к ней кроме вызванного в срочном порядке мистера Клейсорна, и сиделки, которая подменяла Ричарда на время сна и ужина. Он настоял, что ходить за Джулией будет сам, вызвав, тем самым, изумлённое недоверие и возмущение женщины.
- Не мужское это дело – сидеть с больными! – восклицала она. – И уж совсем это не дело джентльмена!
- Моя жена делала многое из того, что не приличествует женщинам и леди. Но от этого она ни той, ни другой быть не перестала, - отвечал Ричард. - Я же хочу быть со своей женой, как поклялся у алтаря. И если вы хотите ещё получать жалование, выполняйте мои распоряжения.
Сиделка возмущённо поджала губы. Но, поскольку оплату ей положили вдвое за то, что, по сути, она ничего не делала, она недовольно промолчала.

Глава 54

Когда после спешного приезда прошло несколько дней, Ричарда посетил его отец. Оглядывая похудевшего и побледневшего сына с остатками щетины и потухшим взглядом, он сказал:
- Я слышал, что ты сам ухаживаешь за своей больной женой. Это так?
- Да, отец. Поэтому я вынужден просить вас быть кратким: я не хочу надолго оставлять её одну.
- Она пришла в себя? – заинтересованно спросил лорд Сворд, устраиваясь в кресле.
- К сожалению, нет. Она всё ещё в горячке.
- Чёрт знает что! – пожилой лорд откинулся на спинку кресла. – Почему ты крутишься у её кровати? Пришли к ней сиделку – пусть ухаживает за ней, это её работа! Это женское дело – нянчиться с больными. Не дело мужчины менять компрессы или стелить постель! – Он возмущённо фыркнул.
Ричард мрачно смотрел на отца.
- Я поклялся быть с ней в горе и в радости, в болезни и здравии. Я поклялся дважды. Хотя, если нужно, я могу поклясться и в третий, и в четвёртый и в пятый раз. И намерен придерживаться клятвы. Для меня она не пустой звук. Я люблю Джулию Баттон. Она моя жена. И лучше меня никто не знает, что ей нужно и чего она хочет.
- Она ничего не хочет! Она в горячке!
- Отец, давайте не будем спорить. Я всё равно не оставлю её, не спихну на руки сиделок. Я буду с ней рядом. Даже, если она никогда не встанет. Даже, если не очнётся.
Лорд Сворд внимательно посмотрел на него.
- Когда-то я хотел, чтобы ты был серьёзен и ответственен, - сказал он. – Теперь моё желание осуществилось. Но я совершенно не рад этому.
- Бойтесь своих желаний, - грустно улыбнулся Ричард. – Они имеют свойство исполняться.
Лорд Сворд встал.
- Ты изменился, мой мальчик, - произнёс он.
После ухода отца, Ричард поспешил в комнату Джулии. Но она по-прежнему металась по постели и бредила. Ричард услышал своё имя и прислушался.
- Он же любит меня… - бормотала Джулия. – Но он мужчина… Он не захочет… отказаться от своей… власти надо мной… Но он меня понимает… и поддерживает… До тех пор, как ему… это нужно… Что же мне делать?.. Отказаться от него… иначе меня ждёт… скучная жизнь… жены при доме и муже… Я похороню свой ум… и способности… ради того… кто не оценит жертвы…
Ричард поменял компресс. Джулия затихла. Обессиленный, он упал в кресло, глядя на кровать. Под одеялом угадывались очертания её тела. Щемящее чувство проникло в него. Он поймал себя на мысли, что вовсе не вожделеет это беззащитное тело. Оно лишь вместилище той, кого жаждала его душа. Да, ему была дорога каждая ямочка на её щеке, каждая родинка на руке или лёгкий шрам на лодыжке. Но он не слишком бы расстроился, если бы каким-то волшебством или каким-то мистическим образом она смогла поменять своё тело. Он бы привык к нему, как к новому её платью. Главное, чтобы она оставалась собой. Такой серьёзной и нежной, ранимой и суровой, упрямой и трогательной, твёрдой и женственной. Главное, чтобы она очнулась. И неважно, как она будет к нему относиться. Пусть даже потребует аннулировать брак и выйдет, в итоге, замуж за другого: он не будет ей мешать. Да, ему будет бесконечно больно. Но она будет жива, здорова и счастлива. Что ему до условностей света и предрассудков, если она умрёт? Какое ему дело до мнения соседей, если рядом с ним на этом свете не будет её?
Он порывисто обнял, крепко прижав её к себе.
- Очнись, Джулия, очнись, моя любовь! Живи, только живи! Хочешь спускаться в шахты – я больше слова не скажу. Захочешь в горы забраться – я пойду с тобой. Захочешь уехать охотиться на тигров в Африку – только скажи, когда. Но не умирай. Ты нужна мне. Захочешь ты остаться со мной или нет – только живи!
Джулия молчала. Её дыхание стало медленным и ровным. Тени под глазами стали ярче.
Ричард осторожно уложил её на подушки и пощупал её лоб. Серое лицо её было спокойными и умиротворённым. Ричард испугался. Он судорожно схватил колокольчик. Прибывшему встревоженному слуге он дал указание срочно бежать за мистером Клейсорном, а сам, тревожась всё более, сел к ней на кровать, поглаживая её тонкую безжизненную руку.
Прибывший врач осмотрел её похудевшее и посеревшее лицо, проделал свои манипуляции и поднял голову на Ричарда.
- Что ж, сударь, - произнёс он, твёрдо глядя серьёзными глазами на Ричарда. – Если в ближайшее время миссис Сворд переживёт кризис, она будет поправляться.
- А если нет? – с отчаянием спросил Ричард.
Мистер Клейсорн оглядел небритое лицо Ричарда, круги под его глазами, мятую сорочку и дрожащие от напряжения руки.
- Всё в руках божьих.

Глава 55

Джулия открыла глаза и обвела взглядом комнату. Знакомая обстановка подсказала ей, что она в Лондоне. Медленно приходя в себя, она вспомнила про Уоркинг, завод и шахту. Она хотела уже вскочить с кровати, но не могла пошевелиться. Застонав от бессилия, она заметила в другом конце комнаты человека в кресле. От её стона он пошевелился.
- Ричард? – слабо спросила она. Мужчина в кресле зашевелился сильнее и сел прямо.
Это был Ричард, но какой! Запавшие глаза на усталом лице, мятая несвежая одежда и взъерошенные волосы. Он выглядел как дикарь из леса.
- Ричард, что вы здесь делаете? – с трудом спросила Джулия, еле ворочая языком.
Ричард встряхнулся и вдруг кинулся к ней.
- Джулия! – воскликнул он, обнимая её за плечи. – Я думал, что потерял тебя! – восклицал он, прижимая её к себе.
- Что с вами? – спросила Джулия, ничего не понимая.
- Ничего. Теперь уже всё хорошо, - счастливо улыбаясь, говорил он, гладя её по волосам.
- Вы всё время просидели здесь? – спросила Джулия, заглядывая в его глаза.
- Я ждал тебя, - слабо улыбаясь, сказал Ричард.
- Как долго я… - спросила Джулия.
- Несколько дней в деревне. Потом я перевёз тебя в Лондон, и уже неделю не отхожу от тебя, - ответил Ричард, держа её лицо в своих руках, словно хрупкую чашу. – В шахте на тебя упала балка и ты какое-то время лежала в воде. Поэтому у тебя случилась горячка.
- Целая неделя! – потрясённо сказала Джулия. – Но как же вы? Неужели вы всё время были со мной?
- Это ерунда, - отмахнулся Ричард. – Главное, ты жива.
- А шахта? Завод? Много пострадавших?
Если честно, Ричард не задавался этим вопросом. Письма, приходившие ему и Джулии, он приказал складывать в библиотеке на её столе. И ему было не до них. Хотя он и увидел, что большая часть была от миссис Баттон. Милисент тоже написала одно. И несколько из Уоркинга – её деревни с заводом и шахтой.
- Ты всё узнаешь, как поправишься, - уклончиво сказал Ричард. – Сейчас тебе надо набираться сил: есть и спать.
Он позвал сиделку, и та, приведя её в порядок, накормила её бульоном. Ричард же, распорядившись послать за мистером Клейсорном, без сил свалился в свою кровать, даже не раздеваясь.

Глава 56

Когда он проснулся, мистер Клейсорн, карауливший его сон у кровати, поздравил его с тем, что кризис Джулии благополучно миновал, и она скоро пойдёт на поправку. Не давая передохнуть обрадованному мужу, он потребовал от того самому отдыхать и хорошо питаться. В эйфории Ричард согласился со всеми назначениями врача, и потребовал себе холодный ужин, ванну и свежую одежду. Он бы кинулся к Джулии, чтобы убедиться в том, что ему не приснилось то, что она очнулась. Однако мистер Клейсорн, сказал, что она спит. Ричард потребовал от него клятвенных заверений в том, что его не обманывают, и покорно предался в руки слуг.
Через час его посетил Артур с женой и сеньор Кавальо, уведомленные радостным Ричардом в благоприятных переменах в здоровье Джулии. Миссис Кавальо прийти не смогла – она снова была беременна, обещая подарить мужу вторую хорошенькую девочку. Всё то время, что Джулия была без сознания, родственники не решались тревожить впавшего в отчаяние Ричарда. Артур, посетивший его один раз, всё понял и предупредил жену и её брата, что его не надо сейчас тревожить бессмысленным изъявлением сочувствия. По очереди принимая редких гостей, они старались по мере сил отвечать на письма, приходившие Джулии. Заметив корреспонденцию матери и сестры, Артур поспешил их прочесть, обещая повиниться перед Джулией, когда она очнётся. Матушка писала пафосные письма, в которых упрекала Джулию за её занятия, пренебрежение дочерним долгом, неуважением к ней, матери, и сестре. Она жаловалась на неподобающее поведение Милисент, которая выводила её из себя своими капризами и истериками. Правда, прямо миссис Баттон о том не говорила, но её слова о христианском милосердии, терпении и божьих карах говорили сами за себя. А в последнем письме миссис Баттон вообще призывала громы небесные на Милисент, Джулию и почему-то Ричарда. Милисент же писала, что она смертельно скучает в деревне и грозилась сбежать с первым же попавшимся джентльменом или броситься с обрыва в реку. Её письмо тоже было полно жалоб и недовольства отношением к ней матери. Отчасти ещё и потому, что мать ничего ей не покупает, не пускает на балы, да и вообще не оставляет её одну, что отпугивает возможных редких поклонников.
Артур кратко написал матери о состоянии Джулии и попросил набраться терпения. Письмо же Милисент он оставил без ответа: в своё время он уже сказал, что он думает о её поведении и её возможных эскападах.
Проглядывая деловые письма, он силился понять, что в них написано. Всё-таки это его деньги, его собственность и его дела. Но в конце концов решил попросить прежнего управляющего, мистера Фейтфула, помочь ему и мистеру Кавальо на время болезни Джулии. Он надеялся, что тот, хотя бы отчасти, привёл в порядок свои дела, чтобы прийти им на помощь. Сеньор Кавальо, как мог, решал текущие проблемы: распорядился начать восстановление завода и закрыл вконец затопленную шахту. Он нашёл инженеров и написал им просьбу начать обследование местности и найти причину взрыва котлов. Ему ответили, что через неделю один из инженеров выедет на местность.
Таким образом, не являясь назойливыми, его родственники избавили Ричарда от мелких хлопот, позволяя всё время проводить с Джулией.

Глава 57

Джулия же сравнительно быстро стала идти на поправку, что вызывало удивление мистера Клейсорна. Его огорчало её быстрое выздоровление, поскольку это означало, что он перестанет посещать этот дом, где отдыхал от своей семьи, наблюдая беспримерную преданность Ричарда. Одно его утешало: ещё какое-то время он был нужен самому хозяину дома. И когда на следующий день выспавшийся и отдохнувший Ричард навестил Джулию, его чуть не хватил удар: сидя в кровати, обложенная подушками и периодически откидываясь на них, чтобы отдохнуть, и часто кашляя, Джулия разбирала бумаги.
Заметив Ричарда, она спросила его о здоровье.
- Что ты делаешь? - не ответив ей, спросил он в свою очередь.
- Я пропустила слишком много, - слабым голосом, но весьма твёрдо сказала Джулия, откинувшись на подушки. – Я это вижу – акции предприятий моего брата дешевеют, мы теряем деньги. Если я всё не приведу в порядок, он разорится. А у него жена и ребёнок. Да ещё мои работники… Я вижу, что о пострадавших никто не позаботился. Это неправильно. Они доверяли мне.
Ричард в изнеможении сел на её постель. Даже на пороге смерти Джулия останется собой.
Заметив состояние Ричарда, Джулия отложила бумаги и очки в сторону и протянула ему руку. Ричард взял её в свои ладони.
- Я знаю, что вы провели у моей кровати всё время. Вы ходили за мной, рискуя своим здоровьем и отбросив приличия. Я не сказала вам, как я тронута вашей заботой и как благодарна за вашу доброту. Вы можете посчитать меня жестокосердной, ведь это долг жены – повиноваться и служить мужу. Но, по здравом размышлении вы поймёте, что я права. Прошу вас, передайте мою благодарность Артуру и мистеру Кавальо. Они всё делали, как надо.
Ричард смотрел на её решительное бледное лицо и запавшие глаза, горевшие, однако, упрямством, весьма напоминавшем прежнее.
- Я вам безмерно благодарна, - произнесла Джулия, склонившись к руке Ричарда и прикоснувшись к ней лбом. – Я не смогу вам ничем отплатить за вашу заботу…
- Не говори глупостей, - проворчал Ричард, слегка смутившись такому смирению своей гордой жены. – Я твой муж. Я обязан заботиться о тебе, защищать тебя и твои интересы. К тому же, я люблю тебя. Я не представляю, что бы было, если бы ты умерла. Мне самому тогда жить было бы не зачем. – Он поднёс руку Джулии к губам.
- Как вы решились сами ухаживать за мной? Приличия…
- Плевать я хотел на приличия! – Ричард порывисто встал и взъерошил волосы. Он нервно походил по комнате. Затем повернулся к ней. – Ты же решилась ухаживать за мной в Париже.
Джулия зарделась.
- Я любила вас.
- А я люблю тебя. Хотя ты самая упрямая женщина на свете и самая взбалмошная.
- Про моё упрямство я слышала не раз, - проговорила Джулия, слегка улыбнувшись. – Но взбалмошность… Вы первый человек, кто это сказал.
Ричард молчал, глядя в такое знакомое и дорогое лицо. О, как бы он хотел прочитать её мысли! По-прежнему ли она сожалеет о браке с ним, как сказала тогда, перед взрывом? Так ли разочарована и несчастна с ним, как говорила в бреду?
Он снова сел к ней на кровать и взял её за руку. Щадя её неокрепшее здоровье, он не решался спрашивать её.
- Дик. - Она накрыла его руку своей, словно прочитав его мысли и сомнения. – Тогда я наговорила много глупостей, - произнесла она, глядя ему в лицо. – Я обидела вас и, возможно, оскорбила. Я должна была учитывать, что мои взгляды и моё поведение, которое формировалось под влиянием обстоятельств и необходимости заботиться о семье, могут не укладываться в ваше представление о поведении женщин вообще и о жене в частности. Я слишком много требовала от вас. Мне бесконечно стыдно за своё поведение. Я не заслуживаю ни вашего великодушия, ни вашей любви.
Она отпустила руку Ричарда и спрятала в своих ладонях лицо. Ричард нежно прикоснулся к её пальцам и прижал её ладони к своим щекам.
- На моём жизненном пути попадались решительные и независимые женщины. Только я не знал, что самая неистовая, бескорыстная, преданная, гордая и независимая будет мне дорога настолько, что я забуду свою гордость, молясь лишь о том, чтобы она была жива и здорова. Мне не в чем винить тебя. Ты – та женщина, которую стоит ждать. Ты - та женщина, которую нужно добиваться. И, если ты потребуешь, я буду делать и то, и другое. Ты только подскажи, что делать и как правильно поступить.
Джулия взяла лицо Ричарда в ладони, глядя ему в глаза.
- Вы настолько великодушны! И намного благороднее меня. Вам не надо меня добиваться – я итак вся ваша.
Она помолчала, снова откинувшись на подушки.
- У меня было время подумать, - произнесла она, не глядя на него. – И я поняла, что мужская опека, забота о женщине иногда весьма полезны и нужны. И я согласна быть изредка слабой и беспомощной, как бы это смешно ни выглядело. Но и вы должны мне помочь и подсказать, когда я неправа или слишком категорична. Я не хочу зависеть от других я к этому не привыкла. Меня пугает зависимость. Но вы доказали, что не будете моим хозяином. Вы для этого слишком любите меня. За что, правда, это мне неясно. Ведь я всё время заставляю вас себя ждать и испытываю ваше терпение.
- Я люблю тебя, потому что это ты. И ждать тебя я согласен всегда. Для меня главное – твоё здоровье, покой и счастье. И для этого я сделаю всё, что в моих силах. Даже, если общество назовёт меня слабым и нерешительным мужем властной жены – мне всё равно. Мне нет дела до других.
Он крепко обнял Джулию, гладя её по волосам.

Глава 58

В один из дней, когда Джулия уже могла вставать с кровати без риска потерять сознание от слабости или жуткого, сотрясающего всё тело кашля, она и Ричард сидели в глубоком кресле в гостиной перед жарко пылавшем камином, медленно угасающим днём и несколькими горящими свечами. Он обнимал её, наслаждаясь тишиной и покоем. Ричард ничего не говорил, Джулия тоже молчала. Сидеть вот так, в сумерках гаснущего дня и умирающих свечей, обнимая друг друга и слушая дыхание, улавливая настроение, в кольце объятий, тепле и покое – это было счастьем.
Джулия повернула голову и взглянула на Ричарда снизу вверх, слегка улыбнувшись. Вид у Ричарда был немного озабоченным. Казалось, какая-то надоедливая мысль, мелочь не даёт ему покоя. Он хотел её осознать, но не получалось, отмахнуться от неё тоже не выходило.
- Что вас беспокоит? – ласково спросила Джулия, проведя пальчиком по его нахмуренному лбу и складке на переносице. Лицо Ричарда тут же прояснилось. – О чём вы думаете?
- Да всё не могу понять, - задумчиво ответил он, - зачем тебе понадобилось строить ту деревню, Уоркинг. Это же каких денег стоило! Неужели нельзя было обойтись без таких… масштабов?
Джулия немного поворочалась, устраиваясь поудобнее.
- Видите ли, Дик, - начала она. – Залежи той руды, железной, а рядом еще и угля, которые нашли мои геологи, довольно обширны. Проще было устроить поселение здесь, чем доставлять рабочих бог знает откуда, из Бристоля или Стратфорда. Знаете, чего мне стоило их убедить, что они едут работать в обжитое место, где могут осесть, пустить корни и не думать о завтрашнем дне. Что они будут работать не в поле под дождём и не в шахте круглые сутки без сна и отдыха. Что они могут взять с собой семьи, которым будет где жить и что есть. Это одна причина. Вторая…
Джулия поуютнее устроилась в объятиях Ричарда.
- У меня есть знакомый человек в правительстве нашей королевы. Я ему достаточно плачу, чтобы вовремя узнавать последние новости, которые ещё не стали общеизвестными. Так вот, я узнала, что в планах правительства было провести железную дорогу не так далеко от того места, где я вела разработку своего железа и угля. Для этого постепенно скупаются участки вдоль планируемого строительства. Я успела первой. И потом, я ведь не покупала эту землю…
- Как? – Ричард удивлённо привстал. – Разве земля под деревней не твоя?
- Нет. - Джулия улыбнулась. – Я арендую её у короны.
- Но это же дорого! Ты сама сказала, что правительство скупает землю, чтобы само её использовать. Вряд ли тебе дали в аренду её за бесценок, имея на неё свои планы.
- Да, это недёшево. И пока никто ничего не знает, корона выкупает участки у владельцев по невысокой цене для своих железных дорог. Которые потом окупят все затраты. А я заключила контракт, по которому большая часть прибыли от разработки железа и угля пойдёт в казну. Сама деревня ничего короне не стоит, претендовать на прибыль от эксплуатации железной дороги, которая пройдёт рядом с моей деревней, я не буду. Но и корона не будет претендовать на прибыль от участка, если я захочу сдать его в субаренду. Однако, если правительство захочет снести мою деревню и построить что-то своё, они должны будут возместить мне затраты с большими процентами. Да ещё обеспечить рабочих с их семьями, которые останутся не у дел. Таково было моё условие. Им это не понравилось – так ещё никто дела не вёл, но я настояла. Поэтому короне проще оставить участок с деревней мне, чем ломать себе голову над тем, как обойти статьи этого договора. Аренда сроком на сорок девять лет. А за это время… – Джулия снова улыбнулась, – «либо ишак сдохнет, либо умрёт шах, либо я» . – Видя непонимание на лице Ричарда, она похлопала его по руке. – Это из историй о восточной ленегде – Ходже Насреддине. Я хочу сказать, что, возможно, корона захочет продлить аренду. Или изменятся законы. Или мои – наши – наследники решат сделать по-своему. Пока же я вложилась и потихоньку расплачиваюсь с правительством. Что-то ощутимое я заработаю лет через пять-десять. К тому же, я арендовала не слишком большой участок. Возможно, это будет со временем маленький город. Возможно, он расширится, если планы по постройке железной дороги не поменяются. И тогда прибыль от новых торговых магазинов пойдёт в казну города. А тот будет рассчитываться со мной. Сейчас, пока всё только начинается, я беру небольшой процент. И денег за найм домов рабочими я не беру. Но я предупредила, что это не подарок, что мне тоже надо на что-то жить. Кому не понравилось – уехали. Другие получают достаточно, чтобы скопить, а потом, возможно, и выкупить у меня свой дом. Так что, пока мои дела не блестящи. Да ещё надо восстановиться после недавнего взрыва котлов… Одна надежда, что остальные разработки не потребуют таких вложений. Я просто не смогу заплатить… Дай бог, чтобы на континенте оружие нужно было ещё долго… Впрочем, - Джулия выпрямилась, - паровозы и корабли тоже требуют железа для выплавки чугуна для котлов и уголь для печей. Словом, - Джулия повернулась к Ричарду, - дай бог, чтобы всё было хорошо.
Ричард улыбнулся, поцеловал её в голову и крепче прижал к себе.
- Я тут на досуге решил заняться химией, пока копался в моторе того самодвижущегося экипажа, которым ты хотела научиться управлять… - Он смущённо смотрел на огонь.
Джулия подняла на него глаза. Её взгляд загорелся.
- И что же? – Она села прямо и серьёзно посмотрела Ричарда. – Она теперь не ездит?
- Нет, не то… - Ричард старался не смотреть на неё. – Наоборот. Я придумал способ… Словом, придумал, как использовать меньше бензина… Что-то вроде лёгких соединений…
- Газолин ? – догадалась Джулия.
- Наподобие… Я написал одному изобретателю… От него приехал инженер…
- И что же? – В нетерпении Джулия схватила его за руку и встряхнула.
- Он сказал, что я нашёл хорошее решение, и посоветовал его запатентовать.
- И что же? – В волнении Джулия крепче сжала его руки.
- Я запатентовал. И мы будем получать небольшой процент с использования этого способа. Его можно применять не только в машинах, но и при освещении… Деньги небольшие, и, возможно, что будет найден другой способ получения бензина или чего-то иного для двигателей машин… Я слышал, сейчас активно осваивается электричество… Но всё же…
В порыве чувств Джулия бросилась ему на грудь и покрыла лицо поцелуями.
- Дорогой Ричард! – вскричала она. – Милый Дик! Всё же, я в вас не ошиблась! Я так рада, что вы смогли найти своё призвание! Вы просто молодец!
Ричард порозовел от смущения.
- Я думал, ты будешь против…
- Почему? – Джулия в изумлении всплеснула руками.
- Не пристало будущему лорду копаться в моторе, как какому-то механику, пачкаться в бензине, пахнуть выхлопными газами и вообще выглядеть как простой рабочий из шахты.
Джулия громко рассмеялась.
- Мой дорогой Дик, - проникновенно начала она, взяв его лицо в ладони и глядя в глаза. – Послушайте меня. Плевать я хотела на все эти условности. – Ричард даже задохнулся оттакой прямой грубости. – Вы знали, на ком женитесь. И согласились с тем, что я не соответствую условностям света. А я, оказывается, не знала, за кого выхожу замуж. И я рада, что у меня не надменный болван в чистеньком сюртуке с полированными ногтями и безмерной скукой в глазах. Я выходила замуж не для того, чтобы устраивать приёмы в Букингемском дворце… - Ричард невольно усмехнулся. – Вы приняли мой образ жизни, так почему я должна быть разочарована вашими идеями? Тем более, если они помогают нам жить?
Она положила голову ему на грудь и свернулась клубочком на его коленях.
- Ваш отец непременно нас осудит, - проговорила она с лёгкой улыбкой. – А моя мать придёт в ужас. Мы просто идеальная пара: оба идём против мнения света.
- Плевать, - сказал Ричард. – Пусть, в таком случае, идут к чёрту.
Джулия тихонько рассмеялась. Всё же, странная они пара…
За окном погас закат. Несколько свечей тихонько погасли, выпустив тонкую струйку дыма. Теперь им светило всего пара свечей да догорающий камин.
- Я счастлива, - прошептала Джулия. – Я люблю тебя, Дик Сворд.
Он погладил её по голове и крепче прижал к себе.
- А я люблю тебя, моя неистовая, беспокойная и непокорная жёнушка, моя любимая Джулия Баттон…

Глава 59

        К отчаянию мистера Клейсорна, Джулия весьма скоро пришла в себя. Ричард набрался сил тоже весьма быстро, наблюдая проявляющийся аппетит Джулии и зарождавшийся румянец на её щеках.
Наблюдая за попытками мистера Клейсорна затягивать визиты в её дом, его нежелание расставаться с заболевшей четой, а также слыша постоянно новые причины, по которым им нужна его помощь, Джулия весьма тактично и ненавязчиво сделала его своим семейным врачом, чему особенно была рада сеньора Баттон, чья непоседливая дочь доставляла хлопоты своими синяками и ссадинами даме, которая была в очередной раз беременна. Артур с надеждой ожидал мальчика, который, когда вырастет, смог бы защитить честь своей излишне резвой сестры.
Миссис Кавальо также была весьма довольна положением дел – она не так давно родила тихую и серьёзную вторую девочку и теперь приходила в себя от ставших для неё тяжёлыми родов. Сеньор Кавальо, мечтавший о большой семье, весьма тревожился о хрупком здоровье своей жены. И решение Джулии оценил весьма высоко, сдержанно поблагодарив её. Однако, проявившиеся вскоре признаки беременности его жены сами за себя сказали о врачебном опыте мистера Клейсорна. Наблюдаемая им со всей его преданностью своему делу, она чувствовала себя не в пример лучше, чем в предыдущий раз.
Прознав про финт в карьере мужа, миссис Клейсорн стала спокойнее и менее капризна. Из чего можно сделать вывод, что её истеричность и требовательность проистекали от неуверенности в положении мужа и собственном будущем.
Оправившись, Джулия со свойственной ей проснувшейся энергией взялась восстанавливать свои дела. Те, кто её похоронил, были застигнуты врасплох её деловой активностью, чем она не преминула воспользоваться. И как результат, акции предприятий её брата понемногу начали отвоёвывать свои прежние позиции. И хоть состояние её брата и не вернулось к прежней сумме, нищета не грозила не только им, но и их детям.
Пострадавшие рабочие на заводе были вылечены за счёт Джулии. За потерю работы она выплатила им небольшое пособие, чтобы поддержать первое время, пока они не найдут себе другое место. Мистер Фейтфул вернулся к работе управляющего, благодаря чему завод был быстро восстановлен, затопленная шахта закрыта и были начаты разведывательные работы в поисках новых месторождений. И когда всё вошло в относительную норму, Джулия посвятила себя Ричарду настолько, что через положенное время родила двух очаровательных карапузов: серьёзного в маму мальчика и резвую в папу времён его бесшабашной юности девочку. Теперь счастье, не омрачённое сомнениями разума, для них было полным.
Что касается Милисент, то, придя в отчаяние от пребывания в Уиллидже, где на много миль не было ни души, она стала изводить миссис Баттон дурацкими выходками, протестуя против всего и сразу. Проявив однажды снисхождение, миссис Баттон перевезла Милисент в поместье, которое окружали дома соседей и арендаторов. Это отчасти примирило Милисент с окружающей действительностью. Хотя вернее было предположить, что она затеяла какую-то каверзу.
Однажды она вознамерилась сделать вид, что бросается с обрыва в реку, о чём уже писала Джулии. Но не удержалась и свалилась с откоса прямо в объятия молодого красавца – арендатора их соседей. Молодой человек был ослеплён красотой девушки, а романтическая ситуация способствовала его влюблённости. Милисент быстро разобралась в чувствах своего спасителя и всегда представала перед ним непосредственной, весёлой, кроткой и великодушной девушкой, благодаря чему весьма скоро Джулия получила приглашение на свадьбу. Влюблённость новоиспечённого мужа продержалась ровно столько, сколько продержалось нужное для поддержания этого чувства поведение Милисент. И молодой муж с удивлением обнаружил, что женился на пустой, глупой и эгоистичной женщине, не способной ни на глубокие чувства, ни на серьёзные мысли. Однако, оказавшись по натуре философом, он стал находить удовольствие, оттачивая своё остроумие на жене, если не смог достичь семейного счастья. Его поведение, которое поначалу шокировало соседей, со временем нашло у них понимание. И теперь на бывшей мисс Баттон оттачивали своё остроумие все более или менее разумные соседи.
Миссис Баттон, переженив своих детей, смогла полностью отдаться своей склонности к теологии, проявившейся с появлением нового священника в их приходе. И теперь частенько её можно было видеть в обществе благообразного старца, сочиняющими проповеди для воскресной службы. Некоторые весьма нехорошие соседи распространяли сплетни о том, что не только проповеди сочинял священник в обществе миссис Баттон. Но целомудренное поведение благовоспитанной пары не давало подтверждения этим злоязычным слухам.
Какие бы ни были потрясения в прошлом и что бы ни ждало их в будущем, Джулия, Ричард и их дети были весьма счастливы в настоящем. Как были счастливы и те, кто их окружал. Доводы разума теперь приходили к Джулии только в деловых вопросах. А Ричард не страдал конфликтом между сердцем и рассудком, между своими склонностями и условностями высшего общества. Чему Джулия была очень рада, поскольку прекрасно помнила, сколько душевных терзаний доставлял подобный конфликт ей самой. И, воспитывая детей, она старалась дать им понять, как важна гармония между душой и телом, между разумом и чувствами.