(Букша К. С. Завод «Свобода». — М.: ОГИ, 2014. — 240 с. — ил.)
Ну вот, и дождались: время перевернулось, и явился резко антисорокинский роман! Исчерпывающе о нем сказал Дм. Быков: «это книга постсоветского человека о советском опыте. Первая, может быть, книга, в которой осмыслена советская промышленная утопия. Ядовито, но без глумления, любовно, но без апологетики».
Теперь про «подробности». Молодая автор вылезла на давно заросшее поле «производственной прозы», паханное-перепаханное и корыстно унавоженное поколениями сов. писов, а после успешно сожженное сатирой тогда молодого В. Сорокина вместе со всеми его (поля) какашками. Кто ж не помнит эти его производственные совещания, переходящие в оргии, и оргии, похожие на коммунистические субботники!
Ксения Букша берет историю завода, который выращивает какие-то оборонные (читай все же: военные) приборы за почти полвека. Первые ее герои живут в общагах без горячей воды и уходят с филфака на завод, ибо «лучше отверткой тыкать, чем языком трепать», ездят на «победах», обнажают на пляжах фронтовые рубцы, а последние сбегают с производства, с упоением смотрят фильмы о былой славе в этих усталых стенах, ложатся под бандюжек, сдают помещения чуть не под секс-шопы, потом (очевидно, уже в наши дни) восстанавливают, как минимум, видимость грозного производства. Вся наша жизнь за полвека, как есть!
Решено это в форме полилога: каждая главка в три-четыре страницы есть монолог кого-то из персонажей, иные из героев сквозные, то есть, мы видим, как чел «растет». Общительная деловитая толпа трудящего люда, для которого завод — судьба, не только работа. Это даже уж не сорокинский опыт — да и у него такие экзерсисы шли от наших и западных модернистов 20-х.
Модернизм — искусство индустриального общества, постмодерн — цветок общества постиндустриального. Ксения Букша сочетает приемы того и другого стиля, замечательно дополняя их своими полуабстрактными рисунками. Вообще, вся книга — изящный, цельный, очень стильный продукт, хотя она вроде как про ту среду, где слово «изящно» звучит чужеродным ехидным плевком.
И если один художественный текст смыслово может опровергнуть другой, то «Завод «Свобода» опровергает «Тридцатую любовь Марины» в самом главном, в сущностном. Сорокин поглумился над тем, как здоровый рабочий коллектив «может» перековать диссидентку и декадентку застойных 70-х, отказав, впрочем, тогда в большом смысле как диссиде, так и завзятой-тойной советскости. Там есть, конечно, герой редкой для Сорокина пронзительности и, черт возьми, исторической точности: скромный труженик, который перековывает Марину через оргазм. Но в целом Сорокин писал о позднесоветском обществе, которое бесповоротно извратило себя своей же социалистической утопией.
Букша пишет несколько о другом и в другом времени находясь: не о том, что большой смысл невозможен, а о том, что он был, сплыл, но памятен и, ГЛАВНОЕ, снова возможен. Впрочем, без грустновато осторожного «мей-би» тут не обошлось. Чуть ли не последний герой ее — молодой инженер АШ замечательно являет собой тип скромного трудяги, хотя подлинный артистизм проявляет в… футболе: «В футболе проявлялись обычно скрытые, стертые качества АШ: его лукавство, острое чувство ситуации, любовь к парадоксам, его легкость и прозрачность… Может быть, не хватало ему экспрессии, силы, напора, амбиции, но движения АШ были всегда скупы и отточены…»
В сущности, это ж самое-самое, коренное, про национальный характер наш, про лучшие его качества! АШ — этакий Вася Теркин производства (и футбольного поля).
Вообще остается лишь поразиться, как умудрилась эта самая Букша 1983 года рождения проникнуть в суть настроений, переживаний, духа эпохи разнообразной, но от нее удаленной. Зацените хотя бы, как точно передает она атмосферу первомайской демонстрации времени застоя (цитата длинная, но из песни слова не выкинешь):
«…а два почетных рационализатора из цеха 31 давно жаждут перейти к неофициальной части, потому, как говорится, трубы горят, и тромбоны тоже горят, и пересохли рты, и асфальт пересох, и солнце шпарит с официальных небес, совершенно белых, круглых, выцветших и пустынных, на головы, на шапки, на круглые деревянные палочки флажков, на шары и веревочки в маленьких замерзших лапках, и вся маниакальная демонстрация, сбивая шага, съезжает косо куда-то вбок, в угол экрана, и остается пустая площадь, залитая холодным майским солнцем, как лампой дневного света, и ждешь декабря».
Какая точность, тонкость — и беспощадная лирика под конец!
И сколько настоящей женственности в этой прозе, которая оберегает текст от пошлости, грубости, которая за уши тянет тебя, развращенного читателя, к значительным и по-настоящему человечным смыслам!
Не хочу больше восклицательных знаков — хочу, чтобы вы непременно прочли этот роман, внутри которого движется всё меняющее на своем пути время. Оно не застыло в тексте, а через него перетекает в нашу жизнь. Если не тоской, то хотя бы мыслью о возможном высоком смысле собственной жизни.
Мей-би…
10.11.2014
ЦИТАТЫ
«Нам дали срок все исправить. Но сначала нам всем нужно хорошенько отдохнуть. Иначе работать мы не сможем. Поэтому завтра мы всем коллективом в обязательном порядке едем отдыхать на Байкал».
«Мы же все жили в космосе! Даже если вшестером в общаге, в одной комнате, но мы все жили в космосе! Во Вселенной!.. Космос — это отсутствие хаоса, это ясность и порядок, и одновременно — это бесконечность, и вот мы в этой бесконечности жили…бесконечность. Ну, в семидесятых, конечно, уже началась ложь, и это было четко видно и заметно…»
«Он решил показать, что советский рабочий действительно может честным трудом купить три трехкомнатные квартиры в Ленинграде».
«Увидев F, начальники цехов сбиваются в кучу, как императорские пингвины, и держатся за яйца».
«Мы обойдем все наше секретное производство и ревизуем всех, кто у нас снимает. Обучающие курсы для киллеров? Отлично. Производство пирожков с крысятиной? Окей, тоже бизнес… Штампование поддельных документов? Оставайтесь с нами».
«Хорошо жить столько, сколько понадобится, и ты почти не переменишься, как не менялся до сих пор, и эта чуткость, и течение времени, эта теплая свежесть, воздушные токи вокруг, эта серо-белая дымка, в которой есть весь спектр,… и новая разработка впереди, и узловатые веники тополей на чисто выметенном проспекте Стачек, и бледно-сиреневое небо над головой — это и есть {…}»