УВЛЕЧЁННО И ВДОХНОВЕННО
(О В. Приходько)
Признаюсь, я не встречал таких людей, как Владимир Приходько, которые так преданно и глубоко знали и любили бы литературу. Особенно детскую. А ведь начинал он с «взрослых» стихов.
Человеку неба слишком много,
Крышу бы ему над головой.
Это строки из первого поэтического сборника В. Приходько, изданного «Советским писателем» в начале 70-х. А ещё через десять лет я познакомился с его автором. Напомнил поэту полюбившееся мне стихотворение. Володя грустно-иронично улыбнулся. Видимо, строки всколыхнули в его памяти военное детство, неприкаянную юность, студенчество, годы неустроенности, поиски своего «я»…
Молодого коллегу тепло поддержал поэт-фронтовик А. Межиров, другие мэтры.
А потом Володя стал писать стихи, сказки, рассказы для детей. Одна за другой в красочных обложках выходили его книжки в детских издательствах. Лиричные и лукавые, озорные и серьёзные, с певучими рифмами, необычной игровой ритмикой. Они легко запоминались. В те годы я жил в Ташкенте и помню, как детский писатель Ф. Камалов, показывая мне очередную книжку В. Приходько, искренне радовался находкам поэта:
— Ты почитай, почитай!.. Как здорово здесь придумано, а?..
Особенно мне тогда запомнилось стихотворение про бумажного змея, превратившегося в дракона.
Более тесное творческое сотрудничество с Владимиром Александровичем, перешедшее в дружбу, у меня началось в 80-е годы, когда Приходько вёл в журнале «Дошкольное воспитание» литературные страницы. Тогда у меня и возникла с ним переписка. Приведу некоторые отрывки из писем В. А. Приходько, дающие отсвет на его творчество и жизнь на фоне перестроечных лет.
«Дорогой Николай!
Получил от Вас книжку со своим стихотворением. Мне было очень приятно. Большое спасибо. Это трогательно. Подбор имён, конечно, в сборнике спорный, это дело хозяйское. Но всё-таки: почему нет грузина Гиви Чичинадзе? Или, скажем, туркмена Нуры Байрамова? Анахронизмом выглядит Светлов. Здорово было бы прочитать книжку, но, увы, не знаю по-узбекски. Мечтаю приехать в Ташкент, где был очень коротко.
Сегодня 7 Ноября, 10-го я ложусь в больницу, у меня уже там койка занята (койко-место, как нынче говорят). Пытаюсь стабилизировать свои сахара. Лёша (Л. Мезинов. — Н. К.) вроде бы в хорошем настроении, не унывает. Он мне звонил дня два назад, поздравлял с праздниками (по- старому). Как ошибался Тютчев, заявляя нагло: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…» Нет, не блажен, а глубоко несчастен. Но не будем «под кремлёвскими башнями выть», попробуем выжить: попробуем не сделаться «унёсёнными ветром».
Ваш Владимир Приходько, 7 Ноября 1990.»
«Дорогой Николай!
Увы, я в больнице. Диагноз скверный: микро-инсульт. Мысли ясные, а вот со зрением неважно. То, что сейчас пишу, почти не вижу, строки искажены. Лежу рядом с Лёшей, на Каширке, но его телефон не отвечает. Знаю, он плох: собака погибла. Шлю свои книжки, как обещал. И религиозные стишки приятеля Пети Синявского, о котором говорили. Мой стишок о Рождестве в предисловии к Меню.
Надеюсь, не умру. Обнимаю, В. П. 14.1Х. 1991.».
«Милый Николай!
Спасибо за письмо, за добрые слова. Я уже работаю, хотя и со скрипом. Скрип слышен далеко… Лёша иногда звонит, думаю, он нуждается. Устраивается в какое-то частное издательство. А в магазинах у нас нет уже ни молока, ни кефира. Есть соль, мука, хлеб, хлебный квас, пряности. С тревогой думаем о зиме. Ну, ты всё знаешь.
Ещё раз — благодарю, обнимаю.
Володя Приходько. 25. Х. 1991.»
«Уважаемый Николай Николаевич!
Из присланных стихов безоговорочно берём такие: «Лягушонок», «Месяц урожай», «Перестарался», «Колыбельная Игорьку».
«Фокусники на переменке» хороши для ребят школьного возраста, наши малыши («Дошкольное воспитание». — Н. К.) пока не знают переменок.
Позволю себе одно замечание. В хорошем стихотворении «Бабушка-арча» есть два недостатка:1. Слова «арча» в русском языке нет. Надо ненавязчиво объяснить, что арчой в среднеазиатских республиках (государствах?) называют можжевельник. 2. Нехорошо начинать обращение к мальчишкам (третья строфа с «но»): «Но и вы, мальчишки, никогда…» Почему «но»? Честно говоря, мне не очень нравится и слово «соловьята» отдающее украинизмом, но это уже вкусовое.
Сердечный новогодний привет!
Литконсультант В. Приходько, 9.01. 92.»
«Дорогой Николай!
Получил твой журнал («Звезда Востока». — Н. К.), в котором ты теперь главный (вот какие времена настали!), письмо с тёплыми словами и стихи — тоже милые, светлые и тёплые. Спасибо за память, за внимание к моей скромной работе, постепенно уходящей в прошлое. Про твои успехи мне уже говорил наш общий приятель и собутыльник Лёша Мезинов. Надеюсь, что моего Иванушку с Несмеяной тоже поприветствуют жители Востока. Это не пересказ, а моя авторская ёрническо-хулиганская сказочка, она, представь себе, вышла в Париже на двух языках: на русском и на их, французском.
Я в «Дошкольном воспитании» не бываю. Журнал процветает, у него хороший тираж, я значусь в редколлегии, но таковой просто не существует. Я также член редсовета новой «Детской литературы», но и этого редсовета тоже нетути, только на бумаге. Это знак симпатии ко мне нового главного Игоря Нагаева, вот и всё. А на самом деле, т. е. по правде, я уже год без 15 дней служу в газете: «закрываю» литературу в «Московской правде». Получаю зряплату 250 тыс. и 200 страховки. Остальное: за статейки. Чужих материалов практически не делаю, я спец-корр. И ещё — болею. В декабре вырвал зуб, а вскоре у меня начался сепсис, по нормальному, заражение крови. Диагноз поставили через четыре месяца. Лежал в трёх больницах. В последней вылечили. Но — с потерями… Не буду тебя вводить в подробности. Ноги плохо ходят, глазки плохо видят, спина болит и сердце «бьётся слабо, чуя бренность и тщету».
Р. С. Как далека теперь Азия! И хоть мне и не жаль империи, а всё-таки грустно.
Дорогой Николай, решительно обнимаю.
Твой Володя Приходько. 9. 6. 97.»
Это письмо ко мне по времени написания было последним. А потом я переехал в Москву.
Меня всегда удивляла в Приходько его неуёмная страсть к воскрешению незаслуженно забытых писательских имён. В этом смысле он был честнейшим литературным «археологом». И порой несправедливо эа эту честность бит. Будучи главным редактором всесоюзного детского «говорящего» журнала «Колобок», Владимир Александрович подготовил к печати стихи репрессированного поэта Георгия Оболдуева (мужа Е. Благининой). Но нашлись «доброхоты», которые незамедлительно сообщили о данном факте в соответствующие инстанции… Пришлось подборку в пожарном порядке изъять из номера, и, как следствие, не по своей воле оставить журнал — любимое детище.
Вообще когда дело касалось чести, достоинства и справедливости, для Владимира Александровича не существовало преград и авторитетов. Так произошло с писательницей Лидией Чарской. Её повести и романы в начале прошлого века были чрезвычайно популярны и любимы в России. Но вспыхнула революция. Сменился строй. И на первом съезде советских писателей К. Чуковский с высокой трибуны обрушился с критикой на творчество Чарской, обвинив её произведения во всех мыслимых и немыслимых грехах… Да так крепко, что книги писательницы перестали выходить. И только спустя почти семьдесят лет, не без старания В. Приходько, они снова увидели свет. И читатели поняли, что детский классик, давая негативную оценку творчества коллеги, был неправ… Это же доказал и В. Приходько в своём лаконичном и убедительном предисловии, предпосланном к избранным повестям Л. Чарской.
И тут я бы хотел обратиться к другой ипостаси в многообразном творчестве В. Приходько — его литературоведческим исследованиям: статьям, эссе, воспоминаниям, предисловиям… Их он тоже писал как стихи — увлечённо и вдохновенно, с любовью и открытым сердцем. Потому они и читаются так захватывающе, с неослабеваемым интересом. Будь то рассказ о писателе В. Набокове или о священнике отце Мене. О поэтессе В. Инбер или об авторе знаменитой песенки о ёлочке А. Кудашевой…
В. Приходько умел найти такие, казалось бы, незначительные штрихи, детали в характерах и поступках своих героев, которые потом высвечивали незаурядную фигуру, личность. Особенно это чувствовалось в портретах-характеристиках детских литераторов. О них В.Приходько регулярно писал в журналах «Дошкольное воспитание», «Детская литература» и других…
Однажды при встрече с Приходько я сказал:
— Хорошо бы собрать все эти статьи под одну крышу и издать отдельно. Отличная получилась бы книга.
Володя ироническим взглядом смерил меня с головы до пят и вздохнул:
— Кому это нужно в наше время?..
— Но ты построил целый дом, — попытался образно выразиться я.
Володя дружески положил мне на плечо свою тёплую ладонь:
— Ну, дом, это слишком громко сказано… А вот фундамент под него я, возможно, заложил…
Потом мы с ним бродили по вечерней Москве. Зажигались фонари. Шуршали под ногами опавшие с клёнов листья. Звенели мчащиеся мимо трамваи. И вдруг Володя взял меня за руку:
— Послушай, а откуда ты знаешь Макса Бременера?
— В детстве читал. Рассказ «Лёшкина переэкзаменовка».
— Отличный писатель был, — согласился со мной Приходько. — Хочу о нём написать, да всё руки не доходят.
… О многом мог бы ещё написать Владимир Александрович, да вот, проклятая, дала подножку. Неожиданно, подло, когда было столько задумок и планов. До боли жалко и обидно.