-5-
Летом в нашем дворе появился спаниель Мартин. Его выгуливала пожилая женщина, бабушка Анна. Мартин был младше Жули на три месяца, но по сравнению с нашей малявкой он смотрелся большим псом. Нрав у Мартюшеньки был веселый и озорной. Он постоянно покусывал в порыве нежности нашу Жунюшку за бочок. Жуля сердилась на него, огрызалась и иногда отвечала ему тем же. Мартюшенькина бабушка называла его босяком и отчитывала за то, что он обижает Жунюшку.
Бабушка Анна всегда выходила на прогулку со своим псом с кульком пряников или с сухариками, она как фокусник вынимала их из карманов, которые казались бездонными. Мартюшенька, видите ли, плохо кушал дома, поэтому она подкармливала его на свежем воздухе. Если до этого Жуле и в голову не приходило, что на улице можно угощаться, то Мартюшенькина бабушка окончательно свела весь воспитательный процесс на нет. Жуля наша стала неисправимой попрошайкой. Стоило Мартюшеньке и бабушке выйти во двор, Жуля бежала со всех ног к бабушке Анне и зависала на ее бедре, на другом уже висел Мартюшенька. Они смешно прыгали на задних лапах, одной передней лапой коготками цеплялись за бабушкино юбку, а другой отталкивали друг друга и наперегонки выхватывали из рук женщины сухарики. Мартюшенька был явно сильнее Жули, тем более, что бабушка-то была его и гнев его был все-таки праведен и, он снова кусал Жулю за бочок. Бабушка иногда стыдила Мартюшеньку:
– Босяк ты этакий, не обижай Жунюшку, она маленькая!
Когда дело касалось сухариков и пряничков, Мартюшенька был не джентльмен. Но как только сухарики кончались, оба тут же разбегались в разные стороны в основном погонять кошек.
К обеду бабушка Анна звала Мартюшеньку домой, они шли печь блины Васеньке.
– Он их очень любит, – говорила бабушка про своего зятя.
Однако, Жуля не всегда вела себя так невоспитанно. Иногда, гуляя по университетской березовой аллее, мы встречали знакомых. Я останавливалась поговорить, а Жуля, побегав недалеко от нас, садилась рядом и терпеливо ждала и, казалось, что она очень внимательно нас слушала, поворачивая голову от собеседника к собеседнику.
Но хуже всего дело обстояло на центральном пляже. Избалованная всеобщим вниманием Жуля уже считала, что все просто обязаны ее любить и угощать разными вкусностями. Поводив свою красавицу на поводке, мы отпускали её в надежде, что она не будет позорить нас. Пока мы купались, она бегала по берегу и лаяла, призывая вернуться, а если муж далеко заплывал, Жуля сначала начинала скулить, а потом решительно бросалась в воду, догоняла его и заворачивала к берегу. Приплыв назад, она обязательно его облаивала, видимо, так отчитывала за безрассудство. Немного обсохнув и успокоив свои истрепанные нервы, Жуля начинала сначала играть на берегу с пустыми пластиковыми бутылками, попутно примечая, не трапезничает ли кто поблизости. Таковые, конечно, находились. Жуля решив, что уже усыпила нашу бдительность, быстро бежала в том направлении. Пока мы подходили, чтобы забрать её, она уже чем-нибудь угощалась. Народ неизменно умилялся, а нам было стыдно за нашу попрошайку. Ведь мы и сами брали специально для нее печенье и конфеты, но чужое, как известно, всегда вкуснее.
Жулька не признавала карамели, хоть объешься, она и ухом не вела. Если её угощали простой конфеткой, она исключительно из вежливости аккуратненько зубками брала её в рот и через секунду выплевывала, при этом она сидела и смотрела на угощавшего человека так ласково и доверчиво, как только могут это делать собаки, и если больше ничего не получала, то спокойно удалялась. Но стоило только зашуршать оберткой шоколадки или шоколадной конфеты (только обязательно с темной начинкой), Жуля теряла совесть, клянчила, обдирая нам ноги до тех пор, пока не покажешь ей пустые ладошки. Мы старались её не баловать: две шоколадные дольки мелкими кусочками или половинку конфеты – это все! В этом мы проявляли твердость.
Ещё одной Жулиной страстью было мороженое. Когда мы приезжали к бабушке по выходным, в хорошую погоду ходили пешком через рощу на Волгу. Мимо киоска с мороженым просто так пройти не удавалось. Дочь с подругой покупали себе по два стаканчика, а нам с мужем – по одному. Все шли и спокойно ели, а возле меня кругами бегала и прыгала Жуля. Я не столько ела, сколько с ладошки кормила собачонку.
– Жуля, ну хватит уже! Почему ты только ко мне пристаешь? Вон иди к папе, иди, иди, я тоже хочу мороженого.
– Ну ты же мамка, да Жуля? А кто у нас всех кормит? Вот именно! Ну ладно, Жуля, иди ко мне.
Пока мы разбирались с Жулькой, девчонки успевали съесть по два стаканчика мороженого, и приставать уже было не к кому.
Если я завела речь о любимых Жулиных лакомствах, то уж скажу и про морковку. Она её ела каждое утро, только обязательно протертую на мелкой терке и с растительным маслом. Однажды я забыла про растительное масло, Жулька стояла рядом с миской и вопросительно смотрела то на меня, то на морковку. Наконец, я догадалась, в чем дело, и морковки не стало за считанные секунды. В некоторых вопросах Жуля была педант.
В память о Жуле мы храним сломанную детскую гармошку. Когда дочь была маленькой, дедушка купил ей в Детском мире небольшую белую гармошку с красными кнопочками с обеих сторон. Однажды разбирая старые игрушки, я отложила в сторонку сломанные, чтобы выбросить. В руки попала эта гармошка, я шутки ради запиликала на ней. Спящая до этого Жуля вылетела из-под кровати, подбежала ко мне и стала жалобно подвывать. Я прекратила играть, замолчала и Жуля. Она начала вилять хвостиком и переминаться с ноги на ногу на месте. И тогда я поняла, что она пела! Я снова заиграла, если это можно вообще назвать игрой, и Жуля снова запела. Пришлось оставить эту гармошку. С тех пор, время от времени я доставляла ей это удовольствие.
Однажды мы ехали в трамвае к бабушке. К тому времени Жуля выросла, стала взрослой собакой и сидела обычно у нас в ногах. В то время в городе было много беженцев с Кавказа. На остановках забегали чумазые дети, пропев два куплета «Ветер с моря дул», они проходили по вагону с протянутой рукой и на остановке с шумом выбегали. Жуля лежала, положив свою мордочку на мои ступни, и никогда не реагировала на этих певцов. Но в тот день в вагон вошел мальчик лет четырнадцати с грустными глазами, в руках его была небольшая гармошка, он заиграл какую-то свою национальную не менее грустную, чем его глаза, мелодию и пошел по вагону. На одной его руке висела сумка, в которую люди опускали монетки. С первыми же звуками Жуля вылетела из-под наших ног на середину вагона и запела, она вторила ему очень жалобно, с подвываниями, подняв свою серьезную мордочку вверх. В первую же минуту в вагоне воцарилась тишина, только мальчик и Жуля проникновенно исполняли в этом странном дуэте свою непонятную, но красивую песню. Мальчик с улыбкой закончил играть, а Жуля еще посидев немного, как бы стесняясь своего порыва, тихонько прошла под наше сиденье. В вагоне захлопали в ладоши, многие говорили, что это Жуле надо платить за концерт.
Жуля любила только живой звук, никакие концерты по телевизору её так не вдохновляли. Помню, как в соседнем доме на втором этаже поселился трубач. Вечером он выходил на балкон и несколько минут играл на своей трубе красивые мелодии. Случалось, что в это время возвращалась с вечерней прогулки Жуля, она останавливалась и пела под звуки трубы. Закончив играть, трубач благодарил Жулю и уходил, а она, побегав еще немного, нехотя отправлялась следом за своим хозяином домой.
Совсем недавно, просматривая старые видеозаписи, мы обнаружили у себя небольшой видеоролик. Картина забавная: я, беспорядочно нажимая на кнопочки, растягивая меха и притопывая одной ногой, «играю» на гармошке. Жулька, подняв мордочку, поет свою «жалостливую», а муж, уже одетый в ожидании "певицы" с пакетом мусора стоит у входной двери. Мы дружно при этом нахваливаем Жулю.
Написав эти строчки, я достала гармошку из шкафа, попиликала немного, и тихая грусть мягкой волной окутала меня…
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/11/10/1232