Мара почти физически ощущала, как окружающая её липкая, прогорклая атмосфера, до истерической дрожи ненавидимого ею городишки, душит, убивает её.
Надоедливая, как осенняя муха мысль беспрерывно жужжала в её голове, сводя с ума: «Если я не выберусь из этой «помойки», я непременно погибну!».
Лето, хоть как-то примирявшее её с убогим существованием в этом захолустье, неосознанно промелькнуло с обидной поспешностью, привычно одарив незамысловатыми радостями. Побаловавшие тёплыми, солнечными деньками сентябрь и начало октября только оттянули неизбежную унылую слякоть поздней осени.
Мара (вообще-то Марина) с ужасом представляла ожидающее её будущее.
«Штрихи» (родители) на радостях, что она всё-таки окончила школу, и им наконец-то больше не придётся выслушивать, хоть и заискивающе преподанный, нескончаемый поток жалоб учителей на своё неразумное чадо, разрешили Марине «заслуженно» побездельничать летом, а потом…
Нет. О поступлении в ВУЗ речи даже не заходило. Отец, окончивший в своё время МЭИ, с усталым равнодушием обронил, по случаю её « безутешной одиннадцателетней опупеи»: «Ну, Мариш, ты теперь человек взрослый. Можешь теперь самостоятельно принять решение о дальнейшем образовании. Например, пойти учиться по новой… Класса эдак с пятого!». Это я тебе могу устроить. А нет, так продавцом возьму. На большее пока не рассчитывай. «Папахен», добившийся всего сам, в вопросах касающихся «блата» был непреклонен.
Мара только фыркнула в ответ. Она даже представить себя не могла сидящей над грудой «глупых» книг. Она только-только обрела долгожданную свободу, сделала первый шаг к заждавшемуся её счастью в красочном, без оттенков чёрного и серого мире.
Вот только как вырваться из этого никчёмного городка, даже не городка, а посёлка городского типа. (Ужас!)?
Всё лето она «протусовалась» с одногодками, недоумками, не удосужившимися благодаря ЕГЭ даже попробовать поступить в какой-нибудь институт. О себе, как о недоумке Мара, разумеется, не думала, ведь её ждала другая судьба, ничего общего не имеющая с этими ничтожествами, почему-то считающими себя её друзьями.
Она была неоспоримым лидером этой разношёрстной, и одновременно одинаково убогой компании.
В октябре, когда осень, вступая в свои права, лишила её удовольствия щеголять в шортах и топиках, Мара убедила двух наиболее приближённых к ней девчонок, буквально глядевших ей в рот, в необходимости сделать татуировки: «Это круто!».
Выбравшись с «подругами», нервничающими, как записавшиеся на приём к стоматологу, в районный центр, они с трудом нашли конуру в полуподвальном помещении жилого дома ещё «сталинской» постройки, с претензионной ретро-вывеской «Салонъ - мастерская «ТАТУ»».
Мастер – женщина с усталыми глазами, лет тридцати пяти - сорока, в испачканной тушью майке, без единой татуировки на видимых частях тела, скептически посмотрев на претенденток, предложила сделать им заменитель. Оживившиеся, было, девахи моментально скисли после того, как Мара безапелляционно отрезала: «Заменитель – это НЕ круто!».
Мара выбрала для себя замысловатый рунический узор, а «эти две курицы» - легкомысленные цветочки и бабочек. Она не стала их разубеждать. Пусть ходят, как дуры. Мастеру, бывшему книжному графику (она сама об этом сказала, пока делала работу), их выбор был «по барабану». «Хоть хрен на лбу – только плати» - озвучила она свою позицию.
Это весёлое, как тогда казалось Маре приключение, имело неприятные последствия.
Мать одной из этих дур случайно увидела татуировку на пояснице дочери, и пожаловалась мужу. Тот, глотнув для твёрдости руки жидкости для мытья автостёкол, отлажено воруемой с предприятия по её производству, единственному ещё работающему в городе, на котором сам и трудился в поте лица за мизерную зарплату, всыпал «поганке» по первое число. Аккурат пониже крестца, над которым не без кокетства расположилась легкокрылая бабочка.
Разузнав у зарёванной дщери с кем она была, и кто подвигнул её на это бл…во, глотнув ещё для трезвости мысли «суспензии», он отправился «жалится» к Василичу, уважаемому в городе отцу мерзавки Мары.
Излив тому своё негодование, оскорблённый в лучших чувствах родитель испросив двести рублёв за моральный ущерб, понёс печальные известия матери-одиночке третей подельницы, предварительно заглянув в палатку «минисупер маркет».
Та не разделила отчаянья убитого горем отца, зато разделила с ним принесённую бутылку водки. Глава опозоренного семейства в эту ночь дома так и не появился.
Возмущённый отповедью «какой-то пьяни» Константин Васильевич без стука ворвался в комнату Мары:
- Показывай! Или ты её в таком месте сделала, что только перед своими ухажёрами можешь похвастаться?! Дрянь.
Мара сразу поняла – «курицы» прокололись. Она нехотя стянула с плеча рукав вязаной кофты.
- Бестолочь! Ты хотя бы представляешь, на кого ты будешь похожа лет в пятьдесят с этой татуировкой на плече? Нет? А я тебе скажу. На вышедшую в тираж проститутку. Вот на кого! - отец не говоря больше ни слова, брезгливо кривя губы, вышел из комнаты, и сердито затопал вниз по лестнице.
«Да пошёл ты…» - презрительно, сквозь зубы, процедила Мара ему вслед. – Дурак.
Но если честно, отца дураком она не считала, а вот о матери у неё с недавних пор сложилось противоположное мнение. Только ленивый в городе не знал о связи отца на стороне, да вот ещё её мать…
Константин Васильевич Скопин после окончания МЭИ по распределению приехал на завод, в районный центр, где его, как молодого специалиста поставили на должность младшего инженера.
Ирина, его будущая жена, работала медсестрой в заводском травмпункте. Там они и познакомились.
Через год у них родилась дочь, которую нарекли Мариной, от латинского слова "маринус" – морской - в честь отца Иры, который был моряком, и сразу после её появления на свет отправился в долгое плавание навсегда, не удосужившись официально оформить отношения с её матерью.
Молодого толкового инженера заметили. Уже через пять лет Константина Васильевича назначили начальником цеха, а своё шестилетие маленькая Маришка справила в своей собственной комнате, в отдельной квартире со всеми удобствами.
Развал завода нагнал Константина Васильевича уже на пути к директорскому креслу. Но не случилось.
Зато, занимая должность главного инженера он, поучаствовав в дележе обанкротившегося предприятия между «верхними людьми» покинул проходную с неплохими дивидендами.
Решив навсегда покончить с производственным прошлым, Константин Васильевич занялся торговлей. Выкупив в соседнем посёлке городского типа единственный, приходящий в упадок «универсам», полностью переоборудовал его, и превратил в процветающий «супермаркет». Жену Ирину назначил управляющим (топ менеджером). На робкие попытки увильнуть от исполнения горы свалившихся на неё вдруг обязанностей, ссылаясь на недостаточное образование, муж ответил кратко:
- Не дури! Твоё дело смотреть, чтобы люди не балбесничали, да не воровали. Остальное без тебя сделают. Мне на этой должности свой человек нужен.
На том и порешили. Муж мотался по городам и весям в поисках выгодных поставщиков, а жена блюла имущество, входя во властный вкус, за что и получила в коллективе супермаркета нелестное прозвище «церберша».
Дела шли хорошо. Константин Васильевич отгрохал в черте посёлка шикарный особняк на участке обозначенном кованной двухметровой изгородью, увитой плющом. «Волгу» сменил на серебристый «Mitsubisi Pajero».
Вот только воспитанием дочери заниматься было некогда, и некому. Нанятая домработница, между делом присматривающая за Маришкой, не в счёт.
Девочка росла, как случайно занесённое на богато удобренную почву семечко.
С годами Марина стала замечать, что учителя относятся к её шалостям с благодушной снисходительностью, а ученики завидуя, тем не менее, ищут с ней дружбы. Такое положение вещей её очень даже устраивало. Будучи характером больше в мать, нежели в отца, Марина приложив некоторые усилия заняла среди сверстников пустующую доселе нишу лидера, и потребовала от своих «адептов» величать себя не иначе, как Мара. Ей очень нравилось это новое имя. С одной стороны это всего-то сокращённое от Марина, а вот с другой… Трепещите ничтожества, я – Мара! ( Мара, в славянской мифологии злой дух, воплощение смерти, мора).
До окончания школы она безраздельно правила презираемыми ею «дебилами», обретя к семнадцати годам аппетитные формы и отвратительный характер. Не обладая более, чем поверхностными знаниями и особыми умственными способностями, она бы очень удивилась, узнав, что о ней думают ребята и девчонки, не входящие в круг её почитателей. Да ей это было и неинтересно. Сколоченные ею в банду однолетки с седьмого класса отшивали всех старшеклассников, пытавшихся заигрывать с их королевой, и жёстко пресекали все ссоры с ней не состоящих в их клане аутсайдеров.
Мечты о «другой жизни» появились у неё в прошлом году, когда единственный раз отец, владеющий уже сетью магазинов в районе, решился оставить свой бизнес без присмотра, и свозил их с матерью на Кипр.
Но последнее лето свободы закончилось, а ничего такого, как она почему-то надеялась, чтобы кардинально изменило её жизнь, так и не произошло.
Оставалось только одно – идти работать в один из отцовских магазинов, обслуживать с милой улыбкой всех этих безмозглых уродов. Без вариантов. Отец – кремень! Надеяться на помощь матери бесполезно. На инстинктивном уровне чувствуя, что мужа последнее время тяготит её общество, мать дышать в его сторону боялась.
Решение пришло само собой. Нужно бежать!
Однажды Мара случайно подглядела код замка сейфа в кабинете отца, когда тот, будучи изрядно выпивши, не заметив её присутствия, запихивал в утробу железного ящика пачки денег.
С тех пор Мара в деньгах не нуждалась.
Итак. Решение принято. Нужно только улучить подходящий момент, когда «штрихов» подольше не будет дома, а там…
В скором времени подходящий случай представился. Отец, как представитель серьёзного бизнеса района, вместе с другими предпринимателями был приглашён на праздничный обед к мэру, по случаю там чего-то, разумеется с супругами.
Мара, как только родители уехали, достала из шкафа заранее приготовленную спортивную сумку с необходимыми на первое время вещами.
Сбежала по лестнице на второй этаж, на котором располагались спальня, три пустующие комнаты и кабинет отца.
Не доходя до двери, просунула узкую ладонь с длинными пальцами с покрытыми чёрным лаком ногтями под золочёную раму картины, висевшей у входа в кабинет. Выудила ключ. «Если родители не интересуются делами своих детей, это вовсе не значит, что дети не интересуются делами родителей» - самодовольно подумала Мара.
Открыв кабинет, она направилась прямо к сейфу, спрятанному от посторонних глаз за другой картиной, изображающей парусник в бушующем море.
То, что отец не сменил код, она проверила сегодня утром, пока он принимал душ.
Сняв картину с крюка, она, всё же волнуясь, торопливо набрала код. С замирающим сердцем повернула ручку: «Ну! Давай!».
Замок, издав тихий щелчок, открылся.
Мара сунула в приготовленный пакет по несколько пачек валюты и рублей: «На первое время хватит». О том, что после «первого времени» непременно наступит «второе», она не задумывалась.
Вызвав по сотовому такси, Мара распечатала пачку тысячерублёвок. Положив несколько купюр в портмоне от Пьер Рико, остальные деньги спрятала на дне спортивной сумки.
Выйдя за дверь, она увидела, что у ворот её уже дожидается такси. Заперев дом, Мара размахнувшись, забросила ключи в увядшие кусты роз.
Выбежав через калитку, которая автоматически за ней захлопнулась, она уселась на заднее сиденье машины.
На остановке междугородних автобусов она купила билет до областного центра.
Через несколько часов она была на месте.
Куда дальше ехать, она решила заранее – конечно в Сочи! Там ещё тепло, там море.
Купив на Центральном вокзале билет в СВ, Мара прошла в зал ожидания.
Изображая уверенное спокойствие, она, купив в киоске дорогой журнал мод, с безразличным видом опустилась на диванчик, лениво перелистывая страницы журнала.
На самом же деле у неё внутри всё кипело. Было весело и страшно. Настоящий побег! Она чувствовала себя героиней Анжелины Джоли из фильма «Солт». Ей казалось, что за ней следят.
На неё действительно посматривали, но не секретные агенты. Скучающие в ожидании своего поезда мужчины всех возрастных категорий сразу заметили эффектную стройную шатенку, вошедшую в зал. Мара в «боевой раскраске» выглядела старше своих лет, плюс холодный взгляд и уверенность, выработанные за годы правления своим «кланом». На вид ей смело можно было дать года двадцать три.
В купе СВ надежды Мары на соседа-принца, пусть и без белой лошади, не оправдались. Напротив неё разместилась полная чопорная дама в дорогих серёжках, и безобразно сидевшем на ней деловом костюме от Jean Paul.
Мара разочаровалась только на секунду. «Куда они принцы денутся. Сколько их ещё будет в её новой жизни!», - в радостном предвкушении подумала она.
Хуже было то, что тётка сразу стала называть Мару «милочкой», и засыпала её повелительными просьбами: «Милочка! Задёрни, пожалуйста, шторы», «Милочка! Спроси у проводника, вовремя ли отправляемся?», «Милочка! Закажи чай», «Милочка…».
Мара готова была убить старуху!
Вместо этого она посмотрела на попутчицу так, как смотрела на провинившегося «дебила», из толпы своих поклонников. И тихо, ровным голосом спросила:
- Вы уверены, что не забыли свою прислугу на перроне?
Бабка от удивления открыла, было, рот, но потом обиженно поджала губы, и до Сочи с Марой почти не разговаривала.
Сочи встретили Мару ожидаемым теплом и солнцем. На этом всё хорошее в её жизни кончилось.
Ей так захотелось увидеть море, что она оставила тяжёлую сумку в автоматической камере хранения, не удостоив взглядом чернявого сорванца, крутившегося рядом.
Добравшись до моря, и полюбовавшись на расплавленное солнцем золото неспешных волн, Мара, побродив по набережной, присела на скамейку, полной грудью вдыхая йодистый морской воздух.
Через некоторое время на её скамейку села чем-то взволнованная молодая женщина. Она, причитая себе под нос, бестолково жала на панель телефона, вглядываясь в мерцающий дисплей. Потом подняла голову и её блуждающий, затравленный взгляд остановился на Маре.
- Девушка! Милая! У вас есть телефон? У меня ребёнок дома один! А телефон «сдох». Дозвониться не могу! Помогите, пожалуйста. Дайте позвонить! – затараторила она.
Мара достала из сумочки телефон, и небрежно протянула его женщине. Та благодарно улыбнулась, и полуотвернувшись от неё набрала номер, приложила «трубку» к уху, и стала ждать. На том конце видимо ответили. Женщина зачастила: «Сашенька, мальчик! Это мама. Ну как ты там? У тебя всё в порядке?»…
- Спасибо вам огромное! Выручили! – она вернула Маре телефон.
- Да чего та…
Словно материализовавшись из воздуха парень на роликах выхватил из рук оторопевшей Мары аппарат, и набирая скорость вихрем помчался вдоль набережной.
Первой в себя пришла молодая женщина: «Вор! Украли! Телефон украли!».- Закричала она.
Редкие в это время прохожие оглянулись на крик, закрутили головами. Какое там! Мальчишки уже и след простыл.
- Это я виновата! – запричитала женщина. – Простите Бога ради! Вы в милицию обратитесь. А я пойду. Ребёнок у меня дома один…
Женщина быстро ретировалась.
Подошедшие зеваки тоже начали расходиться.
Один старичок задержался, осторожно коснулся её плеча рукой:
- Дочка! Вон по той улице через квартал отделение милиции будет, - указал он направление скрюченным узловатым пальцем. Не переживай. Ухажёры тебе новый купят. Вон ты какая красавица!
Старичок ушёл.
Мара осталась одна.
«Вот б…, сходила на море посмотреть! И какая на хрен милиция? Я ж в «бегах!»». - Она почувствовала, что снова начинает ненавидеть весь этот мир, даже участливого деда.
Поймав такси, Мара вернулась на вокзал. Расплатившись, и попросив таксиста подождать, она прошла к своей ячейке в камере хранения. «Сейчас в гостиницу, и спать. И больше никаких приключений!», - думала она, набирая код.
Открыв дверку, Мара чуть не завыла в голос. Ячейка была пуста!
Она начала совсем так же, как получасом ранее, та, молодая женщина, таким же затравленным взглядом искать помощи, которой, как она понимала ждать неоткуда.
Забыв об ожидающем её таксисте, Мара на одеревеневших вдруг ногах пересекла дорогу, и буквально как подкошенная плюхнулась на ближайшую лавку.
Разумеется, она не видела, как за ней пристально наблюдают две пары оценивающих глаз.
- По ходу наша клиентка, а Тенгиз? – молодой «мачо» в светлых брюках, летних туфлях и чёрной рубашке апаш, с толстой золотой цепью на шее, обратился к невысокому плотному кавказцу.
- Иди, пробей. Я что ли твою работу буду делать? – презрительно изогнул тот толстые губы подковой.
«Мачо» вальяжной походкой не прямо, а с длинным заходом, направился в сторону Мары. Та, механической игрушкой, у которой кончился завод сидела безвольно свесив кисти рук меж слегка расставленных колен, с низко опущенной головой.
Мара вздрогнула, когда рядом прозвучали слова, произнесённые мягким баритоном:
- Что случилось, девушка? Почему такая грустная? Такие красавицы не должны грустить!
Она повернула голову, и наткнулась на внимательный, чуть печальный взгляд янтарного цвета глаз, мягко мерцающих на красивом, загорелом мужественном лице.
Редко когда позволявшая себе плакать Мара разрыдалась, как восьмиклассница. Она уткнулась в показавшееся таким надежным плечо незнакомого человека, и хлюпая носом, сбивчиво рассказала ему всё-всё-всё.
Она не могла видеть, как парень кому-то многозначительно кивнул, и подняв свободную руку, показал большой палец.
Незнакомец внимательно её выслушал, в нужных местах поцокивая языком, и легонько похлопывая Мару по спине.
Когда она закончила свой рассказ, отстранилась, и с надеждой посмотрела на «принца».
- Не переживай, я всё улажу. Сейчас мы поедем к одному очень уважаемому человеку… Нет-нет. Он не милиционер. Он очень не любит, когда обижают гостей его города. Особенно таких красивых, как ты… Он прикажет найти тех ублюдков, которые так с тобой обошлись, и заставит их вернуть тебе всё, что они у тебя взяли. Ты хочешь, чтобы я тебе помог? – он в упор посмотрел на Мару.
Она, не в силах отвести глаз от его янтарного взгляда, только молча кивнула.
Парень помог ей встать, и повёл к стоящей у бровки тротуара белой иномарке. Он усадил её на заднее сиденье, и сел рядом.
- Поехали! – коротко бросил он водителю кавказцу.
Машина резко рванула с места, и в этот момент она почувствовала колющую боль в предплечье.
Посмотрев на руку, она увидела у незнакомца шприц.
- Что ты дела… - Она не успела договорить, только уплывающим взором заглянула в янтарные глаза… Только они уже не были янтарными. Глаза были жёлтыми, безжалостными, как у хищника.
Машина остановилась на окраине. «Мачо», успевший покопаться в сумочке Мары протянул кавказцу её паспорт.
- Вах… Да она ещё девчонка! Хороший товар. За кордон отправим. Молодец пидорок, хорошо сработал! – Тенгиз в зеркало заднего вида заметил, как дёрнулось лицо красавчика при его последних словах. – Ладно, не обижайся. Поехали на базу.
Машина вырулила с обочины на шоссе, и набирая скорость, помчалась прочь от города.