Густав с раннего детства любил спрашивать и задавать вопросы. Когда ему исполнилось двадцать лет он уехал в далёкую Африканскую страну и долго учил язык местных жителей, мечтая написать книгу. Там его укусил комар и он заболел тяжёлой лихорадкой. Джунгли убивали в нем желание писать, и подлечившись, он вернулся.
Я встретил Густава как раз тогда, когда он уже работал журналистом в газете "Полярная звезда". Его волосы были похожи на волосы шимпанзе, а под глазами образовались огромные жёлтые круги. Трёхдневная щетина, которая обычно придаёт мужчине стиль, смотрелась на нём ужасно. Я поздравил его с минувшим двадцатипятилетием и спросил о том, как он работает.
Густав позвал меня к себе домой и угостил чаем. Чай был не вкусный и я мучился, делая каждый глоток, ведь я по своей природе не любил чай.
-Многие спрашивают меня, как мне удалось добиться разрешения допрашивать господина Шмассера? - сказал он, поглощая одну кружку чая за другой.
-Допрашивать? - переспросил я, ведь "допрос" не есть "интервью", и на оборот. Так нас учили в Университете и с такой мыслью работал каждый из нас - журналистов всех пяти газет.
Густав засмеялся, а потом вдруг сделался серьезным и поставил стакан на стол. Его руки слегка затряслись, а голос стал влажным, да, именно, влажным. Я не знаю как описать иначе то, что я слышал в тот момент.
-Я делал много запросов к правительству и писал почти во все инстанции. Оказывается никто давно не интересуется этим Шмассером. За последние семь лет, я - первый журналист просившей о встрече с ним.
-Странно, - сказал я,- дело о яйцах в мясорубке уже не пугает людей...
-Сопляков,- вдруг громко сказал Густав.
-То есть? -переспросил я.
Густав встал и прошёлся по комнате, а потом достал диктофон. Он нажал на кнопку и промотал всю плёнку назад. Раздался щелчок и я услышал голос Густава, а потом... Потом я услышал всё интервью.
Это было похоже на разговор двух сумасшедших. Густав спрашивал у Шмассера не хочет ли тот просить о помиловании, а тот насмехаясь отвечал, что ему не интересно жить за пределами барака (так он называл камеру) и из разговора она представилась мне бабушкиным подвалом, заполненным всяким ненужным хламом, консервациями и запасными шинами от велосипедов. Запись была очень чёткой и я помню каждое слово:
-А почему Вы не хотите вернуться на волю? - спрашивал Густав.
-Я пробыл здесь очень долго. Десять лет. Мои часы - моё личное изобретение, так как они не разрешают мне иметь часов, они почти такие же точные как песочные часы, говорят мне, что сегодня уже десять лет и двадцать два дня, как я сижу в этой комнате с забитыми окнами. Мне хорошо здесь, потому что я не вижу не совершенство этого мира и слабаков. Да. Слабаков. Все люди, которые пишут мне письма - они ничтожны...
-Люди? Или Вы имеете ввиду письма? - звучит голос Густава.
-Письма ничтожны именно потому что их пишут ничтожные люди. Вместо того, что бы взять штурмом эту тюрьму и убить меня, они спрашивают меня в заискивающей форме...
-Позвольте,- говорит Густав,- но как эти письма попадают к Вам?
-Их приносит рыжая ворона, которая десять раз обходит моё обиталище и скрывается в проёме между полом и стеной. Я никак не могу найти этот проем, что бы бежать за ней...
-Но ведь Вы только что утверждали, что не хотите выходить,- провоцирует его Густав.
Но голос Шмассера становится весёлым и он усмехаясь, шепчет:
-Давайте закурим... -раздается звук кремня и вдыхаемого дыма. Не большая пауза, в которой я смотрю на Густава, сосредоточенно смотрящего в пол. А потом Шмассер продолжает говорить:
-Меня интересует только самосожжение. Если ту ратушу и площадь до сих пор не уничтожили, я хочу выйти туда голым... Полностью обнаженным и сжечь себя. Не потому что я хочу умереть, нет, я хочу рассказать людям как они слабы и показать, что я устал от несовершенства мира, они не приняли меня, и как Вы говорите (смеется) "мои, вернее будет правильнее сказать не мои, а от меня - яйца в мясорубке"... Ничтожества. Я не имею ввиду Вас. Вы приятны мне. Скажите у Вас есть жена?
-Да,- отвечает Густав,- и еще один вопрос...
-Почему Вы не пытаетесь сбежать, раз у Вас такой мотив?
-Мне нравится что меня охраняют. Вы знаете сколько человек держат меня здесь?!
-Двадцать? - предположительно отвечает Густав.
-Двести. Две сотни охранников...
Шмассер смеется.
-Скажите,-говорит Шмассер,-а что это за штучка, которую Вы положили рядом со мной?!
-Это диктофон. Он пишет голос. Для того, что бы не носить карандаши и бумагу...-отвечает Густав на вопрос Шмассера.
-Они придумали такие штуковины за то время, что я здесь?! - Шмассер вновь смеется,- видно я действительно долго пробыл в этом бараке...
-Да, на дворе две тысячи третий год...-звучит голос Густава, но его перебивает искренний смех Шмассера:
-Шутник, Вы действительно имеете отличное чувство юмора. Наверное любите научную фантастику. Скажите теперь Вы мне, раз уж Вы первый, после охраны, человек, которого я увидел: с чего начинается Ваш день?
-Ну я встаю,- неуверенно отвечает Густав,- чищу зубы, потом иду на работу, сажусь за компьютер...
-А что такое... Как Вы сказали...- и Шмассер вновь засмеялся.
-Ну это как печатная машинка. На вроде того... Только с выходами в мир...
Шмассер тушит сигарету и мне представляется эта желтая комната, этот подвал-гараж, с кучей барахла, где, скорее всего есть даже стеллажи, а на стеллажах всё необходимое. Шмассер мне представляется довольна молодым человеком, в свитере и джинсах, в шапке, надетой поверх вымытых волос, и очень опрятным. Таких заключенных не знала история.
Вдруг Густав выключает диктофон.
-Мне было интересно,- говорю я,- всё это будет в твоей статье?
-Нет... Не знаю... Мне нужно подумать...
Он сильно взволновался пока мы слушали запись.
-А почему нет?! Люди имеют права узнать о чем думает этот (я хотел сказать "псих" но заменил в последний момент на синоним)..."человек".
Я взял стакан в руки, мне не хотелось уходить и не узнать окончания истории. Стакан в руке гарантировал мне еще как минимум десять минут в обществе Густава.
-Он играл со мной...-сказал Густав и вытащил книгу из шкафа.
-Что это? - спросил я.
-Это рассказ. Убийца. Борис Виан. Он врал мне...
Я задумался:
-Даже если он рассказывал тебе про ворону, или про слабаков, и всего этого не было, то это не значит, что он так не считает. Это могут быть его собственные мысли. А письма он мог получать и любым другим способом. Да и что бы понять, что все вокруг, я имею ввиду человеческое племя - слабы - не обязательно получать письма. Может он общается, или перестукивается с другими заключенными тюрьмы.
-Нет, его держат там одного. Никого больше там нет... Он прав во всем,- вдруг сказал Густав,- во всем...
-В самосожжении есть определенный смысл. Его простят. Может ему нужно прощение?!
Густав покачал головой и я понял, что мне пора уходить, чего мне чертовски не хотелось делать.
За окном шёл дождь а я ходил, как обычно без зонта, но делать было нечего - я был слаб в признаниях, да и не только, а потому деликатно распрощался с Густавом и спустился на три этажа ниже, что бы переждать этот дождь в подъезде. Там уже пряталась от холода красивая девушка.
-Вы тоже боитесь растаять? - спросила она и улыбнулась. На ней было изящное французское платье и дорогие серьги. Я захотел ее почти сразу, но потеряв дар речи, лишь кивнул.
-Здесь живёт мой двоюродный брат. Я иду к нему в гости. Но мне безумно хочется покурить, а я знаю, что у его собаки аллергия на дым, не желаете составить мне компанию?! - она вытащила пачку тонких сигарет и предложила мне. Хоть я и не курил, я взял сигарету и последовал ее примеру.
-Расскажите что нибудь,- сказала она,- Вы богатый человек?
-Нет, я журналист, а это значит, что я не очень богат, но на хлеб и масло я всегда заработаю. К тому же у меня есть всегда несколько историй, которые я могу продать и пригласить девушку в ресторан...
-Меня интересует лишь одна история,- подмигнула она,- я пошутила насчет двоюродного брата. Меня интересует журналист, который брал интервью у Господина Шмассера. Этот журналист живет здесь, но ВЫ очевидно его друг. Ведь совпадений не бывает и я не могла встретить одного журналиста в подъезде у другого...
-Бесполезно,- ответил я, выдыхая дым,- он ничего Вам не скажет...
Я окинул ее взглядом и грустно добавил, сокрушаясь своей бедности,- даже Вам... Он женат...
-Вы плохо меня знаете... И, очевидно его... Он уже давно в разводе... Он не раскрыл Вам своей тайны, которую поверяет мне маленькими порциями, щупая мою упругую грудь...
Дождь закончился и я решил, что отхватив свой кусочек "Правды от Густава", и будучи под впечатлением от его впечатления от интервью, я откланялся, предоставив девушки продолжить беседу с Густавом.
Утром, когда я спал, мне позвонил один наш общий знакомый и рассказал о том, что Густав убил себя лезвием для бритья. Звонивший хотел узнать, не знаю ли я, где драгоценнейшая запись интервью с Господином Шмассером, но я и понятия не имел ничего об этом. А ещё я знал, что Густав - этот человек не был убит, я знал, что он добровольно оставил нас, предварительно уничтожив запись, ведь он всё это время находился под впечатлением... Так же, как и я теперь. Всё таки некоторые люди умели воздействовать на других. Нам рассказывали об этом в Университете. Жуткое было время, не то что сейчас...