Веденеев живет в храме. Так у него сложилось с самого детства. А если вдруг случались перерывы, то окружающее пространство – независимо от формы и размера – быстро и неизбежно обретало храмовую святость.
При храме есть ризница, содержащая информационные склады человеческого сознания, укомплектованные на обычных жестких дисках. Это, можно сказать, ядерный мозг мира.
В основных залах обстановка предельно скромная. Есть ванна, а для самых ответственных созерцаний предназначены кресло и широкий диван, действующая модель корабля викингов. И алтари, алтари. Иногда и на время расставляется брезентовый шатер с двумя отделениями – для передачи под покровом особо тайных учений. В нем Веденеев нередко спит.
В храме обитает премудрость. Своды высокие, лепные. Второй этаж темен и доступен всем ветрам иных миров. На крыше площадка для вертолета, но вряд ли она выдержит. Неосвещенный притвор кажется бесконечным – идешь по нему как на казнь. Там стоят раскладушки для гостей, лежат связки дров, парятся изгнанные книги отреченных учений, кругом удочки и прочие механизмы спасения, и еще что-то неясное в коробках и ящиках.
Если в стенах щели, нет половины крыши над головой и под второй половиной поселились летучие мыши с собаку, если в закрытую дверь спокойно, без приглашения входит слон, тигр или крокодил – то такой дом не свит хоум, а исчадие ЖКО, если не хуже. Никто не возмечтает с детства и не поделится с родителями и педагогами чистыми, наивными замыслами жить в подобном караван-сарае. Нет мечты – и не надо. Без мечты надежнее, прочнее, спокойнее.
Веденеев щелей не имеет уже давно. Заделаны наглухо. Под крышей вьют гнезда ласточки и голуби, на крыше – аисты, под стрехой чирикают золотистые в крапинку воробьи, под крыльцом обитают соболи, вокруг веранды важно соблазняют всех павлины. Кровля течь не дает, ветер ее не сносит, балки как новые, на просторном, чистом, беспыльном чердаке стоит свежий запах ромашки, гвоздики и кардамона. Цветет алоэ и незабудки. В сундуках вдоль стен и между стропилами хранятся сокровища и древние рукописи, пергаменты, твердой рукой заполненные сакральной вязью. Они, манускрипты, написаны Веденеевым очень давно, когда он был признанным, но не воспетым мудрецом настоящего.
Богослужения проходят круглосуточно, по расписанию, жертвенные возлияния совершенны, однако прием резко ограничен, лишняя кровь не нужна. В храм нелегко проникнуть, даже имея в руках драгоценные монеты, зная место и время. Звон и стук не помогает, и в притвор не пустят.
Но бывает, бывает время, когда двери практически не закрывается для выхода гостей. При дверях стоит учтивый привратник с тремя головами и шестью руками. Ног четыре. Первая (правая) голова зорко, оценивающе смотрит на приближающегося гостя, вторая – озирает входящего, левая – на выходящего и удаляющегося. Руками он встречает ожидаемого, останавливает недостаточно учтивого и провожает покидающих в полном соответствии со статусом, которые ему был присвоен в Храме. Преданных же учеников встречают верные ученицы.
Любой бы пожелал войти в этот дверной проем, облицованный мамонтовой и черепаховой костью да попить целительного сидра, айрана и морса с добродушными хозяевами. Но не входят! Некогда. Всегда заняты и озабочены. Делают вид. Критикуют недостатки. Жалуются. Глядят в сторону. Тоскуют по несбывшемуся былому.
О времени закрытия храма не знает никто, даже Веденеев.
Фрески храма
На стенах храма картины будущего – вселенского масштаба, анализу не поддаются, вызывают духовный подъем своей гаммой, поражают красотой сочетания оранжево-бордового с сине-зеленым. Приводится ряд скромных лапидарных описаний:
1. Вся радуга бытия в размерах 50х50, его начало и конец в виде торсионных полей – колес и шестеренок сансары, фотопсия цветов жизни.
2. Контрастно черно-белая мистерия, предельно откровенная, зовущая, обнадеживающая и утешающая, космический процесс погружения мужского в женское.
3. Призрак птицы – японо-российская аллегория с березками. Когда дом готов, птичка уже улетела. Символизирует бренность бытия.