"Папа, почему, где ты, там хорошая энергетика?", "Там, где любят тебя, нет плохой ауры"
Солнце упавшее на облака
Девочка бросила альбом на журнальный столик, взяла акварель и стала небрежно водить кистью по бумаге. Отец подошел к насупленной дочке: оказывается, она быстрыми руками набросала море, солнце и алый закат вдалеке. Она обиделась на него. Но капризничать перестала, села на диван и стала молча рисовать.
Солнце упавшее на облака
Девочка бросила альбом на журнальный столик, взяла акварель и стала небрежно водить кистью по бумаге. Отец подошел к насупленной дочке: оказывается, она быстрыми руками набросала море, солнце и алый закат вдалеке.
Она обиделась на него. Но капризничать перестала, села на диван и стала молча рисовать.
Он был рад одиночеству. Рад тому, что в тесном номере предоставлен самому себе. Дочь больше не приставала к нему. Хорошо. В открытое окно на них смотрели зеленые листья, они тихо шелестели в сумерках, словно радуясь тому, что летние дожди закончились.
Они с дочерью вынуждены были ретироваться из банкетного зала, так как обнаружили на своем постоянном месте компанию навеселе. Распорядитель банкета предложил им расположиться рядом с этой компанией. Девочка села, лицо ее выражало недовольство и разочарование. Она была убеждена, что папа у нее особенный, и никто не осмелится занять их места. Через несколько секунд она ринулась к выходу, и он, конечно, за нею.
Ему удалось уговорить дочь вернуться, но и новое место было занято. Он возмущенно подошел к распорядительнице, потребовал принести заказанное блюдо в номер.
И вот сидят в четырех стенах два недовольных друг другом человека. Дочь разочарована: оказывается, с ее папой могут так поступить, а отец понимает: девочка еще не знает, что в мире нет ничего абсолютного.
Это было ошибкой — взять с собой в санаторий дочь. Тем более они жили отдельно. Опытный администратор предупредила, что десять дней — слишком большой срок для девятилетнего ребенка, от такого длительного отдыха дети устают.
Закончив рисовать, девочка подошла к маленькому телевизору. "Симпсоны" — ее любимый мультик. Он взял рисунок дочки: алый закат и огромнейшее солнце, тонущее в океане. Он так и сказал ей.
— Нет, не так. Это солнце, упавшее на облака, — пробурчала девочка не отрывая взгляда от телевизора.
— Хорошо, твой океан почти как облако, — он обрадовался начавшемуся диалогу. — А как же алый закат?
— Я с тобой не разговариваю, — по-взрослому ответила она.
* * *
— Я хочу кушать, — она строго посмотрела на отца.
— Девочка, в банкетный зал мы не можем идти. У нас есть горький шоколад и кока-кола.
— Нет, не люблю.
— Иногда бывают обстоятельства, когда надо потерпеть. Утром мы проснемся и позавтракаем. Потерпи, девочка...
Она задумалась и больше не стала задавать вопросов. Ему стало грустно и одиноко. Он надеялся, что заказанное блюдо все же принесут в номер. Он напомнил бы об этом дочке, если бы был уверен. Заводской санаторий выкупил местный олигарх, а значит прислуга не очень-то стремится угодить клиенту. Отцу показалось, что там, в зале, был его влиятельный недруг, которого ему однажды удалось переиграть. Вполне вероятно, он и мог попросить распорядителя организовать такое недоразумение, чтобы унизить отца в глазах дочери. Хотя, возможно, это обычное российское неумение организовывать.
В дверь наконец-то постучали. Пришла распорядительница банкета:
— Что же вы ушли? Знаете, мы для вас приготовили VIP-стол.
— Спасибо вам, но мы устали. Если можно, принесите, пожалуйста, ужин, мы очень проголодались.
Пораженная распорядительница все поняла правильно и отправилась за ужином. Отец поверил в чудеса. Такое невозможно в наше время. И когда официанты во главе с распорядительницей принесли то, что было заказано, ее слова перед уходом: "Мы — обслуживающий персонал, мы обязаны за деньги клиентов исполнять их желания" — его не удивили.
* * *
— Я пойду на танцы, ты пойдешь со мной? — отец вспомнил, что в этом заведении есть еще и бар на третьем этаже с бильярдом и камином. Там всегда накурено, собирается пьяная молодежь, но иногда они все-таки ходили с дочкой туда. Они вполне могли отправиться туда прямо с банкета, не дожидаясь ужина в номере. Но в баре кроме спиртных напитков и чипсов ничего не продавалось.
— Нет, не пойду, — возразила дочь.
— Ты мне разрешаешь?
— Как хочешь, ты уже взрослый, — дочь иронично посмотрела на наводящего марафет отца.
Он улыбнулся. Типичная женская логика. Лучше оставить ее в покое на время, тем более ужин, принесенный в номер, был замечательный.
Публика в баре была разгоряченная. Он сел за столик, закурил. Подошла девушка, ноги ее слегка подкашивались. Пригласила танцевать.
— Спасибо, я пока освоюсь. Вы не против?
Девушка не ушла. Она была пьяна. Взгляд — ищущий и даже, пожалуй, невменяемый.
— Ты здесь снимаешь девушек? — спросила она.
— Нет, я сегодня не в том настроении, мне не хочется напрягаться.
— Ты импота? — прищурилась девушка. Она не была уверена, что ее поняли правильно. — У тебя там все в порядке? — было неясно, шутит она или говорит серьезно.
Она еще с полминуты изучала его профиль, затем отошла к подружкам.
Он немного смутился, и слова ее, конечно, не прибавили ему настроения. Оглянулся по сторонам. Публики не так уж много, и скучающие люди больше разглядывали друг друга, чем танцевали. Он понял: а девушка все-таки была смущена. Комплексы есть у всех.
Он вспомнил свою дочь, ее бесконечные просьбы, чтобы он жил вместе с ними. Девочка, когда отец появлялся в школе, пыталась сделать так, чтобы все его увидели. Когда они прогуливались около дома, его всегда удивляло, что она, такой живой ребенок, старалась идти медленно и непременно проходить в тех местах, где ее могли видеть подружки.
Он не стал пить заказанное мартини, отправился в номер и застал там зареванную дочь. Она бросилась к нему:
— Зачем вы меня так поздно родили?
— Почему поздно? Ты появилась вовремя.
— Когда я родилась, тебе было тридцать восемь лет, а маме — тридцать четыре.
— Ну и что, у многих так.
— А в "Симпсонах" показывали, как папа умирал. Все плакали... И девочка осталась без папы.
— К твоему сведению, твой дедушка дожил до восьмидесяти семи лет, и твой папа тоже не собирается умирать рано.
Она подошла к журнальному столику, посчитала что-то в уме и заявила:
— Когда ты умрешь, мне будет сорок семь, как тебе сейчас.
— Вот видишь, — улыбнулся он, — ты будешь уже взрослой, я еще успею тебе надоесть.
— Когда умер дедушка, мамин папа, я очень испугалась. Сначала умерла твоя мама, бабушка, потом дедушка, твой папа, а потом папа моей мамы. Я думала, что это у меня все умирают, умирают...
— Но это жизнь, девочка, мы появляемся на свет, а потом приходит время — и мы умираем, как деревья, птицы, звери...
— Однажды, когда в деревне мы с моим братом Сашей поругались, я ему сказала: "Саша, во всем ты виноват!" Дедушка лежал на кровати уже несколько месяцев, он не вставал, его кормили с ложечки. Он очень плохо и мало говорил. И вдруг я услышала от дедушки: "Конечно, во всем я виноват". Папа, ты же знаешь, дедушку тоже Сашей звали, и я очень испугалась. Потом он умер...
Отец обнял дочку. Он был растерян, он впервые почувствовал слабые уколы в сердце.