Стоял жаркий летний день. Солдаты возились в парке возле своих машин, а я с ротным и замполитом сидели в курилке. Замполит рассказывал анекдоты, и нам было хорошо. Такая идиллия продолжалась до тех пор, пока подбежавший дневальный не сообщил пренеприятнейшее известие:
- Товарищ капитан, товарища лейтенанта срочно вызывает комбат!
Это меня. Спрашиваю:
- Где сейчас комбат?
- Возле шестого поста. Там же и дежурный по части.
- Не сказал зачем?
Солдат отрицательно качнул головой. И я пошел искать комбата. Шестой пост находился возле складов недалеко от берега Днестра. Там часто часовой останавливал подвыпившие компании, перелезавшие через ограждение с целью укоротить себе дорогу домой, возвращаясь с дикого пляжа. Но сегодня никто из моих солдат в карауле не стоял. Так что, шел и гадал: зачем именно я понадобился вдруг комбату?
Комбата, стоявшего в компании с дежурным по части и еще одним офицером из соседней роты, я заметил издалека. Подошел, отрапортовал, что, мол, явился, не запылился, и почему-то сразу заметил сочувствие в глазах однополчан.
- Скажи мне, лейтенант, ты минную подготовку проходил в своем институте? – по-отцовски спросил комбат.
- Так точно, проходил. Читали нам лекции о …
Комбат перебил:
- Вот и хорошо. А разминированием занимались?
- Никак нет, товарищ подполковник. Нас же готовили в понтонеры.
Комбат хитро прищурился:
- Этот пробел мы с тобой сейчас и устраним.
И вот только теперь я боковым зрением заметил, что на диком пляже возле части никто не купался. На берегу стояло человек двадцать, в основном, девчата, и, косясь на нас, что-то тихо обсуждали. А пляж был оцеплен солдатами соседней роты.
- Ладно, пойдем. По дороге всё объясню, - сказал комбат, и мы направились к берегу реки.
- Ребята гражданские купались, загорали и обнаружили в песке предмет, похожий на мину, - начал рассказывать комбат, но я его перебил:
- Так это, товарищ подполковник, надо вызывать саперов, или капитана Климова (он у нас в полку выезжал на разминирование).
- Климов на разминировании где-то под Кишиневом, а саперы… А зачем нам саперы, мы что без них не обойдемся?! – весело и, как мне показалось, беззаботно ответил комбат.
«Во, вляпался, - пронеслось в голове, - ему то что. Он пожил, а я…И, вообще, зачем я ему нужен? Ну, сам бы и разминировал…».
Подошли к берегу. Комбат крикнул солдатам, чтобы отошли подальше вместе с зеваками и присел на корточки, взглядом показывая мне на место, где наткнулись на мину. Из небольшой песчаной кручи торчал полукруглый край какого-то металлического предмета.
Комбат сначала присел на корточки, разглядывая край мины, затем лег возле неё, жестом показывая, чтобы и я также сделал.
- Похоже, что это румынская, не извлекаемая, - изрек он.
Я обрадовался:
- Значит, обезвреживать будем накладным зарядом?
Это я вспомнил теоретическую часть из какой-то лекции, которые нам читали на военной кафедре, и блеснул своими знаниями перед подполковником.
- Нет, - тихо произнес комбат, - мы с тобой ее на месте обезвредим.
- Как? Ведь она не извлекаемая, рванет и от нас…
Комбат опять меня перебил, не желая слушать, что от него останется после взрыва этой румынской гадости.
- А мы ее осторожненько достанем, от песка освободим, потом на машинку… и подальше от пляжа и части отвезем. И там рванем.
И он начал указательным пальцем под выглядывающим диском елозить, выковыривая оттуда песок.
Неправда, что вся жизнь мелькает перед глазами в период острой опасности. По крайней мере, у меня ничего не мелькало, а только стучало в голове пишущей машинкой: «Ни … себе! Вот …! Счас как …! Что делать? ….». Комбат вдруг прекратил свою адскую работу и, перевернувшись на бок, приказал:
- Давай ты. Убирай песок снизу и сверху. Только осторожно. Я взрыватель посмотрю, и тогда решим, что с ней делать.
И так легонько отполз от мины, освобождая возле нее для меня место. И вот тут я почувствовал, какая сегодня жара, наверное, как в доменной печи, потому что весь тут же взмок.
- Давай, давай, работай, - почему-то шептал комбат.
И я начал давать. Не гнущимся пальцем ковырять под диском. Песок был влажным, и его приходилось выковыривать малыми порциями.
- Смелее, так мы до вечера здесь пролежим, - нервничал комбат.
А у меня в голове машинистка простучала: «Не до вечера, а на все время здесь лежать будем…».
И вдруг…сверху посыпался песок…диск наклонился, и стал вываливаться из кручи прямо мне на руки. Я зажмурил глаза и подумал: «…!». То же самое, но вслух произнес комбат у меня над ухом. Я открыл глаза. Диск выполз наполовину и очень стал похож на …алюминиевую солдатскую тарелку. Это сходство тоже заметил комбат и почему-то оглянулся вокруг, не поднимаясь с земли.
- Не понял, - сконфуженно и почти про себя произнес мой любимый комбат, - как же это я, старый дурак, сразу не понял. Вот …! Слушай, лейтенант!
Это он ко мне, но уже командирским голосом:
- Если кому скажешь, уйдешь рядовым. Я почему-то был уверен, что это она, румынская. Я раньше такие видел.
В его голосе звучали и нотки злости, и нотки досады. Причем, последние были более убедительными.
- Что будем делать, товарищ подполковник? – спросил я голосом счастливого пионера, как бы стоявшего перед старшей пионервожатой.
А мне, действительно, было отчего радоваться. Во-первых, всё обошлось, и главное, что я живой. Во-вторых, комбат мне доверил большую тайну молчать об его промахе. В-третьих, молчать было и в моих интересах, так как мой авторитет, пусть и дутый, сильно возрастет среди сослуживцев, если, конечно, комбат не проболтается. Но ему тоже нет резона это делать.
- Значит, так, - уже громче сказал комбат, - найди газету, ну, во что ее завернуть можно. Подложишь траву под газету, и на вытянутых руках понесешь ее подальше от берега. Потом я отпущу всех солдат, и мы не сразу, ну подождем немного, пойдем в часть. Я скажу, что вызвали саперов, они и забрали ее. Ты всё понял?
- Так точно! – ответил я и мы стали разработанный план комбата претворять в жизнь.
Комбат присел на корточки и закурил, а я пошел за травой, попутно дав команду солдату из оцепления принести любую газету или бумагу. Вернувшись с газетой и травой к «мине», я ее завернул в бумагу, а затем вытянул руки и комбат положил на них траву и спрятанную в обертку тарелку. Я медленно двинулся подальше от берега и уловил, с каким восторгом на меня смотрели пляжные девчонки, да и пятившиеся от меня солдаты. Я, честно говоря, даже подумал, что было бы здорово разминировать настоящую мину. Но быстро опомнился и отогнал от себя эту идиотскую мысль.
Комбат снял оцепление и торжественно объявил отдыхающим, что мина обезврежена и теперь можно ничего не бояться.
Посидев возле свертка около часа, наслаждаясь солнцем и наблюдая, как на нас показывают пальцем девчата и ребята, рассказывая, видимо, о нашем подвиге своим друзьям, мы закопали тарелку и пошли в часть.
- Смотри, лейтенант, никому не слова, а то убью, - шутливо повторил по дороге комбат.
На что я ответил:
- Это и в моих интересах, товарищ подполковник.
Вообщем, расстались мы довольные друг другом.