— Русская драматургия учит нас, что ежели в первом акте на стене висит ружьё, то к последнему акту его либо сопрут, либо пропьют, — Алексей Львович читал обязательную еженедельную лекцию по русской и мировой культуре перед юношеством Талдомасты.
— Ваши неправдочки, Алексей Львович! Этому нас учит отнюдь не русская драматургия, а учит нас этому Ваш дружок реб Сюся! — раздался с заднего ряда задорный девичий голос.
Алексей Львович поправил очки и окинул взглядом аудиторию: Люська, дочь Леонида Саввыча, елозя по скамье поротым задом, с вызовом смотрела на талдомастского главу. Взгляд Люськи был дерзок и уверен, страха в нём не было ни на грамм. Алексей Львович вспыхнул, а вспыхнув, пообещал Люське очередную публичную порку, на что получил ответ:
— Да хоть до смерти запорите, а брехун Ваш реб Сюся, ментальный нерусь и вообще человек плохо образованный и без всякого чутья. Русская драматургия нас учит, что если на стене висит ружьё, то оно выстрелит.* Помяните мои слова все: выстрелит ружьё, обязательно выстрелит. Не долго уже ждать.
Возмущённый до предела Алексей Львович выгнал из аудитории Люську и продолжил просвещать талдомастскую молодёжь.
Реб Сюся, в миру Илья Владимирович Гуревич, был верховным раввином всея Талдомасты с 1994 года. До этого Сюся работал инженером-технологом вместе с Алексеем Львовичем на оборонном заводе рядом с райцентром, выпускавшем корпуса снарядов химического оружия до 1988 года и каучуковые изделия барьерного типа после 1988 года. Когда в 1994 году отечественный производитель пал перед натиском разнообразного импорта, приятели устроили эпическую пьянку в овраге близ родного предприятия, закрывшегося до лучших времён, во время которой их обоих хватило просветление, посетило вдохновение и нехило трахнуло по открывшимся чакрам откровение. Короче, оба инженера-технолога ударились в религию — каждый в свою и, захватив в очумевшей от перемен Талдомасте власть, устроили там, как говаривал один лях из соседней Несгинувшей, шариат. Очень быстро в мерянской Талдомасте нашлось два десятка иудеев, занятиями которых стали молитвы, написание методических материалов по разным культурным аспектам, обзор политики и гонки на горных велосипедах по улицам, призванные приобщить селян к здоровому образу жизни и подготовить к правильному восприятию общечеловеческих ценностей. Надо сказать, что иудеев местное население не очень-то жаловало. За беспорядочную езду их называли велопидорами, за культпросветительское духовное насилие обзывали интеллигенцией, а за регулярно устраиваемые пуримы** — алкашнёй. Но в общем и целом всё было мирно, если не считать системной оппозиции в лице престарелой Августы Сигизмундовны, у которой лихие велоездуны задавили двух гусей. И вот теперь выясняется, что не только выжившая из ума Августа Сигизмундовна, но и молодая и отважная Люська, а за ней, наверняка, целый выводок юных смутьянов, не довольны царящей в Талдомасте благодатью. Алексей Львович, вернувшийся с лекции, покачивался в яблоневом саду в гамаке в ожидании ужина и в раздумьях о. Вдруг скрипнула калитка, раздался топот ног и мальчишечий голос, прерывистый от бега, затараторил:
— Алексей Львович, Алексей Львович!!! Реб Сюся ружьеца соснул!
— Ты что несёшь, свинёныш! Что это за оборотец "ружьеца соснул"?! Что ты себе позволяешь?! И что вообще за чушь?! — Алексей Львович негодуя, но в некоторой растерянности, смотрел на русоволосого, совершенно незнакомого ему мальчика, — А чей ты будешь? Кто отец твой? Я тебя никогда не видел!
— Алексей Львович, бегите срочно в Правление, там уже все члены собрались, обсуждают, кто будет кадиш по Сюсечке читать!
Алексей Львович вылез из гамака и, предупредив, чтобы с ужином повременили, двинулся к зданию Совета Талдомасты. Сельский глава был в смятении. Во-первых, он совершенно не понимал как и зачем возможно это эпическое "соснуть ружьеца", а во-вторых, он ещё более не понимал, когда и куда успел деться малолетний гонец. Вот в таком непонимании он подошёл к длинному одноэтажному бревенчатому зданию, служившему местом собрания поселян. Войдя в зал, он увидел столпившихся вокруг лежащего реба Сюси членов Совета. Реб Сюся лежал недвижный, с разнесённой вдребезги головой и, внезапно, совсем-совсем мёртвый. Рядом лежало богато украшенное резьбой ружьё, некогда дарованное Талдомасте посетившим наши места президентом шариатского кантона Чучкерия Кадуром Амамбетовым. Алексей Львович молча смотрел на труп своего давнего товарища.
— Алексей Львович, Вы даже представить не можете, как всё произошло! — плача рассказывал секретарь Совета Андрей Тарасович, — захожу я, значит, в зал, и вижу, что Илья Владимирович взял ствол ртом и насасывает вовсю, как телёночек на ферме из бутылки. Я ему, Вы что делаете, а он молчит и только самозабвенно так сосёт и сосёт! Вот и дососался, пулю себе в голову и высосал... Как рвануло-то, все мозги по стенам, все мозги по стенам...
— А где эти все, как их, ж... жж... ну эти? — Алексей Львович страдал в поисках эвфемизма.
— Задницы? — попытался кто-то помочь.
— Да не, эти, как их, велосипедисты!
— Исчезли куда-то. Все до одного.
— А кто же кадиш по ребу Сюсе читать будет?
— А этого мы не знаем, Алексей Львович. Мы не умеем, да и ни к чему оно нам, да и покойничку безразлично, думаем.
Алексей Львович стоял на окраине Талдомастского кладбища над свежей могилой своего друга и в голове его была пустота. Он было уже собрался начать "йисгадал вэ-йискадаш шмэй рабо"***, но вдруг осознал, что стоит он совершенно один, миньяна нету, нету вообще никого кроме каких-то равнодушно радостных пичужек в кустах рябины, зато накрапывает дождик и очень хочется есть. Алексей Львович ещё постоял в бездумье пару минут и ни с того, ни с сего вдруг выдал:
Ах, как много на свете евреев,
Нам с тобой их не счесть никогда.
Сердцу снится опер Гуреев
И торчит голубая звезда.
Кто такой опер Гуреев, Алексей Львович решительно не знал. Зато он твёрдо уже знал, что в Талдомасте зреет заговор.
* — знаменитое из писем А. П. Чехова
** — еврейский праздник с эпической попойкой до состояния неопознавания друг друга
*** — первая строка из еврейской молитвы по усопшему, которую принято читать в присутствии десяти взрослых мужчин; переводится как "да возвысится и освятится Его великое Имя".
Июнь 3, 2014, 22:54