АНТИ-МАЯТНИК-9
Книга пародий
на стихи Владимира Зюськина
Разговор с товарищем Зюськиным,
стихотворцем и человеком
(Продолжение)
31.
СТАРОЕ И НОВОЕ
– Современные вычурные стихи не люблю, но и старое не всё приветствую.
– Что, например?
– Хотя бы глагольные пушкинские рифмы.
– Но ты не говоришь о главном в поэзии...
Из разговора с Зюськиным
СТИХИ - НЕ ШОУ И НЕ ШОК...
Стихи - не шоу и не шок,
А чтоб тебе, эпоха,
Сказать, что это хорошо,
А это плохо.
Вам, властелины и князья,
Сказать неосторожно:
Без правды царствовать нельзя,
А с правдой можно.
Сказать, что истина лишь в том,
Что мы Христовы дети,
Но не по-Божьему живём
На белом свете.
Сказать, что с Господом легка
Тяжёлая дорога,
Но тяжела наверняка,
Когда без Бога.
Сказать, что радостно до слёз
В волненье видеть смутном,
Как зимний солнечный мороз
Сияет утром.
10.01.14 г., утро
ИЗ ИГНАТИЯ БРЯНЧАНИНОВА
Свойство падшего естества
Неизменно из века в век
То и дело твердит слова,
Будто праведен человек.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
(Об апостоле Петре)
Как совесть ни глуха,
Но лишь её накал –
Начало всех начал.
Он горько плакал по ночам
При пенье петуха.
7.02.12 г., ночь
НУ ТАК ЧТО ЖЕ! ТАКОГО Я СКЛАДА...
Ну так что же! Такого я склада.
Не любитель заумных стихов.
Ни особых мне красок не надо,
Ни каких-то особенных слов.
Да и в том ли поэзии сила,
Чтобы в глупый восторг привела? -
Только б чувство горячее было,
Только правда бы в слове была!
32.
ПРАВОСЛАВИЕ И ТОЛСТОВСТВО
– Нет в тебе, Боря, истинного православного смирения. Христос говорил: “Ударили тебя в одну щёку, подставь другую”. Ну, а что у тебя?
– А не с толстовством ли ты путаешь православие?
Из разговора с Зюськиным
Я ДО НЫНЕШНИХ ДНЕЙ СОМНЕВАЛСЯ...
Я до нынешних дней сомневался,
Как с мечом мне по жизни идти.
Боже мой! Как же я ошибался!
Ты прости мне сомненья мои.
4.11.12 г., ночь
ВЫСТУПАЯ ПРОТИВ ВЛАСТИ...
Выступая против власти,
Выступаешь против Бога.
Это верно, но отчасти –
Есть
пророческая
дорога.
14.01.13 г., утро
КАК НАМ ЖИТЬ ПОСЛЕ НАГЛЫХ ОБМАНОВ?..
Как нам жить после наглых обманов?
Как нам жить, угодившим в беду?
Рано утром истерзанный встану
И в соседнюю церковь пойду.
Опущусь перед строгим распятьем
И Спасителю с болью скажу:
«Жить с любовью мне надобно к братьям,
А я зло на кремлёвцев держу.
Да и как мне любить их, родимых,
Если столько вреда для страны
Принесли они, воины мнимых
Перемен, под смешок сатаны?
Я про беды свои забываю,
Денег нет, ремешком затянусь.
Но набатно греметь продолжаю
За народ мой несчастный и Русь.
Знаю, власть нам дается от Бога,
Но позволь мне её не принять.
Разреши непокорно и строго
Каждый шаг её злой обличать.
Пусть слова обличенья, как птицы,
Над страной разорённой летят.
Ведь народ с дикой ложью смирится,
Если правды заглохнет набат.
Боже, Боже! Пусть грех мой великий
Оправдается поступью дней,
Чтобы правды пречистые лики
Воссияли над Русью моей».
9.03.12 г., вечер
ТЫ ПОЭТ. ТЕБЕ МНОГО ПРОСТИТСЯ...
Ты поэт. Тебе много простится.
Без боязни о правде пиши.
Только совесть в себе не глуши.
Столько надо скорбеть и молиться,
Чтоб гордыню изгнать из души!
4.03.12 г., день
ПРАВОСЛАВНЫЙ ПОЭТ – ЭТО ТОЖЕ ПРОРОК...
Православный поэт – это тоже пророк,
Пусть великим не годен в подмётки.
Но такой же накал обличительных строк.
И наверно, простит его всё-таки Бог
За словесные острые плётки.
10.07.12 г., день
33.
ПОЭЗИЯ И ПУБЛИЦИСТИКА
– Кого ты из русских поэтов особенно не любишь?
– Маяковского и Евтушенко.
– Но ведь очень же сильные поэты!
– Я так не считаю. Это не поэты, а публицисты. А публицистика поэзию губит.
– Да не публицистика поэзиб губит, а безбожие. Безбожие с точки зрения православной.
Зюськин в разговоре
ВЛАДИМИРУ МАЯКОВСКОМУ
У меня, да и у вас, в запасе вечность,
Что нам потерять часок-другой?
В. Маяковский.
«Юбилейное»
Религию идейно невзлюбив
И предпочтя бунтарское сверженье,
Ты всё-таки церквей речитатив
Взял без боязни на вооруженье.
Ты веру был готов спалить до тла,
Но не смущался ради звонкой цели,
Чтоб, как церковные колокола,
Стихи набатом над страной гудели.
На сокрушенье мировых оков
Ты был готов отдать всей жизни годы,
И всё же в партию большевиков
Ты не вступил, чтоб не терять свободы.
Властитель поэтических вершин,
Владеющий, как Пушкин, русским словом,
Ты опускался до людских низин –
Их лозунгом вести к вершинам новым.
Ты знал – в походе нужен идеал
И ты назло разгулу и потерям
О Ленине поэму написал:
Не веря в Бога, ты в него поверил.
Но вера гасла – исподволь, не вдруг,
И гибель – если с нею распроститься.
Ты видел – отбиваются от рук
Рабочие, крестьяне и партийцы.
Страну тянуло неуклонно вниз.
В низинной пошлости увязло счастье.
И ленинский словесный коммунизм
Выплескивался в гиблое мещанство.
И вот, на горло песни наступив,
Ты пишешь, пишешь, пишешь фельетоны.
И этот сатирический мотив
Уж не набат, а только перезвоны.
И вот уже не раз и не другой
С тобою на одну и ту же тему:
«Ну что ты мелочишься, дорогой?
Взорли! Пиши о Сталине поэму!»
«Но я поэт, – ты им сказал, – не шут.
И не лимон, который крепко выжат.
Ни строчки по заказу не пишу.
Прускай Кудрейки по заказу пишут».
И всё-таки ты им на зло взорлил!
Ты «Баню» написал в размахе русском.
Победоносиков в той пьесе был
Земным божком – партийным главначпупсом.
Над ним московский зритель хохотал,
Да так раскатисто – на всю планету.
А Сталин злился. Он себя узнал.
Тебе он не забудет вольность эту.
Когда, простившись с будущей женой,
Ты подошел к окошку в комнатёнке,
За дверью приоткрытой и стеной
Услышал шаг, расчётливый и тонкий.
Вошёл огэпэушник. «Это ты?» –
«А кто ж еще?» – И ты к нему навстречу
Шагнул к двери. Но около тахты
Как будто кто ударил в грудь и плечи.
И ты, качнувшись, нА спину упал,
Но, боль в груди почувствовав, поднялся.
Стрелявшего уже и след пропал,
Лишь револьвер дымящийся валялся
У ног твоих. «Сквитались мы с тобой,
Победоносиков...» – И всё покрылось
Безжизненной какой-то темнотой,
Лишь что-то яркое вдали светилось...
Когда твой гроб спустил служитель в печь,
В окошко дверцы Лиля Брик смотрела.
Огонь объял тебя. Дошёл до плеч.
И вдруг приподнялось из гроба тело.
Брик закричала: «Боже! Он живой!»
А ты всё выше, выше поднимался.
Вослед за Пушкиным, твой век земной
Живой, набатной славой продолжался.
Я, КАК МАЯКОВСКИЙ, БЬЮСЬ С МЕЩАНСТВОМ...
Я, как Маяковский, бьюсь с мещанством.
Знаю, что его не побороть.
Но к сатире обращеньем частым
Я свою
укрощаю
плоть.
Это сила и победа духа.
И не очень гибельно, что ложь,
Как разбойник в тёмной чаще глухо
Точит
на меня
нож.
Знает, знает ложь, что ей не много
Дней по бренной жизни волочить.
И по неизменной воле Бога
Кто-то может яростно и строго
Всякий миг
её
обличить.
20.08.13 г., день
КАК ЛЮБИЛ Я ЕВТУШЕНКО...
Как любил я Евтушенко -
Божий дар, борец, пророк!
А вчитался хорошенько,
Только чуточку, маленько,
Только сбоку где-то Бог.
Но без Бога даже гений,
Даже самый яркий свет,
Жить не может без затмений,
Без падений, отступлений;
С горки жизненных ступеней
Сходит медленно на нет.
И сойдёт, наверно, вскоре.
И от этого всего
Для меня такое горе,
Как едва ли для него.
9.08.13 г., день
ДЕСЯТЬ ШАГОВ
Плотно втиснутый в стенку,
Я у входа стоял.
Молодой Евтушенко
Завораживал зал.
Гас в лавине восторга
Строчек яростных жар
Про досуг Овощторга
На земле парижан...
Но закончился вечер,
И, остыть не успев,
Шел он в дождик, на плечи
Плащ сутуло надев.
И под вывесок алость,
Мстя за славу сполна,
Вековую усталость
Выдавала спина.
А всего-то меж нами
Было десять шагов,
И сжимал я в кармане
Строчки первых стихов.
Но спина, но усталость,
Но незрелость тех строк.
Все опять удалялось
На неведомый срок...
Жизнь меня хорошенько
Потрепала в пути.
Сколько раз к Евтушенко
Я хотел подойти.
Креп мой голос с годами,
Зрели строчки стихов,
Но лежали меж нами
Эти десять шагов.
35.
ХУДШИЙ ИЗ ХУДШИХ
– Мания величия заела тебя. Ты и истину постиг (хотя известно, что истина непостижима), ты и пишешь лучше всех (хотя десятки уральских поэтов пишут лучше тебя), ты и то, ты и сё. А в результате стихи твои примитивны, нет в них свежих мыслей и образов, одна сплошная бездарность...
Зюськин в разговоре
ПАДЕНИЯ И ВЗЛЁТЫ
(Одна из граней истины)
Я знаю истину, но это
Меня нисколько не спасает
От постоянных согрешений.
Я слаб, и слабостью, наверно,
От всех других не отличаюсь,
А может быть, и послабее
Всех грешных братьев остальных.
Но, зная истину, я знаю,
Что стоит Богу мне признаться
В моей виновности в паденьях,
Что стоит лишь просить Владыку
Дать прежней силы мне, чтоб с грешной
Подняться матушки земли, -
Как снова мне дано прощенье,
И снова я на лёгких крыльях,
Свободных, радостных, нездешних,
Лечу до нового паденья,
До неожиданного, злого,
Совсем не нужного паденья,
Но неизбежного, как правда,
Как Божья истина сама.
И снова я прошу прощенья...
18.10.14 г.,
вечер
СТАНСЫ
Я более всего за то себя браню,
Что не в слезах прошу у Бога благодати,
И строчки, те, что я сегодня сочиню,
Не знаю точно, кстати будут иль не кстати.
Я слишком поздно стал на узкую тропу,
И хоть успел усвоить суть Христовых истин,
Я из себя не выдрал прошлого скобу,
И этим прошлым и растерзан, и освистан.
Я к свету Господа так искренне стремлюсь,
Но жутким прошлым, словно ножиком, изрезан,
И, словно заново, как ты, рождаюсь, Русь,
И, словно кандалы, в душе моей железо.
Я знаю мне в пути своих не хватит сил,
И я прошу у Господа, пока не поздно,
Чтоб Он от прошлого меня освободил,
И научил меня молиться Небу слёзно.
И чтоб России с болью справиться помог,
И чтобы дал ей позабытой благодати,
И чтобы родники рождённых сердцем строк
Лишь только кстати были, были только кстати.
30.12.11 г., ночь
ЧИТАЯ ВЕЛИКИЙ КАНОН
ПРЕПОДОБНОГО АНДРЕЯ КРИТСКОГО
Я один согрешил пред Тобою,
Как никто никогда не грешил.
Я, рождённый Твоею любовью,
Без любви свои годы прожил.
Твой великий спасительный дар я
Забывал в запустенье глухом.
Что безумно любовью считал я,
Непростительным было грехом.
Все запреты Твои я нарушил,
Оправданьем Твоим пренебрёг.
И давно умертвил мою душу
Холод гневных язвительных строк.
Были дни мои ночи темнее,
Были ночи кошмарнее дня.
Никого нет на свете грешнее,
Никого нет безумней меня.
Мне, наверно, не будет прощенья,
Очень редко я думал о нём.
Но во имя былого крещенья
Повторяю я ночью и днём:
Ради той благодатной минуты,
О которой я тоже забыл,
Ты прости, что я злобствовал люто,
Что себя самого я убил.
И хоть это, наверно, не ново
И от века у нас на Руси –
Ты услышь моё смертное слово
И для жизни меня воскреси!
18.03.13 г.,
первый день
Великого Поста.
МОЙ
ПАМЯТНИК
Я воздвиг памятник...
Гораций.
I.
Есть город в нашей области, Тагил,
Он весь в дыму от края и до края.
Его я только дважды посетил,
С тех пор живу, сморкаясь и чихая.
II.
И есть в России нынешней стихи,
Презрев добро, их написали черти,
Они даны нам Небом за грехи,
Они вредней тагильской дымоверти.
III.
В них всё не так, в них всё наоборот
Тому, чем наши классики дышали.
Ни сердце и ни ум в них не живёт,
А только копоть на обломках стали.
IV.
Из них глядит пустым прищуром смерть,
В них столько ядовито-адской пыли,
Сказать бы им по матери: «Не сметь!»,
Да поздно. Всё уже заполонили.
V.
Их не пройти, они черны, как ночь,
В них можно лишь погибнуть, как в болоте.
Одно спасенье – тьму их превозмочь
В неистовой молитве и работе.
VI.
И я в келейной пУстыне, в тиши,
Забытую страной мостил дорогу,
И воздвигал горением души
Мой памятник, – но не себе, а Богу.
VII.
И пусть немало времени пройдёт,
Признают люди на моем примере:
«В безверный век он жил в Христовой вере.
И стих его – как чистый кислород
В отравленной российской атмосфере».
24 ноября 2009 года,
прп. Феодора Студита;
28 ноября 2009 года,
прп. Паисия Величковского.
36.
С ТИХОЙ ДУМОЙ О ВЕЧНОМ ХРИСТЕ...
– Кончать надо, Боря, эти никчёмные споры!
– Наверно, надо. Но в них прок все-таки есть.
Зюськин в разговоре
А ВЕДЬ СТЫЧКИ ТАКИЕ ПОЛЕЗНЫ!..
А ведь стычки такие полезны!
Постигаешь всю сущнось свою
Только здесь, у предательской бездны
На последнем, на смертном краю.
Только после таких потрясений
И таких изнуряющих мук,
Исцеляющий, светлый, весенний,
Божий дух обновит тебя вдруг.
И, забыв о себе и о славе,
С тихой думой о вечном Христе,
Улыбнёшься, как детской забаве,
Мимолётной своей правоте.
13.02.2011, вечер