«Говорят, что умный, в отличие от глупого может признаться в глупости. Но если это так, то личной самокритикой он осуществит собственное оглупление. Выходит, что глупец, соглашаясь со своею неполноценностью, умнеет. То есть глупый всё же может манипулировать собственною глупостью, если до начала такого жертвенного шага он в здравом уме. Но если глупец снова становиться умным или наоборот, умник глупцом, то эти две его составляющие являются лишь временными взаимоисключающими отрезками общей жизненной линии. Подобное обстоятельство демонстрирует, что полностью глупых или умных людей не существует». - Осознанное использование резонёрства как критика собственного пустого мудрствования или простое признание в личной глупости.
«Смешно - серьёзно». Д.К.
Иду по Ленинскому проспекту. Промозгло. Местами слякоть. Улица настолько длинная и широкая, что Москва вообще галактика.
До встречи ещё далеко по времени, и я решил пройтись пешком.
Кишит столица.
Музыкант, который живёт километра через три, с моей точки зрения, превратился в большую, открытую на окружающий мир мужскую головку. Засветился, короче, ярко в новостях всяких. Закатал, так сказать, «шапку-трубу» свою в воротник на шее: «Живу в стране, - говорит, - в которой не имею права на собственное мнение. Все дураки вокруг, сошли с ума и точка».
Вот уж мне этот авантюрист-полиинструменталист, мать его. Надо же такое сочинить, звездануться можно – съездить на Западную Украину, за линию фронта и попеть там.
Свобода мнений, она ведь, как и культура, ограничительные рамки имеет, негласную цензуру. Или нет? Жертва демократии, чесать его в спину. Теперь думай за лицедея-комика драму с открытым финалом. Да ещё и без матов умудрись объяснить. Хотя бы перед собой, попробуй, оправдай такой поступок народного артиста страны.
Если здраво рассудить, то человек просто стал жертвой свободы слова, о которой сам и скулит. Только слОва другого, традиционного и большинства. Это по-русски – создать проблему для того, чтобы её потом преодолевать – взвалить на себя куль с Россией и упрямо переться в манимый призрак-Ливерпуль. И обязательно через всю Европу. Дааа. Богатыри не мы.
Но это не основное. Когда мне необходимо принять какое-нибудь важное решение, я часто выхожу на большую дорогу. Как и сегодня. Так воспитывала меня Москва. Ещё со студенчества. Я учился здесь, на Ленинском проспекте, в МФЮА. До метро от общаги добирался за полчаса.
Шёл на учёбу, помню, как сейчас, и шёпотом повторял выученную накануне фразу, с юридическим паром у рта: «свобода выражения мнения – право относительное… свобода выражения мнения – право относительное…а право на жизнь – абсолютное». Весело тогда жилось. Двадцать с лишним лет назад.
Так вот, каждый взрослый человек переживает кризисы. Переломный момент может наступить когда угодно, с кем угодно, по какой угодно, но обязательно по личной трагедии - творческой, экономической, семейной, возрастной, физиологической, другой, какой-нибудь полиэтиологической или даже религиозно-аскетическо-мистической. Не важно. Кризисов много, но смысл один – это всегда душевное расстройство.
О чём может думать при таком состоянии далеко не молодой мужчина среди песненепроницаемых стен, цветочных горшков, милых токсодермических чучел и старых душевных воспоминаний? О том, а что дальше, наверное.
Мне приходилось переживать подобное чувство. Когда между первой и второй перерывчик стал уж больно большой. Жёны, имеется в виду. Говорят, что врЕменное - это форма постоянства и я, признаться, решил тогда, что после первого развода останусь до конца своих дней один.
Песню про бабу, которая летала по ночам я не сочинял и картину с большим глазом в плоской рыбе не нарисовал.
Надумал я в то время бизнесом заняться. У бывшей жены дальний полукровный родственник у руля района одной из республик нашей Родины вот-вот встал. Я попросил у него по старой дружбе победу в тендере на закупку школьного оборудования организовать. Миллион банк мне давал.
Что тут началось! – «У меня такая, - говорит, - большая ответственность. Давеча по весне, во избежание беды при полынье, расставил дежурные посты МЧС по всем опасным местам. Представь, если бы не расставил?». «И что?» - спрашиваю. «Как что? Вдруг, кто-нибудь утонул бы без этого? Тюрррма!» - отвечает. «И?..». «А работаю я почти даром! Не ценят нас, не ценят…» - возмущается. И на короедов своих, как давай ругаться – ребятишки в коридоре обои слишком шумно отрывали - мальчик с девочкой, погодки.
Я тогда растерялся – узнал от него, что накануне моим тендером, оказывается, интересовался какой-то очень активный человек, и что надежды его уже развеяны в мою пользу. Ага, сейчас! Ноль-ноль и хер повдоль.
Короче, почувствовал я себя, как на аукционе, а не как на кухне за столом.
Допили мы, наконец, бутылку и попрощались навсегда. Хотелось пожаловаться, да некому – ни кошки, ни собаки дома.
Если бы я полиинструменталисту рассказал тогда впечатления свои, он мимо ушей бы пропустил. А вот, если бы я, как он двумя популярными коллективами на то время руководил и при подобном кухонном разговоре познакомился бы с современными правилами отъёма частных денег - открытое письмо президенту бы нарисовал немедленно.
Ну, как может чувствовать себя творческая душа со стажем, когда не в силах в родной стране денежки как-нибудь по-честному крутануть? Как и я: заткнуться и работать дальше – творить в изменённом состоянии личности, вжав голову в плечи и косясь на непосвящённых, обречённых на что-то ужасное, несчастных окружающих людей.
Тут два варианта – сделать шлягер или запсиховать.
Когда звучит война, муза, говорят, молчит. Старые песни уже давно стали не о главном, а сделать чего-то нового не получается. Вот и сидит с глупым видом без подсказки: «Я в двадцатый раз повторяю, что пел перед детьми». «А Крым?». «Не по правилам это», - всё! Довели поэта до детского лепета.
Только друзьям и остаётся защищать. Да и те понимают, что с человеком-то плохо. Ждут. «Не наезжайте на него», - говорят. Да, кто на него наезжает? Высказывают личную позицию вокруг публичного человека. Поступок-то - видный.
Так вот, когда мои мечты о тендере разрушились окончательно, то холодная реальность окатила организм изнутри. Я стал задыхаться. Внезапно приключилась спонтанная ночная прогулка.
Со стороны, наверное, она походила на шатания в безлюдном дворе. Схватился за одну лавочку, за другую – отдышался, присел. Страх смерти развеялся лишь с ночною мглою.
Что бы обнаружили психологи, размотав пряжу моих нервов? Они увидели бы гордость и тщеславие - мнимую реальность ещё не свершившейся удачи - жемчужину-причину одинокого рассвета под Луною.
Я сжал тогда эту драгоценную причину зла в кулак, сорвал с неё нить всех событий, стиснул зубы и пошёл спать. Ведь один косой взгляд незнакомого человека утром, иногда может привести к избиению старого друга к вечеру. Не хотел бы я такого клубка происшествий на свою голову. Один уже с трудом размотал.
Ранее, когда меня выгнали за драку после третьего курса из института, в период после армии, я бы напился. А в то утро не спавшему всю ночь хватило лишь трезвого умопомешательства и последующего долгого отсыпания.
Мне снилась прошлая жизнь так, что я даже не понял, спал я или нет – токарь, дворник, сторож, фарцовщик. Профессий в жизни хватало – учитель труда, физрук, бомбила. Последнее, чем я занимался – это повар в сельской столовой.
Вот что-что, а жене я благодарен - она не любила готовить. Приходилось подглядывать за умельцами. Так «Смак» и повлиял на выбор моей профессии. Именно на этой улице, где живёт автор бессменной передачи, находится ресторан, куда меня и приглашают сегодня на работу шеф-поваром. Я люблю выходить на широкую дорогу.
Пусть автор мыслей управляет
Не только волею моей,
Но и рукИ движенья знает,
Отмахиваясь от чертей.