Два Председателя 2

Валерий Иванович Лебедев
Итак, нельзя выделить человека из истории
Романовский


Понятно, речь идет о человеческой истории, если выбросить из этой истории человека, исчезнет и сама история. Невозможно Историю оставить без человека, обесчеловечить, хотя бы в роли марионетки, но должен быть. Что сморщился, ручкой, ножкой, дергайся!.. Допустим, а человека без истории, не облегчить ли ему ношу? такой человек нам неизвестен, не попробовать ли, не начать ли нам жизнь без истории, вне истории. Напрашивается параллель, есть такая страна Россия, возможна ли эта страна без русских. До 17-го, есть русские, есть и Россия, на том и стоим. После 17-го, начались странные рассуждения, большей частью в интеллигентской среде. Мы-то думали о русском народе, ради него не щадили себя, а надо было думать о России. Есть Россия, будет и народ, не русский, хотя бы российский. Разом перевернулось, картина, разум? А вот Россия без истории, вне истории?.. уже немыслима. Выйти из истории, значит отказаться от ведущей роли России, уступить почетное место, кому! Именно поэтому зададимся вопросом: не отделить ли человека от истории? Просто отделить, история, как и была, катится, что останется?
Можно предположить, что-то неизменное.

1.
Чуть иначе, нечто сверх–историческое.
Как долго бы ни длилась наша история, нечто присутствует и не меняется. Именно потому, что мы можем переворачивать, да еще столь лихо, поступки, действия, теории – это предполагает наличие чего-то неизменного.
Если покопаться, когда-то ведь начали мы копать, до сих пор копаемся.
Если не в земле, в книгах. Если не в книгах, в головах. Что там, в начале, котлы, котлованы, кроты. Можно поменять местами. Кроты, вдруг увидевшие свет, потом зачем-то спустившиеся в ямы, так, иногда посидеть, передохнуть. Со временем ямы превратились в котлованы. Сидеть в яме, черпать ладошкой, из ладошки напиться, если есть ладошка, рано или поздно появятся котелки, котлы. Чуть далее котлы стали обязательной деталью котлованов, стали украшать края котлованов. Как без них, живая жизнь не обходится без таких вещей, до сих пор. Яма, котлован, котел, а рядом всегда ладошка. Рядом, сбоку, сверху, бывало и снизу, в виде тонких косточек.
Возможно, история началась с ладошки.
Или даже, в ладошке. Что же не меняется в этой истории? Если коротко, природа человека.

Что она собой представляет?.. строгий голос, она есть, достаточно! Теперь ее надо представить в виде феномена, который меняется с течением времени. Пытались, неоднократно. Если есть историческое время, есть! тогда и сам человек должен меняться, причем неизбежно. Как же это ему удается? Ну, стал повыше, на голову. Ну, жить стал подольше, вдвое. А как был на двух ногах, с двумя руками, так и толкается. Думает иначе, о ближнем. И желания у него другие, общее благо. Да что там другого, все так же хочет жить лучше. А почему недоволен жизнью? мешаем, друг другу, обижаем. А если не будут мешать, или обижать, но будут помогать, жизнь сразу станет лучше. Как просто, сам человек должен стать лучше, и жизнь наша станет лучше, обязательно. Появилась великая мечта, и что теперь, тащить себя за остатки волос?.. Нет, конечно. Надо представить человеческую природу в виде феномена, который уже готов к собственному изменению. Нашелся-таки изобретатель, собрал всю сумму «научных, социальных, социально-этических и нравственно-гуманистических проблем», глянул на эту сумму, трезво, и подошел к сущности человека?
Как к «совокупности всех общественных отношений» (Маркс; Фролов, с.84), романтик.
Мысль ясна, надо изменить общественные отношения, изменится и сам человек, а куда ему деваться. Оказывается, главная переменная истории – отношения, некое общественное начало. Причем, независимая переменная. И дело конкретного человека дать этому общественному началу живое лицо, быть носителем. Исполнитель исполняет. Вот ты, мордастый, на твоей роже написано, как выбито, частник, эксплуататор. А вот на лице этого простого человека любой прочтет, мы равны, мы достойны лучшей жизни, это носитель социализма, или социалистического начала. Достаточно выйти этому простому человеку, по воле главной переменной из-за спины частника, чтобы стало ясно, совокупность отношений готова измениться. Новое общественное лицо ведь не само по себе выходит, исключительно, по требованию объективного фактора. А если этот объективный фактор вдруг запоздает, как это было, например, в России? Не беда, «недостаточная зрелость объективных факторов развития может компенсироваться (естественно, в определенных пределах) зрелостью факторов субъективных» (Плимак, с.20). И где они эти пределы? Отвечать пришлось ученику Большого учителя, ученик не подкачал, нет таких крепостей, которые большевики бы не взяли.

Что представляют собой эти отношения, готовые к собственному изменению. 
Человека, готового изменить отношения. Всего одного человека? Да, всего одного человека, готового изменить совокупность отношений. К счастью, это человек действия, не в его правилах сидеть, сложа руки. Он начинает говорить, только слова? Зато как говорит! Его слова и есть действия. Всегда и везде он будет действовать, это называется примат действия. Сразу главное, если выберете меня, получите личную корову и приусадебный участок.  А нельзя ли ограничиться коровой и участком, платить налоги, жить себе? Только членам колхоза, повторяю.
; Чтобы иметь личную корову и участок.
; Надо состоять в колхозе.
А чтобы состоять в колхозе, требуется? Да ничего особенного. Надо просто быть, жить, быть живым человеком. Вот и все. И от колхоза вам уже не отвертеться, не отделаться. Или будь в колхозе, в коллективе. Или нигде не будешь. Чуть иначе, будешь выключен из жизни. Хорошо, есть колхоз, на этом и будем стоять, тем самым и колхознику дадим возможность стоять, на чем-то должен он держаться, на что-то опираться и ему надо. Но ведь колхоза может не быть, или может лежать на боку, придавит? Так вот, чтобы колхоз был, нужно дать колхознику личную корову и участок рядом с домом, целых пятьдесят соток. Тогда он не только свою корову и участок обиходит, но и колхозу что-то перепадет, я правильно понял. Почти, если выложится на колхозном поле, найдется ему часок, другой и для личной коровы и для личного участка. На живом лице носителя возникает странная картинка, здесь общественно-необходимая форма, там личный каприз. Ну, чего ржете, надо же чем-то задницу прикрыть, ну вот, и прикрывайте, за счет личного участка.

2.
Чего добивается Председатель-2, превратить группу из нескольких человек в коллектив.
Для этого собрать их в одном месте, чтоб видели друг друга, рядом, плечом к плечу. Да, что они не видели соседей, уже нагляделись. Они с пустыми руками, и глаза их пусты, не говоря уже о карманах. А у меня факел в руке, над моей головой, соберутся под вечным огнем, почувствуют тепло, сами загорятся. Он прав, если собираться, желательно под чем-нибудь вечным, хотя бы претендующим на статус вечности, но зачем? Именно тогда они обретут подлинную человечность. Вот поэтому, давай-ка поближе народ, ближе, ближе, к центру силы. Это только поначалу трудно, потом пойдет, как по накатанной колее. Коллектив, вот решение истории, и он знает об этом решении, вернее, поставлен в известность.
Призрак коллективности бродит по деревне.
А если напротив, начнут не обретать, а терять подлинную человечность. Ведь что-то человеческое в них есть? Кому вы это говорите, носителю подлинной коллективности. Слушайте, вы развратились, «с этим будет покончено» (Нагибин, с.35). Обещаю, избавлю вас от нужды, каким образом? Очень просто, избавлю от безделья, рабочий день – десять часов, это в поле, «двенадцатичасовой – на фермах» (Там же). А вдруг собрание не утвердит? О чем вы, носитель силы уже предстал носителем власти, слушайтесь.

Он один, Председатель-2? Да, он один, перед кучкой встревоженных людей.
На самом деле, они вдвоем. Здесь, перед колхозниками, Председатель-2 = сила + авторитаризм, за его спиной, Председатель-1. Этот далекий Председатель-1, когда-то он был председателем Совнаркома, ныне Генеральный секретарь, так-то оно надежнее. Понятно, зачем Председателю-2 такая высокая опора, я – сила, ибо за мной сила. Но зачем Председателю-1 еще какой-то промежуточный председатель. Разве нельзя ему? напрямую заглянул в души людей, люди откликнулись, мы идем, веди. Заглянем, в ту самую историю, из которой однажды решили выйти, что там? Большая площадка, действительно большая, удивительно ровная, как это удалось.
При одних-то мотыгах (насчет одних мотыг, понятно, некоторое преувеличение).
Несложно, можете воспроизвести. Выбрать место, побольше воды, залить всю будущую площадку, затопить. Далее предоставить дело солнцу, испарение. Когда начнут появляться отдельные возвышенности, тут же срезать их. На выходе? Плюс-минус десять сантиметров, умели работать древние египтяне. А вот и они сами. На краю столь тщательно выровненной площадки два человека, два самых обычных человека.

Один человек что-то говорит второму, второй внимательно слушает.
Они решают, понятно, проблему человека, вот ее живое лицо, Фараон, он хочет быть тем человеком, который решит эту вечную проблему. Его зодчий предлагает возможное решение. Это решение предстает в виде ряда действий. Эти последовательные действия? Их будет выполнять, конечно, Фараон, кому же еще. Ему предстоит? проектирует зодчий, «Начерти, государь, на земле квадрат» (Щербаков, с.61). Непременно квадрат, в него положи «шесть миллионов камней». На этот слой положи «шестьдесят тысяч камней». Еще выше, «шесть тысяч». Сверху – «шестьдесят камней», прекрасная вершина. На этой вершине «один камень с золотым изображением солнца» (Там же). К чему эти строгие пропорции, групповая идентичность.
От образов – к реальности.
Сначала египетский народ, поэтому камни неотесанные, верно, слишком много этих камней. Второй слой, уже обтесанные камни, служащие, их черты теряют природную всеобщность, выделяются. И, как ни странно, обретают некоторую индивидуальность, сразу понятно, к какой группе они относятся. Следующий слой, полировка, высшие чиновники, и то верно, немалая нужна обработка, чтобы вышло нечто высшее из обыкновенного человека. Над ними камни, покрытые резьбой, "ближайшие советники и военачальники", их можно выделить, если "покрыть" сложной резьбой. Это уже, по сути дела, штучное производство.
Если и придумано, то придумано хорошо.

все, вершина задана, завершена,занята.
Она так высока, достанет? Ну, если не до солнца, то до Неба. Если люди достанут до Неба, наверное, они перестанут быть людьми. Но как достать, муравьям не под силу. Но может быть найдется хотя бы один человек, который сможет, сбросит человеческую оболочку. Нашелся, теперь способ, конечно, это Пирамида. И что же дает Пирамида фараону? Взойдя на Небо, он перестанет быть человеком, потеряет человечность, о чем беспокоиться. Его интерес понятен, но прочие-то? Все прочие именно этого и хотят, если их избранник взойдет на Небо, их судьба изменится. Они выкладываются ради будущего, если угодно, живут будущим, вечным будущим. Он будет там, он заберет и нас. Советскому философу не приходит в голову, что здесь работает тот самый марксистский принцип: «развитие каждого является условием развития всех» (Фролов, с.86). Всего-то, пирамида. Да, все – на одного, ради одного. Но этот один – на всех, более того, за всех. Лечь в основание, лежать, тот самый обычный грубый камень, по которому пройдет образованный писец? Стоит потерпеть, ради будущей вечной жизни.
Рабы будущего? Греческому историку = Геродот, понравились
«богобоязненность египтян, их трудолюбие и земледельческий талант» (Щербаков, с.61), откуда это у древних рабов. Может быть, и у них были приусадебные участки, а значит, и личные капризы.

3.
Теперь от легенд – к нашей истории, очень своенравная дама.
Что там? Фигуры, размеры этих фигур впечатляют, с кем бы их сравнить. Сами себя они сравнивают с горными вершинами, масштаб истории обязывает. Что-то знакомое, «скелет советской системы» (Геллер, с.39). Историк начинает с вершины. Генеральный секретарь, чуть ниже, «первые секретари четырнадцати республиканских компартий». Далее, первые секретари «сотен областных (краевых) комитетов». Далее, первые секретари уже «тысяч районных комитетов» (Там же). И в самом низу – первичные организации, они в гуще рядовой массы, десятки миллионов неотесанных камней. Если схематически:
Генсек – один
Секретари республик   – четырнадцать
Секретари обкомов       – сотни
Секретари райкомов     – тысячи 
____________________________________
Рядовая масса                – миллионы

Испытанная конструкция, если вознести одного, на недосягаемую высоту, из него можно сделать, ну а кого можно сделать из обычного человека. Освободить (лишить?) его от обычных человеческих слабостей, наделить всеведением и всезнанием, ввести его в каждый дом, поставить на каждое рабочее место. Или как пишет историк, «высочайшие знания, огромное мужество, глубочайшая убежденность» (Геллер, с.109). И, конечно, несгибаемая воля, портрет закончен. Перед нами? «Он, единственный названный по имени» (Там же). Только «камень с золотым изображением солнца» может иметь имя. Это значит? На выходе, вместо человека получаем не – человека. Если эта операция удавалась в Древнем Египте, почему не повторить ее в СССР (России), повторили, с еще большим успехом. А там победное шествие, Ангола, Мозамбик, Эфиопия, Афганистан. Не обязательно пирамида, иногда достаточно более скромной конструкции, «Главное – это вертикальная колонна в партийном или советском аппарате» (Там же, с.232).

В любом случае, внизу будут стоять люди, множество одинаково одетых одинаковых людей.
Или пестрое множество неодинаковых людей, их отдельные лица составят безличную мозаику. Будут тянуться руки, не обязательно пустые. А на вершине будет стоять один человек, ни на кого не похожий. И наверху, и внизу – глаза, рты, руки. Картины, слова, действия. Что еще требуется людям, чтобы оставаться людьми, пусть делают, действуют. Он, который всегда на вершине. Рука, чтобы дарить милость или лишать ее. Рот, чтобы покорять или проклинать. Глаза, чтобы сверкать или истреблять. Они, которые всегда внизу. Руки, чтобы выражать покорность или исполнять его приговор. Рты, чтобы хватать воздух или задыхаться этим воздухом. Глаза, чтобы излучать бешеный восторг или беспредельную ненависть. Та природа, которая внутри нас, буйствует, радуйтесь. Когда начнет свирепствовать, тогда будет не до улыбок.
Они смотрят друга на друга, один предлагает, другие мгновенно подхватывают.
Только так. Возникает образ, он начинает раздуваться, возноситься, возможно, он так живет, таков способ его жизни. Но тогда его нужно приблизить, сделать родным. Начинайте, друзья, зажигайте факелы, стройте колонны. Культ сюжета, напишем, закрутим. Культ слова, подберем, расставим. Культ ощущения, внушим, запретим. И, наконец, культ мысли! Та, которая по древу? вот это ни к чему. Пусть в глазах висит (живет?) один непреходящий образ, а в сердцах одно негаснущее чувство. Живет, жует, жмот. И то верно, что нужно еще, чтобы живым оставаться живыми. Вполне обойдутся одной-единственной страстью, какая экономия чувств.

Образ создан, теперь воплотить.
Или перевоплотиться? вот здесь, на вершине, каким нужно быть огромным, чтобы тебя увидели те, которые там, внизу. Несложно, нужно лишь открыть им глаза, пусть откроются, да так широко, чтобы они  смогли увидеть Единственного. Глаза, которые внизу, могут устать, закрыться, чтобы опять открыть? нужен посредник. Пусть передает, добавляет что нужно, отвечает, если будут ненужные вопросы. Есть опасность, внесет ненужное. Тогда требуется не посредник, проводник, передавать «идеал общественного устройства» (Сартаков). Просто передать, скажем, с помощью молнии, и быстро и мощно. А если молнии нет? в умелых руках сгодится и кнут. Но лучше что-нибудь техническое, скажем, удар током . Не забудутся, сбудутся. И то  верно, удар такой силы не забудется. И последнее, уточните, идеал?

Вместо заключения
Быть живым – совсем не обязательно быть человеком.
Скажем, не обязательно быть добрым человеком. А что здесь нечеловеческого? Напротив, жестокость сопровождает человека через всю историю. Мы называем жестокое поведение бесчеловечным. Тем самым признаем, да, в человеке есть нечеловеческое. Признаем, и призываем избавиться от этой бесчеловечности. Допустим, избавились, не избавимся ли заодно, и от самого человека.
Не к этому ли стремимся?
Какие успехи на столь трудном пути. Не быть человеком в настоящее время возможно единственным способом – предстать в виде неприкрытой, голой человеческой природы. Выражаясь философски, нужно абсолютизировать эту природу. Проще всего это сделать с помощью пирамиды, это поняли еще древние. В основание ее можно положить, или власть, или деньги. И это поняли древние. Или голая сила. Или голая жадность. Начинаем безудержный рост, если все пути ведут к Небу, куда ведет слава.
Поклонимся, расплачемся, упадем, распластаемся.


Литература:

1. Геллер М. Утопия у власти. В 3-х книгах. Кн. 3. – М.: МИК, 1995.
2. Литвинов В. На этом стоим // Литературное обозрение, 1983, № 12.
3. Нагибин Ю. Трудный путь // Искусство кино, 1963, № 11.
4. Романовский С.И. Нетерпение мысли. – СПб.: Издательство Петербургского университета, 2000.
5. Фролов И.Т. О жизни, смерти и бессмертии // Вопросы философии, 1983, № 1.
6. Щербаков В.И. Где искать Атлантиду? // Знак вопроса, 1990, № 9.